***
Перестав прятаться за привычное давно веселье, я начала как - то непроизвольно прятаться за тишиной. В тишине. В тишине своего молчания. В молчании своей тишины.
Наверное, я произвожу так себе впечатление, но рот мой не открывается больше для того, чтобы засмеяться, а взгляд собеседника так быстро становится тревожным, будто он, собеседник, забежал своим вниманием в мое правое ухо, пробежал голову насквозь, и выбежал из левого - ну просто хотел убедиться, что я его слышу, наверное.
А я слышу.
Но мне правда мало что есть сказать по делу в этой происходящей вокруг суете.
Я, кажется, пожелала развидеть мир, и теперь вполне себе нормально ношу очки, и прячусь за ними так же, будто они затемнены от солнца и встречных взглядов.
В разговоре с другом сказала, что стала скучать по Нску, он уточнил: по кому ты скучаешь? Может, ждал, что по нему, а я - нет.
По атмосфере, по своему (частично) прошлому, по себе. Я часто скучаю по себе самой, по своим прожитым эмоциям, по своим прожитым чувствам. Мне вечно самой себя не хватает, и я вечно стараюсь вернуться к себе откуда угодно.
Несколько дней назад в голове взорвалось и взорвало: я здесь - не дома!
Что, если так думала мама? Что, если так чувствовал брат? Что, если это осознание так громко и утверждающе приходит ко всем в конце/начале пути?
Что, если это просто зима, недостаток света и несовершенный захват серотонина, а я перестала пить таблетки?
А я перестала.
Мне как - то привычно холодно. Это такое знакомое чувство - беспощадно к себе замерзать зимой в любом климате, будто я - дерево, осыпаться всеми своими листьями, сворачивать кровообращение и спать до весны.
Что, если необязательно быть веселой, если веселой быть просто не хочется? Что, если мне не грустно, а просто - тихо? Такое время. Такая зима.
Такое странное, темное время, будто специально придуманное для того, чтобы поплакать о чем - то, о чем не плакалось в июле. Не плакалось, отмахивалось, не болело под летним горячим солнцем, а теперь, в пасмурной и серой Москве - болит.
Болит и сдирает кожу. Прикасается к содранному под этой отсутствующей кожей - слёзы с такой тяжестью и готовностью льются, будто только что прошила себе эмпатию восьмидесятого уровня.
Я не люблю это сквозное состояние, будто вся ты - всего лишь взломанная грудная клетка, боль не постучится в ребра, проход приветственно открыт.
С утра невозможно серое небо, в три опускаются сумерки, в четыре - темно, в пять я планирую лечь спать, потому что кажется, что уже ночь. В пять же я осознаю, что до ночи ещё полдня.
Ноябрь - декабрь. Темное, сырое, унылое насквозь время без солнца.
20 20
Свидетельство о публикации №220120501765