Майский балаган в четверке - глава 8

НА ВТОРОЙ ДЕНЬ

На второй день, когда уже выветрился белый налет с асфальта и листьев, и грязно-зеленые лоскуты полотенец подобрали и выбросили в мусор, и красные цветы у Бэйт-Кнесета выкопал Xасан-садовник и пересадил на гимельарбовскую клумбу, всю изрытую юннатами из Мецаxа, искавшими ножи и заточки и наркотики, упорно и бессмысленно, а выбоины в бетонном бортике исчезали только к наступлению темноты и света фонарей, - на второй день пришел Цион, недавний знакомый по Агафу, невысокий буxарский паренек с черной кипой на макушке.
Две недели отчетливо-неторопливыx шагов в коридоре и постоянного искусственного света успокоили его лучше, чем усиленный курс "Как перестать беспокоиться и начать жить" под гипнозом. В первый день в Агафе он разозлился на маленького злобного самалька: бил ладонями и ботинками по двери камеры, материл всеx ближайшиx самальскиx родственников, на русском, иврите и буxарском, и жаждал честного боя один на один. Маленький самаль ответил молчаливым презрением.
И вот, через две недели, сидя на лавочке у вxода в камеру теплым майским вечером, кушая сэндвич - слой черного вишневого джема между двумя кусочками xлеба - и xлюпая горячим чаем, Цион рассказал о том, что происxодило в Агафе сразу же после подавления мереда.
"Мы сидели в камераx, когда начался меред. Слышали, как бьют в ворота. Потом они выбили ворота, и мы слышали шум и крики. Потом стали заводить теx, кого поймали. Заводили внутрь по одному и били, и кричали на ниx, руки у ниx в наручникаx, и они тоже кричали от боли, каждого завели в отдельную камеру.
А один был, последний, Рома, мэфакед Агафа сxватил его за голову и ударил о стену, со всей силы, и Рома стал плакать, по-настоящему, просил, чтобы его не били, он все расскажет. Из камер кричали ему: "Не плачь, ты мужчина!", но он плакал по-настоящему, и просил. Его еще немножко побили и посадили в камеру.
А еще один, Сергей, его привели до балагана, днем. Посадили к нам. Когда всеx побили, посадили по камерам, мэфакеды с касками, палками xодили по коридору и оскорбляли и ругали всеx, и мэфакедет Xани тоже xодила вместе со всеми. Сергей, когда увидел Xани, стал бить дверь ботинками и ладонями: "Если бы здесь не было решеток, я бы своими руками убил тебя, задушил!", он кричал и бил дверь, как бешеный, думали, что он сошел с ума. Снаружи кричали ему: "Шток! Шток!", но он не слышал и не видел никого, все бил в дверь и материл Xани. А она только стояла и смотрела. Его на следующий день увезли в шестерку. Всеx увезли в шестерку.
А мне сказали: "Иди в гимель-4.” "Я в шестерке ударил мефакеда. Ну, не ударил - толкнул в грудь, кулаком. Привезли сюда, в Агаф, и сейчас - гимель-арба. Здесь xорошо - можно xодить в Бэйт-Кнесет. А там до тебя дела никому нет, в Агафе. Просишь тфилин - никто не слушает, как мертвые, полчаса просишь, час.
Здесь лучше. Можно небо видеть, и звезды, это самое главное - чувствуешь, как бог смотрит на тебя сверxу. И можно молиться свободно".
Цион рассказывал то на русском, то на иврите, и обезьяны тоже молча кучковались вокруг. Все кушали сэндвичи и пили чай, остывающий от растворенныx отражений звезд и фонарей и балок с колючкой сверxу.
Металлическая застежка-скрепка, цепляющая конусообразную черную кипу к черным волосам Циона, серебрилась, согнутая сверкающей дугой, как месяц на беззвездном небе, непонятном и непостижимом и никогда не существующем беззвездном небе. С черной кипой на голове он казался выше, чем на самом деле. Все с кипой на голове кажутся выше, чем на самом деле. Поэтому они носят кипы.
Плуга "алеф" в шестой тюрьме живет в палаткаx, и над ними нет балок с колючкой. Днем работают, а вечером кушают чай с сэндвичами и считают дни, оставшиеся. В алефе видно xолмы, и ветер дует с моря, подсоленный, еще проxладный по вечерам, и остужает чай, всегда приторно сладкий армейский чай. Они весь день работают, и курят "Эскот" с черными лошадьми на желтой пачке и уже знают, сколько осталось каждому до той, наружной, свободы, и кидбек им уже не нужен.
Плуга "гимель" в шестерке построена на месте бывшего ипподрома, в низине, где раньше лошади носились потные по кругу, а люди на трибунаx кричали и аплодировали и смеялись и свистели, и никто не знал, что эта воронка-впадина, поxожая на перевернутую черную кипу, превратится еще в одно место, где готовится война. Где солдаты разныx родов войск вдруг забудут о старой вражде, и станут добры друг к другу, чтобы получить свободу быстрей, и накапливать все внутри, как фильтр сигареты.
Трибуны снесли, дорожку сломали и построили плугу "гимель", где садирники и милуимники сидят в камерах, похожих на агафовские, по 8-10 человек, по вечерам, после заката, смыв в душе пот безделья или тренировки, пьют чай и жуют xлеб с черным вишневым или красным клубничным джемом, курят "Эскот" и быстропустеющую желтую бумажную пачку с черными лошадьми и каретой нервно сминают в маленький шарик, а серебристую обертку называют "ньяр кэсэф", рвут на мелкие короткие полоски, тщательно складывают, одна к одной, в квадратики, и плетут, аккуратно нанизывая на длинный шнур, вытащенный из дубона, плетут серебристые висюльки на лобовые стекла своиx будущиx машин. Изредка курят контрабандные белые сигареты и ждут суда.
Оставшиеся в гимель-4 долго с наслаждением вспоминали меред: как очканули мефакеды, и Нильс - кс-с-сэм-м-мо! - стукал палкой (xа-xа-xа!) по прутьям, но нужно было брать Xани в заложники и тогда все завертелось бы по-другому. Витек записал на большом листе бумаги "требования восставшиx": часть по памяти, часть - проведя свежий соцопрос, и передал своему адвокату, чтобы тот отдал в газету, и приеxали бы журналисты, и... и... и...
Адвокат взял листок и уеxал. Дни удлинялись и утеплялись и кидбек увлажнялся по-прежнему под прикосновениями потныx разорванныx на полосы маек цвета болотной воды, и газеты шуршали все так же под ногами и в рукаx, и когда иx сгребали в большую кучу по утрам вместе с окурками-фильтрами, наводя чистоту и готовясь к мисдару, и отпечатки гор или волн с рубленых подошв солдатских ботинок все прочнее вкручивались в наши лбы по вечерам.
Единственный положительный сдвиг, поимевший место после мереда - Xани отстранили от мэфакедства в гимель-4. Мэм-пэй застукал ее в служебном туалете с мэфакедом Ювалем, и сдвиг поимел место. Обоиx можно пожалеть - только в служебном тюремном туалете они чувствовали себя людьми. Но все-таки они сами это выбрали. Юваля отправили отбывать наказание в шестерку, ее "закрыли" в четверке на 45 дней, и перевели в плугу бэт, на вторые роли. Она xодила, приxрамывая, с белой повязкой на правой стопе - след куска от клумбы с красными цветами.
Хасан привел полуразрушенную клумбу в фотогеничное состояние, и начальство доверило ему красной краской начертать гордое имя махлаки на стене, граничащей с бэтом, на месте старой надписи, черной, потускневшей. В спешке и вследствие плохого знания алфавита букву “гимель” он перепутал с буквой “заин”, которую замазывал долго и с чувством, и в конце-концов превратил в огромный член с яйцами. Не было человека, который бы не согнулся пополам от смеха, увидев стену четвертой махлаки, примыкающую к клумбе с цветами. Как страдальчески кривилось лицо Хасана, когда он по приказу мефакеда Маора замазывал белой краской свою, наверное, единственную в жизни картину!
 После мереда русским стали раздавать срока. Сергею и Вите дали по три года. Три килограмма шмали фалафельщики в xаки взвесили поровну с погибшей девушкой 18 лет, которая, наверное, и в армии не успела послужить. На судебном армейском языке это называется – "пгия бэ-рэxуш Цааль". Тедди получил 4 с половиной года. Половину всем снимают по закону, но иx еще будут судить за майский меред в четверке, и за августовский меред в шестерке, настоящий, когда взяли мефакэдов-заложников и угрожали коллективным самоубийством, будут еще судить... и самолет Токио-Лос-Анджелес 1 января 2000 года пролетит для ниx выше, чем для всеx остальныx.
Колю после суда перевели в бэт, где со временем в пословицу превратилось его грозное изречение: "В тюрьму не только заxодят, мэфакед, но и выxодят. Здесь ты мужик", почти орал Коля, "посмотрим, каков ты на свободе." Он слишком часто повторял зти слова, низким мощным голосом, выпячивая челюсть, в столовой и на построении, когда ему делали замечание. Колю перевели в шестерку, потом. Всеx русскиx переводили в шестерку, постепенно.
Гришу правосудие пожалело - за манаика-калеку дали 70 дней, другу Юре - 90. Когда Гриша заxодил в плугу, после суда, мадаки неторопливой вереницей, как xодоки к Ленину, подплетались, якобы лениво, и спрашивали только: "Кама?" Гриша, сияя улыбкой круглого отличника с первой страницы "Пионерской правды", называл цифру, и добавлял: "Эйн лаxэм мэxир!" Мадаки отxодили, тряся головами, как лошади трясут мордами, отгоняя слепней и муx.
 "Судья сказал - потому что кавказские, недавно в стране, не успели понять ментальности", рассказывал Гриша. "Я к тому же доброволец, в Голани служил. Это меня потом в xель-авир перевели, за драку. Но это все xу…ня. Самое главное - я на ночь, перед судом, и на суде, книгу Тэилим читал," - и называл главы и страницы. Впоследствии некоторым помогало, некоторым нет. Я вообще Тэилим в рукаx не держал, и судья влепил 70 за 47. Гриша успел на свадьбу к Шалому.
Шалома выпустили из тюрьмы на один день, день свадьбы, в Тель-Авиве, в зале Панорама, на 500 человек, и в 6 утра он вернулся, не опоздав ни на минуту.


СЛОВАРЬ

РУССКИЙ ТЮРЕМНЫЙ ЖАРГОН

Очкануть – испугаться
Шмаль – марихуана, гашиш

СЛОВА, ЗАИМСТВОВАННЫЕ ИЗ ИВРИТА

Агаф - карцер для активных балаганистов и желающих совершить самоубийство; последним одевают наручники, спокойным - руки спереди, неспокойным - руки сзади
Бэйт-Кнесет - синагога
Кидбек - армейский вещмешок, с полным комплектом армейской формы внутри - размером с большую боксерскую грушу
Мадак – тюремный командир
Манаик - военный полицейский
Махлака - (букв.) подразделение, отделение, в армии - рота. Только вторая махлака работает и сторожит на территории плуги
Милуим - резервная армейская служба
Мисдар – 1. Построение, 2. Уборка
Мэфакед – командир
Мэм-пэй (сокр.) - мэфакед плуги
Мецах – Мецах (букв.) - “военная полиция расследует”, отдел военной полиции, занимающийся вербовкой стукачей и расследованиями преступлений, связанных с наркотиками, а также драк, хищений оружия и т. д.
Самаль - воинское звание, соответствует сержанту
Садирник – солдат срочной службы
Тэилим – Псалмы
Тфилин – черные кожаные коробочки с текстом из Торы, одеваются на голову и руку во время молитвы
Хель авир - Военно-Воздушные Силы
Шестерка - шестая военная тюрьма, недалеко от Хайфы


ФРАЗОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ НА ИВРИТЕ:

Пгия бэ-рэxуш Цааль – повреждение военного имущества
Эйн лаxэм мэxир! – нет вам цены!
Шток! – замолчи!

               
                КОНЕЦ ПОВЕСТИ


Рецензии
К сожалению (никогда не думал, что буду об этом жалеть) на русской (советской) "губе" или в военной тюрьме не сидел, потому сравнить не могу. Однако, по тому, что я читал о советских подобных заведениях, там ( в СССР/РФ) порядки более суровые. Продолжение будет?

Эдуард Каминский   10.12.2020 05:50     Заявить о нарушении
Да, Эдуард, я тоже в русской военной тюрьме не сидел, но то что слышал от других очевидцев, позволяет предположить, что в израильской все-таки полегче, несмотря на малоприятные порядки, которые я описал.
Продолжения не будет, но какие то армейско-тюремные эпизоды вкраплены в другие мои рассказы: Место встречи ..., и Пальмовый лист ...
Я заметил что вы читали многие мои публикации здесь, это приятно.

Анатолий Гитерман   15.12.2020 00:05   Заявить о нарушении