когда бесснежность... Широкий дол...

снег есть, немного,
в начале ноября выпал тонким слоем,
прикрыл робко и скромно травы, камни,
прикрыл колеи дорожные,
тропинки присыпал
да и затих;
в городе уже не снег,
а пыль, мутно-жёлтая,
и серый асфальт,
а в Широком долу…
на лыжах не пройдёшь,
чуть где ступил –
трава, камни, земля, лёд;
лыжи пылятся пока в уголке,
снежности дожидаются…
и, следуя модному увлечению,
перешёл я на «скандинавскую ходьбу» -
палки лыжные в руки
и пешком по горам
в дебри-дремучести;
а дремучести такие,
что даже в самые снежные зимы
на лыжах напрямки по лесу не очень и проберёшься:
густая поросль клёнов, вяза, липы, рябинника, по низинкам ольховника не даёт шагу просто ступить – надо продираться;
лес – лабиринт, а путь такой извилистый и кружевной ещё и потому,
что шагать приходится всё время через пень-колоду в самом прямом смысле:
лет пять-семь назад напали на тридцати-сорокалетние ели
древоточец и короед-типограф, погубили много деревьев;
ели посохли на корню, а разгуляется ветер – валит великанов друг на друга –
одни рёбра-лапы в небо торчат – стихия;
дубы столетние, им бы ещё расти и расти, - гибнут, засыхают
и также, вывороченные с корнем, падают на землю,
ломая и губя молоденькие деревца;
липы, берёзы, вязы – только-только начинают входить в полную силу –
ломают их ветра и снега, крушат их вершины,  рвут с земли да об камни;
чтобы пять шагов прямо пройти,
надо в десять раз больше меж стволов, диких зарослей, колод, трухлявых останков петлять-шагать –
на лыжах – если только большие снега…
пешком по малому снегу – хорошо,
лес – далеко видимый;
безлюдье,
если кто и есть, так это охотник,
да и тот где-то в горах…
а почему – хорошо?
мыслям ничто не мешает,
суетности – никакой,
и иду я –
куда глаза глядят,
куда душа пожелает,
куда лесная зыбь поманит-заворожит…
немного прошёл,
вверх-вниз,
пролез сквозь непроходимые колючие и ломкие кусты,
по дубу прошёлся – могучий великан, а надломился, выворотился,
рухнул на матушку землю, припал ветвями – будто защиты ищет,
по склону, по буреломнику, а навстречу – берёза,
да такая берёза – в самое небо, не обхватить,
а у самых корней – причудливости:
такие наросли горбы, выпуклости, такие провалы-пещеры,
словно это и не берёза, а чудодейственность незнаемая-невиданная…
а из всех дерев ближе мне сейчас ели,
не могу себе объяснить, чем же так они мне приглянулись:
тёмные, величавые, неподвижные,
стволы внизу серые, с сиреневым отливом,
а лапы нависли, как шатёр, - обнимают…
под ель такую зашёл – и забыл,
кто, где и откуда, так замер,
что и пробуждаться нет никакого желания…
а просыпается, пробуждается, объемлет всего,
поглощает  чувство сопричастности,
чувство единения и согласия с серебряным лесом;
с серебряным, а как по-иному скажешь?
на малых веточках застыли снежинки-льдинки – голубовато-серые:
на кустарничках, на липах, на ольховых порослях –
белый снег и голубая изморозь:
нет, не звенит, но такую тишину приводит…
чуть прошёл – ручей, ещё прошёл – ручей,
их много и при всей их похожести они, ручьи, разные;
они даже замерзают по-разному:
ручей застыл до самого дна, до камешков,
вода пошла поверху;
разольётся, застынет слой, за ним – следующий –
наслуд идёт, плоскогорьями и возвышенностям застывает;
другой ручей, что перед подъёмом на Аджигардак – тёплый,
и вкруг него, в долинке, тепло, вода бежит, мох у воды зелёный,
а «забереги» у ручья в ледяных кристаллах-веточках,
похожих на еловые лапы, только они, в отличие от настоящих,
серебряные-серебряные,  нависли над чёрною водой…
правильно сделал, что фотоаппарат не взял,
он с толку сбивает,
то и было бы дел – ракурс искать да кнопочку жать;
а по-настоящему, по правильному –
наклонился, на мох лёг, да серебряное Чудо созерцаю,
внимательно разглядываю;
а возле камешков мелких и прямо на них –
звёздчатые снежные цветы с лепестками игольчатыми;
сколько живу на свете – никогда такого не видел, или не замечал?
вниз по ручью – водопад и бесцветье,
а вверх – льды над чёрной водой нависли…
жаль уходить, жаль…
ещё немного пройдусь – сам с собой лукавлю:
ещё много пройдусь, само хождение завораживает –
что-то там, за нехоженой дикостью, за буреломом-ветроломом?
под самой горой ручей напрочь застыл,
застыл, когда воды в нём было много,
 а теперь вода ушла, а панцирь ледяной остался;
по ледяной корке шагаешь, а под ней  - гул,
а кое-где – чёрные провалы…
дымчатая туманность в небе и снежная россыпь в воздухе,
с горы на гору переваливаюсь, к «нашему» роднику иду;
много заячьих следов -  веселятся ушастые,
а лисьи следы – вслед,
а ещё следы белки, мышки-полёвки, ласки…
родник столько архитектурных фантазий начудил-наледенил:
водопадом арки, переходы, стрельчатые окна, башни, вимперги, врата, пинакли, аркбутаны и контрфорсы – вся готика тут…
набираю воды – серебряной,
роднику – поклонюсь-покланяюсь,
поклонюсь-покланяюсь «нашему» местечку и –
домой…
тихо
домой иду…
вроде и снега почти нет,
а снежности – много…

*на фото – работа автора