У Алой полосы. гл7

Володя:

"Твою мать!" – насколько помню, это была первая связанная мысль, которая сумела пробиться сквозь заполняющий мой бедный мозг колокольный перезвон. Я опрометчиво встряхнул головой, стремясь хоть как-то унять гудящий в черепе набат, за что тут же и поплатился. В виски мгновенно ударила острая боль, а следом за ней навалилась тошнота. Жуткие, выворачивающие на изнанку спазмы скрутили в тугой узел желудок и упругим комом ринулись вверх по пищеводу. Довольно смутно помню, как выбрался из Блохи, как отошел на подгибающихся ногах к ближайшему кустику, как упал возле него на четыре мосла и долго-долго пытался исторгнуть из себя съеденную на завтрак яичницу с колбасой. Совсем уж обессиленный я отполз чуть в сторону и, закрыв глаза, свалился в густую траву, отстранённо любуясь отменным фейерверком огненных вспышек на фоне монотонных радужных кругов, медленно плывущих перед глазами.
"И всё-таки она вертится!" – утверждал старина Галилей, имея ввиду нашу планету. Свидетельствую: дядька был прав на все сто процентов! Земная твердь действительно вращалась, покачивалась, вставала на дыбы и стремительно падала вниз, словно палуба корабля, оказавшегося в самом центре свирепого шторма. Помнится, как-то раз мы с Иалонниэль угодили в подобную передрягу, когда плыли из Южных земель к берегам Северного королевства. Блин, ненавижу качку!
 Я открыл глаза и уставился на зарывшуюся в землю Блоху. Нет, на две Блохи. Или на три? Чёрт, да сколько же их? "А, так это у меня в глазах двоится!" – наконец-то сообразил я и попытался сфокусировать зрение. Помогло: Блоха предстала в единственном экземпляре, а проклятая качка сразу уменьшилась. Ободрённый этим достижением, я вслед за зрением навострил слух, ловя сквозь звон в ушах естественные звуки окружающего леса. Шелест листвы под неслабым ветром, щебет птахи в кустарнике у подножья соседнего вяза, стрёкот кузнечиков в траве, чьи-то сдавленные стоны…
Стоны?! Не понял, кто это может здесь стонать? Или, может, это я сам стону и того не замечаю? Бережно, словно стеклянную, я стал поворачивать голову влево- вправо, покуда не вычислил, что удивившие меня звуки доносятся из чрева Блохи. Собрав в кулак небогатые остатки сил, я дополз до серебряного борта, вскарабкался по нему и заглянул в люк, где увидел скрючившегося  на полу Ляксея, баюкавшего неестественно изогнутую, опухшую руку.
– Лёшка, это ты? Что с тобой? – удивлённо прохрипел я в люк.
Лёха поднял на меня тоскливый взор и, глубоко вздохнув, ответил:
– Да вот вишь, барин, кака оказия случилась. Кады мы об землю-то треснулись, так меня наперёд швырнуло, а рука в залом попала. Вот тады она и сломилась, рученька-то.
– Так выбирайся наружу, мы тебе хоть лубки какие-нибудь смастрячим.
– Я бы рад, барин, тока у меня ышшо с ногой чегой-то, кажись. Болит, зараза, ступить на неё невместно. Вот ежели бы ты боковую дверцу ослобонил, я б тады, глядишь, и выполз потихоньку.
Я тупо уставился на гладкий бок Блохи, пытаясь углядеть там какой-нибудь намёк на дверцу. Моим перекрученным мозгам потребовалось немало времени, чтобы сообразить, что упомянутая дверца находится на другой стороне колесницы. Пришлось брести в обход, спотыкаясь на каждом шагу о вывороченные куски дёрна.
– Вот же блин горелый! – воскликнул я с досадой, обозревая открывшуюся мне картину.
– Шо там, барин?
– Тут до вечера откапывать придётся, а лопаты, как на грех, у нас с собой нету. Наша-то Блоха до половины в землю зарылась.
– Слышь, барин, а давай я попробую её, родимую приподнять чуток? А ты упрись и подтолкни, шобы она заново в борозду не легла, как опустится.
– Ну, давай, попробуй. – ответил я, искренне недоумевая, как же Лёшка сможет поднять колесницу, сидя внутри неё. Ничего не скажешь, крепко меня приложило головой при посадке – я ведь даже не вспомнил о левитирующих амулетах!
Некоторое время ничего не происходило, лишь изнутри слышалась слабая возня и постанывание, перемежающееся приглушенной руганью – видно Лёшка устраивался на месте водителя. Потом послышался скрип, лёгкий скрежет и серебристый бок колесницы неторопливо пополз вверх под моим удивлённым взглядом. Словно шар-монгольфьер, честное слово! Я настолько был поражён увиденным, что спохватился лишь когда перед лицом проплыли покрытые комьями земли колёса, в которые едва успел вцепиться в самый последний момент. Оттащив Блоху на ровное место, я велел Лёше опускаться. Спустя некоторое время после приземления послышался щелчок замка. Я открыл дверцу и помог Лёшке выбраться наружу. Это небольшое усилие добило меня окончательно: ничком рухнув рядом с ним в прелую листву, я отключился.
Очнулся от того, что лицу стало мокро и зябко. Открыв глаза, я увидел Лёшку – он обтирал меня тряпицей, смоченной из пристёгнутой к его поясу фляги.
– Лежи, лежи, барин! – предупредил он мою попытку подняться. – Эк тебя приложило-то, вона какой шишак на лбу знатный налился. Слышал я, как тут тебя тошнило, ажноть наизнанку выворачивало. Ну да ничего, эт пройдёт вскорости, ты токмо лежи, отлёживайся.
– Какой такой "отлёживайся"! – возмутился я. – У тебя перелом руки и с не ясно что с ногой, а я тут валяться буду, больного из себя изображать?
Шатаясь от слабости и продолжающегося головокружения, я срезал кору со ствола поваленного Блохой деревца и соорудил лубок для Лёшкиной руки. Потом попытался снять сапог с его больной ноги. Чёрта с два: нога в щиколотке распухла, плотно заняв внутренний объём обуви. Пришлось разрезать голенище, несмотря на яростные Лёхины протесты. Но даже разрезанный сапог упорно не желал сниматься. Честно говоря, я побаивался применять силу, видя как страдальчески морщится Лёша при каждом моём движении. В конце концов Алексей не выдержал:
– Барин, да ты дёрни разок как следует, а то иначе до утра пытать будешь!
Ну, я и дёрнул что было силёнок, мне даже щелчок какой-то послышался сквозь раздавшийся Лёхин вой. В последний пожелав раз Сумрачной Итиль убиться об забор, Лёшка резко замолк, буквально на полуслове. Он осторожно покрутил ступнёй и вдруг просиял:
– О, гляди-ка, хучь и больно, но шевелится таперь! Знать то вывих был, а ты, барин, кады сапог сдёргивал, ногу-то на место и поставил.
Из-за моего состояния "полного не стояния" дальнейшее оказание первой помощи растянулось на весь остаток дня. Урывая короткие просветы между очередным приступом тошноты и валянием на земле без сил, я таки смог располосовать прихваченный запасливым Лёшкой кусок холста на широкие ленты, которыми туго забинтовал его распухшую лодыжку. И даже костыль ему соорудил, благо подобрать подходящую рогатину было несложно. При приземлении Блоха неслабо протаранила лес, порядком повалив кустов и деревьев, так что выбор материала для третьей точки опоры оказался богат. А уж дров для костра рядом с пропаханной колесницей траншеей валялось в избытке, нагрузить пару телег точно бы хватило.
Ночь давно зажгла на небе россыпь звёзд, а мы всё валялись у костра, словно два изрядно подранных в схватке хищника, угрюмо зализывавших свои раны. Я тупо лежал, ловя короткое мгновение, когда почва подо мной вдруг переставала изображать из себя качели, а Лёшка изображал из себя маятник, баюкая сломанную руку.
– Сильно болит?
– Нет, барин, токмо ноет хуже зуба гнилого. Ну ничё, зато ушастых мы погоняли на славу!
– На славу?!
– А ты чё, барин, не помнишь, чёль? Иль память всю отшибло, кады головкой приложился?
– Помню, но, похоже, далеко не всё. Так, отдельные перепутанные куски всплывают, словно картинки стоп-кадра.
– А ну-ка, поведай, чё там тебе припоминается?
Я начал рассказывать, а Лёша сразу стал дополнять мои воспоминания своими. Так, постепенно, совместными усилиями, мы смогли воссоздать поистине эпическую картину нашего рейда на Священную рощу Черного Дуба. Для эльфов эпическую, ибо визит двух смертных, поставивший на уши весь клан и оставивший от самой рощи полураскорчеванную - полувыжженную поляну наверняка ими будет занесён в эпос. Трагический.
Начало похода в гости к лесовикам я вспомнил и без Лёшкиной помощи, со всеми подробностями. И как на заре заявился Мадариэль с сообщением о возвращении в лес очередной эльфийской экспедиции вспомнил, и как он стушевался, не желая открыто выступать против своих соплеменников – тоже.  Помнил и то, как мы вдвоём с Лёхой поутру покинули усадьбу, как, разогнавшись по пустынной дороге, элегантно перемахнули лесополосу, которой эльфы попытались отрезать мои владения от остального мира. Помнил, как мы неслись по просёлочным дорогам то лихо объезжая, а то и просто перепрыгивая встретившиеся упряжки селян, заставляя испуганных возниц часто-часто осенять себя святым знаком.
Помню, хорошо мы так ехали, гораздо быстрее, чем я на своей двуколке. Лишь одна задержка случилась на пути: в том месте, где тракт пролегал через обширное болото по узкой насыпи. Надо же было такому случиться, что к нашему появлению часть тракта оказалась занята едва ползущим обозом. Раздухарившийся к тому времени Лёшка тормозить посчитал излишним. Вместо этого он лихо прибавил хода, разогнался и поднял Блоху метров на десять над дорогой. Как говорится, "газ полный, баранку на себя". Тоже мне, водитель-неофит. Нет, понятно, что он за предыдущую неделю вдоволь накатался вокруг усадьбы, осваиваясь с управлением колесницей, да и по вечерам регулярно тренировал в каретном сарае плавный взлёт и приземление. Вот и подумал, что проскочит. Похоже, он совершенно не учел, что одно дело тренировки стоя на месте в закрытом помещении и совсем другое выполнить такое же действие на ходу да ещё на открытом пространстве!
Короче, обоз-то мы перескочили, но при прыжке Лёшка совершенно не учёл боковой ветер, сдувший Блоху в сторону от узкой насыпи. Хочешь не хочешь, а когда инерция прыжка закончилась, нам пришлось беспомощно зависнуть над трясиной, дожидаясь покуда ленивый ветерок не отгонит нас на дальний край болота. Да потом ещё на тракт выбираться полтора часа, ведь по кочкам и жирной грязи не очень-то разъездишься.
Несмотря на все путевые задержки, уже к обеду мы были совсем рядом с лесом  Черного Дуба. Глядя с верхушки возвышающегося над лесом холма, я было подумал, что наша затея начинает накрываться медным тазом. Большой он этот лес, очень большой и, как не разгоняйся, до лежащей в его середине Священной рощи нам никак не допрыгнуть. О чём я Лёше тут же и поведал. Лёха выбрался из Блохи на свежий воздух, побродил кругами, гипнотизируя раскинувшееся у ног море зелени, а потом как встрепенётся:
– Барин, а чё ежели нам вот оттуточки сигануть? – он показал рукой на едва заметный вдали холмик. – Ты глянь, как ветер кроны клонит, он же как раз с той стороны дует, вот и подтолкнёт колесницу куда нам надобно!
Я прикинул на глаз направление ветра, его силу… А что, может и получиться. Молодец Лёха, соображает!
– А давай! – говорю ему – Ветер нас туда доставит, он же и убраться оттуда нам поможет. Сделав дело, мы просто поднимемся повыше и, подхваченные воздушными массами, поплывём над лесом словно облако.
Не меньше часа мы потратили на предварительное маневрирование, пока не нашли то место, где бы ветер дул от нас точнёхонько в сторону возвышающейся над лесом тёмно-зелёной громадины Черного Дуба. И понеслось: разгон до свиста в ушах и серьёзных опасений за целость колёс, прыжок и постепенно замедляющийся полёт, со временем перешедший в неспешное скольжение на высоте ста, а может и более, метров. Наше появление на низкой, словно стриженый футбольный газон, траве вокруг самого центра Священной рощи эльфы откровенно прошляпили. В принципе, ничего удивительного в том не было, ведь стражи границ и следопыты зорко следят за нарушителями наземных рубежей, а вот воздушные как-то выпадают из их поля зрения.
Но не долго мы оставались незамеченными: во-первых, праздношатающихся и медитирующих около Священной рощи всегда было в избытке, а во-вторых, при прохождении через защитный купол над лесом серебряный корпус Блохи нарушил поддерживающие плетения. И купол схлопнулся будто мыльный пузырь. Получилось, что мы как в дверь постучались. Ногой. С размаха. Так что не успел я как следует оглядеться по сторонам, как с запада прилетел огнешар. Ну, не совсем огнешар, а так, огнешарик. С теннисный мяч размером. Прилетел, отрикошетил от брони и бабахнул где-то высоко над головою. За ним второй, третий, а потом и парочка ледяных копий ударила в борт, рассыпавшись на блестящие под солнцем осколки. Вот и попробуй, поговори с местными коренными жителями: блин, что драконы, что эльфы – сначала стреляют и только потом спрашивать начинают! Что ж, делать нечего, придётся начинать беседу с понятного ушастым сленга.
Я развернул башню, прицелился и для начала  шарахнул воздушным кулаком.
– Мать моя женщина! – потрясённо выдохнул приникший к смотровой щели Лёшка.
Круглая поляна, метров триста в диаметре с древом Жизни в центре, была окаймлённая замкнутым двадцатиметровым кольцом из вечно молодых дубков. Именно что была. Теперь же в кольце дубков образовался тридцатиметровый разрыв, а сами поколотые в щепу деревья, вместе с засевшими за их стволами магами, оказались размётанными по округе. Не ожидая подобного отпора, эльфы сразу притихли. Я выждал две томительные минуты и прокричал в приоткрытый над головой люк:
– Эй, хозяева! Может, теперь побеседуем без членовредительства, нормальным языком? Или мне для этого надо разнести тут всё на клочки-кусочки-щепочки?
Видимо посовещавшись меж собой, ушастые выслали трёх переговорщиков – двух боевых магов по краям и самого Первого советника Её Величества королевы Фалистиль в центре. Маги сосредоточенно держали многослойный защитный купол, полностью уйдя в творимую ими волшбу, а советник выступил в роли дипломата.
– Кто ты и зачем вторгся в Лес Черного Дуба? – начал он монолог с отеческой укоризной в голосе и вселенской печалью во взоре, словно пейсатый раввин из хоральной синагоги. – Если есть у тебя какая-то просьба к детям Леса, то почему ты не пришел открыто, как друг, и не обратился к Стражам, как того требуют традиции? Почему ты вместо этого стал сеять смерть и разрушение, и не где-нибудь, а в самом сердце Леса – в Священной роще, нанеся тем самым несмываемое оскорбление для всех перворождённых?
Не иначе как советник имел при себе амулет ментального подчинения, потому что его голос наполняла такая сила убеждения, что я на какую-то секунду почувствовал себя последним поцем. Мне вдруг до дрожи в коленках захотелось упасть перед ним на четыре точки, ткнуться лбом в пол и возопить: "Ребе, прости шлемазла! Прости и вразуми!" Блин, я даже головой встряхнул, чтобы избавиться от наваждения. Чёрт возьми, как хорошо, что я сидел за серебряной бронёй, изрядно ослабившей направленную на меня волшбу! А если бы я сдуру вылез к нему, как собирался вначале, или хотя бы высунулся из люка до пояса? Да повязали бы на раз, как слепого кутёнка!
Стряхнув с мозгов липкую паутину наважденья, я вдруг почуял подступающую злость. Ну, и ответил, скрежеща зубами. Вежливо по форме, но ультимативно по сути, дескать, стрелять вы сами первыми начали, и нефиг тут перекладывать с больной головы на здоровую. А что до просьб, так есть у меня одно железное требование – вернуть Елену. И чем скорее, тем быстрее, покуда ветер без сучков, иначе обижусь окончательно и тогда полетят клочки по закоулочкам. Советник давай возражать, мол, ты ведь сам обратился с прошением, чтобы Елену излечили от недуга, даже заплатил за это. Я в ответ: так и так, сговаривался я о лечении с Мадариэлем, а не с Чёрным лесом, и платил ему, а не вам, посему будьте так добры, верните девчонку. Советник важно кивнул головой, промолвил – "Чёрный лес тебя услышал и о своём решении сообщит чуть позже", развернулся и ушел, оставив нас с Лёхой одних посреди поляны.
Сидим мы, значит, ждём ответа. А вокруг тишина, спокойствие, только иногда ушастые под дубками снуют едва заметными тенями. Пять минут сидим, десять, полчаса, час, и тут Лёха как рванёт Блоху вперёд! Хоть бы предупредил, что ли. Я из-за него так затылком приложился, что чуть не взвыл. Но вся моя досада на Лёшку растворилась без следа, стоило мне только глянуть в смотровую щель. Обложив нас как волка, эльфы нанесли внезапный удар со всех сторон разом. Огромное количество всевозможных атакующих плетений – стены огня, ледяные копья, огнешары, замораживающие вкупе с сонными и одурманивающими заклятьями столкнулись на том месте, где пару мгновений назад стояла наша колесница. И рвануло так, что вздрогнула громадина Чёрного Дуба, а нашу полуторатонную Блоху швырнуло вперёд будто невесомую пушинку. Как хорошо, что Лёша вовремя заметил отблески метнувшихся к нам огнешаров и успел вывести маготанк из-под удара, ведь подобный взрыв ни одна броня не выдержала бы!
"Лёха, не останавливайся, не давай им прицелиться! Гони по кругу, да старайся держаться ближе к древу Жизни, в него-то они не так смело будут пулять, наверняка побоятся повредить свою святыню" – крикнул я напарнику, а сам приник к прицелу и начал отстреливаться. Вот тут я воочию продемонстрировал ушастым преимущества крупного калибра. Это как в погоне за тараканом: чем больше тапок, тем лучше. Не надо слишком тщательно целиться. Безусловно, мне это было на руку, ведь попробуй, удержи на мушке полоску кажущихся крохотными деревьев, когда колесницу немилосердно трясёт и раскачивает на ухабах!
Но мои сложности не шли ни в какое сравнение с тем, что выпало на долю Лёше. Ему приходилось ежесекундно орудовать рычагами, чтобы колесница не потеряла самое главное – скорость! И при этом умудряться лавировать между кучами свежей земли и ямами, в изобилии возникающими на нашем пути. Ровная до недавнего времени поляна вдруг оказалась оккупирована полчищами кротов-стахановцев, идейно вдохновлённых эльфами на трудовые подвиги. Вняв магическому "фас", зверьки-землекопы развернулись не на шутку, только дёрн взлетал фонтанами.
А тут ещё низенькая травка пошла в рост. Становясь жесткой что проволока, она обзаводилась отогнутыми назад острыми шипами, так и норовя вцепиться, опутать спицы колёс, дабы притормозить, остановить Блоху, тем самым превратив её в неподвижную мишень. Вдобавок перед нами стали возникать целые лабиринты из рядов стремительно вырастающего кустарника, отдельные кусты которого тут же сплетались воедино лианами колючего вьюна, превращаясь в непреодолимые живые изгороди. Конечно, пару-тройку таких заборов наша колесница смогла бы проломить своей немалой массой, но ход при этом потеряла бы наверняка, а потом бы и вовсе встала, будучи опутанной взбесившейся растительностью. А тогда мы мишень. Так что Лёшке поневоле приходилось постепенно отдаляться от неохватного ствола древа Жизни всё дальше и дальше, вынужденно приближаясь к остаткам кольцевой рощи.
Теперь мне уже не надо было судорожно ловить отчаянно пляшущую в перекрестии удалённую цель, достаточно просто держать оружие в горизонте, чтобы каждый выстрел не пропадал зря. И пофиг куда ударял выпущенный мной огнешар – в кроны дубков или в дёрн у их корней – из-за своей "крупнокалиберности" он исправно превращал очередной кусок лесонасаждений в усеянную обломками дымящуюся проплешину. Однако и ушастые не оставались в долгу. Пусть к тому времени от некогда полного кольца Священной рощи осталось не больше трети, пусть количество активных, укрывшихся под дубками магов я уменьшил вчетверо, зато сейчас Блоха пролетала вплотную к творящими волшбу мастерами Узора, и теперь каждый их удар становился прицельным.
– Ох, глазоньки мои! – взвыл Лёха, когда по лобовой броне растеклась очередная вспышка разрыва пущенного в упор огнешара. – Ничего не вижу, ослепило, как есть ослепило.
– Держись Лёш, сейчас помогу! – проорал я, вгоняя несколько воздушных кулаков подряд  в последний оплот эльфийской обороны.
– Дык, энта, барин, я уж усё, проморгался, значица. Ныне токмо круги в глазоньках ышшо плывут.
– А ну-ка, посмотри на меня! – изогнувшись, я свесил голову ниже башенного погона и требовательно уставился на Лёшку. Тот повернулся и с готовностью заморгал покрасневшими глазами в обрамлении опалённых ресниц. Судя по всему, существенных повреждений зрению взрыв огнешара не нанёс. – Ты точно цел? Вот и славно! Тогда трогай и рули во-о-он к той куче щепок, там кто-то подозрительно зашевелился.
– Пресветлую Эледриэль твою дрекольем да с присвистом!
– Что такое?
– Кажись всё, отъездились мы, барин. Трава проклятущая колёса оплела и с места тронуться не даёт.
– Ах, так?! – взъярился я, развернул башню и выпустил три огнешара в сторону подножия гигантского дуба . Один за другим встали фонтаны тёмно-бурой земли – перед стволом, слева и справа от него – выкопав взрывами глубокие, обнажившие корни воронки. Такой намёк ушастые поняли сразу.
– Стой, стой, прекрати! – бросился к нам разом растерявший всю солидность господин Первый советник. – Не губи древо Жизни зря! – восклицал он, перебираясь через бурелом. – Не твори непоправимое понапрасну. Не могу я сейчас отдать тебе твою подругу, ибо нет её в лесу Чёрного дуба.
– А где она?
– Далеко отсюда, за завесой цвета вечерней зари.
– Хорошо, так и быть. – согласился я, всё ещё кипя от злобы. – Но учти: если через неделю, ровно в полдень, Елена не будет стоять посреди поля у восточной опушки вашего леса, то ищите себе новое пристанище. Я уничтожу лес Чёрного дуба вместе с самим дубом, чего бы это мне ни стоило. Понятно?
Советник медленно кивнул, повернулся и удрученно побрёл обратно. Вот и всё, делать нам здесь больше нечего. Я сказал своё слово, а эльфы меня услышали. Теперь нам оставалось лишь выпутаться из травного капкана и удалиться. Не сразу, но у нас это получилось. Мы поднялись уже на уровень пятого этажа, когда я заметил выбежавшую на поляну фигурку с каким-то ящичком в руках. Это был эльф, он одним движением откинул крышку ящика, протянул его по направлению к нам и что-то выкрикнул писклявым голосом. В ящичке полыхнула ослепительная вспышка, после которой откуда ни возьмись налетел свирепый ветер, подхвативший Блоху как лёгкое пёрышко.

Взгляд со стороны:

Лишь много позже, да и то совершенно случайно, Мадариэль в разговоре с Володей обмолвился, кто был тот эльф и что же он тащил в руках. Оказалось, что это никто иной как Аспидель – парнишка без большого ума, но с огромными амбициями. Получив благодаря влюблённости Елены какой-то статус в клане, пусть и мизерный, юный ушастик продолжал отираться возле магов, а те, после соответствующей накачки от Ловца Вестей и Старшего мастера Узора, вынуждены были терпеть его присутствие. Когда Вовка с Алексеем только начинали заварушку в Священной роще, то для отпора их "Дерзновенному Вторжению" по тревоге были спешно собраны все члены клана, обладающие хоть какой-то способностью к созданию Узора. В результате Аспидэль остался один в пустой мастерской Плетений. Ему строго-настрого было приказано никуда не совать любопытный нос и уж тем более ничего не трогать, но разве удержат какие-то запреты глупого мальчишку, столь страстно желающего славы? Раздираемый на части между строгим "нельзя" и неистовым "хочу", Аспидэль решил таки действовать. Из подслушанных ранее разговоров он знал, что в кабинете Старшего мастера Узора есть ларец, а в том ларце хранится новый, особо мощный амулет против драконов. Не имея никакого понятия, что это за амулет и как он действует, Аспидель рассудил так: "Если тот амулет способен справиться с целым драконом, то уж со смертным магом он явно совладает". Грезя о сладкой славе избавителя клана от нешуточной угрозы, парнишка ухватил ларец и бросился к Священной роще.
Чтобы в походе за алую полосу эльфам было легче справиться с драконами и их всадниками, маги клана задумали лишить их основного преимущества – полёта. А что крепче волшебства приковывает к земле любые воздушные силы? Непогода. В любое время, в любом мире главными врагами авиации были и будут атмосферные катаклизмы. Потому-то мастерами Узора и был создан амулет, вызывающий настоящий тайфун с ливнем и ураганным ветром.
Когда Аспидель активировал амулет, высвободив сокрытую в нём бурю, Блоха уже поднялась над лесом. Это-то её и спасло от участи быть разнесённой в щепки о могучие стволы вековых дубов, растущих чуть поодаль от бывшей Священной рощи. Налетевший ураган понёс колесницу с такой скоростью, что Вовка счел за благо подняться как можно выше, подальше от стремительно пролетающей внизу земли. Некогда чистое небо на глазах затягивало облачностью, и скоро седые тучи полностью заслонили собой земную твердь. Дальнейший полёт продолжался вслепую, а любая неизвестность, как водится, приносит с собой сомнения. Что делать невольным воздухоплавателям, опуститься ближе к земле или наоборот, подняться выше облаков? Если опуститься, то насколько, и как высоко над землёй нижний край облачности?
Тем временем начался дождь, гулко забарабанив по серебру обшивки. С каждой минутой он усиливался, превращаясь в настоящий ливень. Заглушая частую дробь дождевых капель, ударил первый раскат грома. За ним другой, третий и вот уже в небе грохочет настоящая канонада, сопровождаемая ослепительными вспышками молний.
"Того и гляди, ударит очередной рваный росчерк в неуместную среди небес колесницу, и что тогда? – подумалось Володе – Просто ли подожжет деревянный каркас Блохи, превратив её в летящий костёр, или расколет гранитные накопители? Ух, и рванёт же тогда! В эти накопители столько маны вбухано, что взрыв будет посильней Тунгусского метеорита."
Он озвучил свои сомнения всё ещё трущему глаза Лёшке, и получил неожиданный ответ:
"На всё воля свыше, нам на неё роптать зряшно. Зато обойдёмся без мучений: раз, и мы уже на том свете."
Вовка только цыкнул зубом, поражаясь такой реакции. Впрочем, его не долго занимал Лёшкин фатализм, поскольку его мысли приобрели другое, тревожное направление.
"Кстати о накопителях, а сколько в них заряда-то осталось? Если учесть все наши прыжки, приплюсовать к ним все выстрелы, да ещё расход маны на вращение колёс по дорогам и вокруг Чёрного дуба, то получается, что накопители вот-вот сдохнут. Ох, чую, и ляпнемся же мы с такой-то высоты, да так, что фиг потом костей соберём… Блин, а я, как на грех, опять без парашюта. Что ж за невезение такое?"
Вовка вылез из ременной петли, заменяющей ему сиденье, и скрючился на полу колесницы за Лёшкиной спиной, отодвигая запоры.
– Лёш, я сейчас открою нижний люк и буду в него смотреть, а ты потихоньку начинай снижаться. Только слушай меня внимательно, и будь готов в любой мгновенье прекратить спуск. Понял?
– Будь в надёже, барин, всё исполню в точности, как велишь.
Володя во всё глаза вглядывался в лениво колышущуюся под ним серую муть облаков. Казалось, они так и продолжают висеть между небом и землёй, но потеря высоты была, о ней говорил ветерок, ровно задувающий в распахнутый люк. Что-то тёмное мелькнуло в разрыве облаков, и в тот же миг Блоха резко пошла вверх, словно кабина скоростного лифта.
– Лёха, ты чего? Зачем поднимаешь?
– Да эт не я, барин! Нас что-то к верху тянет. Мож дракон нас споймал?
Вовка метнулся на своё привычное место и выглянул в башенный люк. Никакого дракона он там не увидел, зато успел зацепить взглядом пронёсшийся мимо крутой скальный склон, верх и низ которого терялись в облачном мареве.    
 – Лёша, вверх, скорее!
Но прежде чем Алексей успел передвинуть рычаг, Блоха резко ухнула вниз, словно кто-то перерезал невидимую нить, удерживающую колесницу в небе. Часы или мгновенья продолжался тот спуск, этого ни Вовка, ни Лёша точно сказать не могли. Казалось, время растянулось, словно резинка от трусов и вот-вот порвётся надвое…

В этот день многое для Вовки предварялось словом "внезапно". Недавний внезапный взлёт и тут же внезапное падение, которое так же внезапно прекратилось, превратившись в неистовый горизонтальный полёт, сопровождаемый нещадной болтанкой. Словно театральный занавес не менее внезапно расступилась в стороны облачная муть, открывая взору такую опасно близкую землю, летящую навстречу с пугающей скоростью. Прямо перед носом из пелены дождя так же внезапно возникла сплошная стена зелени, удар о которую стал для Володи не менее внезапным, нежели прочие события этого дня. И потеря сознания после удара головой о металлический погон башни тоже была внезапной.

На следующее утро погода наладилась: показалось солнце, заметно утих ветер, да и земля успокоилась, перестала вставать на дыбы при малейшем Вовкином движении. Окончательно последствия встречи его лба с массивной железякой ещё не прошли, и Володя по-прежнему чувствовал себя нездоровым. Одолевала слабость, а при любом движении возникала опостылевшая тошнота. По-прежнему кружилась голова, в которой мысли мало того, что ползли со скоростью часовой стрелки, так ещё и путались на ходу. Как тут предаваться раздумьям? Тем не менее, поразмыслить было о чём. Особо сильно тревожил главный вопрос: "что делать дальше, как выбираться из сложившейся ситуёвины". Уехать на Блохе не получится – вчерашняя жёсткая посадка пощадила только два из шести колёс, попутно смяв и завязав в узлы патрубки подходящих к ним магопроводов. Ремонт на месте невозможен, поскольку из инструментов в наличии только Лёхин засапожный нож. Оставить покалеченную технику здесь, а самим выбираться пешком? При мысли бросить колесницу на произвол судьбы, Володя ощутил, как на дне его души очнулась от сна здоровенная жаба, живущая в любом хозяйственном мужчине.
И ещё одно немаловажное обстоятельство, которое необходимо было учитывать: Лёха однозначно не ходок, даже на костылях. Далеко ли сможет утащить его Вовка на закорках, когда он сам нетвёрдо стоит на ногах? Ну, разве что до ближайшего куста. Соорудить волокуши и тащить Лёшку на них, перепахивая дёрн концами жердей? Таким макаром Вовкиных сил хватит чуть на большее расстояние: метров на сто или даже на сто пятьдесят. Но всё равно, это тоже не выход. Посовещавшись, борцы с эльфами решили так: Алексей заберётся в Блоху и будет удерживать её на высоте двух-трёх метров, а Вовка потащит их за бечевку, словно воздушный шарик.
Сказано-сделано. Соорудив на конце верёвки петлю, Володя перекинул её через плечо, выбрал слабину буксира и навалился что было сил, изображая из себя бурлака с картины Ильи Репина. Поднятая над землёй Блоха ничего не весила, но масса-то её осталась прежней, всё те же полторы тонны. Пробуй-ка, сдвинь такую с места! Ноги отчаянно скользили по мокрой от росы траве, но потихоньку, полегоньку дело пошло. Шатаясь из стороны в сторону, Вовка упрямо продвигался вдоль прокопанной при посадке траншеи. С каждым шагом глубокая вначале борозда становилась всё мельче, пока не исчезла совсем, превратившись в лабиринт из ям и вздыбившихся корней поваленных деревьев. Обходя один выворотень за другим, Володя упорно брёл в сторону манящего голубым небом просвета в конце зелёного тоннеля. Потом с горем пополам он перебрался через настоящую баррикаду из пней, сломанных стволов, сучьев, веток с пожухлой листвою. А, выбравшись на открытый простор, замер на месте, не веря собственным глазам.
Перед ним лежал обширный пологий склон, травянистый ковёр которого то там, то здесь пятнали проплешины из щебня и мелких камней – память былых оползней. А ещё дальше склон незаметно переходил в бескрайнюю равнину, раскинувшуюся до самого горизонта, словно море. И столь же пустынную, как и морская гладь: насколько видел глаз, ничто не нарушало её серо-зелёную монотонность – ни поля, ни деревеньки, ни рощицы. Оглянувшись назад, Володя за лесом увидел вздымающиеся к самым небесам скалы, неприступной стеной протянувшиеся с севера на юг.
– Забодай меня петух, где это мы? Куда нас занесло? – послышался сверху удивлённый голос Лёши.
Вовка ещё раз растерянно огляделся и тут будто пелена упала с его глаз – он вдруг начал узнавать местность!
– А  занесло нас, Лёш, похоже на самый край степи, по которой мы с тобой и Мадариэлем в прошлом году гонялись за королевой Милистиль. Помнишь те скачки через порталы?
– Эт када ты демонов отстреливал, а Мадариэль с магом из ейной свиты сцепился? Помню, как не помнить. Тебя, барин, тогда ышшо заклятьем столь крепенько приложило, что ты опосля пару седмиц пластом лежал.
Вовка молча кивнул, невольно поёжившись при вспоминании о своей болезни, вызванной посмертным заклятьем эльфийского мага. Пока он предавался мрачным воспоминаниям, Алексей опустил Блоху на землю и выбрался через боковую дверь. Прошедшая ночь пошла парню на пользу. Опухоль на лодыжке заметно спала, и уже не мешала Лёхе бодро скакать на костыле.
– А вот поведай мне, барин, почто след от падения колесницы тянулся с западу, ежели принесло нас ураганом с востока?
– Видел, как в метель снежную пыль с крыши на подветренной стороне сарая в вихрь закручивает? Вот и здесь похожая картина. Получилось, что те горы для ветра стали чем-то вроде сарая, а наша Блоха снежной пылинкой в круговерти. Ты вчера верно приметил, что несло нас с востока. И шустро несло, ведь ветер неслабый разгулялся. Когда тот ветер упёрся в горы, куда ему было деваться? Только вверх. Помнишь, нас в небо подбросило? Вот, а как перенесло нас над горными вершинами, тогда книзу потянуло. Верно? А потом об землю приложило, и хорошо что скользом, иначе бы вообще костей не собрали.
– Да уж, нечего молвить, свезло так свезло. – скептически поджал губы Лёшка. – Ты как чумной второй день бродишь, я таперь однорукий да одноногий…
– Зато живы, а могли бы в лепёшку разбиться. Лучше скажи, как нам, таким увечным, к людям выбираться? Да и колесница наша теперь как чемодан без ручки.
– Барин, а ты глянь, облака-то над головою с запада на восток плывут. – отозвался Лёшка после долгого молчания.
– Предлагаешь опять полетать, вновь отдаться на волю ветра? А ты подумал, куда нас на этот раз занесёт?
– Ну, куда занесёт, туда и занесёт. Нам нынче самое главное через горы перебраться, ведь не ты, не я в скалоброды не годны. Иль тебе, барин,  не по душе простор небесный пришелся?
– Да, Лёш, не по мне это. Беспомощно болтаться "без руля и без ветрил", не имея возможности управлять полётом… нет, не по мне. И не забывай про самое главное: сколько у нас осталось заряда в накопителях, я сказать не берусь. Может, перелетим на ту сторону, а, может, только поднимемся над скалами и тут же рухнем с высоты.
– Ну, коли сверзимся вниз… что ж, знать такова у нас судьбина. Как по мне, так всё одно лучше нежели в расщелине какой-нить застрять, иль средь камней от ледяного ветра окочуриться.

Крепко подумав, по нескольку раз перебрав доводы за и против, Вовка нехотя согласился с Алексеем. Как ни крути, а другого выхода он просто не видел. Даже будь они полностью здоровы, лезть на отвесные стены без соответствующего снаряжения ему казалось настоящим безумством. А оставаться здесь, не имея ни оружия, ни одежды, чтобы рано или поздно загнуться от голода без какой-либо надежды на помощь извне… На этом фоне вариант "с высоты об скалы" ему показался как минимум равнозначной альтернативой.
Для начала они выбросили из Блохи всё то, без чего можно было обойтись, даже Лёхин костыль, и тот остался на земле. Соорудив молоток из привязанного к палке камня, они доломали покалеченные колёса, бережно сохранив от них только обода со встроенными амулетами. А торчащие словно корневища патрубки магопроводов втянули вовнутрь колесницы, чтобы не доламывать их при очередной посадке. Как-никак серебро, ценный металл. Управившись, они присели "на дорожку", помолчали, набираясь решимости, и полезли в колесницу.
– Давай, барин, не томи, тяни уж загогулину. – просипел Лёшка, видя что Володя замер и не решается сдвинуть с места рычаг подачи маны на амулеты левитации. С готовностью, словно он только и ждал этой команды, Вовка потянул изогнутый прут. Заскрипев, над головой изогнулась в напряжении несущая балка, и Блоха, покачиваясь с боку на бок, начала подъём. Дальнейший взлёт и набор высоты прошли почти благополучно, лишь однажды заставив воздухоплавателей понервничать всерьёз, когда усилившийся ветер пронёс колесницу впритирку к горному пику.
– Уф, пронесло! – с облегчением выдохнул Лёшка, когда каменная громада осталась позади.
– Да, на этот раз пронесло. – С некоторым скепсисом согласился Володя, вцепившись взглядом в очередную вырастающую на их пути вершину. В отличии от расслабленного Алексея, Вовка был на нервах ещё до взлёта. Мысль о полупустых накопителях напрочь отравила ему полёт, заставляя вздрагивать при каждом попадании Блохи в нисходящий поток. Володе постоянно мерещилось, что это начало падения, сулящего неизбежную гибель ему и его напарнику. Томительно тянулись минуты, а неровный, напоминающий поездку по ухабам полёт продолжался. Он стал заметно ровнее только тогда, когда Блоха миновала протяженный, кажущийся бесконечным горный хребет. Вовка вздохнул с нескрываемым облегчением, чувствуя, как наконец-то отпускает нервное напряжение, стальными тисками сжимавшее его все последние часы.
Теперь осталось только выбрать подходящее место, и можно было приземляться, но как назло ветер нёс колесницу над дремучим лесом. Вдали от него слева и справа виднелись пёстрые лоскуты полей, меж которыми вились тоненькие ниточки дорог, ведущие к серым пятнышкам сёл, но изменить направление полета, дабы приблизиться к обитаемым землям Володя был не в состоянии. Оставалось лишь уповать на милость ветра и молиться, чтобы накопители протянули ещё немного. Не слишком надеясь на чудо, Вовка на всякий случай уменьшил высоту так, что днище Блохи едва не цепляло раскачивающиеся верхушки зелёных исполинов. Ещё минут пятнадцать свободного полета, и всё разом кончилось – и лес, и заряд в накопителях.
– Держись, Лёха! – крикнул Вовка, вцепившись мёртвой хваткой в рычаги.
Это было последнее, что он успел сделать перед жёсткой посадкой. Сохраняя инерцию движения вперёд, колесница рухнула на скошенное поле и подобно шару в боулинге закувыркалась дальше, поднимая клубы пыли и размётывая кем-то тщательно уложенные стога свежескошенного сена.
Очнулся Володя оттого, что его грубо вытаскивали через башенный люк из лежащей на боку Блохи. Оказать какого-либо сопротивления он не мог, ибо чувствовал себя преотвратно, получив новую встряску серого вещества на старые дрожжи вчерашнего сотрясения. Дико болел самолично прокушенный язык, ныло ушибленное колено, а тут ещё спасатели особым гуманизмом не отличались…
Трое дюжих вооруженных мужиков – сразу не понять, то ли стражников, то ли разбойников – поставили их на ноги и, подталкивая тупыми концами копий, погнали через поле, в сторону едва видимой за садами деревеньки. В горячке Лёшка попытался им что-то сказать, объяснить, но, получив древком копья вдоль спины, счёл за благо до поры до времени умолкнуть. Морщась от боли в колене, Вовка подлез Лёшке под здоровую руку, обхватил его за пояс, и повёл, ежесекундно ожидая "подбадривающего" тычка. Впрочем, совсем уж лютовать конвоиры не стали: увидев, что пленники по мере сил ковыляют в указанном им направлении и о бегстве не помышляют, они просто пошли следом, хотя оружие продолжали держать наизготовку. Получасовой переход вымотал пленников так, что у околицы они едва переставляли ноги. Заведя в один из деревенских дворов, конвоиры деловито их обыскали, ни проронив при этом ни слова, а потом так же молча заперли в сарае. И не простом, а явно приспособленном на роль узилища. Об этом недвусмысленно говорили вделанные в стены железные кольца, ведро с водой и охапка сена, примятая предыдущим постояльцем. Измученные свалившимися на них испытаниями двух последних дней, Вовка с Лёшкой без сил повалились на сено, и сами не заметив как, тут же забылись тревожным, беспокойным сном.
Долго предаваться неге им не позволил лязг отпираемого замка.
– Вставай, старшой к себе требует. – снизошел до объяснения сурового вида страж.
"Опытный дядька" – с неудовольствием отметил про себя Володя, видя как вооруженный коротким копьём охранник не стал стоять в тесном проходе, а сделал несколько шагов назад от двери. "Попробуй, возьми его на просторе голыми руками. Да и напарник у него бдит, вон как сулицу тискает". Кряхтя, словно старый дед, Вовка кое-как поднялся, помог встать на ноги Лёшке, обхватил его за пояс и испытанным уже способом вывел на двор.
– Подь сюды. – велел сидящий на ступенях крыльца жилистый мужик в кольчуге. – Ну, сказывайте, соколы, кто вас сюды послал?
– Дык, никто не посылал, мы сюда дажить и не стремились. – ответил набычившись Лёха.
– А как же вы туточки очутились?
– Как, как… ветром принесло. Истинную правду сказываю, хошь верь, хошь не верь.
– О как, ветром, значица… Ну, а ты что скажешь? –  старшой перевёл тяжелый взгляд на Вовку. Тот попытался ответить, но распухший язык превратил его речь в невнятное мычание.
– Значица, тожить решил в молчанку играть. – по-своему расценил Володины звуки старшой. – Ну, что ж, воля ваша.
Он поднялся с крыльца, поправил заткнутый за пояс Вовкин жезл, повернулся и пошел прочь со двора, бросив через плечо стражникам одно единственное слово:
– Повесить.