Вербы. Из сборника Рассвет

       ВЕРБЫ.

       Рассказ.


     «Дано мне тело – что мне делать с ним,
     Таким единым и таким моим?

     За радость тихую дышать и жить
     Кого, скажите мне благодарить?

     Я и садовник, я же и цветок,
     В темнице мира я не одинок.

     На стекла вечности уже легло
     Мое дыхание, мое тепло.

     Запечатлеется на нем узор,
     Неузнаваемый с недавних пор.

     Пускай мгновения стекает муть –
     Узора милого не зачеркнуть».

           Осип Мандельштам (1909г.)



     Если крикнуть вдруг во всю силу своих легких на берегу осенней спокойной реки: «Как же ты прекрасен мир!», - то только стая удивленных ворон взовьется над оголенными деревьями, нарушив устоявшееся равновесие звуков и тишины.

     А потоку кипящих воспоминаний, чтобы выплеснуться из озер застоявшейся памяти в ярких образах и мельчайших подробностях, достаточно одного или двух ключевых слов, чтобы затопить твою бессмертную душу восторгом детской чистоты и ощущением бесконечного счастья.

     Сегодня эти слова: МАМА и ВЕРБЫ.

                *******
      
     Времени стало стремительно не хватать. Оно закручивалось в тугой клубок вместе с короткими бесцветными днями, пронзительным ледяным холодом черных зимних ночей, когда даже выросший из маленького песика в густошерстную овчарку Дружок не хотел выходить на пронзительный ветер улицы и укладывался на старый половичок у порога.

     И, закрывая нос связанной мамой нарядной варежкой, бросив тяжелый портфель на диван после школы, назло всем этим северным ветрам Света выбегала на улицу, где вместе со всеми лопатами отчаянно сгребали снег, расчищали вновь и вновь место катка.  И гоняла самодельной клюшкой с мальчишками шайбу до первой далекой звезды, не ощущая жгучего мороза.
 
     Света ждала весну. И радовалась распускающемуся огромному красному бутону лилии, который послужил образцом, наверное, сказочник Бажову, создавшему легенду о волшебном каменном цветке.

     Постепенно, незаметно наплывало в минуты покоя осознанное ощущение своего роста: платья становились малы, зимнее пальто не сходилось на груди, волосы из двух косичек просились в тугую косу ниже пояса.

     Учебные занятия мелькали без видимых усилий. Все было обыденно и привычно, напоминая процесс прокручивания мясорубки: что не положишь, все равно масса ляжет одинаковыми равномерными колечками розоватого фарша.

     И вдруг в середине января - обвальная новость: в Доме пионеров открывается хореографический кружок. Занятия в нем будет вести новый хирург из больницы, окончивший в городе хореографическое училище.

     В понедельник три десятка желающих записаться девчонок и мальчишек штурмовали обледеневшие ступеньки старинного здания в центре села.

     Геннадий Васильевич, так звали хирурга, вышел на крыльцо в роскошном мягком свитере с оленями на груди, легких спортивных брюках и туфлях, без головного убора и предложил заходить только ученикам пятого класса, а старшим  прийти на занятия в воскресенье.

     Света и три ее неразлучных друга протиснулись первыми.

     - Елена Григорьевна! – обратился хирург к директору Дома пионеров. – Не знаю, что у нас получится, но они уже - переростки. Смотрите, какие у них уже сложившиеся фигуры! Ломать, ставить выворотность рук и ног поздно!  Они не выдержат нагрузок!

     - Геннадий Васильевич! Вы плохо знаете сельских мальчишек и девчонок! Они самостоятельны, их не нужно, как в городе, родителям водить на занятия! Они пытливы и любопытны, и они, в конце концов, лишены здесь всех благ цивилизации. Начните занятия и убедитесь в моей правоте!

     В большой классной комнате сдвинули длинные столы к стенке, каждому дали по стулу, поставили вдоль стен. Обуви спортивной никто не взял, и на холодном полу стояли в толстых шерстяных носках.

     Все было в новинку: и позиции ног, чтобы не сгибать колени, и медленные приседания, и непонятные команды на французском языке, которые тут же забывались.

     В классе было жарко, вспотели и думали только о той минуте, когда преподаватель скажет: «На сегодня достаточно».

     С красными физиономиями, в широких спортивных штанах с начесом, теплых свитерах группа представляла довольно интересную толпу будущих танцоров.

     Витька не удержался и просил:

     - А мы сегодня будем танец разучивать?

     Геннадия Васильевича прорвало, Он хохотал так по- мальчишечьи звонко и долго, что слезы выступили у него на глазах.

     - Устали? – он разрешил всем сесть, наконец-то, на стулья, спинки которых служили подпорками.  – Смотрите, когда у вас будет получаться так примерно, как я вам покажу сейчас, мы начнем разучивать танец.

     Восхищение –  это чувство захлестнет Свету на долгие три года, пока этот волшебник будет вести занятия. Оно станет главным.  И, перемешавшись с букетом других ощущений, впечатлений, легкой влюбленностью, радостью, удивлением, останется на всю жизнь мерилом прекрасного. Ведь каждый сумеет выработать уверенность в себе, чувство ритма, растяжки, развить художественный вкус.

     Изменится походка, придет умение грациозно поворачиваться, держать спину. На занятиях будут звучать с пластинок старенького проигрывателя фрагменты из балетов «Лебединое озеро», «Щелкунчик» Чайковского, русские народные песни, современные мелодии.

     А пока были только расстройства от того, что ноги не гнулись, руки были как лопатки и не желали повторять за преподавателем гибкую «волну» размаха крыла. Все мышцы болели. И самый легкий способ избавиться от этих мучений - плюнуть на занятия и забыть их как страшный сон. Несколько человек не выдержали.

     Топот стоял, будто стадо слонов случайно прошло по улице рядом с Домом пионеров, когда, разбившись на пары, стали отрабатывать первые танцевальные движения. Геннадий Васильевич не смеялся. Он тогда, видимо, окончательно решил, что подготовка будущих танцоров из этих недорослей – провальная затея.

     Так дожили до 23 февраля – Дня Советской Армии. День был рабочий, но вечером в новом, недавно открывшемся Доме культуры планировался доклад и праздничный концерт.

     Мама предложила Свете утром за завтраком пойти вместе с ними:

     - Посмотришь, как Геннадий Васильевич будет выступать.   

     Зал был переполнен задолго до концерта. Люди стояли плотно вдоль боковых стен, толпились сзади.

     Свету папа посадил на колени. Было жарко. Стали снимать пальто и полушубки. Концерт растянулся на полтора часа. Пел хор, выступали солисты с песнями под баян, читали стихи.

     Но зал затих, когда на сцену вышли в испанском костюме Геннадий Васильевич и его партнерша в ярко-красном платье с широченной юбкой и цветком в волосах.

     Это чудо танца, чувства и эмоции танцоров, необычность созданных на сцене образов поразили.  Зал захлебнулся аплодисментами, люди вскакивали с мест, одежда падала на пол, но никто не обращал на это внимания. Такого никто никогда не видел. Танец повторили еще два раза. 

     А потом, переодев костюмы, солисты подарили всем «Венский вальс» под музыку Штрауса.

     Платье солистки было сшито из белых тюлевых занавесок. И эта летящая стремительность, изящество, легкость движений поставили последнюю точку в сомнениях, получится ли так же научиться танцевать. Разговоров и обсуждений концерта хватило на долгую неделю.

     На другой день по дороге в школу Света не умолкала, расписав мальчишкам и понравившийся стук кастаньет, взрывную мелодию, чечетку и, как сказала мама, «любовь в танце».

     Занятия кружка строились под график работы Геннадия Васильевича, переносились, если у него были срочные операции.

     Вечером мальчишки принесли Свете домой большой пучок нераспустившихся верб. Иван пошутил:

     - Возьми, подаришь своему Геннадию Васильевичу. Ты же в него влюбилась!

     Света вспыхнула:
 
     - Кто влюбился? Думай, что говоришь!  Я книжку ему от нас подписала. Вот: Борис Полевой «Повесть о настоящем человеке». Что ты в любви понимаешь? Я его просто уважаю. А вы? Разве вы его не уважаете? Елена Григорьевна говорила учителям: «Геннадий Васильевич стремится сделать из моих кружковцев гармоничные личности. Чтобы через танец помочь каждому познать свою индивидуальность, культуру других народов». Что вы ко мне пристали? Пошли скорее, а то опоздаем.

     Геннадия Васильевича завалили книгами и открытками. Он был взволнован. Поблагодарил за вербы и подарки, сказал:

     - Вот моя хозяйка обрадуется весеннему привету!

     Но занятие не отменил, был строг, суров, терпелив, вновь и вновь заставлял махать ногами и приседать. В конце распределил всех по парам, обрадовал:

     - Начинаем готовить русский народный танец к районному смотру в мае.

     Света всегда незаметно рассматривала преподавателя, его подтянутую фигуру, немножко надменное лицо, когда он при разговоре смотрел прямо в лицо, говорил решительно, немногословно. Но его рыжие глаза были добрыми, и хотелось прикоснуться ладонью к густому светлому чубу.

     Она начинала понимать старшеклассниц, которые повально были в него влюблены, писали записки, назначали свидания. Но в городе у Геннадия Васильевича была невеста.

     И в канун Международного женского праздника Света вдруг вспомнила про вербы.

     Зима была снежная, но в середине февраля неожиданная оттепель вместо снегопадов принесла ледяной дождь, который сразу опустил сугробы. Днем дороги начали заполняться тающим снегом, ночные морозы выжигали воду, и эта борьба наступающей весны с угрюмостью стылой зимы продолжалась полмесяца.

     После школы Света зашла к подруге, но ту мать не пустила в лес. Солнце уже ощутимо грело правую щеку, когда Света добралась до огромных зарослей краснотала далеко за больницей на берегу реки. Темные колпачки с почек распустившейся вербы давно соскочили, и теперь из снежных сугробов поднимались и буквально светились на солнце ожившие ветки проснувшегося кустарника.

     Проваливаясь по колено, Света набрала полные сапоги снега, но этот азарт нарвать побольше пучок, чтобы подарить учителям, подружкам, заставлял лезть в глубину куста.

     На обратной дороге решила срезать угол, чтобы не идти через плотину, а рискнуть и перебраться через край оврага по льду.

     Первые переселенцы строили свои саманные избы вдоль реки, поближе к воде. И теперь Свете нужно было пройти несколько метров мимо проволочного забора самого последнего дома на улице, который опоясывал старый разросшийся сад на дне засыпанного оврага.
 
     Снег почти растаял, но лед в тени деревьев держался крепкий. Света прокатилась метра два. Но вдруг лед затрещал, и на середине   этой глубокой канавы Света ухнула по пояс в ледяную воду.

     Холод она сразу не почувствовала – на ней было много теплых вещей. Но страшно испугалась, вспомнив про свой ревматизм и ежегодные уколы весной и осенью.

     Лед впереди оказался тонким, и она начала давить на него локтями, тараня всем корпусом. Неожиданно под ногами оказалась в воде куча замерзшего снега, и Свете удалось, не поскользнувшись ни разу, выбраться на промерзшую землю

     С какой-то обреченностью, бегом, чувствуя страшную тяжесть мокрого зимнего пальто, ледяной холод промокших чулок, Света, не стуча в дверь, не помня себя, ввалилась через холодную пристройку маленького домика на окраине прямо в чистую кухню:

     - Тетенька, я в овраге провалилась! – слез Света уже не могла сдержать. – Помогите, мне, пожалуйста!

     - Господи, дитятко, как же тебя угораздило? – высокая, немножко сутулая женщина вскочила от старинной ножной швейной машинки, начала расстегивать пуговицы на мокром пальто. – Раздевайся скорее! Сильно замерзла?

     - Испугалась очень. И ноги у меня замерзли, – Света уронила вербы на пол и никак не могла развязать красными пальцами шерстяной платок под горлом. – Я теперь умру?

     - Да что ты такое говоришь, красавица! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! Раздевайся догола! Все, все снимай! Ложись на лавку! Сейчас мы тебя лечить будем! – женщина бросила на лавку шерстяное одеяло, достала из шкафа большую бутыль с прозрачной жидкостью. – Ложись на живот! Буду тебя спиртом растирать!

     Руки у нее были шершавые, она с такой силой и скоростью мяла ноги, спину, руки, что Свете через пять минут стало жарко. Она задыхалась от этого медицинского запаха и тихонечко ойкала.

     - Одевайся! Вот тут одежда от моей внучки осталась, когда летом в гости приезжала. И носки мои, из собачьей шерсти связанные, надень. Кутайся в мой халат фланелевый, пей горячий чай с малиной и марш на русскую печку! Лучшее лекарство при простуде!

     Лежанка была теплая, короткая даже для Светы, но, поджав ноги, на меховой подстилке, большой подушке, под байковым одеялом стало так уютно, словно очутилась в игрушечном домике с двумя стенками. Лежа, легко достала ладонью до деревянного потолка.

     Она хотела рассмотреть внутреннее убранство комнаты, но почему-то почти сразу уснула.

     Проспала больше часа. Когда открыла глаза, первое, что бросилось в глаза, - на табуретке у двери в ведре стояла ее охапка вербы. Даже, испугавшись внезапного купания, она не бросила свою добычу.

     - Стемнело. Тебя, наверное, уже ищут. Дойдешь сама или проводить?  Твоя одежда у меня до утра высохнет, а тебе придется в моих бахилах и старом полушубке идти. Ничего, пробежишь быстренько, женихи не узнают!

     - А как вас зовут? – Света натягивала на себя большие для ее роста вещи и представляла, в какую же кулему она сейчас превратилась.

     - Меня зовут Алена Ивановна! Беги, деточка! И не забудь свой букет!

      Домой почти летела. Папка управлялся на улице, закрывал в сарай кур и уток.  Дружок сразу признал, стал прыгать вокруг, повизгивая. Мама на кухне растапливала печку. Ее самообладанию можно было только позавидовать:

     - Это что за маскарад? Откуда эта одежда? Что случилось?

     - Я в овраге под лед провалилась. Но меня спасли и в спирте искупали, - буднично доложила Света. – Завтра велели за вещами прийти. Мама! А это тебе вербы на 8 марта! С праздником, наступающим!

     - Приключения нашей Светланы никогда не кончатся, они ее караулят на каждом шагу, - вздохнул папа, когда Света очень кратко рассказала, где живет Алена Ивановна. – Пока вы ужин приготовите, схожу и женщину поблагодарю за спасение дочери. Где мой рюкзак?

     Развешенные на кухне вещи за ночь не успели высохнуть. Выспавшаяся на печке Света долго ворочалась, просыпалась каждый раз, когда мама вставала и проверяла лоб, нет ли у нее температуры.

     С купанием в ледяной воде все обошлось благополучно, даже насморк не прицепился. В воскресение мама зажарила в духовке утку, напекла пирогов, а папа привел Алену Ивановну в гости.

     - У меня ведь в городе в Саратовской области тоже две внучки живут, - рассказала она, когда знакомились. - Старшая – как ваша Света, а младшая – как Вика. Дочь там работает заведующей аптекой. Привезли летом мне трехлитровую банку спирта медицинского. Дрова нарубить, уголь перетаскать – расплачиваюсь с мужиками по-деревенски: обедом накормлю, стопочки налью – довольны за копейки работать. Приходи, Светочка, в гости!

     Как тесен мир! В десятом классе после перенесенной ревматической атаки Свету направили в санаторий «Трудовые резервы» в Ленинград, где в феврале она познакомилась совершенно случайно со своей будущей лучшей подругой Наташей. Узнав, откуда приехала Света, Наташа воскликнула радостно:

     - А у меня в вашем селе бабушка жила! Может быть, ты ее знаешь? Алена Ивановна ее зовут! Домик маленький на краю села у больницы! Она медсестрой там всю жизнь проработала! Правда, мы ее к себе забрали три года назад!

     И завязавшаяся переписка, толстые конверты откровенных писем, первые стихи, рассказы, дискуссии о смысле жизни – вся взволнованность и откровенность юношеских взлетов и размышлений ложились на страницы из тетрадей нескончаемым диалогом двух подруг. Вместе поступили в Саратовский университет, но на разные факультеты. И тщательно хранимые письма по просьбе Наташи Света ей вернула, когда та стала писать свой первый роман. Зато остались стихи в верном дневнике.

     Но все это будет потом. А тогда Света подолгу рассматривала ярко – бордовые ветки спасенной вербы, наблюдая, как стали постепенно раскрываться серо-белые почки, выбросив тонкие паутинки с желтой пыльцой. Раскрывшиеся цветы вербы стали похожи на крошечных пушистых желтых цыплят.

     Мама тоже частенько задумчиво смотрела на это чудо пробуждения среди ранней весны, вспоминала свой далекий родной город и детство.

     Света написала свое первое стихотворение, из которого запомнились только две строчки:

     «Мама! Это твое, мое, наше приветствие жизни!
     Мама! Спасибо, что жизнь мне дала!»

     Проходят годы. Но струящийся свет нежности, ласки, обожания, беспредельной доброты, жизнелюбия, невозможного счастья и боли от утраты захлестывает каждую клеточку твоего существа, когда говоришь или просто думаешь, произнося мысленно это лучезарное слово: «Мама!»

     Оно было твоим первым   осознанным словом   на Земле. Возможно, с ним ты уйдешь в небытие. Но пока встречаешь рассветы, чувствуешь, творишь, мыслишь, живешь, образ горячо любимой мамы ведет тебя, крепко держа за руку, как в детстве, поднимает с больничной кровати, приходит во сне, поддерживает и спасает.

     И ты поэтому – счастливый человек!


     © Фото — Dreamstime.com