Изерброк. Глава XхIII

XXIII




Снова пришли туманы. До начала февраля оставалось не меньше двух недель, а туманы уже вовсю стояли.

Туманом окутывались дома, деревья, фонари. На улице стало немного теплей и как будто тише. Течение времени замедлилось. Поубавилось суеты, экипажи снизили скорость движения, прохожие замедлили шаг. Мамушка всегда ощущал это время как очень спокойное, флегматичное, немного сонное время.

Но в этом году, быть может, благодаря предапокалиптическим настроениям, блуждающим среди горожан, в тумане чудилось нечто тревожное. И тревога нарастала. Вскоре, туманная тревога начала выливаться в реальные жуткие события. Но, вероятно, из-за того же тумана, всё воспринималось словно во сне. Люди медленно бродили в тумане, пили кофе, читали газеты, делились страшными новостями, тихо восклицая от ужаса, но всё это так, как будто они находятся во сне и понимают это.
Медленно, как во сне, движутся по улицам трамваи. Трамвайные звонки, стуки колёс глохнут, вязнут в тумане. Люди, как сомнамбулы, входят в трамвай, едут, выходят на своих остановках. По реке заворожённо и совершенно без звука движется пароходик. Из его трубы медленно ползёт черный дым и постепенно сливается с серым туманом над рекой.

Даже Бульвар Магнолий выглядит сонным. Музыка играет, огни в тумане горят, слышится женский смех, в дымке мелькает красное платье – всё это часть одного большого долгого зимнего сна, охватившего Изерброк.

И внезапно в вязкий медленный сон вторгаются бредовые в своей чудовищности убийства. Сначала на главной площади города, на площади Принца Луи, а точнее, непосредственно на самом памятнике принцу Луи, обнаруживается труп ребёнка: девочка семи лет повешена на бронзовой морде лошади. Выглядит так, как будто лошадь подняла голову, а ребёнок, зацепившись шеей за повод уздечки, повис и удавился. Заговорили сначала о маньяке-одиночке, потом о целой злодейской секте. Во всяком случае, всё опять увязали с приближением конца света. По поводу этого убийства комиссар Поц поговорил с Мамушкой по телефону – телефонировал прямо в трактир "Пеликан" и сообщил некоторые детали. Девочку, вопреки отдельным слухам звали не Надей, а Гретой (Гретхен). Ей было семь лет, она являлась ученицей начального класса одной из центральных гимназий. Поц пообещал сообщить дополнительно, как только что-нибудь выяснится по этому убийству.

Спустя трое суток на проспекте Людовика в районе Лептис-Магна неизвестный мужчина устроил резню. Он вынул из карманов куртки два огромных мясницких ножа, бросился на прохожих и принялся колоть их и резать. Семеро человек получили ранения различной степени тяжести, трое из них погибло. Свидетели утверждают, что перед тем, как броситься на людей, мужчина покраснел, как будто от сильного внутреннего жара или кровяного давления. Или стыда.

Убийцу схватили, связали и, минуя полицейский участок, сразу доставили в госпиталь Святой Лидвины (в отделение для буйных) – главную и старейшую городскую клинику для душевнобольных. Убийца проявлял явные признаки сумасшествия, выкрикивал бессвязные слова, угрозы и жалобы, пытался разгрызть свои вены на запястьях. В клинике при помощи новейших фармакологических средств его быстро успокоили. И в будущем его, скорее всего, ожидает новейший  метод доктора Кокса, неоднократно доказавший свою эффективность, – префронтальная лоботомия, резекция участка лобной доли через глазницу.

Мамушка оттягивал свой визит к нагам. Сыщик понимал, что без посещения нагов и беседы с их главным шаманом, махасаду, расследование не продвинется, но он всё еще не представлял себе оптимальную модель поведения во время визита. Причастность нагов к исчезновению Нади довольно вероятна, но как себя повести, чтобы подтвердить это или опровергнуть? Облава с обыском – невозможны. Угрозы и шантаж бесполезны. Наилучшим выходом было бы внедрение в секту своего тайного агента – но и это весьма затруднительно. Что же делать? Остаётся наведаться к ним самолично под каким-нибудь благовидным предлогом и, конечно, в сопровождении Роди Мухомора. Заручившись поддержкой Роди можно попробовать проникнуть в самое сердце секты нагов, поговорить со старейшиной. А там положиться на свою интуицию. Находясь там, в логове нагов, главное – внимательно смотреть, не упускать ни единой детали.

«Оказавшись там персонально, я обязательно увижу или услышу что-нибудь такое, что мне укажет на пути дальнейшего поиска. Во всяком случае, станет ясно, стоит ли искать Надю непосредственно у нагов, или эта версия отпадает», – размышлял Мамушка, прогуливаясь по туманным улочкам Изерброка.

Он любил бродить в это туманное время по набережной, часто забредал на Лосиную площадь, заходил в гостиничный ресторанчик.

В один из подобных дней, точнее, вечер, когда он ступил из темного переулка (со стороны проспекта Маршала Буга) на круглые камни Лосиной площади, перед ним остановился экипаж на каучуковых шинах, дверь раскрылась, выскочил некий господин в сером сюртуке и вежливо попросил сыщика сесть в экипаж и проехать с ним в один из особняков генерал-бургомистра барона Леопольда фон Зайчека. Вежливый господин протянул изумлённому Мамушке персональное приглашение от генерал-бургомистра – карточку с золотой каймой, гербом федерации золотого тиснения, персональной росписью генерал-бургомистра и оттиском его персональной печатки.

Мамушка вздохнул и вошёл в карету. Пригласительная карточка от генерал-бургомистра – это высокая честь, это значит, что барон уважает того, кого ему понадобилось увидеть. Это сильно отличается от ситуации, когда человека увозят к генерал-бургомистру без всякого приглашения.
Особняк, роскошный трёхэтажный дом барочного стиля, окруженный садом, находился в Старом Городе.

Адъютант провел Мамушку по широкой лестнице в обеденный зал, где всё уже было готово к приёму гостя: стол был накрыт на две персоны, кресла выдвинуты, свечи горели, большие окна были занавешены шторами с драпировкой. Интерьер зала (и в целом особняка) был сравнительно скромен – насколько это вообще возможно для главы метрополии, известного ценителя роскоши. Здесь были старинные картины в золоченых рамах, естественно, все подлинники, изящная дворцовая мебель, гобелены, сурийские ковры на полу, наборный паркет; хрустальные люстры и светильники, бронзовые канделябры, бюро из черного дерева, инкрустированное серебром, мраморные бюстики генералов, политических деятелей и мыслителей, портьеры, шитые золотом и серебром, шёлк, янтарь, малахит... Но в целом всё было скромным, сдержанным, по сравнению, например, с главной резиденцией генерал-бургомистра на площади Принца Луи – настоящим дворцом в стиле Людовика Второго, буквально утопающим в роскоши.

Мамушка остановился напротив зеркала между двух бюстов, оглядел свой сюртук, смахнул перышко, взглянул на свою физиономию, пригладил ладонью торчащий пучок волос. Его слепил и несколько утомлял яркий свет множества канделябров, тревожило огромное пространства гостиной и высокий потолок.

Но вот адъютант раскрыл двери – вошёл Его Превосходительство барон Леопольд фон Зайчек во всем скромном блеске своего повседневного наряда: в простом мягком парике с двумя парами буклей, в бархатном камзоле золотисто-апельсинового цвета, в оливковых панталонах, белоснежных чулках и в башмаках с серебряными пряжками. Апельсиновый камзол барона был густо вышит золотой канителью. Из полностью покрытых сверкающими узорами обшлагов выходили тончайшего кружева манжеты, над кружевным жабо в узле солнечно-желтого галстука сверкал крупный рубин.
– Здравствуйте, здравствуйте, драгоценнейший мой господин Мамушка, – с этими словами барон буквально налетел на сыщика, не успевшего даже толком  поклониться, как это полагается по этикету.

Барон схватил руку сыщика в свою широкую мясистую тёплую чуть влажную ладонь и принялся энергично трясти в рукопожатии. Барон обладал крупным телосложением, высоким ростом, покатыми плечами, широкой мягкой грудью и большим, упругим, выдающимся вперёд животом; толстые ляжки соединялись с шарообразными, обтянутыми белым шёлком чулок, икрами, необходимыми для переноса столь увесистого и полнокровного тулова. Между тем, барон был уже не молод – о чем свидетельствовали мелкие черточки в его с виду абсолютно здоровом лице: припудренные морщинки, небольшие мешочки под глазами, дряблая плоть под подбородком над сверкающим рубином. Ему шёл 62-й год. Энергии, однако, в нём было – не занимать. Впрочем, почему бы ему и не быть полным энергии, при столь вальяжном, комфортном образе жизни, который он вел, начиная с юных лет, – при отменном питании, при физической активности самого приятного толка. Даже в Изерброке с его туманами и вредоносным воздухом при подобной жизни можно долго сохранять свежесть. Барон на полголовы был выше Мамушки и выглядел ненамного старше его.

Уселись за стол. Хрусталь, серебро, белоснежные салфетки, золотые искры на бокалах, двадцатилетнее массалийское вино, сыр, буженина, паштеты.  Золотой свет, отражаясь в хрустале, переотражался в самоцветах на пальцах барона. Среди перстней была и скромная квадратная печатка с черным опалом.

Основное блюдо ещё готовилось на кухне на первом этаже. Готовил повар, владеющий тремя золотыми листками лавра Королевской гильдии кулинаров (высшая степень мастерства). В ожидании главного блюда довольствовались закусками, салатом, фруктами; пили красное вино, разгоняя в себе аппетит. Ну и главное, – зачем бургомистр пригласил к себе Мамушку – беседовали о деле, затрагивая, впрочем, и разные параллельные темы.

«Вот она, концентрированная власть, главное лицо Федерации», – где-то очень глубоко внутри себя думал Мамушка.

После череды кровавых революций, сопровождавшихся казнями королей, затем обратным их воцарением на трон, после Великого Статута, когда короли окончательно ушли в прошлое (остался единственный король – тысячелетний король Мутанга – Махендра Дракон Бон Десятый Окончательный), в Федерации королевский трон заняли три генерал-бургомистра, по одному на каждую метрополию. Постепенно, с упрочнением мирового лидерства Изерброка, вся полнота власти сосредоточилась в руках единственного генерал-бургомистра – главы Изерброка – он и стал фактическим правопреемником королевской власти прошлого, только теперь в масштабах всего объединённого мира, включая все провинции и доминионы. Высокий триумвират и обер-прокурор Долороса оспаривали право на «корону». А королевство Мутанг и Верховный Совет Духа, то есть архонты, осуществляли духовную и символическую власть.

Многолетняя жизнь на социальных вершинах среди элит безусловно не могла не оставить отпечатка на мышлении генерал-бургомистра. С первых слов беседы Мамушка заметил, что барон привык оперировать крупными категориями в глобальных измерениях – в этом смысле его речи несли на себе печать некоего абсолютизма. Барон игнорировал частности даже в частной беседе за ужином – к чему обращать внимание на те из частностей, из коих невозможно вывести никакой максимы? Зачем обращать внимание на жизнь одного отдельного человека, когда необходимо решать судьбы тысяч и тысяч ему подобных? Конкретный человек может быть интересен только как представитель своей социальной группы. Быть может, он один такой в своем роде для себя и для своей семьи, но высокому правителю видно, что таких, как он, – тысячи – в точности именно таких вплоть до мелочей: деталей одежды, причёски, сорта любимого пива по пятницам, мыслей и слов.

Генерал-бургомистр отослал прислугу, желая конфиденциальности разговора.

– Вы были в Башне алхимиков? – сразу спросил барон, наливая себе вина. Затем он наполнил бокал, подставленный Мамушкой.

– Был. Мне выписали пропуск через министерство при содействии комиссара сыскного отдела господина Поца.

– Мне известно, о чём вы разговаривали с алхимиками. Можете даже не рассказывать. И, как обычно, они взяли с вас страшную клятву о неразглашении. Алхимики умны, но вполне положиться из них я могу только на доктора Ваю. Сами, вероятно, понимаете почему. Они практически перестали заниматься великим деланием, но зато спеси в них, высокомерия… Будто бы во всей Федерации никто, кроме них, не занимается науками. Я знаю, они держат меня за профана. Я, по их мнению, избалованный вельможа, не способный к управлению государством. Они считают, что только они могут управлять движением небесных светил, улавливать вибрации сфер, предвидеть… Но я, я тоже, скажу вам по секрету, господин Мамушка, этим занимаюсь. Уже двадцать лет. Иначе бы я смог так долго оставаться на вершине государственной пирамиды? Нет. В наше время тот, кто занимается высокой политикой, обязан заниматься алхимическими науками. Иначе он не удержится. Попробуйте вот этот паштет. С черносливом и грибами. Он изумителен. – Барон указал серебряной вилочкой на тарелку с массой баклажанного цвета.

– Я уверен, что вы достигли высочайших результатов в области алхимии, ваше превосходительство, – ровным голосом произнёс Мамушка, намазывая на хлеб паштет.
Воздушный паштет мазался превосходно.

– Ну не таких уж и высочайших. Всё-таки я не могу этим заниматься круглосуточно, как наши великие алхимики. Но кое-чего я безусловно достиг.

Щёки у бургомистра зарумянились от вина и закусок. Глазки – крапчатые, жёлто-зеленого цвета – светились. Бургомистр пребывал в хорошем настроении.

– Вы же уже поняли, господин Мамушка, кого вы ищете? – спросил он.

– Да. В общем, да. Мне кажется, понял.

– Прекрасно. А я, признаться, понял это еще несколько лет назад. Давайте же выпьем за понимание.

Они с высоким звоном соприкоснулись хрустальными бокалами и выпили.

Лицо барона ещё более зарумянилось. Щёки стали похожи на спелые яблочки, а в целом лицо приобрело некий драгоценный оттенок, гармонирующий с переливом роскошных королевских тканей и мягким сиянием бриллиантов.

Мамушка внимательнее присмотрелся к морщинкам в уголках глаз барона, вгляделся в общую припухлость и одновременную лакированность его лица, словно светящегося изнутри, – и подумал, что старость этому лицу не страшна, как и всем ему подобным высокопоставленным лицам. Кажется, будто богатство, и даруемое богатством высокое положение, избранность, – влияют на организм так, что, даже старея, кожа не перестаёт излучать некий чарующий свет. Свою роль, безусловно, играют и целебные бальзамы, разнообразные масла, тонизирующие и разглаживающие кожу, но главное – любое количество морщин на лице старого вельможи, будет выглядеть иначе, чем на лице простого бедного старика. Старый вельможа, старея, не перестаёт блистать – огромные капиталы на его банковских счетах отбрасывают на его лицо омолаживающий свет, но и не только это. Здесь скрыта загадка; возможно, само осознание богатым старцем собственного финансового могущества продлевает его молодость изнутри лучше любых бальзамов и масел. Молодую женщину, вступающую в связь со старым богачом, привлекают в нём не только его деньги (в первую очередь, конечно, деньги), но и, безусловно, его сила и внутренне продлённая молодость.

«Большие деньги обладают своей магией», – подумал Мамушка. И вспомнил, как совсем недавно им самим полученные сравнительно небольшие деньги, аванс в 300 тысяч драхм (немаловажно и то, что они были в новых хрустящих купюрах в радужной упаковке Центрального Банка), заставили его самого, унылого и стареющего пропойцу, гордо расправить плечи и почувствовать внутреннее "я ещё могу".

– Так, значит, Надя является кем-то вроде ангела? – спросил Мамушка и незаметно для себя потрогал портсигар сквозь ткань кармана на сюртуке.

Барон тут же предложил:

– Вы курите? Можете курить. Вон пепельница. Я сам не увлекаюсь. Но люблю запах табака, когда другие курят.

«Это проницательность старого политика и дипломата», – с уважением подумал Мамушка, извлёк из кармана портсигар, спички в плоской коробке, раскрыл портсигар, взял папиросу – золотое колечко на мундштуке блеснуло – чиркнул спичкой, закурил. Передвинул хрустальную пепельницу ближе к себе.

– Да. В этом сомнений уже нет. Она действительно – существо иной, высшей природы. Появление её на земле невозможно объяснить иначе, чем миссией. Сквозь призму наших земных мифологий она воспринимается нами как ангел или Белая Тара. Но что есть наши земные мифологии? Чем являются "Книги Пророков", древние скрижали, заветы, трактаты мудрецов? Где истоки сакрального – иногда зашифрованного, а иногда явного – знания, из века в век передаваемого в книгах?  Боги, ангелы, могучие небесные существа когда-то в начале времён оставили нам знание – послание, записанное земными пророками на человеческом языке. И дальше с периодичностью в века божественное являлось на землю, чтобы напомнить о себе, на что-то указать, что-то поправить. В легендах передаётся память о них. По сути, человечество никогда и не прерывало связи с высшими силами. Оно поддерживало контакт с ними через своих оракулов, жрецов, шаманов, провидцев, медиумов, святых, великих алхимиков и астрологов. Поэтому, когда на землю явилась Надя, люди практически сразу узнали её. Всем моментально стало ясно, кто она и зачем явилась.

– Она явилась, чтобы спасти нас всех?

– Да. Я думаю, что да. Именно для этого она и спустилась с небес. Спасти. Но, вероятно, не всех, а только избранных, самых достойных. Грядут грандиозные, умопомрачительные преобразования. Даже мы, мудрецы и правители, не до конца можем себе представить, что грядет, не говоря уж о простых людях. Скажите, господин, Мамушка, каковы успехи в расследовании? Скоро ли можно ждать результата?

Барон не сводил с лица сыщика пристального жёлто-зелёного крапчатого взгляда. Так могла смотреть сама власть как инстанция, и в тоже время – живой отдельный человек с румянцем на щеках, вытянутым овалом лица, морщинами и дряблым подбородком.

– Я могу говорить откровенно? – спросил Мамушка, стряхивая пепел в чистое стекло пепельницы.

– Только откровенно и никак иначе, – мягко сказал барон, ни разу при этом не моргнув.

– Простите меня за вопрос, ваше превосходительство, я могу показаться упрямым в своей земной ограниченности, но вам никогда не приходило… ни разу не появлялось мысли, что она обычный живой человек? Простая девушка из Пограничного по невероятному стечению обстоятельств попавшая в миф? Я не отрицаю, возможно, и правда, она обладает уникальными способностями, выделяясь из своей среды умом, внешностью, осанкой. Возможно, она несколько раз чем-то изумила людей, чем-то похожим на чудо. Пошли слухи, мгновенно сложились легенды, истории обросли новыми подробностями и сблизились с древними преданиями и пророчествами. Так из обыкновенной, нет, безусловно, выдающейся для своего круга, но всё же обыкновенной девушки, она превратилась в Белую Тару – спасительницу. Дело в том, что я, как простой частный детектив, не могу искать ангелов и спасителей. Это не в моей компетенции. Я и в алхимии с астрологией почти не разбираюсь. Но я хорошо разбираюсь в жизни обычных людей, простых смертных. Я могу искать пропавшую земную девушку по имени Надя из конкретного района, где она проживала  в небольшой квартире вместе со своими родителями – работниками Фабрики Протезов и Манекенов. Но когда мне нужно искать ангела, какое-то небесное существо, иначе говоря, я совсем не понимаю, что от меня требуется. Ваше превосходительство, я, возможно, глуп для…

– Хорошо, хорошо, господин Мамушка. Мы отдаём должное вашему таланту сыщика. Никто и не требует от вас, чтобы вы искали ангела. Ведь она существует в земном воплощении несмотря ни на что. И искать её нужно именно как человека, как простую земную девушку.

– Но при этом вы настаиваете, что она всё-таки неземная?

– Это не я настаиваю. Об этом говорит наука.

Внезапно бургомистр встал из-за стола, подошёл к небольшому серванту с книгами, открыл дверцу, вынул толстый фолиант в обложке телячьей кожи и принёс к столу. Книга была снабжена серебряным замком. Барон поднёс книгу Мамушке, раскрыл, отщёлкнув застёжку, – сыщик ощутил тонкий цитрусово-фруктовый запах духов от парика бургомистра и пыльный запах старой бумаги от книги.

– Вот, смотрите, – наманикюренным пальцем бургомистр указал на гравюру в книге. Голубой аквамарин в перстне сверкнул. – Это одна из сохранившихся тайных эмблем Эрхарда фон Мистиха. Книга эмблем утрачена, но остались копии нескольких изображений в разных трактатах. Я почти все их собрал. И вот здесь, смотрите. Данная эмблема называется "Колесница победителя".

Мамушка взглянул на гравюру и сразу же испытал удивительное ощущение, будто бы уже где-то видел эту картинку. Расплывчато в серо-коричнево-черной гамме на рисунке изображалась колесница, то есть открытая двухместная коляска, запряжённая в звезду (символическое изображение звезды). Над звездой просматривались латинские буквы: "S.—s. Nada". Возницей был какой-то человек в короне. Он держал в руках поводья, над его левым плечом висел полумесяц, а над правым – солнышко. Над короной парила буква "Z". В самой колеснице на пассажирском месте сидела девушка – маленькое лицо её было очень хорошо прорисовано – на мутной гравюре было видно, насколько девушка молода и хороша собой. Вокруг её головы словно витала светлая сфера, нимб; из-за плеч высовывались небольшие крылышки, а над головою, над нимбом, было написано слово "TARA".

Колесница неслась по небу на фоне кучевых облаков, молний, комет.

– Видите? В колеснице победителя едет Надя. Она же Тара. Она же Звезда. Звезда – это символ всепобеждающей энергии, несущей колесницу, энергии субстанции Люкс, которую хотят выделить и удержать наши алхимики.

– Но… они же… удерживают субстанцию в сосуде?

– Да. Но без Нади все их усилия бесполезны. Субстанция Люкс находится в Наде. Алхимики неверно поняли трактаты. Люкс – это не вещество, но с другой стороны можно сказать, что вещество, но вещество первичной божественной природы. Понимаете? И природа эта всецело проявлена в Наде. На это и указывают крылышки за её плечами. Видите?

– Она ангел?

– Да, в числе прочего. Но кто такие ангелы, господин сыщик, вы можете с уверенностью сказать? Впрочем, это пока не важно. Посмотрите, кто управляет колесницей.

– Король?

– Да, король, обозначенный буквой Зет. Вам его лицо ничьё лицо не напоминает?

Мамушка пригляделся к мелкому расплывчатому лицу возничего. Это был, насколько можно было судить, молодой человек, юноша. Больше ничего о нём нельзя было сказать. Мамушка посмотрел на генерал-бургомистра. В сытом его, розовом, холёном и несколько обрюзгшем лице, конечно, при должном усердии можно было разглядеть черты возничего – тот же овал… Да, и у бургомистра, – вдруг заметил Мамушка, – и у возничего был характерный вытянутый овал лица. В остальном – ничего общего.

– Вы хотите сказать, что он похож на вас? – медленно спросил Мамушка.

– Именно. Но это, в конце концов, может быть случайностью. Как и буква Зет, начальная буква моей родовой фамилии.

Бургомистр закрыл книгу и отнёс её обратно в шкаф. Вернулся, уселся за стол и налил себе вина.

– Совпадение деталей само по себе ничего нам не может сказать в отсутствие главного принципа, – продолжил бургомистр, – а об этом принципе говорится не только у фон Мистиха, но и у Василия Валентина, и у Аристарха Синопского, и у Афанасия Скромного в "Ардобанской копии", и у многих других великих философов. Всепобеждающей энергии света нужен управитель, король, глава, возница, тот, кто сможет взять в руки поводья. А в нашем государстве, скажите, драгоценнейший Мамушка, кто может претендовать на эту роль? Король должен быть один, в одном лице. Триумвират не может. Махендра 10-й – даже подумать об этом невозможно – тысячелетнее тело неспособно ничем управлять, не то что небесной колесницей победителя. Кто ещё? Долороса? Но он по своей сути не король. Он всегда тень, всегда подспорье и вторая роль.

– Я понимаю, – произнёс сыщик, многозначительно покачав головой, – принцип ясен. Если Надя явилась к нам сейчас, то и короля нужно искать среди тех, кто живёт и правит сейчас.

– Вы всё правильно понимаете, дорогой друг.

Некоторое время они молчали. Над столом разносился тонкий звон столовых приборов. Генерал-бургомистр ел острый салат. Он ловко, но не теряя при этом величия в осанке, орудовал вилкой и ножом, быстро и уверенно жевал, губы его лоснились. Он положил столовые приборы, прикоснулся салфеткой к губам, взял бокал…

Мамушка всё это время сохранял молчание. Вести беседу должен был генерал-бургомистр. Но он вдруг глубоко задумался, взгляд его сделался отсутствующим, о госте он совершенно позабыл, поскольку, не предложив поста, в задумчивости налил самому себе вина и тут же выпил.

Мамушка понимал, что генерал-бургомистр в этот момент думает о проблемах государственной важности; он оперирует в уме крупными категориями, не доступными для ума мелкого частного сыщика. Частный сыщик всегда размышляет о конкретных частностях. Глобальные вопросы в него не помещаются. А генерал-бургомистр с молодых лет привык к стратегическому планированию.

– Что вы думаете о великих алхимиках? – словно внезапно вспомнив о госте и своей обязанности хозяина поддерживать беседу, спросил генерал-бургомистр. И сразу уточнил: – Я не прошу вас раскрывать тайну ваших переговоров с алхимиками. Понятно, что речь, как и у нас с вами, шла о Наде. Но что вы думаете о них вообще, в целом? Как независимый человек со стороны, наблюдательный и непредвзятый.

– Ваше превосходительство, мне сложно рассуждать о личностях масштаба, подобного вашему. Но если вы просите, я скажу, что великие алхимики показались мне мудрыми и глубоко озабоченными судьбами государства учёными. Они действительно являются теми, кем их называют, то есть великими алхимиками. И я испытал чувство глубочайшего…

– Хорошо, хорошо, – генерал-бургомистр взмахнул салфеткой. – Но кто они, по-вашему? Мудрые всесторонне образованные люди, первейшие учёные федерации, но все-таки люди – или существа иного, высшего порядка?

– Я не вполне понимаю, о чём речь, ваше превосходительство. Великие алхимики показались мне людьми просвещенными. Они в некоторой степени потрясли моё воображение. Но кого вы подразумеваете под существами иного порядка? Мне трудно сказать…

– Иногда мы, люди, для которых нет почти ничего невозможного, доходим, так сказать, до границ осознания... бытия, собственного и вообще. Такие люди, как я, или великие алхимики, или герцог Долороса, – себе не принадлежим. Нами движет нечто высшее, превосходящее нас и любого из смертных. Это можно назвать провидением. С помощью звёзд мы пытаемся высчитать наш следующий шаг как можно точнее. Находясь на самом верху, мы обладаем абсолютной свободой, но в то же время мы абсолютно несвободны. Нами, если угодно, движут небесные светила. А мы сами управляем странами и народами. Мы определяем судьбы миллионов людей. Но при этом мы сами всё ещё люди. Я всё еще чувствую себя человеком. И я дошёл до последней черты. Я достиг границ человеческого величия. Но я не могу управлять движением небесных тел. Я всё еще смертен. Я всё еще человек. Но человеческого мне уже давно недостаточно. Я ни с кем не разговаривал так откровенно, как сейчас с вами, дорогой Мамушка. Вы можете подумать, что меня снедает жажда величия. Нет, напротив, я уже давно достиг пределов любого возможного земного величия. Но именно поэтому я часто чувствую своё бессилие. Как будто мне некуда больше двигаться. Федерация при  мне достигла расцвета. И всё будто застыло. Замерло. И я сам как будто застываю. Я говорю с вами предельно откровенно, рассчитывая, что вы всё правильно поймёте. Что такое откровенность человека, подобного мне по степени влияния? Моя откровенность – это не просто слова, вы должны это понимать. Я делюсь с вами ключами от секретных комнат, сейфов, если угодно, в которых хранится моё сокровенное знание. Делясь с вами этим знанием, я делюсь своей силой и властью. Ибо, что позволяет мне долгие годы оставаться тем, кто я есть? Министры? Нет. Они, как и я, служат государству. А некоторые из них мечтают занять моё место. Деньги? Это смешно. Начиная с каких-то уровней, деньги уже ничего не решают. А решают идеи. Идеи – вот главная сила, движущая людьми. А идеи – это и есть знание. Знание, которым вполне обладают только несколько человек в Федерации. Есть знание другого рода. И оно не менее действенно, чем идеи. Это конфиденциальная информация о моих союзниках и противниках. И еще один вид знаний – моё личное знание, мои личные уроки, усвоенные мной на протяжении всей жизни. Это бесценный опыт, которым невозможно овладеть ни в одном из университетов. И это самое высшее знание. Именно благодаря нему я живу, здравствую и имею возможность максимально реализовывать свои способности во благо Федерации. Короче говоря, любая откровенность – это огромный риск, но риск не для меня, как можно подумать, а для того, кому я открываюсь. Приобщаясь к моему знанию, этот человек может сделать неправильные выводы, повести себя как-то не так и навредить себе. Понимаете? Но в вас я уверен, как ни в ком другом. Потому что, во-первых, вы честный человек, и, во-вторых, вы не занимаетесь политикой. Вы неподкупны, вас трудно запугать. У вас нет семьи, шантажировать вас нечем и некем, вы по-настоящему независимы. За это вас и ценят. С вами, уважаемый Мамушка, я могу быть вполне откровенен. Итак, вы должны привести Надю ко мне. Не к великим алхимикам, а лично ко мне. В этот дом. Великие алхимики погубят её, пытаясь выделить из неё субстанцию Люкс. Они не поняли главного: Надя сама должна их изменить. Не они Надю, а она – их. Надя сама по себе – Красный Лев.  И нас всех нужно изменить. А они собираются производить над ней какие-то опыты, воздействовать на неё, используя свои тайные методы. Но ведь это же безумие. Её нельзя отдавать в лапы алхимиков, в этом я убеждён.

– Если я её найду и доставлю вам, то, что вы с ней сделаете? – аккуратно подбирая каждое слово, спросил Мамушка.

– Я говорю сейчас предельно откровенно. Надя – человек, она находится здесь в своей земной ипостаси. Если вы приведёте её ко мне, то я на ней женюсь. А дальше она сама всё сделает и со мной, и со всеми нами. Всё изменится. Изменится настолько, что даже страшно подумать, – глаза у генерал-бургомистра сверкали. Щёки, напоминающие два румяных яблочка, пылали.

– Женитесь? – Мамушка удивился. – Но… разве… 

– Да. Я с самого начала хотел на ней жениться. И я первый через министра охраны и безопасности отдал распоряжения о начале её поисков. Вы работаете под моим началом, вы об этом знаете. Но алхимики, архонты и Долороса не будут сидеть сложа руки.

– Я, кажется, понимаю, ваше превосходительство. Ваш брачный союз с Надей обеспечит то, о чём вы говорили. Она, соединившись со своим королем, станет королевой.

– Это будет великий алхимический союз. Свадьба планет. Моя планета управитель – Сатурн, Надя – Сириус. Самим небом нам предуготовлено быть вместе во имя спасения Земли. Заключив союз с небесной девой-спасительницей, я обрету свою настоящую сущность. Судьба, предсказанная мне, исполнится.

«Он хочет стать Богом, – подумал Мамушка и быстро схватился за вилку, чтобы положить в свою тарелку маринованной закуски из вазочки. – Да. Быть обычным земным правителем ему уже надоело. Женившись на спасительнице, он надеется сам стать существом небесным, то есть бессмертным. Вон куда загнул».

– Что вы уже узнали о Наде? – воодушевленный своими планами, спросил барон.

– Она была необыкновенной девочкой. С детства от неё исходил какой-то свет, все об этом говорят. Свет духовной любви, как сказала госпожа Залевская, матушка Марта, настоятельница приюта Святой Барбары, в котором в пору своего младенчества пребывала Надя. От неё беспрерывно исходил свет любви. Она по слухам уже в то время, будучи ребёнком 4-х или 5-ти лет, спасала и исцеляла. Она даже…

– Да! Да! – восторженно перебил барон, – свет любви. Небесная чистота. Духовность. Исцеляющая сила. Всё это я уже знаю о ней. Мне кажется, я знал её всю жизнь. И любил, – в небольшом глазу барона сверкнула слезинка. – Я уверен, что вскоре мы будем вместе.

– Я сделаю для этого всё, что в моих силах, – в тон барону, но несколько сдержанней, произнёс Мамушка.

– Она полюбит меня, – очень тихо, почти шепотом, для самого себя, но не для собеседника промолвил барон. Потом вскинулся, поднял голову, мгновенно преобразился – вся романтическая воодушевленность исчезла с его лица. Перед сыщиком вновь сидел непоколебимый, спокойный, доброжелательный и недосягаемый высший сановник. Он, царственно приподняв подбородок, посмотрел в сторону двери – в зал вносили основное блюдо вечера – тушёного в соусе бешамель кролика. Крышки на серебряных посудинах засверкали. Крахмальные полотенца слуг и их белые перчатки ослепили сыщика, когда перед его носом подняли серебряную крышку. Он ощутил восхитительный аромат жаркого, ноты сливочного соуса, розмарина, мускатного ореха.

– Моё любимое блюдо, – сказал барон, расправляя на груди салфетку, – нигде его не готовят так, как в этом доме. Поэтому ужин с кроликом я обычно назначаю здесь, – барон с улыбкой поглядел на сыщика и вонзил в тушёное мясо серебряные ножичек и вилку. Слуга откупорил специальное под кролика вино, наполнил чистые бокалы и удалился.