Этот медленный, медленный, медленный день

Cправка Ciclowiki :” Джун и Дженнифер Гиббонс родились 11 апреля 1963г— сёстры-близнецы, наиболее известные как «немые близняшки»— из-за того, что они общались лишь друг с другом, на языке, не понятном никому. Они занимались литературным творчеством, но после ряда совершённых ими преступлений были отправлены в психиатрическую клинику, где провели 14 лет и перестали писать новые произведения.”


Сегодня в 13 часов 43 минуты закончился первый день моей жизни. Это произошло на сидении медицинского фургона по дороге в клинику Касвелл. Я наконец-то умерла.

Он был долгим. Медленным. Невыносимым. Когда Бог дает нам жизнь, он дает вместилище для нашей души. Моей душе при раздаче досталось два. Два почти одинаковых тела для одной-единственной одинокой души. Одно назвали Джун, другое - Дженнифер. Джун и Дженнифер Гиббонс, так меня зовут. Когда я слышу, что люди ищут свою половинку, мне хочется взять обрез и выстрелить им в голову - потому что их половина и так живет в их теле. Они и знать не знают, каково это - быть поделенным надвое без всяких надежд обрести себя… Прожив тридцать лет в бесконечном ощущении абсолютной боли я нашла единственный выход - если одно мое тело умрет, то душа наконец станет единой. Наверное, хочется какого-то порядка? О кей, мне тоже когда-то показалось, что этот мир создан для порядка…

Но началось все с хаоса. Джун и Дженнифер родились у своей мамаши, и все поначалу думали, что две близняшки - просто приз для семьи. Пара кучерявеньких шоколадных малышек. Ведь никто так и не понял, что это был один-единственный человек. Как только окружающие увидели, что весь мир девочек заключен в них самих и друг друге, их начали лечить. Лечить… Ха-ха, самим не смешно? Даже у сиамских близнецов есть шанс - разделить тела и жить дальше. А у поделенной души? Разве есть шансы? Все, в чем был смысл - не отпускать части себя друг от друга, ну-ка, придумайте, как при таком раскладе посмотреть по сторонам? И я - Джун и Дженнифер - не смотрела. Но мне выставляли диагнозы, один за другим. Сперва - что я немая. Потом я заговорила. Джун и Дженнифер заговорили друг с другом. Считали, что это было нарушение речи, из-за которого нет возможности общаться с окружающими. Никому не пришло в голову, что каждый, говоря

с самим собой, произносит слова с большей скоростью, чем вслух с другими людьми. Я просто говорила сама с собой. Очень быстро.

Что там было дальше? Аутизм... А зачем, зачем мне был весь этот мир, на каждом шагу жаждущий оторвать меня от самой себя? Страх потери - вот все, что заполняло меня минута за минутой, час за часом. Я не знаю, был ли на свете еще человек, наполненный страхом до такой степени, как я. Мир, тот, что за пределами меня, пугал, манил и увлекал, там были еще чувства, что-то еще, кроме страха… Но я так и не поняла, что это. Потому что меня разделили… Отдали в разные школы. В мою жизнь пришла еще и бесконечная боль. Мир долбился в меня, орал в мои уши и лез в глаза, меня осталось так мало, где-то там, на дне этого тела под названием Джун. Я знала и чувствовала, что на другом конце чертовой Вселенной, так же, как сухая фасолина в пыльном кармане, съежилась вторая часть меня – Дженнифер…

И даже встретившись, я еще долго делила всю эту боль. Сама с собой. Распихивала и утрамбовывала, что бы найти хоть немного местечка – для чего, не знала сама. Может, для надежды? Иногда я спрашивала себя: ”Зачем я родилась такой? “ Два моих отражения смотрели друг в друга и спрашивали. Не найдя ответов, начинали ненавидеть друг друга. Два зеркала, отражающих друг друга до самой глубины. До самой глубины одной единственной меня… И там, в темной множащейся дали, рождались отблески тяжелой, беспросветной ненависти… То место, что я освобождала для надежды, было захвачено этим тягучим и черным пламенем. Оно росло, отвоевывая все больше места там, внутри каждой меня…

Не было смысла говорить об этом самой себе – ведь все, что происходило, не было тайной для меня. И я начала писать. Дневники Джун и Дженнифер, пьесы и книги - пожалуй, это был шлюз, куда хоть немного сбрасывалось то, что переполняло меня. Совсем немного. Этого было недостаточно… Мир, не оставляющий меня в покое, мир, не обещавший больше ничего хорошего, поманивший и обманувший - отверг все, что я создала. В моих текстах он увидел жесткость и жестокость, откровенность и болезненность… Он оказался обычной кирпичной равнодушной стеной, о которую я чуть не вышибла себе мозги. Но я верила, что этот мир создан для каждого, он ждет каждого, значит, и меня тоже. Просто надо найти дверь.

Мои нападения на людей на улицах … В конце концов, никто тогда не погиб, а чуть-чуть не считается. Все эти безликие прохожие, с лиц которых страх от моего присутствия стер всего лишь скуку и усталость. Скуку и усталость! Они, способные испытывать все, что

угодно, помимо боли, страха и ненависти - тратили свою жизнь на скуку и усталость! И после этого меня, а не их, объявили преступницей… Несколько раз среди них я встретила сама себя- и Джун и Дженнифер бродили тогда по одним и тем же улицам, нападая на чужих людей и внезапно находя среди них и друг друга – словно огромный магнит тащил и сталкивал две половины одного целого.. И ненависть снова захлестывала с головой…

А еще был огонь, быстрый и жаркий, с хрустом поедающий доски заборов и стен, весело выносящий оконные рамы – его жизнь ведь полная противоположность тому тяжкому пламени, что съедает меня день за днем, запрещая чувствовать себя живой… Поджог, что бы ощутить подвижность и неистовость огня, его непредсказуемость! Я почувствовала в нем, что вот она - жизнь!И, потом, в том здании всё равно никто не жил… Разве это преступление?

Я думала, что долгое время была не готова открыться этому миру. Но это он оказался не готов… Он осудил меня и заклеймил…

На самом деле нет разницы, где жить. Когда твоя тюрьма и твоя тень день и ночью с собой - какой смысл в решетках и запретах? Все, что смог подарить мне в ответ этот мир - психиатрическая клиника Бродмора и пара клеток в разных концах больницы. К тому моменту душа моя почти слилась в долгожданном единении, и клеем для нее служила ненависть к самой себе. Да, и какое-то время казалось, что не имеет разницы, каким способом я буду ощущать себя цельной. Джун и Дженнифер, подолгу не видя друг друга, голодали по очереди, сидя в одинаковых позах и глядя в одну точку. Словно видя в ней свое отражение. Ненавидя, и не в силах отпустить. Да, весь этот мир, съежившись до скучных стен и немногочисленного медперсонала, травился ядом этого чувства, начинал проникаться моим страхом и болью.

Спустя какое-то время я снова была сама с собой - Джун и Дженнифер вновь жили в одной комнате. И пришло решение, как избавиться от тюрьмы, не пускающей меня в мир, а мир - в меня. Как научится чему- то еще, кроме стремления сохранить свою целостность, и как пережить что-то, кроме страха. Вдруг пришло понимание, что должно быть все просто - так, как и задумывал Бог. Одно тело, и одна душа. Не имеет никакого значения, какому из двух тел она достанется. Тому, что будет готово.

И я начала вслушиваться. Когда знаешь себя вдоль и поперек, когда у тебя есть только ты - и весь мир вокруг темен и недосягаем, ты легко найдешь призрак смерти в своем теле. Он ютится где-то, до поры до времени невидим и не ощущаем, с пружинкой на взводе и спрятанным от взора пусковым механизмом. И какое-то время я его не могла найти, хотя

знала, чувствовала - где-то должна быть брешь. И я ее нашла. Наверное, так и выглядит счастье - когда страх и боль уступает место чему-то… чему- то совсем забытому, спрятанному за тысячей дверей, теплому и солнечному. Это ощущение - мимолетное, острое, не похожее ни на что - и такое долгожданное… Умиротворение. Это было умиротворение. Одно из двух одинаково бьющихся сердец уже дало сбой. Что ж, словно бесконечный день начал клониться к закату. Две половины меня с этого момента шли в разные стороны - одна умирала, а другая начинала жить.

Тело Дженнифер больше не принадлежало мне целиком и полностью - смерть неотвратимо вступала в свои права, выпихивая часть моей души из этого обиталища. Джун больше не было понятно ни слова из того, что говорила Дженнифер - речь той стала медленной. Зато в моей жизни появился человек, который понял несколько слов. “Марджори, я собираюсь умереть…” - это была журналистка, вовремя – или не вовремя - решившая написать обо мне репортаж. Нет, ничего не случилось, просто мы так решили. Я так решила.

Мне страстно хотелось увидеть новый рассвет.

Все люди умирают в полночь. Даже если на улице солнечный, ясный и безоблачный день - у смерти свое время, и она притаскивает за собой непроглядную холодную темень ночи. Она обнимает за плечи, неслышно шепчет что-то – и звуки больше не проникают через пелену ее призрачных слов. Она смотрит в глаза, которые не видят ее – только далекое, зовущее, недостижимое отражается в них.

Все было по плану – ни боли, ни страха. Просто одно из двух моих сердец так устало жить, что начало замирать. Моя душа, раненная, бесформенная, разделенная странным и гнетущим роком, вряд ли срастется полностью, она словно склеенная чашка, восстановившая форму - в нее вряд ли можно будет что-то налить… Но страшное решение оказалось верным – я больше не была тенью себя. И две половинки меня, наконец, встретились насовсем. Тело по имени Дженнифер было в коме, ее сердце каждую секунду звучало все глуше и реже, пока совсем не остановилось.

Итак, сегодня в 13 часов 43 минуты закончился первый день моей жизни. Это произошло на сидении медицинского фургона по дороге в клинику Касвелл. Я наконец-то умерла.

И больше всего на свете я жду свой новый день…

Cправка Ciclowiki: ”После смерти своей сестры Джун начала общаться, социализировалась. Она живёт одна, неподалёку от своих родителей в Западном Уэльсе и более не пользуется услугами психиатра/"