Предчувствие ноября

  Рассказ написан для первого тура конкурса "Хроники мёртвых городов 2"

  Мы всё знали ещё до того, как это началось. Хаос нашёптывал скрипом сухих ветвей о стекло, забирался холодными пальцами стужи за ворот свитера, тревожил неясными предчувствиями и заставлял сердце стучать чаще. Привычный мир рухнет — так было решено без нашего согласия. А может согласием было бездействие или нежелание меняться, ставя материальные блага и комфорт выше способности к сопереживанию, желанию помочь, сопричастности к чужим проблемам, эмпатии и просто человечности.
  Вмешаться в уготовленный сценарий уже было невозможно, и тогда я чуть-чуть исправила предначертанное, оставив лазейку, кинув в водоворот неизбежного горстку хлебных крошек, по которым можно найти путь.
  Воспоминания — всё, что осталось. Лишь они со мной навсегда, помогая держаться, не сойти с ума. Ведь в них мой Ноа —любознательный непоседа, весёлый фантазёр, живой и жизнерадостный.

— Мам, какую сказку расскажешь мне сегодня? — глаза загорелись ожиданием.

— Я расскажу тебе легенду о Стражах Заката и Стражах Рассвета. С начала мирозданья хранили они равновесие, не давая Хаосу сеять разрушения. Они создавали новые миры, зажигая жизнь на планетах, следили, чтобы день сменяла ночь, а рассвет приходил после тьмы. Стражей всегда было поровну, ведь тьму уравновешивает свет. Но однажды Стражи Заката поддались искушению Хаоса и решили, что могут одолеть Стражей Рассвета, вызвав их на битву. Долго длилась битва, и никто не мог победить. И так сильна стала энергия Хаоса, что взорвались ближайшие к месту сражения планеты. Стражей Заката и Стражей Рассвета раскидало в разные стороны. И пока не соберутся вместе все Стражи, пока не вернётся равновесие, будут гибнуть планеты во всех уголках Вселенной, а Хаос царствовать и упиваться содеянным.

— Странная сказка, она мне не понравилась! — разочарование и немножко обида. — Расскажи ещё одну!

— Завтра. А теперь спи. Ночь — не наше время. На рассвете у тебя много дел! — погладила по русой макушке, поправила одеяло.
Новый рассвет, и все, что были, и те, что ещё будут — они только для тебя. Спою тебе колыбельную. Почти неслышно, почти шёпотом:

  Под небом голубым есть город золотой,
  С прозрачными воротами и яркою звездой…

  Увидишь ли небо голубое, попадёшь ли в город золотой… Лишь ворота открыть, но они цвета оникса, плотно заперты. Яркая звезда за ними, да такая, что лучше не смотреть — ослепнешь.

  А в городе том сад, все травы да цветы;
  Гуляют там животные невиданной красы.

  Где же он, тот сад дивный, город золотой, травы да цветы… Сгорели листья, обуглились яблони, пеплом развеялись цветы. Сожаление острой стрелой до сих пор сердце ранит, раскаяние душу терзает. Нет, не притупилась боль, осталась в сердце.

— Внимание! Внимание! Воздушная тревога! — завыли сирены, заголосили все радиостанции.

  Метеорит всё-таки упал. Объект КаPets2020 столкнулся с Землёй, вызвав глобальную катастрофу. Небеса запылали, земля содрогнулась. Ударная волна хлынула разрушениями на сотни километров, поднялся ветер со скоростью в сотни метров в секунду, землю накрыло пылевое облако. Обрушились средства связи, спутниковая навигация дала сбой, расползлось по швам транспортное сообщение. Горящие города, рассыпающиеся на тысячи тонн металлических опор, камней, битого стекла. Многоэтажки, опадающие с лёгкостью песочных замков. Запах гари и бетонной пыли, смешивающийся со смрадом горелой плоти. Люди, сотни тысяч тех, кто пытался спастись, убегая от неизбежного — их всех поглотил огонь. Пылающий монстр догнал каждого, сотнями жадных языков слизывая живое и неживое.
  Всепожирающий огонь будто стёр и ощущение времени. Как долго мы здесь? Сто дней, сто ночей? Или целая вечность? Я не узнала мира, когда очнулась от забытья. Жизнь началась заново с того самого момента, как я пришла в себя на холодном металле у массивных, герметично закрытых ворот бункера.

  Всплывают в памяти обрывки прошлого, не меркнут, возвращая в тот день. Ещё до того, как всё случилось, появилось предчувствие, что нужно поторопиться, успеть сюда, в убежище, выстроенное для тысячи людей.

— Рейна! Начинается! Мы с Ноа в пути. Ждём тебя! — звонок прервался.

  Я не успела ответить, лишь помчалась со всех ног. К вам, в укрытие, где мы должны были встретиться. Бегом, по растрескавшемуся змейками асфальту и пыльной протоптанной дороге. Чем ближе, тем тревожнее становилось на душе. Будто ускользало время, отпущенное для чего-то важного, что непременно должно произойти. Я бежала настолько быстро, как могла. Скорее, вдоль высотных зданий, мимо нависшего над рекой моста, увернуться от сигналящего такси, пропустить несущийся на скорости автобус, вбежать под своды театра, стремительно спуститься по ступеням — весь путь врезался картой в памяти.
  Вот он, тоннель, дохнул холодом и тьмой. Массивные ворота сторожат вход в бункер, впуская людей. Я успела вбежать, и пол завибрировал, ворота дрогнули, медленно съезжаясь, защёлкнув сомкнутые челюсти.

  Но ни тебя, ни Ноа там нет — я искала, заглядывала в лица, тормошила, расспрашивала. Вернуться за вами, отыскать, уже не смогла — створки ворот плотно захлопнулись, мне не дали их открыть. Сквозь слёзы увидела мальчика возраста Ноа, он прижался к женщине с растрёпанными светлыми волосами. Сердце сжалось — Ноа мог так же сидеть рядом под моей защитой.

— Теперь здесь наш дом? — поднял бы глаза. Синие-синие, бездонные. И я бы обняла, укрыла от бед, спела колыбельную…

  Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят;
  Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.

  Лето, теперь всегда стоит лето. Жаркое, обжигающее суховеем, иссушающее сам воздух, выпивающее жизнь отовсюду, куда дотянется когтистыми лапами зноя. Палящее солнце будто зависло, яркой раскалённой сферой поджигая небеса. В заброшенных городах смена времён года не ощущается, хотя уже календарная осень.
Я почти забыла, как выглядит предгрозовое ноябрьское небо, готовое пролиться ливнем. Дождь, отзвуки которого в моём имени, остался лишь в воспоминаниях. Как же хочется ощутить прохладные струи, почувствовать запах прибитой пыли, смыть её, набивающуюся всюду, скрипящую даже на зубах!

  Когда двери бункера отворились, я ушла. Найду ли? Смогу обнять?  Мой Ноа… Надежда теплится в сердце, гонит в дорогу. Сколько я уже в пути? Два дня? Два года? Время не имеет значения. Я вне времени, пока не найду того, кто роднее всех. Иду по обочине автострады. Неспешно, будто на прогулке, не нагружая усталые ноги быстрой ходьбой, разменивая километры отрезками меж фонарных столбов. Ламп освещения в них давно уж нет, лишь металлические опоры, подтачиваемые ржавчиной, сохраняют пограничье дороги. Скрашивая монотонный путь, напеваю. Почти неслышно, почти шёпотом:

  Под небом голубым есть город золотой,
  С прозрачными воротами и яркою звездой…

  Пониже опустила капюшон, не давая солнцу цапнуть загоревшую обветренную кожу. Мешковатые хлопковые штаны, такая же рубашка мужского покроя дают свободу передвижения, а лёгкий бурнус с капюшоном защищает от зноя. Выцветший рюкзак вмещает нехитрый скарб — пару смен одежды, тёплый свитер и куртку, да россыпь сокровищ, необходимых путнику. Кое-что для обмена, вынесенное из мёртвого города, сложено сверху. Аккуратно свёрнутое одеяло и небольшой котелок крепятся к рюкзаку ремнями, а вместительная фляжка висит накрест через плечо.
Дорога тянется лентой, дни сменяют ночи. Вот уж и воды нет почти. Потрясла фляжку, открутила крышку:

— На донышке… Ну ничего, скоро до Осколка доберусь!

  Отпила пару глотков, не прерывая шаг, всё ближе подходя к оазису. Осколки – так называют поселения, где ещё сохранилась видимость былого порядка. Осколки и есть — осколки цивилизации! Здесь можно обменять на продукты и одежду всё то, что удаётся собрать в необитаемых уже городских джунглях. В Осколках занимаются сельским хозяйством, учатся обустроить быт без утерянных благ техномира. Впереди уже маячит сторожевая вышка на границе редколесья.
  В паре метров от пропускного пункта — мальчонка. Сердце дрогнуло, пропустило удар. Русоволосый, в шортиках и полосатой футболке, кроксах из мягкого каучука, без устали откидывает песок оранжевой лопаткой, освобождая края водяной скважины. Одет слишком легко и открыто для времени испепеляющего солнца и слишком чисто, будто в только купленной одежде. Вручную этого не сделать, а текстильная промышленность, как и все остальные отрасли, перестала существовать после катастрофы. Мальчик внезапно оторвался от своего занятия и поднял глаза. Синие-синие, бездонные, недетские совсем. Почувствовала, что уносит водоворотом, затягивая в неизведанное. Ноа?

— Рейна? — произносит, не отводя взгляда.

  Ринулась к мальчику, но очертания фигуры начали расплываться, исчезая миражом. Рука прошла сквозь серебристый туман, растаявший каплями воды, не упавшими на раскалённый песок, а поднявшимися ввысь.

— Ноа назвал бы мамой. Пить, срочно! — протёрла глаза, решив, что долгое пребывание на солнцепёке сыграло с воображением странную шутку.

  Воды предложили сразу же на блокпосте. Свежая, колодезная, пить — не напиться. Наполнила фляжку, оставила в уплату за вход в Осколок карманный фонарик. На всякий случай спросила:

— Видела мальчика у ворот, живёт здесь?

  Сторожа переглянулись, один из них ответил:

— Мальчик? Всем разное видится. Аномалия, два года назад появилась. Кто-то мимо проходит, не замечает ничего, а некоторые как от огня шарахаются, но не говорят, что увидели.

  Кивнула, прошла через ворота. От центральной площади разбегаются по грунтовой дороге улочки с бревенчатыми домами, огороды и теплицы, загоны для домашних животных. За поселением поля и сады — основной источник пропитания. Осколки всегда опоясывают покинутые города кольцами, чтобы удобнее было растаскивать былые очаги цивилизации.
  Первым делом — на площадь. На грубо сколоченных из подручных материалов столах можно обменять любой товар. Ценится то, что удаётся вынести из городов — инструменты, приборы и даже книги. Мне сейчас необходим запас продовольствия, но я не спешу выкладывать содержимое своего рюкзака сразу, неторопливо обходя самодельные прилавки, торгуюсь, сбивая цену. Мешок сушёного лука, мешок смеси сухих овощей, два хлеба, круг колбасы, мешок муки, соль, вяленое мясо, мешок картошки, чеснок и ягодный сбор — рюкзак постепенно наполняется. Тёплые носки, две льняные рубашки и добротные брюки из плотной ткани отправляются туда же. В уплату пошли пять карманных фонариков с запасными батарейками, рыболовная леска, механические часы, две пары портновских ножниц, набор отвёрток, «Справочник фермера и садовода» и «Хранение и переработка плодов и ягод».

— Можешь переночевать в гостевом доме, там и поужинаешь, — посоветовал поселенец, который с радостью обменял товар на книги. Я так и сделала, тем паче, что далеко ходить не надо было — гостевой дом находился прямо у площади.
  Горячая каша с мясом, ломоть свежего хлеба и кружка морса с кислинкой — что ещё нужно усталому путнику! С наслаждением умяла ужин и улеглась спать в одной из комнат. А потом пришёл сон…

  Ноа играет, не ощущая жар обжигающего песка. Яркие полоски на футболке, новенькая лопатка для песка. Ни стихии, ни время уже не властны, они не могут обесцветить краски на одежде. Ноа навсегда пять. Горячий ветер набирает силу, очертания фигуры начинают таять. Но я протягиваю руку, и навстречу тянется ладошка, возвращаясь из небытия. Мы поднимаемся ввысь, туда, где бархатная чернота ночи сияет незнакомыми созвездиями, в открытое пространство космоса. Переливающиеся перламутром, жемчужные сферы вращаются, искрясь внутри волнами озёрной сини и голубизны небосвода. Но мы не одни — фигуры в тёмных плащах ведут сражение с теми, кто облачён в алые, тесня всё дальше от сфер. Жемчужные шары тускнеют, яркие краски становятся мутными пятнами по мере того, как тёмные одолевают алых. Вот уже одна из сфер взорвалась, яркой вспышкой озарив тьму, другая погасла с шипением, будто раскалённая искра, попавшая в воду. Внутри следующей бушует пожар, а самая близкая затянулась ледяным покровом. Я потянулась к последней сияющей сфере, отчаянно желая защитить от уничтожения, и… проснулась.
  В Осколке оставаться больше незачем, и с рассветом я уже в дороге. «Аномалия» ждала меня недалеко от ворот. Мальчик поднял голову, улыбнулся, узнавая. Я медленно подошла поближе, присела рядом на песок.

— Рейна, давай играть! — опять эта синь безбрежная в глазах.

— Давай! Будем строить замок из песка? — не отрываю взгляда.

— Глупая! Мы будем строить мир! Им нужен новый дом! — кивнул на скважину, сияющую той же синевой глаз. Новые жизни уже тянули руки из прорехи мирозданья, они ждали.

  И тогда мы начали строить мир. Слепили шар из песка, старательно утрамбовывая форму лопаткой, тщательно выравнивая. Насыпали холмы и кручи, выкопали океаны и озёра, а ручкой лопатки начертили реки. Готовый мир столкнули в прореху, он окунулся в синеву и поднялся в небеса, вращаясь, обретая окончательный вид. Сфера увеличилась в размерах, позволяя разглядеть очертания планеты, очень знакомой, но неуловимо иной, отличной от воспоминаний. Моря и горы, поля и леса. Яркой звездой — солнце в голубом небе, ласковое, не жгучее. Город, сияет золотыми куполами, блестит чисто вымытыми стёклами. Он ещё пуст, этот город, он ждёт. Но он уже встречает подарком, о котором мечталось. Это наш дом, наш яблоневый сад! Запах осенних листьев, ветер колышет занавески на окнах. Яблони склонили ветви, считая дни, когда заботливые руки снимут урожай.

  Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят;
  Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.

  Мы рядом, вместе. Мы не можем растаять дождинками на раскалённом песке, ведь кроме нас некому начать всё заново. И пусть ты не Ноа, но и тебе нужны любовь и тепло, чтобы ты не исчез, не пропал в небытие. Держась за руки, мы ступаем по улицам разрушенного города. Лениво просыпаясь, рассветное солнце дарит свет раннему утру. Алые плащи развеваются от лёгкого, но настойчивого северного ветра. За нами веет прохладой, спадает жара, воздух становится свежее. Первые капли дождя падают на землю. Аромат спелых яблок накрывает руины города, он плывёт дальше — до пустоши, до редколесья, до океана.

— Идём, этим утром у нас много дел. Мы — Стражи Рассвета.

  Я глубоко вдохнула запах осенних листьев и спелых яблок. В сердце затеплилось предчувствие ноября.

  (В тексте использованы слова песни «Город золотой» (Борис Гребенщиков, «Аквариум»).