Плацкартный билет в детство. Часть 4

            
                (Соликамск-Боровск)

                Часть четвертая.


                ДОШКОЛЬНОЕ ДЕТСТВО В КРУГУ СЕМЬИ.


  Я хорошо помню воскресенья - единственный выходной (тогда была шестидневка). Мы  надевали нарядные платья, мама пекла пироги, а папа доставал патефон и заводил пластинки, которых у нас было несколько коробок. Это была сильная, волнующая радость для меня! Я пела песни вместе с певцами, помню - громко подпевала: «Самое синее в мире - Черное море мое, Черное море мое!»


 Под танцевальную музыку мы с папой на пАру танцевали  - падеспань, падеграс, польку, вальс... Папа был отличным танцором и меня научил танцевать и любить танец! Была одна пластинка, которую я хорошо запомнила: на ней была веселая «Полька» Жубинской, под которую я любила танцевать.Когда  через  20  лет я поступила учиться в  институт  им. Гнесиных в Москве, то  попала в класс по специальности к той самой  Жубинской Валентине Яновне – композитору и блестящей пианистке, профессору, с которой   у нас завязались замечательные творческие и дружеские отношения.



  Прошло  более полувека, но я с удовольствием вспоминаю  тогдашние песни и мелодии:  "Ах, Самара-городок",  "Тишина",  «Геологи», "Давай никогда не ссориться",  «Огонек», «Не забывай!», «Плыла-качалась  лодочка»,  «Тирольская песня», «Припевки волжские».  Была  смешная песня «Воталинка» (сибирские частушки), там были слова, на которых я всегда смеялась: «Я спросила: милый, чё навалился на плечо? - а я, милая, ничё, я влюбился горячо!»  Каждая из них проникла  в сердце на всю жизнь! Прекрасную  лирическую песню  «Верные друзья» (из одноименного фильма) особенно любил мой папа. Я назвала бы эту песню символом 50-х годов – она вся словно соткана из тепла, света  и радостной надежды на прекрасное будущее! А как хороши были  старинные вальсы: «На сопках Манчжурии», «Амурские волны», «Березка»,  «Дунайские волны», «Воспоминание о цветах»!  Тогда все танцевали вальс, и я в обязательном порядке научилась. Милые  семейные праздники! Их свет греет меня сквозь годы и десятилетия…


  Папа, прошедший через ужасы войны и голодное детство, любил побаловать меня, он часто приносил домой конфеты. Мама была строже. Я помню, как сильно я любила сироп шиповника (он был тогда гораздо  вкуснее, чем сейчас!), но его можно было только три раза в день по десертной ложке. А так нестерпимо хотелось ещё!  Папа чувствовал это, он подмигивал мне, мы с ним прятались за дверью  от мамы, и он давал мне этого сиропа сверх нормы - ещё и ещё!

 
  Мама летом варила варенье из  черники, оно было восхитительно вкусным, и я вспоминаю эту нежную сладость всю свою жизнь. В магазинах тогда свободно стояло  варенье из ежевики, мама часто покупала его, а позднее в продаже появилось варенье из лепестков розы…  Это  вызывало у меня недоумение  - как же это можно варить варенье из цветов? И даже попробовать его у меня ни разу не возникло  желания.


  Мама была прекрасной хозяйкой, она умела создать уют в доме, чистота и порядок в квартире были идеальными. За воскресенье  успевала все перестирать, перегладить,  настряпать домашних пельменей (мы с братом  помогали давить «колобки») или вкуснейших пирогов с мясом, рыбой, с сушёными ягодами, которые привозила бабушка из деревни – полевой  клубникой, малиной. Мы, дети, «налегали» на свои, сладкие пирожки с ягодами.  Квартира утопала в комнатных цветах. Помню белую «невесту» и голубого «жениха», громадный  фикус под потолок,  с толстых листьев которого я ежедневно стирала пыль влажной тряпочкой, объемную комнатную розу - за появлением из бутонов прекрасных махровых  цветов я наблюдала изо дня в день.


  По ночам мама вышивала. Её чудесные вышивки украшали все стены дома. Это были восхитительные цветы, и чудные сказочные домики, большой попугай какаду, и даже портрет Ленина… Я до сих пор не пойму - как она успевала все это совмещать с работой, которую не оставляла никогда? Как она мне потом сказала, вышивание эмоционально поддерживало ее, помогало  выживать в трудные  послевоенные годы...


  Я никогда не уставала восхищаться своей мамой - настоящей русской женщиной – сильной, бесстрашной, неутомимой, самоотверженной. У неё было врождённое чувство красоты. Меня удивляло, например, как она могла так расположить в руке три  ромашки, что возникало просто загляденье, в то время как я, погнавшись за количеством и набрав  огромную охапку прекрасных цветов, не умела сложить их так же красиво?.. Умная, всесторонне одаренная, чуткая к красоте - это она мне передавала, а я, затаив дыхание, жадно воспринимала – и зеленый стебель травинки, и красную каплю божьей коровки, и нежность голубых незабудок, и хрупкость лиловых колокольчиков, яркость спелых гроздьев малины, чистейшую синеву неба и многое-многое другое. Она часто возила нас  с братом летом в деревню, где «преподавала» нам эти уроки любви к природе.


  У мамы было обострённое чувство слова, она умела одним - двумя  словами поразительно точно передать суть предмета или явления, дать точнейшую характеристику любому человеку. Несмотря на большую  загруженность на работе и по хозяйству, она всегда была в курсе всех мировых  событий и давала им свою оценку. Я знаю, что она была готова без колебаний  отдать за нас свою жизнь.  Мы, дети, были главной жизненной ценностью для своих родителей и чувствовали себя всегда защищенными.


  У нас был фильмоскоп, и время от времени папа показывал нам диафильмы, на просмотры которых собиралась соседская ребятня! Это был настоящий праздник! Домашнее кино! Дух захватывало, когда гасился свет, и мы усаживались, в  нетерпеливом ожидании предстоящей радости… Мне доверялось  крутить  винтик, переводящий кадры, а папа читал текст. Диафильмов было много, любимые - "Олин фартук", "Как искали Наташу", "Пожар", "Про храброго зайца", "Про императора, который любил золото", «Волшебная кисть», « Пан Котофей», "Мойдодыр", сказки Сутеева: «Мышонок и карандаш», «Разные колеса» и многие другие - несколько коробок... Так жалко было, когда сказка кончалась, и мы с замиранием сердца просили: «Ещё!», «Ещё!», боясь, что «сеанс»  вот-вот закончится…

 
  В те времена в киосках продавались  переводные картинки. Родители приносили иногда домой серые невзрачные пакетики, где лежали листы с бледными изображениями  разных цветов, животных, птиц, овощей, фруктов и т.д. Мы садились  за стол, застеленный клеенкой, ставили перед собой теплую воду, и начиналось волшебство… Вырезав бледную картинку с каким-нибудь букетиком, например, с анютиными глазками, я опускала ее в воду, как горчичник, где она скручивалась в трубочку. Потом, распрямляя, прикладывала на лист бумаги  изображением вниз  и, пригладив ладошкой, осторожно стягивала верхний листок…


  О, чудо! Из-под медленно сползающего верхнего слоя  радостно и ярко выныривала  восхитительная  глянцевая  картинка, вызывая восторг и счастливый смех! Какая красота!  Одну за другой переводили мы картинки, и взору ребенка открывался  волшебный мир, такой  не похожий на бедную, серую  послевоенную действительность!


  Я рано научилась читать. Первая книжка, которую я, пятилетняя, читала ребятам в садике - " Про Машеньку и горошинку"- моя любимая  сказка С. Могилевской. Прекрасные картинки из нее я помню до сих пор. Воспитатели, обнаружив, что я умею читать, тут же возложили на меня это занятие - читать детям, чему я нисколько не противилась, а только радовалась.  Я очень любила книжки, они открывали для нас неведомые страны, волновали воображение,  учили любить свой край.


  До сих пор помню  одно любимое свое (лет в 5- 6) стихотворение из книжки с чудесными картинками: "Привет тебе, мой край родной, с твоими темными лесами, с твоей великою рекой и необъятными полями! Привет тебе, народ родимый, герой труда неутомимый! Среди зимы и в летний зной привет тебе, мой край родной!" (Автор С. Дрожжин). Это стихотворение казалось мне особенным, наполненным каким-то хорошим пафосом! Помню, я с таким чувством читала его вслух! Оно очень точно выражало любовь к родине, которой было переполнено мое детское сердце...

 
  Одно из самых ранних моих воспоминаний – это когда я, как завороженная, разглядывала темнеющие до самого горизонта  зубчатые  полоски глухой  уральской тайги, окружающие наш городок со всех сторон, которые становились все более темными при удалении… Меня охватывало сильное, необъяснимое чувство, волнующее ощущение величия мира… Эта даль манила, звала к себе… и так хотелось перенестись  туда, в эти первозданные, бескрайние,  могучие  просторы!


  Мне лет 5. Мама послала меня за хлебом,- как обычно, поручив купить буханку белого и буханку чёрного. Но этот день складывался не как обычно…  Надо сказать, что булочная тех времен была предметом восхищения! Чего там только не было! Какие ароматы витали! Теплые, мягкие, как пух, и упоительно-душистые сайки с изюмом, ожерелья баранок, связки бубликов, булочки с маком – и все такое свежее… Хотелось попробовать всего и сразу! И в этот день тётенька продавщица оказалась удивительно доброй! Выставив перед ребёнком две буханки, она задорно выкрикнула: " Что ещё?" Я обрадовалась… значит, можно ещё что-то купить!? Робея от радостного удивления, я указала на связку баранок. Выкинув их передо мной на деревянный прилавок, продавщица ещё более задорно воскликнула: "Что ещё?" Я решила, что сбылись все мои мечты, с восторгом указывая во все углы... Когда прилавок был завален, продавщица решила, что с меня хватит и спросила: «Всё?" Ну, тут уж и я, видимо, решила, что хватит…


  Кивнув головой, я нагрузилась по брови, так что не видно было головы, и потащила домой своё богатство, предвкушая, как же все обрадуются, когда я  СТОЛЬКО ВКУСНОГО  им принесу!!! Мне нравилось радовать других! Свои чувства я помню до сих пор! Какая-то женщина с удивлением и улыбкой покачала головой мне вслед. Но почему- то дома никто не обрадовался. Папа и мама молча сидели за столом, опустив головы... Тогда я, чувствуя что-то неладное, виновато спросила маму, почему она такая грустная? Мама ответила: "Да у нас это последняя сотня была..." Родители никогда не ругали меня, но я всегда сама чувствовала по их реакции, что сделала что-то не то…


  Всплывает в памяти спортивный праздник на стадионе у ДК Бумажников летом  59-го года. Мы сидели с папой на трибуне  и наблюдали за футболом. После футбола  тут же на стадионе показывали  теневой театр. Мы с папой забрались на забор, чтобы лучше было видно. Но мне  так  захотелось мороженого – я вдруг обнаружила, что все вокруг его едят!  Папа уговаривал меня подождать, пока кончится спектакль, но было жарко, и я настояла на своем…


 Когда мы выстояли длинную  очередь за мороженым и вернулись на место, на экране  уже появился прощальный силуэт… Папа слегка огорчился, но что же делать - ребенку именно в этот момент так понадобилось мороженое, а  папа очень любил свою маленькую дочку и не мог ей отказать!.. (И мне, кстати, тоже досадно теперь, что я пропустила единственный в моей жизни спектакль театра теней – больше  не встречалось!) 


  Помню в тот день  радостное ощущение  большого городского праздника. Через дорогу от стадиона был красивый скверик, в котором играл духовой оркестр, журчал фонтан, вокруг гуляли и фотографировались нарядные семьи. И мы сфотографировались всей семьей, а потом вдвоем с маленьким Сашей. Я была в матроске, а для усиления «эффекта красоты» сорвала и зажала в руке цветочек - хлопушку (мы такие разбивали о лоб, и они хлопали), и Саше в ручку сунула такую же.  Когда мы получили фотографии, мама посетовала, что фотограф «прихватил» в наш кадр чью-то чужую бабушку.  Прошло  60 лет, но я помню этот день так отчетливо, как будто это было вчера!


  Игрушки нашего детства! Это был целый мир… Вы помните калейдоскоп?  Внутри лежали разноцветные стеклышки, и когда мы глядели в него и поворачивали – стеклышки складывались в восхитительные  узоры! Была еще «Дюймовочка», сидевшая в бутоне лилии, и, когда мы нажимали на пружину – лепестки лилии раскрывались, и появлялась Дюймовочка. Машинки, самолеты, мячики, пупсики, детская посудка, петушки, курочки и даже телефон с вращающимся диском… У меня есть фото, где я стою возле  столика со своими любимыми игрушками. Спасибо родителям, что запечатлели этот кусочек детства…


  У меня была любимая кукла Катя - блондинка с голубыми глазами. Туловище ее было мягким, и так приятно было тискать  и прижимать ее к себе. Попа ее была исколота – я делала ей «уколы» цветными карандашами, и через дырки высыпались опилки…  В 4 года мне подарили другую куклу – Лену, но, несмотря на ее красоту, я почему-то ее так не любила, как Катю. Может быть, потому, что туловище ее было резиновым, жестким. Когда я стала взрослой, и у меня родилась дочь Арина, я была поражена ее сходством с моей любимой в детстве куклой Катей.


                Продолжение http://proza.ru/2020/12/05/1358