Не ослышался

        Мне повезло - очереди к участковому терапевту не было.  Уже через пару минут дверь в кабинет отворилась  и над нею загорелась надпись: "СВОБОДНО".      
        Но я не спешил в полуоткрытую дверь -  из кабинета вышла заплаканная  старушка и тяжело опустилась на стул рядом со мною.               
               
        - Вам плохо? Вам чем-нибудь помочь?               
               
        Женщина, казалось, не понимает моего вопроса:               
               
        - Она сказала - "Что это мы, пенсионеры, так за жизнь цепляемся?"...  А у меня внучка - если и меня не станет, её в детский дом заберут...         
               
        - СЛЕДУЮЩИЙ! - раздался из-за двери голос, и я, полный решимости объяснить, почему и мы имеем право - на жизнь, на уважение - вошел в кабинет.       
               
        Врач, сидевшая за желтым столом, точно таким же, за каким я готовился когда-то к лекциям, повернула ко мне голову.               
        Я готов был увидеть молодую,  с броским макияжем,  самодовольную женщину,  а передо мною оказалась моя ровесница.  С морщинистым,  посеревшим от усталости лицом.  В глазах её стояли слёзы.               
        До меня дошло:  она действительно сказала, сказала про себя,  про нас всех то,  что и её не первый день мучило:  "Что это мы, пенсионеры,  так за жизнь цепляемся?".  За жизнь, за работу. А в результате у нас еще отнимают часть пенсии...               
               
        - Что Вас беспокоит? - услышал я и понял, что  спрашивают меня уже во второй раз.               
               
        Что меня беспокоило в этот момент больше всего?               
               
        Сорок лет тому назад  я играл в нарды с приятелем. Я дал ему прозвище "Облепиха" за любовь к этой полезной ягоде. Как-то он зазвал нас собирать её в долину Иори,  и мы целый день провели возле кустов с удивительно длинными и острыми колючками,  перебираясь через  протоки по крупной скользкой гальке к очередному островку.  Глянцевая желтая ягода пахла сильно и непривычно, исколотые руки саднили,  а он все нахваливал  своё чудо-растение.               
        Вот и теперь - вместо того, чтобы бросить наконец на доску каматели  и объявить, как полагается, сколько же очков выпало,  он начал рассуждать - конечно же - о пользе облепихового масла!               
               
        - Как это только тебя жена терпит! - не выдержал я.               
               
        Брякнул - лицо его стало расплываться передо мною. Но я все же заметил, как он кулаком, с зажатыми в нем камателями,  вытирает слезы.               
        Ну не мог я заставить себя сказать о его, о наших ушедших недавно девочках,  едва доживших до тридцати - в прошедшем времени!               
               
        Так что же меня беспокоило больше всего в эту минуту?               
               
        Простая мысль - как часто,  слишком часто  мы плохо слышим,  совсем не понимаем друг друга.  И больше - готовы ляпнуть такое,  о чем будем потом жалеть, всю оставшуюся жизнь.