Войска заката СССР. Часть 5. 1988г

В Войсковую часть 43120, дислоцировавшуюся в Фрязино, прибыли к вечеру. Под ставшие уже привычными свист и улюлюканье «духи вешайтесь», новобранцы гурьбой двинулись за капитаном к ближайшему от ворот двухэтажному зданию. Капитан с их «Личными делами» поднялся в штаб на второй этаж, а парни остались дожидаться его в небольшом тамбуре у входа. Пока дожидались, в помещение один за другим входили служащие в части солдаты, с фальшивым участием справляясь откуда призваны, просили угостить сигаретами и занять денег. Один из парней, узнав, что Алексей призван из ростовской области, отвлек его в сторону и возбуждённым полушепотом заговорил:

– Всё нормально, братан! Ростовские отличные пацаны. Когда будут распределять, просись в третью роту, у нас служат ростовские. Займи, три рубля, вот так надо, – черкнул он большим пальцем правой руки поперек горла.

Алексей видел, что многих прибывших с ним ребят местные отводят в сторону, что-то заговорщицки бормочут им на ухо, а те достают деньги и отдают. И вынув рубль, он сказал:

–   Больше нет.

Парень выхватил деньги и многозначительно спросил:

–   А если хорошо поискать?

–  Поищи, –  нервно усмехнувшись, предложил Алексей.

–  А ты чего такой недовольный? – сменил тон парень. И уходя, добавил: – Проблем хочешь? Вот попадёшь в третью роту, вешайся.

Алексей понял, что, если бы он сдуру вынул десять рублей или не дал вообще ничего, реакция парня была бы примерно такой же, и пожалел о глупо потерянном рубле. Тут спустились из штаба офицеры, и началось распределение прибывших по ротам.
 
Дело вышло шумным, суматошливым, и походило на делёж дефицитных услуг или товаров. Командиры рот спрашивали каждого о гражданских профессиях, и выявляя подходящую, подталкивали нужного парня к молодцеватому подполковнику, как стало ясно, начальнику штаба:

«Вот каменщик, назначайте его служить в мою роту, ведь знаете же, у нас нехватка каменщиков….». То же самое было относительно других строительных профессий: плотников, сварщиков, штукатуров. Выясняли, назначали по ротам, а стоявший в сторонке сержант вносил в общий журнал соответствующую запись.
 
Алексей назвался плотником и на последовавший вопрос имеет ли опыт работы в данной профессии, отвечал «нет».
 
– Что же делать умеешь? – спросил подполковник.

– Лица людей рисовать, да и то не очень…

– Эх, художников у нас в части и так целых три, – вздохнул подполковник.

– Давай, к нам, плотником в третью роту, если кто чего не умеет, научим, – хозяйски махнул к себе рукой командир третьей роты, и Алексей неуверенно двинулся в его сторону.
 
Стоявший в стороне и поначалу не вмешивающийся в разговор крепкий сержант вдруг оборвал процесс:

– А нас, почему забываете, товарищ полковник? – обратился он к начальнику штаба. – У нас вообще уже второй призыв нет ни одного духа.

– У вас в комендантском взводе и так полный комплект, – улыбнулся подполковник.

– Что значит полный, – возмутился сержант. – Мы что до самого дембеля должны кровати заправлять и полы драить?

– Ладно, тебе, не возмущайся, – успокоил его начальник штаба и кивнул на Алексея. – Забирай, вот, этого, все равно у него профессии толком нет.
 
– Только одного? – вопросительно взглянул на начальника штаба сержант.

– Больше не дам! – отрезал подполковник и кивнул на Алексея. – Забирай вот его, и свободен!

«В кичмари пойдешь, ментом будешь», шепнул кто-то за спиной Алексея.

– Ты не робей, – когда было окончено распределение, утешил Алексея сержант. – У нас служба непростая, грозная, зато чёрных нет, и во всем справедливость и порядок.

Не зная, что отвечать, Алексей семенил за сержантом. Заметив, как по пути многие солдаты заискивающе приветствуют сержанта, он восхитился:

– Вас здесь так уважают!
 
– На гауптвахте несколько дней отсидят, раз навсегда зауважают! – многозначительно отвечал сержант.

– И нерусские тоже?

– К нерусским, – назидательно полуобернулся сержант, – у нас особое воспитательное отношение. Обычно приходят к нам парни блатные, пальцы рук развеваются веером, а спустя уже пяток суток командир забирает своего воина послушным и трудолюбивым. Вот так.

Расположенное на втором этаже административного здания отделение комендантского взвода вполовину меньше обычной казармы. Аккуратно крашенные стены, светлые филенчатые двери уютным видом напоминают помещения пионерлагеря. Прямо, – небольшой холл, напротив входа лакированная тумбочка дневального, влево – ленинская комната, оружейная, справа каптерка и два спальных отделения. Все названия помещений аккуратно обозначены табличками.

– Дежурный по роте на выход, – при виде открывающейся входной двери встрепенулся скучавший у тумбочки дневальный. – О-о, Назар… ты что, духа, наконец, нам привел?

– Еле отвоевал… – гордо буркнул приведший Алексея сержант Назар. – Начштаба, вообще не хотел никого отпускать.
 
– Ну, привет, дух, – сойдя с тумбочки, повеселевший дневальный направился к Алексею. – Меня Олехнович здесь все зовут, по фамилии.

– Рядовой Рыбников, – заученно отвечал Алексей и пожал протянутую руку.

– Ты, Олехнович, не облизывайся, – сходу осадил его Назар. – И думать забудь, что он вместо тебя тумбочку дневального займет. У него и так будет очень много дел.

– Всегда так… – играно опечалился Олехнович. – Как дух, так мимо меня…

Входившие с вечерней смены дежурства солдаты сдали в оружейную комнату автоматы, весело знакомились с Алексеем, облегченно вздыхали «ну, наконец-то, духи стали прибывать», и так же как Назар сетовали, что тот всего один. Из разговоров ребят между собой, Алексей улавливал, что по заведенному обычаю, в день прибытия заставлять новоприбывшего работать не положено.
 
– Мы сейчас пойдем в столовую, и я покажу тебе, что нужно делать «заготовщику пищи». А с завтрашнего утра ты уже сам будешь этим заниматься.
 
В зале столовой Назар коротким взмахом руки подозвал к себе двух понуро топтавшихся у входа неопрятных бойцов и велел им следовать к окну раздачи пищи. Те покорно и без лишних вопросов последовали за ним. Выглянувший из окна полнолицый узбек услужливо приветствовал Назара и кому-то в кухне строго распорядился:

– Для ментов подавай, лучшее, как всегда… – и мигом сменив сердитое выражение лица на подхалимское, повернулся к Назару: – Как живете, граждане начальники?

– Сойдет, –  равнодушно отвечал ему Назар. – Вот духа, наконец, выбил для нашего взвода.

– Поздравляю, рядовой мент…– многозначительно заулыбался Алексею полнолицый и опять сменив выражение лица на озабоченное, обратился к Назару:

– Там Джя-Джя наш, попал к вам. Пацаны, просили…

– Знаю… – неопределенно молвил Назар и негромко буркнув «разберемся» пошел прочь.  Стоявшие за ним двое «прихваченных» у входа ребят, будто механические куклы прошли к окошку, стали принимать чаны с картофельным пюре, тарелки с жареной рыбой и расставлять все на столы.

– Идем за мной, – велел Алексею Назар. – Тут без нас разберутся.

 По пути обратно в роту он, не оборачиваясь, поучал Алексея:

– Так служащим нашего взвода следует заготавливать пищу. Первое, – никогда сам не носи чаны и посуду. Нашим это делать западло. Запомни: всю работу за пределами помещений взвода и КПП, выполнять должны только чмыри!  Второе, – не вступай ни с кем из блатных вроде этого столовского Камаля ни в какие договоренности и никогда ничего не обещай. Этот блатной узбек Джя-Джя, за которого только что просил Камаль, падла та еще. Много наших русских пацанов у себя в роте зачморил. А вчера командир части объявил ему наконец наказание в десять суток и теперь он сидит у нас. И сверху велено тактично зачморить и его. Наши уже об этом знают, и сделают всё как надо.

– А зачморить, это как? – спросил Назара, поспешающий за ним Алексей.

– Заставить работать, полы мыть, гальюн зубной щеткой чистить, портки наши стирать... Для них это большой позор. Когда такой воин после вернется в роту, свои презирать его будут, и больше ему уже не подняться до авторитетного. Ну, это если падла обыкновенная. Если же за ним водились «грешки» похуже, вроде насилия, например,– также поступить и с ним.

– А откуда вам могут стать известными его «грешки»? – наивно спросил Алексей.

– От верблюда, – полуобернулся Назар и улыбнулся. – У нас здесь все про всех известно. Служба такая…

Запыхавшийся Алексей мало чего понимал из сказанного Назаром. По большей части переживал лишь о том, что завтра уже самому предстоит «прихватить» у входа зачморённых ребят, и заставить их выполнять за себя самую обыкновенную и ничем не унизительную работу. Ведь, казалось бы, что стыдного в том, чтобы приготовить к завтраку взвода пару столов и после за собой прибраться?

В казарме Алексей поначалу не знал, чем занять себя; оглядываясь на каждого вошедшего, неопределенно топтался у входа. Поздно вечером в роту ввалились командир взвода, как стало ясно Алексею, старшина Листьев, и несколько сержантов его заместителей. Все были нетрезвы, весело общались между собой. Заметив Алексея, бурно его приветствовали:

– Дух?.. Здорово братан, вместе служить будем…

Не зная, что на это следует отвечать, Алексей виновато улыбался. После ужина, старшина вольным взмахом руки подозвал Алексея и велел ему встать на дежурство «на атасе».
 
– Сегодня он первый день, – слабо возразил старшине Назар. – Не положено ведь…

–Тогда иди сам становись, – резонно отвечал ему Листьев. – Не видишь разве, мы сегодня выпили, собираемся отдыхать, а если дежурный по части вздумает подняться к нам во взвод, будут проблемы.

– Что ж, ничего не поделаешь, рядовой Рыбников, придется тебе постоять «на атасе», – вздохнул Назар, – Иди на лестничную площадку и следи за пролетом внизу. Если заметишь поднимающего по лестнице кого-либо в офицерской шапке и со звёздами на погонах, – немедленно дай сигнал ребятам в каптерку.
 
Задание оказалось нехитрым. Облокотившись на перила, Алексей надолго погрузился в созерцание ступеней лестницы внизу. Круговерть слишком насыщенного событиями дня утомила его; гомон голосов из каптерки то усиливался, то затихал и, глядя пустынную лестницу, Алексей немного расслабился. Оставшись, наконец, наедине с собой, он впервые за все время службы отчетливо вспомнил родных и тихо взгрустнул. Ворочая памятью минувший день, бесконечно вздыхал, зевал, и неимоверным усилием воли боролся с подступавшей дремотой.
 
Часам к четырем утра, пьяные парни из каптерки стали расходиться по спальным помещениям, и Листьев велел Алексею идти спать.
 
Кое-как раздевшись и запрыгнув на второй ярус кровати, Алексей тут же забылся тяжёлым сном. После такого долгого дня он дома бы отсыпался минимум сутки. Но уже спустя пару часов, в 6-00 получив легкий толчок в бок, вынужден был подняться.
 
– Подъем, – негромко проговорил ему Олехнович, – Иди в столовую, заготавливай пищу на завтрак.

С трудом, попадая в штанины и наспех накидывая верхнюю одежду, Алексей долго приходил в себя и возвращался к отброшенным сном далеко назад недавним мыслям. Все в голове мешалось и как-то судорожно кувыркалось. Сообразив, наконец, что от него требуется, сбегал в умывальную комнату и холодной водой из крана плеснул себе в лицо. В раздевалке кое-как набросил шинель, обул сапоги и спустился на улицу. На крепком морозе окончательно проснувшись, вспомнил вчерашние указания Назара относительно чмырей и направился к столовой.

Но вчерашних неряшливых солдат у входа не оказалось. Растерянно поискав глазами, Алексей увидел других праздно стоявших парней и двинулся, было к ним. Прервав свою негромкую беседу, те повернулись к Алексею и слегка насмешливо посмотрели на него. Алексей смешался: «Может быть, они не чмыри вовсе, а за такую просьбу еще по морде надают. И поделом будет…».

Выглянувший из окна раздачи жизнерадостный Камаль весело подозвал его:

– Иди, мент, завтрак принимай.

У раздачи Алексей и вовсе смешался, услышав за спиной их презрительное: «Вот мент новый…».

Веселый Камаль не оставил времени на размышления. Выставляя в ряд чаны, тарелки с рыбой и чайники он велел Алексею:

– Давай забирай!  Место освобождай для других.

Чтобы не задерживать процесс, Алексей взялся сам носить пищу.
 
Расставив всё на три ближайших стола, он в ожидании своих присел на лавку. Наблюдая за сервировкой столов для завтрака первой роты, Алексей увидел, как работу выполняют чуть позже прибывшие те самые вчерашние чмыри, – с заспанными, понурыми и, похоже, навсегда потухшими лицами. И снующие в тот час по залу остальные ребята, заготовщики пищи для других рот подобны им, – столь же   молчаливы, медлительны, с покорными выражениями лиц и механически заученными движениям.
 
«Видимо, заготовщики пищи всегда только так и выглядят…» - мысленно вздохнул Алексей.

Ждать своих пришлось долго. От волнения вдруг проснулся аппетит, и Алексей съел одну из рыб. Вспомнив ночную гульбу в каптерке, он решил, что веселившиеся служащие спать будут долго, едва ли после вчерашнего будут голодны, – и съел еще пару рыбин. Подождав еще полчаса, он доел оставшуюся на тарелке рыбу и, запив все чаем, отправился обратно в роту.

Дневальный Олехнович уже поджидал его:

– Хватай таз, тряпку, и с того краю начинай полы мыть, – скомандовал он.

От обильного завтрака Алексею хотелось спать, но шансов на отдых не было и одного против тысячи. Вспомнив слова сержанта Джумагельдиева, что полы мыть будто бы «западло», Алексей на секунду приостановился. Но повторный окрик Олехновича будто отеческим пинком живо подтолкнул его к тазам и половым тряпкам. По тону дневального Алексей догадался, что варианты решений, кроме быстрого выполнения команды здесь попросту не рассматриваются, и стал торопливо разбирать тряпки и наливать в тазы воду. Когда домыл зал до половины, его резко позвал, озабочено шагающий завхоз Носков:

– Бросай полы мыть, – велел он, – и бегом за мной в каптерку. Прибраться после вчерашнего нужно. Командир роты скоро придет, а там такое… А полы Олехнович домоет сам.

Олехнович возмутился:

– Ты что это духа у меня забираешь, кто полы мыть будет?

– Сам мой! – отвечал ему Носков. – Что, уже забыл, как еще вчера драил?

– Ты сам лучше в каптерке своей прибирайся, – насмешливо взвился Олехнович. – Что, первый дух пришел и наш Носок уже «дедушкой» стал?

Растерянно озиравшийся с тряпкой в руке Алексей не знал, кому повиноваться. Глядя в пол, он вдруг подумал, что своим видом сейчас наверняка напоминает чмырей в столовой. И вспомнив на секунду, тут же забыл об этом. А Носков, выхватив из его руки тряпку, со злою шуткой бросил ею в Олехновича, и отворил дверь бытовки:

– Проходи, дух.
 
Сгребая со стола объедки, складывая в пакеты отвратительно пахнущие винные бутылки, Алексей ещё раз вспомнил наставления Джумагельдиева о том, что наверняка и это делать «западло». Но, похоже, вариант отказаться выполнять работу не рассматривался и здесь, и коротко взглянув в небольшие злые глазки Носкова, Алексей с мягко подкатывающим к сердцу равнодушием продолжил наполнять пакеты.
Не успев толком разобраться с уборкой каптерки, Алексей скоро отвлечен был другим делом: идти заготавливать столы к обеду. От бесконечных ежеминутных забот он к вечеру попросту одурел. И когда после команды «отбоя» старшина Листьев опять велел идти и встать «на атасе», уже совершенно покорно двинулся к лестнице, в борьбе с дремотой покачиваясь на безвольно размякших ногах.

Снующие вверх-вниз по лестнице солдаты приостанавливались, сочувствовали нелегкой Алексеевой «службе», и вспоминали начало своей:

– Да, брат, крепись. Нелегкое дело духом быть, особенно первый месяц. Зато через год, когда дедушкой станешь – ох и лафа наступит!

Борясь с дремотой, Алексей равнодушно выслушивал слова сочувствия, и тихо проклинал Листьева, вторую ночь подряд не позволившего ему отдыхать. Видимо почувствовав его злые мысли, снова нетрезвый Листьев вышел покурить на лестничную площадку. Спустя минуту вслед за ним вышел Назар. Сладко затянувшись сигаретой, Листьев вначале не обращал внимания на Алексея, но когда вышел Назар, вкрадчиво заговорил:

– Нехорошо, дух, начинаешь… С тарелками в столовой сам упражняешься, заодно с кухонными чмырями. Рыбу всю съел. Пацаны пришли завтракать, а попили только чаю. Что, не наедаешься?
 
– Да вроде нет, – отвечал Алексей. – Просто я ждал там больше часа, и чтобы не пропадать еде даром, взял да и съел.

– Нехорошо… – опять затянувшись сигаретой, буркнул Листьев, и обратился к Назару: – Помнишь, как в наше время поступали с молодыми солдатами, кто не наедался?

– А как же! – засмеялся Назар. – Заставляли разом съесть полный чан макарон или картофельного пюре.

– То-то же… – многозначительно проговорил Листьев.

– Полно тебе, стращать пацана, – улыбнувшись, вступился Назар. – Он ведь сегодня первый день на службе.

– Ладно, на первый раз прощается, – снисходительно улыбнулся Листьев. – Но раз навсегда запомни, дух: если мы начнем с того, что тарелки наравне с чмырями будем за собою убирать, очень скоро нас в части сгноят. И ходить по плацу свободно не сможем… Блатные же и зверьё разное автоматы у нас поотберут да перестреляют друг друга… А нас – просто затопчут сапогами.
 
– Это точно, – подтвердил Назар. – Пока с нами автоматы, заискивают, лебезят. Но станем проявлять великодушие, малодушие, – глотки перегрызут!
 
– Пока есть гауптвахта, вправляем там всем мозги, – добавил Листьев.

– И чеченцам? – спросил Алексей, вспомнив Эхмурзиева.
 
– И чеченцам, – Листьев бросил на пол окурок, растоптал его и, прищурив от дыма правый глаз, посмотрел в лицо Алексею: – Хотя, чтобы ты, дух, наперед знал, – это очень сложные люди. С ними хуже всего. Бывают такие, что не приведи бог. Волки! – и отворив дверь роты, бросил не терпящим возражения тоном: – Подметешь здесь.

Алексей рассеянно посмотрел на закрывшуюся за ними дверь, и встал в привычную уже позу: облокотившись на лестничные перила и сжав ладонями замершую в безразличии голову.

Глядя вниз, он застывающим в полудреме сознанием отмечал шапки и погоны все реже поднимавшихся и спускавшихся по лестнице солдат, сержантов и… задремал.

– Ты что здесь делаешь? – услышав грозный окрик, Алексей встрепенулся, и увидел перед собой высокого бравого майора с красной повязкой на рукаве шинели «Дежурный по части».

– А-а. Стою… просто стою… – потирая глаза, промямлил Алексей.

– Бегом спать, – скомандовал майор и отворил дверь роты.

По пути в спальное помещение он слышал, как Олехнович заспанным голосом крикнул положенное «дежурный по роте на выход», и боковым зрением равнодушно увидел, как из каптерки выходили пьяные Листьев и его приближенные.
 
– Что там у вас, – пробасил майор Листьеву.

– Ничего особенного, товарищ майор, – дружески улыбнулся майору Листьев, – просто отдыхаем.

– Смотрите тут у меня, не безобразничайте, – погрозил пальцем майор и вышел.
 
– Как же ты «дежурного по части» проворонил? – как хлопнула за ним дверь, грозно спросил Алексея Листьев.
 
– Не знаю…

– Что-то слишком много для первого дня у тебя ляпов, – молвил Листьев, – хорошо еще, что сегодня наш приятель майор Смирнов дежурный, если б кто другой, были бы у всех нас проблемы. Иди, Олехнович, сам «на атасе» стой, дух пусть идёт спит.

«Ложились бы все спать, не было бы проблем…», - скидывая одежды, вяло подумал Алексей и, запрыгнув на кровать, тут же забыл об этом, так же как вчера мгновенно погрузившись в тяжелый сон.

…Безудержным галопом понеслась для Алексея бесконечная череда заданий, поручений и просьб. Лица новых знакомых среди сослуживцев, командиров, не оставляли в разрушенной бессонницей памяти ни их имен, ни званий. Теряя остатки внутреннего равновесия, Алексей кое-как выполнял задания, запуская свой внешний вид и все медленней переключаясь от поручения к поручению. Привычные в прежнем обиходе мысли то ли запрятались куда-то слишком глубоко внутрь, то ли вовсе улетучились, заодно с обыкновенным прежде насмешливым ко всему отношением; сознание все плотнее заволакивало уже ставшее естественным равнодушие ко всему происходящему вокруг. Даже явившееся как-то перед его мысленным взором открытие, что именно так, а не при каких-то чрезвычайных боевых обстоятельствах молодые призывники и превратились в тех самых кухонных чмырей, пришло откуда-то сбоку, и так же, вдоль правого бока покатилось себе дальше, почти не удивив его и не задев воображения.
 
Движение времени, поток дней и ночей тоже изменили свой ход. Алексей не успевал следить не только за порядком дней недели, но даже не всегда успевал отмечать течение времени в продолжение одного дня или ночи.  Получив как-то то ли в начале, то ли на исходе третьей недели службы задание от дежурного по КПП покрасить ворота части, он с легкостью автоматического реле переключился к его выполнению: на полпути оставил свои ведро, тряпку и повернул в направлении каптерки. Взяв большие кисти и ведра с серой и красной краской, тут же накинул шинель и двинулся на улицу к воротам КПП.

Мороз был явно за двадцать. Быстро застывающей на кисти красной краской Алексей вначале большими наростами разукрасил две звезды по центрам створок, отчего вид их решительно изменился, и стали похожи на широко раскрывшиеся бутоны алых роз.
 
«Кажется, я идиот…» – с ожесточённо мелькнувшей мыслью Алексей обмакнул другую кисть в краску серую и, перемешав её с осыпавшимся с ближайшей ветки снегом принялся елозить плоскости ворот. Краска налипала отвратительными комьями, на поверхности образовывался безобразный рельеф, а Алексей, с подступившим вдруг нездоровым азартом продолжал дело.

По территории части к воротам приближалась группа солдат.  Не подпоясанные ремнями, с расстёгнутыми полами шинелей ребята медленно, будто военнопленные, шли наискосок от черного хода кухни и попарно несли какие-то чаны. Невзирая на мороз, на головах некоторых из них не было шапок. В бодро шагающем сбоку отряда и строгими окриками поторапливавшим движение новоиспеченном командире отделения, Алексей узнал знакомого по учебной роте чеченца Мовсарова.
 
«Прыток, однако…» – устало подумал Алексей, и тут же забыл об этом.

Увидев подошедшую группу, помощник дежурного по КПП вышел отворять ворота и увидел, наконец, работу Алексея.

– Ты что наделал здесь? – возмутился ефрейтор. – Что совсем мозгов нет?

– Велели красить, я крашу! – с проступившей злобой огрызнулся Алексей.

– А ты сам не видишь разве, что краска замерзает? Если сейчас вдруг командир к воротам подъедет и увидит это безобразие? Он же за это весь наш взвод на гауптвахту отправит.
 
– Меня это не касается, – со злорадством продолжая елозить кистью, Алексей представил себе: «а ведь здорово бы… всех вас на гауптвахту! Заодно с командиром Листьевым».

– Михась… - крикнул ефрейтор дежурному КПП. – Выдь-ка, глянь, что дух нам тут нарисовал!

Вышедший сержант посмотрел вначале на Алексея, потом на его работу. Наконец он вымолвил:

– Вытирай! Срочно соскабливай, придурок.

Без ненужных возражений, Алексей принялся соскабливать. Но краска уже вмерзла крепко, и счистить оказалось невозможно.
   
– Ты, придурок, бегом марш в роту, – в сердцах крикнул сержант Алексею, и повернулся к помощнику: – А ты, бегом за горячей водой и растворителем. Надо срочно вытирать, а то ведь с минуты на минуту командир должен приехать!
Вышедшие за ворота ребята загрузили чаны в прицеп стоящего поодаль трактора и неторопливо шли обратно.

– В колонну по двое, становись… – скомандовал им Мовсаров, – шагом марш!
Возвращавшаяся группа нагнала Алексея посреди плаца, и рядом с собой он услышал вдруг негромкий окрик:
 
– Рыбников, ты?

От неожиданности Алексей вздрогнул, обернулся, и увидел приятеля по учебной роте Мишу Хомутова.  Поразившись переменам в его лице и облике вообще, Алексей вначале испугался. Пухлые щеки Хомутова как-то болезненно опали, обвисли, а под глазом лиловел приличный синяк. В отличие от других, на его голове всё же была шапка-ушанка. И более того, даже браво откинута на затылок. Но под распахнутой его шинелью почему-то белело лишь нижнее белье.

Миша выскочил из толпы и тепло приветствовал Алексея.
 
«Как ты?» – хотел спросить приятеля Алексей и осекся: «что спрашивать-то… и так все видно»

– И как служба в ментах? – с застенчивой улыбкой спросил Миша.

– А-а… никак. В чмырях ментовских.. – скривился Алексей.

– Но там ведь это вроде не западло?

– Какая разница. День и ночь полы драить да «на атасе» стоять всегда западло, – проговорил Алексей. – Ты-то, почему в одних подштанниках? Мороз, вона какой!

– А-а, – беспечно протянул Миша, – мою «хэ-бэшку» на вторую же ночь украли. У нас всё воруют, просто страсть! Нельзя и на минуту ничего из личных вещей оставлять!

– И что же теперь?

– Ничего, каптерщик пообещал другую выдать, не сказал, правда, когда, – виновато улыбнулся Миша.

– Хомутофь… – крикнул ему обернувшийся Мовсаров. – Бегом в строй!

– Ничего, братан, прорвемся, – на прощание улыбнулся Хомутов. – Помнишь, как на гражданке взрослые говаривали: «Нас е…, а мы крепчаем!».

«А ведь верно говорит!» – вослед ему восхищенно подумал Алексей.
 
Встреча с Хомутовым хорошо повлияла на упавший дух Алексея. Вернувшись в казарму, он первым делом достал в своей прикроватной тумбочке практически не употреблявшиеся доселе туалетные принадлежности и отправился в умывальную комнату.
 
«Эх, как запустил себя я…» – взглянув на себя в зеркало, Алексей решительно взялся за дело. Раздевшись по пояс, он обстоятельно намылил торс, голову и, вымывшись, стал брить недельную щетину.

– Эй, дух… – услышал он в коридоре окрик Олехновича. – Где ты пропал? Почему мусорное ведро не вынес?

Продолжая бриться, Алексей не реагировал на крик. Спустя несколько секунд ворвавшись в умывальную комнату, Олехнович возмущённо выпалил:

– Так, немедленно оставил свои дела, и бегом мусор вынес! – безапелляционно скомандовал он.

– Я занят. Не видишь разве? – стараясь сохранять спокойствие, возразил Алексей.

– Бриться будешь, когда в роте порядок полный будет. А пока есть работа, духам некогда этим заниматься!

– Занят я, – собрав в комок волю, Алексей продолжил бриться.

– Кому говорю, – завопил Олехнович, –  схватил ведро и убежал мусор выносить!

– Сам беги! – воспаляясь, крикнул в ответ Алексей.

Олехнович замахал кулаками, однако с достаточно безопасного в случае ответного удара расстояния.

– Я… в порошок тебя сотру! Ты на полах у меня сгниешь!

– Ладно тебе, понты колотить, – усмехнулся Алексей. За время совместной службы он уже почувствовал не слишком стойкий характер Олехновича и скандал с ним только раззадоривал Алексея:

– Вот приведу одежды свои в порядок, а после этого, займусь уборкой.

– Ну, ничего, ты у меня еще попляшешь! – с угрозой прошипел Олехнович, ретируясь к дверям. – Там еще пацаны вечером будут разбираться с тобой за безобразно разукрашенные ворота части, и за то, что продолжаешь сам в столовой заготавливать пищу.

– Это тебя пусть не волнует, – вдогонку крикнул ему Алексей. – За ворота пусть с дежурным по КПП разбираются, не сам я вызвался их красить.

Вечером, по обыкновению стоя на «атасе» Алексей с нетерпением ожидал разговора с сержантами и заготавливал ответы на их возможные вопросы. Спор с Олехновичем он считал исчерпанным, а вину за глупую окраску ворот целиком возложил на дежурного по КПП. Вот только относительно заготовки пищи он готовился решительно отстаивать своё понимание вопроса.

Однако прошедший несколько раз мимо него старшина Листьев лишь презрительно покосился в его сторону, и говорить ни о чем не стал. Прошагавшие с гулко стукавшимися о стены и перила прикладами автоматов другие сержанты и солдаты тоже мало говорили с Алексеем. Время было смены караула, и ребятам видимо было просто некогда. Через приоткрытую ротную дверь, наблюдая как Олехнович с невыносимой скукой на лице, наверное, в сотый раз за неделю протирал ручки дверей кабинетов, стекла большого аквариума в холле, Алексей вдруг пожалел о нем. «Вечный дух…» – вспомнились ему слова Джумагельдиева. Захотелось сказать Олехновичу что-нибудь примиряющее, ободрительное и хоть сколько-нибудь веселящее душу. Например, как недавно слышал от Назара о том, что будто бы еще десять духов должны прибыть на будущей неделе. И уж тогда для Олехновича уж точно наступит та самая долгожданная солдатская «лафа».

Но дело складывалось иначе. В ту самую минуту миролюбивых рассуждений Алексея, издевательский окрик находящегося в кабинете командира роты Назарова елозившему тряпкой Олехновичу привлек его внимание:

– Вешайся, Олехнович, – со смехом крикнул Назар. – Духа твоего в Москву переводят. Вот на столе нашего командира приказ: «Рыбникова Алексея… перевести в в/ч 43115, для выполнения обязанностей штатного художника».

– Художником? – в ответ ему усмехнулся Олехнович. – Ты видел, как он сегодня покрасил ворота части?

– Видел, – засмеялся Назар, –  специально с ребятами ходили смотреть. И об этом духе у меня есть два вывода: либо он полный идиот, либо далеко пойдет.
 
Услышав новость, Алексей взволновался чрезвычайно. Сочувствие «вечному духу» Олехновичу, по непонятным причинам продолжавшему убираться и мыть полы за ребятами своего же призыва, тут же улетучилось. Захватившим все его воображение теперь для Алексея было загадочное, если не сказать магическое сочетание цифр 43115.

На другой день тот же сержант Назаров был назначен сопровождающим Рыбникова для службы в другую часть. После завтрака он велел Алексею собрать свой вещмешок и на плацу дожидаться отправки. Прощаться тому было мало с кем. Мелькнула, было, мысль сказать «пока» Мише Хомутову, но при последней с ним встрече забыл спросить номер роты, где тот служит, и искать его теперь пришлось бы слишком долго. И единственно пожав руку скучавшему на «тумбочке» Виталию Олехновичу, он вышел на улицу.

Дожидаясь на плацу Назара, Алексей наблюдал идущую уже стороной жизнь войсковой части. После утреннего развода командир третьей роты видимо принял решение занять «строевой подготовкой» личный состав, и красиво стоя во фронт что-то строго кричал кособокому строю топтавшихся на месте солдат. Издали слышны были его звонкие на морозном воздухе «становись», «равняйсь» и «отставить». К штабу части видимо на утреннее совещание стремительно шагали молодые щеголеватые офицеры, а от дверей казармы второй роты к зданию столовой сиротливо направлялись несколько ребят из чмырей.
 
Тщетно пытаясь поднять боевой дух вяло двинувшейся «правое плечо вперед» третьей роты, красивый старший лейтенант скомандовал:

– Песню… запевай!

Послышавшееся в строю жалобное пение рассмешило Алексея.
 
– Отставить… – недовольно крикнул капитан. – Что это за песенка «умирающих лебедей»? Вы что, сегодня не завтракали? Левой… Левой, раз, два три… Песню за-пе-вай!

Следующий «запев» вышел еще более унылым и вовсе рассмешил Алексея.
«С такой никудышной песней, – подумал он, –  лучше бы и вовсе оставить службу, да и дело с концом. Толку от таких войск практически никакого, боевая готовность – фикция. И собраны все здесь лишь с единственной назначенной откуда-то сверху целью: тиранить да чморить друг друга».

Откуда-то из неизмеримого далёка скользнули вдруг сказанные на прощание слова отца: «Жизнь в мужском коллективе – новое, и весьма серьезное для тебя испытание…».

И скептически оценив незавидное местоположение себя самого в этом горниле «испытания» Алексей опять вздохнул.

Так, ничего и не поняв из основной деятельности личного состава в/ч 43120, не увидав и одного из возводимых подразделениями строительных объектов, и тем более, не осознав практической пользы всего этого для государства, Алексей покидал часть. Вспоминать о проведенном здесь месяце службы тоже было мало чего. Не разу ни взяв в руки настоящий автомат, штык-нож, и так, не удосужившись заступить в караул или другое какое дежурство, Алексей мог вспомнить разве что окрики сержантов, да «заплывы» с тазами да половыми тряпками.

(фото из свободных источников сети Интернет)