Плацкартный билет в детство. Часть 9

            
                (Соликамск-Боровск)               

                Часть девятая.

                МОЯ БАБУШКА.

   Я любила вести переписку - писала письма бабушке в деревню, своей первой учительнице по музыке Раисе Захаровне, уехавшей в другой город, двоюродным сестрам, жившим в Свердловской области... К нам на зиму из деревни Корелы Пермской области приезжала жить мамина мама, бабушка Вера - ровесница века, родившаяся в 1901г. С ней в нашу квартиру приходила старина, и я любила  расспрашивать её о прежних временах.

 
  Вот я – ученица первого или второго класса. Мы увлеченно пели тогда на уроках музыки песни революции и гражданской войны, например, «Мы кузнецы, и дух наш молод…»  В надежде, что она тоже знает эти песни, я спрашивала ее: " Какие песни вы пели в молодости?"- «Разные», - «Ну, например?» - "Например: "Во ку-… во кУзнице, во кузнИце молодые кузнецы…"- «А мы кузнецы, и дух наш молод» не пели?» -  «Нет»… Странно мне это было. Я увлеченно распевала революционные и песни гражданской войны – у меня был сборник этих песен, да и время было идейное.


  Я с радостью сообщала ей о  том, что скоро у нас в стране наступит коммунизм. Но «отсталая» бабушка со смехом, коверкая заветное слово, говорила, что не верит в наступление этого нашего «куманизма». Я пыталась ее просвещать, и рассказывала  то, чему нас учили в школе – о том, как хорошо, что у нас сейчас советская власть. Но она не соглашалась со мной, говорила, что большевики отобрали у них все и пустили крестьян «по миру». Я была просто шокирована бабушкиной «отсталостью» и доказывала, что большевики – хорошие, ведь они прогнали угнетателей – помещиков и капиталистов, на что она мне возражала и говорила, что, живя в деревне, они ни о каких «помешшиках» и капиталистах  не слышали.


  И рассказывала, что в деревне  хорошо жили те люди, кто хорошо трудился. А те, которые  не работали, ленились, пили водку  и лежали на печи - и жили бедно. А потом, когда пришла Советская власть, эти бездельники поднялись с печи, назвались большевиками и отобрали у крестьян все. Мало того, они послали дедушку раскулачивать своих соседей, с которыми прожили вместе бок о бок много лет. Пришлось бабушке с дедушкой в одну ночь собрать пожитки и тайно с двумя детьми уехать в город, бросив  дом и  хозяйство.  А их жизнь к тому времени  уже была налажена, и хлеба у них колосились, и дом был - полная чаша! С тех пор началось их многолетнее скитание  по городам, без своего угла, и, в результате - нахлынувшая  бедность…


  Меня озадачивало такое вынужденное раздвоение: в школе говорят одно, а дома – другое. Я, не зная, кому верить, была склонна больше верить тому, что говорят в школе. Но и бабушке не верить тоже не могла, ведь то, что она рассказывала – была живая история…


  Бабушка говорила на уральском диалекте. Помню, мама за что-нибудь поругает братика, а бабушка всплеснет руками и выговаривает ей: «Пошто парня-то стювашь ( ругаешь)? И стюват и стюват!!!» Или говаривала: «Ума нет - беда неловко!»


  Бабуля была верующей, в то время ей было лет 60."Скоро помру", - говорила она мне. "А ты делай зарядку", - поучала я её, к тому времени учившаяся уже в первом классе, где у нас не только были уроки  физкультуры, но каждый учебный день в школе начинался  с обязательных   упражнений. Во время урока нас также неоднократно поднимали, и мы разминали пальцы со словами:  «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, а сейчас мы отдохнем и опять писать начнем!» Имея такую замечательную физподготовку,  я чувствовала себя заправским тренером и, вытащив бабушку на середину комнаты, показывала ей все знакомые упражнения. Она со смехом повторяла. К удивлению, быстро втянулась, и с тех пор каждое утро после своей молитвы старательно проделывала зарядку. Прожила она 80 с лишним лет.


  У бабушки были два старших брата, погибшие в Первую мировую войну в молодом возрасте. Один из них, Нестер (наш семейный летописец), выросший в д. Макары Пермской обл., описал историю своей семьи. У меня хранится эта общая тетрадь, в которой он, совсем ещё молодой, неграмотный деревенский парень, в самом начале 20 века старательно выводил для потомков печатными буквами эту повесть, рассказывающую о моих предках. Потом тетрадь перешла  к бабушке, младшей  сестре Нестера, бережно хранилась, но, к сожалению, попала в руки моей маме, когда та была трехлетним ребенком, и она частично порвала  её. Но и оставшаяся часть тетради необыкновенно интересна.


  Писал в ней Нестер ещё до Первой мировой войны, так что этой рукописи уже больше 100 лет.  Удивительно чувствуется незаурядность этого совсем молодого человека – это не просто крестьянин, но настоящий летописец, а в душе и поэт, и философ…


  У меня есть так же письма Нестера с военных лагерей, датированные 1913 годом. Удивительно хорошо за  100 лет сохранилась почтовая бумага с рисунком, изображающим палатки и военных в белых мундирах того времени.


  Мне было очень интересно познакомиться с эпистолярным стилем того времени. У меня есть и последнее письмо с фронта, написанное незадолго до гибели Нестера, в 1915 году. В нем он сообщает, что попросился на позиции. Письмо полно тяжелых предчувствий. Сохранились и запросы родных (когда Нестер в 1915 году пропал без вести на первой мировой войне в возрасте 26 лет), написанные каллиграфическим почерком, начинающиеся словами: «Милостивый государь! Покорнейше прошу Вас сообщить...»  - и ответы на них, открытка военнопленного из Германии (брат Нестера Григорий был в плену, текст открытки написан карандашом).

                Продолжение http://proza.ru/2020/12/05/1428