Войска заката СССР. Часть 5. 1988г

В/ч 43120

  В Войсковую часть 43120, дислоцировавшуюся во Фрязино, прибыли к вечеру. Под ставшие уже привычными свист и улюлюканье «духи, вешайтесь» новобранцы гурьбой двинулись за капитаном к ближайшему от ворот двухэтажному зданию. Капитан с их «Личными делами» поднялся в штаб на второй этаж, а парни остались дожидаться его в небольшом тамбуре у входа. Пока дожидались, в помещение один за другим входили солдаты, с фальшивым участием справляясь, откуда призваны, просили угостить сигаретами и занять денег. Один из парней, узнав, что Алексей призван из Ростовской области, отвлёк его в сторону и возбуждённым полушёпотом заговорил:

  – Всё нормально, братан! Ростовские отличные пацаны. Когда будут распределять, просись в третью роту, у нас служат ростовские. Займи три рубля, вот так надо, – черкнул он большим пальцем правой руки поперёк горла.

  Алексей видел, что многих прибывших с ним ребят местные отводят в сторону, что-то заговорщически бормочут им на ухо, а те достают деньги и отдают. И, вынув рубль, он сказал:

  – Больше нет.

  Парень выхватил деньги и многозначительно спросил:

  – А если хорошо поискать?

  – Поищи, – нервно усмехнувшись, предложил Алексей.

  – А ты чего такой недовольный? – сменил тон парень. И, уходя, добавил: – Проблем хочешь? Вот попадёшь в третью роту, вешайся.

  Алексей понял, что, если бы он сдуру вынул десять рублей или не дал вообще ничего, реакция парня была бы примерно такой же, и пожалел о глупо потерянном рубле. Тут спустились из штаба офицеры, и началось распределение прибывших по ротам.

  Дело вышло шумным, суматошливым и походило на делёж дефицитных услуг или товаров. Командиры рот спрашивали каждого о гражданских профессиях и, выявляя подходящую, подталкивали нужного парня к молодцеватому подполковнику, как стало ясно, начальнику штаба: «Вот каменщик, назначайте его служить в мою роту, ведь знаете же, у нас нехватка каменщиков…» То же самое было относительно других строительных профессий: плотников, сварщиков, штукатуров. Выясняли, назначали по ротам, а стоявший в сторонке сержант вносил в общий журнал соответствующую запись.
 
  Алексей назвался плотником и на последовавший вопрос: имеет ли опыт работы в данной профессии ответил: нет.

  – Что же делать умеешь? – спросил подполковник.

  – Лица людей рисовать, да и то не очень…

  – Эх, художников у нас в части и так целых три, – вздохнул подполковник.

  – Давай к нам, плотником в третью роту, если кто чего не умеет, научим, – хозяйски махнул к себе рукой командир третьей роты, и Алексей неуверенно двинулся в его сторону.
 
  Стоявший в стороне и поначалу не вмешивающийся в разговор крепкий сержант вдруг оборвал процесс:

  – А нас почему забываете, товарищ подполковник? – обратился он к начальнику штаба. – У нас вообще уже второй призыв нет ни одного духа.

  – У вас в комендантском взводе и так полный комплект, – улыбнулся подполковник.

  – Что значит полный, – возмутился сержант. – Мы что, до самого дембеля должны кровати заправлять и полы драить?

  – Ладно тебе, не возмущайся, – успокоил его начальник штаба и кивнул на Алексея. – Забирай вот этого, всё равно у него профессии толком нет.
 
  – Только одного? – вопросительно взглянул на начальника штаба сержант.

  – Больше не дам! – отрезал подполковник и кивнул на Алексея. – Забирай вот его, и свободен!

  – В кичмари пойдёшь, ментом будешь, – шепнул кто-то за спиной Алексея.

  – Ты не робей, – когда было окончено распределение, утешил Алексея сержант. – У нас служба непростая, грозная, зато чёрных нет, и во всём справедливость и порядок.

  Не зная, что отвечать, Алексей семенил за сержантом. Заметив, как по пути многие солдаты заискивающе приветствуют сержанта, он восхитился:

  – Вас здесь так уважают!

  – На гауптвахте несколько дней отсидят, навсегда зауважают! – многозначительно отвечал сержант.

  – И нерусские тоже?

  – К нерусским, – назидательно полуобернулся сержант, – у нас особое воспитательное отношение. Обычно приходят к нам парни блатные, пальцы развеваются веером, а спустя уже пяток суток командир забирает своего воина послушным и трудолюбивым. Вот так.

  Расположенное на втором этаже административного здания отделение комендантского взвода вполовину меньше обычной казармы. Аккуратно крашенные стены, светлые филёнчатые двери уютным видом напоминают помещения пионерлагеря.
Прямо – небольшой холл, напротив входа лакированная тумбочка дневального, влево – ленинская комната, оружейная, справа – каптёрка и два спальных отделения. Все названия помещений аккуратно обозначены табличками.

  – Дежурный по роте, на выход, – при виде открывающейся входной двери встрепенулся скучавший у тумбочки дневальный. – О-о, Назар… ты что, духа наконец нам привёл?

  – Еле отвоевал… – гордо буркнул приведший Алексея сержант Назар. – Начштаба вообще не хотел никого отпускать.
 
  – Ну, привет, дух, – сойдя с тумбочки, повеселевший дневальный направился к Алексею. – Меня Олехнович здесь все зовут, по фамилии.

  – Рядовой Рыбников, – заученно отвечал Алексей и пожал протянутую руку.

  – Ты, Олехнович, не облизывайся, – сходу осадил его Назар. – И думать забудь, что он вместо тебя тумбочку дневального займёт. У него и так будет очень много дел.

  – Всегда так… – игранно опечалился Олехнович. – Как дух, так мимо меня…

  Входившие с вечерней смены дежурства солдаты сдавали в оружейную комнату автоматы, весело знакомились с Алексеем, облегченно вздыхали «ну, наконец-то духи стали прибывать», и так же, как Назар, сетовали, что всего один. Из разговоров ребят между собой Алексей улавливал, что, по заведенному обычаю, в день прибытия заставлять новоприбывшего работать не положено.
 
  – Мы сейчас пойдём в столовую, и я покажу тебе, что нужно делать «заготовщику пищи». А с завтрашнего утра ты уже сам будешь этим заниматься.
 
  В зале столовой Назар коротким взмахом руки подозвал к себе двух понуро топтавшихся у входа неопрятных бойцов и велел им следовать к окну раздачи пищи.
Те покорно и без лишних вопросов последовали за ним. Выглянувший из окна полнолицый узбек услужливо приветствовал Назара и кому-то в кухне строго распорядился:

  – Для ментов подавай, лучшее, как всегда… – и, мигом сменив сердитое выражение лица на подхалимское, повернулся к Назару: – Как живёте, граждане начальники?

  – Сойдёт, –  равнодушно отвечал ему Назар. – Вот духа наконец выбил для нашего взвода.

  – Поздравляю, рядовой мент…– многозначительно заулыбался Алексею полнолицый и, опять сменив выражение лица на озабоченное, обратился к Назару: – Там Джяля наш попал к вам. Пацаны просили…

  – Знаю… – неопределённо молвил Назар и, негромко буркнув «разберёмся», пошёл прочь.  Стоявшие за ним двое «прихваченных» у входа ребят, будто механические куклы, прошли к окошку, стали принимать чаны с картофельным пюре, тарелки с жареной рыбой и расставлять все на столы.

  – Идём за мной, – велел Алексею Назар. – Тут без нас разберутся.

  По пути обратно в роту он, не оборачиваясь, поучал Алексея:

  – Так служащим нашего взвода следует заготавливать пищу. Первое – никогда сам не носи чаны и посуду. Нашим это делать западло. Запомни: всю работу за пределами помещений взвода и КПП выполнять должны только чмыри!  Второе – не вступай ни с кем из блатных, вроде этого столовского Камаля, ни в какие договорённости и никогда ничего не обещай. Этот блатной узбек Джяля, за которого только что просил Камаль, падла та ещё. Много наших русских пацанов у себя в роте зачмырил. А вчера командир части объявил ему наконец наказание в десять суток, и теперь он сидит у нас. И сверху велено тактично зачмырить и его. Наши уже об этом знают, и сделают всё как надо.

  – А зачмырить, это как? – спросил Назара поспешающий за ним Алексей.

  – Заставить работать, полы мыть, гальюн зубной щёткой чистить, портки наши стирать... Для них это большой позор. Когда такой воин после вернётся в роту, свои презирать его будут, и больше ему уже не подняться до авторитетного. Ну, это если падла обыкновенная. Если же за ним водились «грешки» похуже, вроде насилия, например, – так же поступить и с ним.

  – А откуда вам могут стать известными его «грешки»? – наивно спросил Алексей.

  – От верблюда, – полуобернулся Назар и улыбнулся. – У нас здесь всё про всех известно. Служба такая…

  Запыхавшийся Алексей мало чего понимал из сказанного Назаром. По большей части переживал лишь о том, что завтра уже самому предстоит «прихватить» у входа зачморённых ребят и заставить их выполнять за себя самую обыкновенную и ничем не унизительную работу. Ведь, казалось бы, что стыдного в том, чтобы приготовить к завтраку взвода пару столов и после за собой прибраться?

  В казарме Алексей поначалу не знал, чем занять себя; оглядываясь на каждого вошедшего, неопределённо топтался у входа. Поздно вечером в роту ввалились командир взвода, как стало ясно Алексею, старшина Листьев, и несколько сержантов, его заместителей. Все были нетрезвы, весело общались между собой. Заметив Алексея, бурно его приветствовали:

  – Дух?.. Здорово, братан, вместе служить будем…

  Не зная, что на это следует отвечать, Алексей виновато улыбался. После ужина старшина вольным взмахом руки подозвал Алексея и велел ему встать на дежурство на атасе.
 
  – Сегодня он первый день, – слабо возразил старшине Назар. – Не положено ведь…

  – Тогда иди сам становись, – резонно отвечал ему Листьев. – Не видишь разве, мы сегодня выпили, собираемся отдыхать, а если дежурный по части вздумает подняться к нам во взвод, будут проблемы.

  – Что ж, ничего не поделаешь, рядовой Рыбников, придётся тебе постоять на атасе, – вздохнул Назар. – Иди на лестничную площадку и следи за пролётом внизу. Если заметишь поднимающегося по лестнице кого-либо в офицерской шапке и со звёздами на погонах, немедленно дай сигнал ребятам в каптёрку.
 
  Задание оказалось нехитрым. Облокотившись на перила, Алексей надолго погрузился в созерцание ступеней лестницы внизу. Круговерть слишком насыщенного событиями дня утомила его; гомон голосов из каптёрки то усиливался, то затихал, и, глядя на пустынную лестницу, Алексей немного расслабился. Оставшись наконец наедине с собой, он впервые за всё время службы отчетливо вспомнил родных и тихо взгрустнул. Ворочая памятью минувший день, бесконечно вздыхал, зевал и неимоверным усилием воли боролся с подступавшей дремотой.
 
  Часам к четырём утра пьяные парни из каптёрки стали расходиться по спальным помещениям, и Листьев велел Алексею идти спать.
 
  Кое-как раздевшись и запрыгнув на второй ярус кровати, Алексей тут же забылся тяжёлым сном. После такого долгого дня он дома бы отсыпался минимум сутки. Но уже спустя пару часов, в 6-00 получив лёгкий толчок в бок, вынужден был подняться.
 
  – Подъём, – негромко проговорил ему Олехнович. – Иди в столовую, заготавливай пищу на завтрак.

  С трудом попадая в штанины и наспех накидывая верхнюю одежду, Алексей долго приходил в себя и возвращался к отброшенным сном далеко назад недавним мыслям. Всё в голове мешалось и как-то судорожно кувыркалось. Сообразив наконец, что от него требуется, сбегал в умывальную комнату и холодной водой из крана плеснул себе в лицо. В раздевалке кое-как набросил шинель, обул сапоги и спустился на улицу. На крепком морозе окончательно проснувшись, вспомнил вчерашние указания Назара относительно чмырей и направился к столовой.

  Но вчерашних неряшливых солдат у входа не оказалось. Растерянно поискав глазами, Алексей увидел других праздно стоявших парней и двинулся было к ним. Прервав свою негромкую беседу, те повернулись к Алексею и слегка насмешливо посмотрели на него. Алексей смешался: «Может быть, они не чмыри вовсе, а за такую просьбу ещё по морде надают. И поделом будет…»

  Выглянувший из окна раздачи жизнерадостный Камаль весело подозвал его:

  – Иди, мент, завтрак принимай.

  У раздачи Алексей и вовсе смешался, услышав за спиной их презрительное: «Вот мент новый…»

  Весёлый Камаль не оставил времени на размышления. Выставляя в ряд чаны, тарелки с рыбой и чайники, он велел Алексею:

  – Давай забирай!  Место освобождай для других.

  Чтобы не задерживать процесс, Алексей взялся сам носить пищу.

  Расставив всё на три ближайших стола, он в ожидании своих присел на лавку. Наблюдая за сервировкой столов для завтрака первой роты, Алексей увидел, как работу выполняют чуть позже прибывшие те самые вчерашние чмыри – с заспанными, понурыми и, похоже, навсегда потухшими лицами. И снующие в тот час по залу остальные ребята, заготовщики пищи для других рот, подобны им – столь же  молчаливы, медлительны, с покорными выражениями лиц и механически заученными движениям.
 
  «Видимо, заготовщики пищи всегда только так и выглядят…» – мысленно вздохнул Алексей.

  Ждать своих пришлось долго. От волнения вдруг проснулся аппетит, и Алексей съел одну рыбину. Вспомнив ночную гульбу в каптёрке, он решил, что веселившиеся служащие спать будут долго, едва ли после вчерашнего будут голодны, и съел ещё пару рыбин. Подождав ещё полчаса, он доел оставшуюся на тарелке рыбу и, запив всё чаем, отправился обратно в роту.

  Дневальный Олехнович уже поджидал его:

  – Хватай таз, тряпку и с того краю начинай полы мыть, – скомандовал он.

  От обильного завтрака Алексею хотелось спать, но шансов на отдых не было и одного против тысячи. Вспомнив слова сержанта Джумагельдиева, что полы мыть будто бы западло, Алексей на секунду приостановился. Но повторный окрик Олехновича будто отеческим пинком живо подтолкнул его к тазам и половым тряпкам. По тону дневального Алексей догадался, что варианты решений, кроме быстрого выполнения команды, здесь попросту не рассматриваются, и стал торопливо разбирать тряпки и наливать в тазы воду. Когда домыл зал до половины, его резко позвал озабочено шагающий завхоз Носков:

  – Бросай полы мыть, – велел он, – и бегом за мной в каптёрку. Прибраться после вчерашнего нужно. Командир роты скоро придёт, а там такое… А полы Олехнович домоет сам.

  Олехнович возмутился:

  – Ты что это духа у меня забираешь, кто полы мыть будет?

  – Сам мой! – отвечал ему Носков. – Что, уже забыл, как ещё вчера драил?

  – Ты сам лучше в каптёрке своей прибирайся, – насмешливо взвился Олехнович. – Что, первый дух пришёл, и наш Носок уже «дедушкой» стал?

  Растерянно озиравшийся с тряпкой в руке, Алексей не знал, кому повиноваться. Глядя в пол, он вдруг подумал, что своим видом сейчас, наверняка, напоминает чмырей в столовой. Но, вспоминав секунду, тут же забыл об этом. А Носков, выхватив из его руки тряпку, со злою шуткой бросил ею в Олехновича и отворил дверь бытовки:

  – Проходи, дух.
 
  Сгребая со стола объедки, складывая в пакеты отвратительно пахнущие винные бутылки, Алексей ещё раз вспомнил наставления Джумагельдиева о том, что, наверняка, и это делать западло. Но, похоже, вариант отказаться выполнять работу не рассматривался и здесь, и, коротко взглянув в небольшие злые глазки Носкова, Алексей с мягко подкатывающим к сердцу равнодушием продолжил наполнять пакеты.
 
  Не успев толком разобраться с уборкой каптёрки, Алексей скоро отвлечён был другим делом: идти приготавливать столы к обеду. От бесконечных ежеминутных забот он к вечеру попросту одурел. И, когда после команды «отбой» старшина Листьев опять велел встать на атасе, уже совершенно покорно двинулся к лестнице, в борьбе с дремотой покачиваясь на безвольно размякших ногах.

  Снующие вверх-вниз по лестнице солдаты приостанавливались, сочувствовали нелегкой Алексеевой «службе» и вспоминали начало своей:

  – Да, брат, крепись. Нелёгкое дело духом быть, особенно первый месяц. Зато через год, когда дедушкой станешь, – ох и лафа наступит!

  Борясь с дремотой, Алексей равнодушно выслушивал слова сочувствия и тихо проклинал Листьева, вторую ночь подряд не позволяющего ему отдохнуть. Видимо, почувствовав его злые мысли, снова нетрезвый Листьев вышел покурить на лестничную площадку. Спустя минуту вслед за ним вышел Назар. Сладко затянувшись сигаретой, Листьев вначале не обращал внимания на Алексея, но через время вкрадчиво заговорил:

  – Нехорошо, дух, начинаешь… С тарелками в столовой сам упражняешься, заодно с кухонными чмырями. Рыбу всю съел. Пацаны пришли завтракать, а попили только чаю. Что, не наедаешься?
 
  – Да вроде нет, – отвечал Алексей. – Просто я ждал там больше часа и, чтобы не пропадать еде даром, взял да и съел.

  – Нехорошо… – опять затянувшись сигаретой, буркнул Листьев, и обратился к Назару: – Помнишь, как в наше время поступали с молодыми солдатами, кто не наедался?

  – А как же! – засмеялся Назар. – Заставляли разом съесть полный чан макарон или картофельного пюре.

  – То-то же… – многозначительно проговорил Листьев.

  – Полно тебе стращать пацана, – улыбнувшись, вступился Назар. – Он ведь сегодня первый день на службе.

  – Ладно, на первый раз прощается, – снисходительно улыбнулся Листьев. – Но раз и навсегда запомни, дух: если мы начнём с того, что тарелки наравне с чмырями будем за собою убирать, очень скоро нас в части сгноят. И ходить по плацу свободно не сможем… Блатные же и зверьё разное автоматы у нас поотберут да перестреляют друг друга… А нас – просто затопчут сапогами.
 
  – Это точно, – подтвердил Назар. – Пока с нами автоматы, заискивают, лебезят. Но станем проявлять великодушие, малодушие – глотки перегрызут!

  – Пока есть гауптвахта, вправляем там всем мозги, – добавил Листьев.

  – И чеченцам? – спросил Алексей, вспомнив Эрзиева.
 
  – И чеченцам, – Листьев бросил на пол окурок, растоптал его и, прищурив от дыма правый глаз, посмотрел в лицо Алексею: – Чтобы ты, дух, наперёд знал – это очень сложные люди. С ними хуже всего. Бывают такие, что не приведи бог. Волки! – и, отворив дверь роты, бросил не терпящим возражения тоном: – Подметёшь здесь.

  Алексей рассеянно посмотрел на закрывшуюся за ними дверь, и встал в привычную уже позу: облокотившись на лестничные перила и сжав ладонями замершую в безразличии голову.

  Глядя вниз, он застывающим в полудрёме сознанием отмечал шапки и погоны всё реже поднимавшихся и спускавшихся по лестнице солдат, сержантов и… задремал.

  – Ты что здесь делаешь? – услышав грозный окрик, Алексей встрепенулся, и увидел перед собой высокого бравого майора с красной повязкой на рукаве шинели «Дежурный по части».

  – А-а. Стою… просто стою… – продирая глаза, промямлил Алексей.

  – Бегом спать, – скомандовал майор и отворил дверь роты.

  По пути в спальное помещение он слышал, как Олехнович заспанным голосом крикнул положенное «дежурный по роте, на выход», и боковым зрением равнодушно увидел, как из каптёрки выходили пьяные Листьев и его приближённые.
 
  – Что там у вас, – пробасил майор Листьеву.

  – Ничего особенного, товарищ майор, – дружески улыбнулся майору Листьев, – просто отдыхаем.

  – Смотрите тут у меня, не безобразничайте, – погрозил пальцем майор и вышел.
 
  – Как же ты «дежурного по части» проворонил? – как хлопнула за ним дверь, грозно спросил Алексея Листьев.
 
  – Не знаю…

  – Что-то слишком много для первого дня у тебя ляпов, – молвил Листьев, – хорошо ещё, что сегодня наш приятель майор Смирнов дежурный, если б кто другой, были бы у всех нас проблемы. Иди, Олехнович, сам на атасе стой, дух пусть идёт спать.

  «Ложились бы все спать, не было бы проблем…» – скидывая одежды, вяло подумал Алексей и, запрыгнув на кровать, тут же забыл об этом, так же, как вчера, мгновенно погрузившись в тяжёлый сон.

  …Безудержным галопом понеслась для Алексея бесконечная череда заданий, поручений и просьб. Лица новых знакомых среди сослуживцев, командиров не оставляли в разрушенной бессонницей памяти ни их имён, ни званий. Теряя остатки внутреннего равновесия, Алексей кое-как выполнял задания, запуская свой внешний вид и всё медленней переключаясь от поручения к поручению. Привычные в прежнем обиходе мысли то ли запрятались куда-то слишком глубоко внутрь, то ли вовсе улетучились, заодно с обыкновенным прежде насмешливым ко всему отношением; сознание всё плотнее заволакивало уже ставшее естественным равнодушие ко всему происходящему вокруг. Даже явившееся как-то перед его мысленным взором открытие, что именно так, а не при каких-то чрезвычайных боевых обстоятельствах молодые призывники и превратились в тех самых кухонных чмырей, пришло откуда-то сбоку и так же вдоль правого бока покатилось себе дальше, почти не удивив его и не задев воображения.
 
  Движение времени, поток дней и ночей тоже изменили свой ход. Алексей не успевал следить не только за порядком дней недели, но даже не всегда успевал отмечать течение времени в продолжение одного дня или ночи.  Получив как-то то ли в начале, то ли на исходе третьей недели службы задание от дежурного по КПП покрасить ворота части, он с лёгкостью автоматического реле переключился к его выполнению: на полпути оставил свои ведро, тряпку и повернул в направлении каптёрки. Взяв большие кисти и вёдра с серой и красной краской, тут же накинул шинель и двинулся на улицу к воротам КПП.

  Мороз был приличный, далеко за десять. Быстро застывающей на кисти красной краской Алексей вначале большими наростами разукрасил две звезды по центрам створок, отчего вид их решительно изменился – стали похожи на широко раскрывшиеся бутоны алых роз.

  «Кажется, я идиот…» – с ожесточённо мелькнувшей мыслью Алексей обмакнул другую кисть в краску серую и, перемешав её с осыпавшимся с ближайшей ветки снегом, принялся елозить по плоскости ворот. Краска налипала отвратительными комьями, на поверхности образовывался безобразный рельеф, а Алексей с подступившим вдруг нездоровым азартом продолжал дело.

  По территории части к воротам приближалась группа солдат.  Не подпоясанные ремнями, с расстёгнутыми полами шинелей ребята медленно, будто военнопленные, шли наискосок от чёрного хода кухни и попарно несли какие-то чаны. Невзирая на мороз, на головах некоторых из них не было шапок. В бодро шагающем сбоку отряда и строгими окриками поторапливавшем движение новоиспеченном командире отделения Алексей узнал знакомого по учебной роте чеченца Мовсарова.
 
  «Прыток, однако…» – устало подумал Алексей и тут же забыл об этом.

  Увидев подошедшую группу, помощник дежурного по КПП вышел отворять ворота и увидел наконец работу Алексея.

  – Ты что наделал здесь? – возмутился ефрейтор. – Что, совсем мозгов нет?

  – Велели красить, я крашу! – с проступившей злобой огрызнулся Алексей.

  – А ты сам не видишь разве, что краска замерзает? Если сейчас вдруг командир к воротам подъедет и увидит это безобразие? Он же за это весь наш взвод на гауптвахту отправит.
 
  – Меня это не касается, – со злорадством продолжая елозить кистью, Алексей представил себе: «а ведь здорово бы… всех вас на гауптвахту! Заодно с командиром Листьевым».
 
  – Михась… – крикнул ефрейтор дежурному КПП. – Выдь-ка, глянь, что дух нам тут нарисовал!

  Вышедший сержант посмотрел вначале на Алексея, потом на его работу. Наконец он вымолвил:

  – Вытирай! Срочно соскабливай, придурок.

  Без ненужных возражений Алексей принялся соскабливать. Но краска уже вмерзла крепко, и счистить оказалось невозможно.
 
  – Ты, придурок, бегом, марш в роту, – в сердцах крикнул сержант Алексею и повернулся к помощнику: – А ты, бегом за горячей водой и растворителем. Надо срочно вытирать, а то ведь с минуты на минуту командир должен приехать!
 
  Вышедшие за ворота ребята загрузили чаны в прицеп стоящего поодаль трактора и неторопливо шли обратно.

  – В колонну по двое, становись… – скомандовал им Мовсаров, – шагом, марш!

  Возвращавшаяся группа нагнала Алексея посреди плаца, и рядом с собой он услышал вдруг негромкий окрик:

  – Рыбников, ты?

  От неожиданности Алексей вздрогнул, обернулся и увидел приятеля по учебной роте Мишу Хомутова.  Поразившись переменам в его лице и облике вообще, Алексей вначале испугался. Пухлые щеки Хомутова как-то болезненно опали, обвисли, а под глазом лиловел приличный синяк. В отличие от других, на его голове всё же была шапка-ушанка. И более того, даже браво откинута на затылок. Но под распахнутой его шинелью почему-то белело лишь нижнее бельё.

  Миша выскочил из толпы и тепло приветствовал Алексея.
 
  «Как ты?» – хотел спросить приятеля Алексей и осекся: что спрашивать-то… и так всё видно.

  – И как служба в ментах? – с застенчивой улыбкой спросил Миша.

  – А-а… никак. В чмырях ментовских... – скривился Алексей.

  – Но там ведь это вроде не западло?

  – Какая разница. День и ночь полы драить да на атасе стоять всегда западло, – проговорил Алексей. – Ты-то почему в одних подштанниках? Мороз вона какой!

  – А-а, – беспечно протянул Миша, – мою «хэ-бэшку» на вторую же ночь украли. У нас всё воруют, просто страсть! Нельзя и на минуту ничего из личных вещей оставлять!

  – И что же теперь?

  – Ничего, каптёрщик пообещал другую выдать, не сказал, правда, когда, – виновато улыбнулся Миша.

  – Хомутофь… – крикнул ему обернувшийся Мовсаров. – Бегом, в строй!

  – Ничего, братан, прорвёмся, – на прощание улыбнулся Хомутов. – Помнишь, как на гражданке взрослые говаривали: «Нас е…, а мы крепчаем!»

  «А ведь верно говорит!» – глядя вослед ему, восхищённо подумал Алексей.

  Встреча с Хомутовым хорошо повлияла на упавший дух Алексея. Вернувшись в казарму, он первым делом достал из своей прикроватной тумбочки практически не употреблявшиеся доселе туалетные принадлежности и отправился в умывальную комнату.
 
  «Эх, как запустил себя я…» – взглянув в зеркало, Алексей решительно взялся за дело. Раздевшись по пояс, он обстоятельно намылил торс, голову и, вымывшись, стал брить недельную щетину.

  – Эй, дух… – услышал он в коридоре окрик Олехновича. – Где ты пропал? Почему мусорное ведро не вынес?

  Продолжая бриться, Алексей не реагировал на крик. Спустя несколько секунд ворвавшись в умывальную комнату, Олехнович возмущённо выпалил:

  – Так, немедленно оставил свои дела, и бегом мусор вынес! – безапелляционно скомандовал он.

  – Я занят. Не видишь разве? – стараясь сохранять спокойствие, возразил Алексей.

  – Бриться будешь, когда в роте порядок полный наведёшь. А пока есть работа, духам некогда этим заниматься!

  – Занят я, – собрав в комок волю, Алексей продолжил бриться.

  – Кому говорю, – завопил Олехнович, –  схватил ведро и убежал мусор выносить!

  – Сам беги! – распаляясь, крикнул в ответ Алексей.

  Олехнович замахал кулаками, однако с достаточно безопасного в случае ответного удара расстояния.

  – Я… в порошок тебя сотру! Ты на полах у меня сгниёшь!

  – Ладно тебе понты колотить, – усмехнулся Алексей. За время совместной службы он уже почувствовал не слишком стойкий характер Олехновича, и скандал с ним только раззадоривал Алексея: – Вот приведу одежды свои в порядок, а после этого займусь уборкой.

  – Ну, ничего, ты у меня ещё попляшешь! – с угрозой прошипел Олехнович, ретируясь к дверям. – Там ещё пацаны вечером будут разбираться с тобой за безобразно разукрашенные ворота части и за то, что продолжаешь сам в столовой заготавливать пищу.

  – Это тебя пусть не волнует, – вдогонку крикнул ему Алексей. – За ворота пусть с дежурным по КПП разбираются, не сам я вызвался их красить.

  Вечером, по обыкновению стоя на атасе, Алексей с нетерпением ожидал разговора с сержантами и заготавливал ответы на их возможные вопросы. Спор с Олехновичем он считал исчерпанным, а вину за глупую окраску ворот целиком возложил на дежурного по КПП. Вот только относительно заготовки пищи он готовился решительно отстаивать своё понимание вопроса.
 
  Однако прошедший несколько раз мимо него старшина Листьев лишь презрительно покосился в его сторону и говорить ни о чём не стал. Прошагавшие с гулко стукавшимися о стены и перила прикладами автоматов другие сержанты и солдаты тоже мало говорили с Алексеем. Время было смены караула, и ребятам, видимо, было просто некогда. Через приоткрытую ротную дверь наблюдая, как Олехнович с невыносимой скукой на лице, наверное, в сотый раз за неделю протирал ручки дверей кабинетов, стёкла большого аквариума в холле, Алексей вдруг пожалел его.
«Вечный дух…» – вспомнились ему слова Джумагельдиева. Захотелось сказать Олехновичу что-нибудь примиряющее, ободрительное и хоть сколько-нибудь веселящее душу. Например, как недавно слышал от Назара о том, что будто бы ещё десять духов должны прибыть на будущей неделе. И уж тогда для Олехновича уж точно наступит та самая долгожданная солдатская лафа.

  Но дело складывалось иначе. В ту самую минуту миролюбивых рассуждений Алексея издевательский окрик находящегося в кабинете командира роты сержанта Назарова елозившего тряпкой Олехновича привлёк его внимание:

  – Вешайся, Олехнович, – со смехом крикнул Назар. – Духа твоего в Москву переводят. Вот на столе нашего командира приказ: «Рыбникова Алексея… перевести в в/ч 43115 для выполнения обязанностей штатного художника».

  – Художником? – в ответ ему усмехнулся Олехнович. – Ты видел, как он сегодня покрасил ворота части?
– Видел, – засмеялся Назар, –  специально с ребятами ходили смотреть.
 
  Услышав новость, Алексей взволновался чрезвычайно. Сочувствие «вечному духу» Олехновичу, по непонятным причинам продолжавшему убираться и мыть полы за ребятами своего же призыва, тут же улетучилось. Захватившим всё его воображение теперь было загадочное, если не сказать магическое, сочетание цифр 43115.

  На другой день тот же сержант Назаров был назначен сопровождающим Рыбникова для службы в другую часть. После завтрака он велел Алексею собрать свой вещмешок и на плацу дожидаться отправки. Прощаться тому было мало с кем. Мелькнула было мысль сказать «пока» Мише Хомутову, но при последней с ним встрече забыл спросить номер роты, где тот служит, и искать его теперь пришлось бы слишком долго. И, единственному пожав руку скучавшему на «тумбочке» Виталию Олехновичу, он вышел на улицу.

  Дожидаясь на плацу Назара, Алексей наблюдал идущую уже стороной жизнь войсковой части. После утреннего развода командир третьей роты, видимо, принял решение занять «строевой подготовкой» личный состав, и, красиво стоя во фронт, что-то строго кричал кособокому строю топтавшихся на месте солдат. Издали слышны были его звонкие на морозном воздухе «становись», «равняйсь» и «отставить». К штабу части, видимо, на утреннее совещание стремительно шагали молодые щеголеватые офицеры, а от дверей казармы второй роты к зданию столовой сиротливо направлялись несколько ребят из чмырей.
 
  Тщетно пытаясь поднять боевой дух вяло двинувшейся «правое плечо вперёд» третьей роты, красивый старший лейтенант скомандовал:

  – Песню… запевай!

  Послышавшееся в строю жалобное пение рассмешило Алексея.
 
  – Отставить… – недовольно крикнул капитан. – Что это за песенка «умирающих лебедей»? Вы что, сегодня не завтракали? Левой… Левой, раз, два, три… Песню за-пе-вай!

  Следующий «запев» вышел ещё более унылым и вовсе рассмешил Алексея.

  «С такой никудышной песней, – подумал он, –  лучше бы и вовсе оставить службу, да и дело с концом. Толку от таких войск практически никакого, боевая готовность – фикция. И собраны все здесь лишь с единственной назначенной откуда-то сверху целью: тиранить да чмырить друг друга».

  Откуда-то из неизмеримого далёка скользнули вдруг сказанные на прощание слова отца: «Жизнь в мужском коллективе – новое и весьма серьёзное для тебя испытание…»

  И, скептически оценив незавидное положение себя в этом горниле «испытания», Алексей опять вздохнул.

Так ничего и не поняв из основной деятельности личного состава в/ч 43120, не увидав и одного из возводимых подразделениями строительных объектов и, тем более, не осознав практической пользы всего этого для государства, Алексей покидал часть. Вспомнить о проведённом здесь месяце службы было мало чего – ни разу не взяв в руки настоящий автомат, штык-нож и так и не удосужившись заступить в караул или другое какое дежурство, Алексей мог вспомнить разве что окрики сержантов да «заплывы» с тазами и половыми тряпками.