Глава 5. Путь домой

После выхода за ворота больницы Ника испытала подъем небывалой силы. Девушка вдохнула на полную грудь, ощутив, что холодный воздух проник во все ее существо, а не застрял где-то посреди легких. На волне этого непередаваемого ощущения она быстро, словно летела, зашагала вдоль трассы. За ее спиной оставалась серая психушка, вдалеке клубился дым из толстых труб тепловой электростанции. Она знала, что идет в правильном направлении, хотя впереди видела лишь голое поле и заснеженную лесополосу.
Она шла, переполненная энергии и радостных предвкушений. «Внутри этих стен что-то все же давило на меня, я не могла быть собой, даже Торжество Самих Себя не помогло полностью избавиться от чувства, что надо мной нависает что-то черное и тяжелое. Я ходила, как раненная ножом в спину, с торчащей в области сердца рукояткой. Неуютно… Бр-р-р…». Она даже поморщилась при мысли, что смогла несколько дней продержаться там, внутри. Это было безобразно.
«Пожалуй, даже на работе я и то чувствовала себя более вольготно, чем в обществе самой себя. Если так разобраться, я так и не смогла быть собой – ни среди чужих людей, ни среди самих себя, - продолжала она без тени печали. Сейчас ей было слишком хорошо, чтобы о чем-то сожалеть. – Всему свое время, сейчас мне хорошо, а, значит, я на верном пути…».
Она даже подпрыгнула на ходу, а приземлившись, не удержала равновесия и упала на снег. Лежа на спине, она смотрела на лазурное небо и застывшие в нем перышки реденьких чистых облаков. «Как же все-таки замечательно, - с восторгом думала она. – Даже не верится! Вот, честное слово, не хочется  даже вставать и идти дальше. Хочется просто лежать здесь и бесконечно долго смотреть на это небо». Рядом, в нескольких метрах от нее, с грохотом пронеслась гигантская фура. Неожиданный шум вернул ее к реальности, она вскочила, подумав в панике, что фура пронеслась прямо по ней.
- Так ведь можно и под колеса попасть, - сказала она, переждав, пока страх от неожиданности утихнет.  – Надо все же идти дальше.
Она выбралась из снега, с сожалением окинув глазами высокие ели, худые ветви которых были засыпаны снегом. «Везет же вам, - с завистью подумала она. – Вам не надо никуда торопиться, ничего искать. Просто стоите себе в полной определенности и созерцаете на нас, людей, неведомо куда несущихся». Былое умиротворение и ликование бесследно исчезло, Ника печально констатировала факт, что снова приходится принуждать себя к действию.
«Но ведь я не могу более мешкать, - оправдывалась она сама перед собой. – Где-то там, впереди, меня ждет моя жизнь, моя настоящая я. Никто не знает, как долго мне еще предстоит искать, я уже столько времени потеряла даром…». Но каждый шаг давался ей теперь с очевидным усилием, в душе снова засели сомнения.
«А что если я так и не смогу найти себя? Если я снова трачу время даром, и это очередная ловушка моего разума?».
Небо начало розоветь, а города все еще не было видно за горизонтом. Ника переживала, правильное ли направление она выбрала. «Но я не могла ошибиться, психиатрия находится к северу от города, а я сейчас иду на юг…». Дорога в несколько километров на деле оказалась куда более длинной.
Когда все вокруг покрылось мутной дымкой и огни летевших в обе стороны машин стали расплываться, Ника решила ловить машину. Страх ночевать среди поля пересилил неловкость за ее больничный внешний вид.
Выйдя на трассу, Ника стала размахивать руками в надежде, что одна из машин остановится и подбросит ее до города. Но как бы она не старалась, никто так и не обращал на нее внимания. Водитель джипа, под колеса которого она чуть было не бросилась, рассерженная продолжительным невниманием к своей персоне, даже не бибикнул ей. Ему, казалось, было вообще все равно. Сбил бы ее – и поехал бы дальше, не оглядываясь на труп.
«Ну нет, такая история со мной однажды уже случилась, - Ника вспомнила Двенадцатую, тело которой нашла неподалеку от своего дома. – Не надо мне такого исхода, я еще хочу немного пожить, - она заулыбалась.
Когда надежда на постороннюю помощь исчезла, Ника, опустив плечи, медленно побрела вперед, по колени утопая в непонятно откуда возникшие высокие сугробы. До этого уровень снега был намного меньше. Руки ее покраснели, в грудь дул легкий, но студеный ветер. Однако Нике было все равно.
- Давай подвезу, - прямо около нее затормозила машина, и из-за спускавшегося вниз стекла показалось толстое лицо мужчины средних лет. Он был лысый, крупный, и всем видом напоминал бандита. Мужчина хамовато ухмылялся, блестя золотым передним зубом. На груди его блестела увесистая цепь.
- Не надо, - тут же ответила Ника и сделала несколько шагов назад от машины. Незнакомый тип уже всем видом своим вызывал недоверие, в чертах лица его было что-то нехорошее. Нике стало страшно.
- Да чего ты? Покатаемся, - незнакомый мужчина немного подался вперед, и его лысина засверкала в оконном проеме. Он подмигнул Нике, а та еще дальше отошла назад.
- Я сама, - ответила девушка, ее внутренности похолодели изнутри. «Чего он прицепился ко мне? Ехал бы куда подальше».
Водитель не ответил более не слова. Невежественно харкнув в окно и оставив некрасивое желтое пятно на снегу, он засунул голову обратно в салон, закрыл за собой стекло и яростно нажал на газ. Его автомобиль быстро рванул вперед.
Когда машина лысого мужчины скрылась за горизонтом, Ника продолжила свой путь. Чтобы не привлекать внимание проезжающих, она отошла метров на пять от проезжей части и шагала вдоль лесополосы, то и дело увязая в глубоких сугробах.

Было уже совсем темно, а Ника упорно продолжала свой путь. Она спотыкалась, падала и вновь поднималась, отчаянно кряхтя. Задыхаясь, она хваталась за стволы деревьев и делала короткие передышки. С каждой секундой она ощущала все более невыносимое угнетение и тоску. Когда ее силы иссякли, Ника рухнула у дерева и отключилась, сжавшись в комок. Когда она пришла в себя, вокруг было по-прежнему темно.
 «А может, ну его, это бесполезное странствие? Вернусь домой и продолжу свою никчемную жизнь, буду жить припеваючи и благодарить Бога, что моя судьба сложилась никак. После знакомства с десятками собственных клонов я понимаю, что моя жизнь сложилась не так и плохо. Но что мне делать дома? Вернуться в свою кибитку, снова пойти на ненавистную работу и кратать свои дни без всякой надежды, что однажды смогу что-то изменить? А до этого так же долго и беспросветно искать эту работу, чтобы, обезнадежившись, радоваться самой бесполезной копеечной возможности заработать?
Нет… Пути назад нет… Вернусь домой, верну себе цивилизованный вид и начну свои поиски… Поиски себя… Возможно, эти поиски будут длинными, изнурительными, но у меня хотя бы будет крохотная надежда».
Ника шла, еле влача ноги. Наконец, она не выдержала и, приземлившись на колени, доползла до ближайшего дуба, облокотившись об его ствол. «Уже и тапочек потеряла», - качнула она голой отмороженной ногой, а затем сбросила мокрый тапок со второй. Искать тапок в темноте не было ни смыла, ни сил. «Все равно от тебя толку, как с козла молока», - бросила она вслед выброшенной обуви и провалилась в сон.

Утро встретило ее слепящим блеском от снега, который рисовал в закрытых глазах красные пятна. Ника лениво приоткрыла глаза и ахнула. Она находилась в самом центре города, под деревом у центрального универмага.
- Но как же такое может быть? – бормотала она, не смущаясь проходивших мимо прохожих. – Ведь я уснула среди поля… Я точно не видела ни единого ночного огня…
Поднявшись, Ника пальцами расправила на голове спутавшиеся волосы и смущенно вышла на тротуар. Вчера она очень рассчитывала на то, что доберется до города к ночи, чтобы в темноте не пугать людей своим внешним видом. Но затянувшееся путешествие по полю перебило ее планы, и вот теперь она средь бела дня, еще и в самом центре города, босыми ногами и в больничной пижаме ступает по раскисшему снегу.
Мимо Ники в спешке проносились сотни лиц, но никто даже не смотрел в ее сторону. Все спешили по своим делам. По тротуару с противоположной стороны улицы вольготно расхаживал толстый милиционер с ленивым мясистым лицом и густыми черными бровями. Он рассматривал прохожих, но даже бровью не повел, когда увидел Нику. Девушка расслабилась и пожала плечами. «Ну что ж, значит, никого не удивишь в наши времена сбежавшей из дурки».
Ника перешла дорогу на светофор. «Удивительно… Столько лиц… Я давно так четко не видела чужих лиц… А теперь они наглядно вырисовываются, даже режут глаза». Толпа людей представлялась ей теперь в виде лиц, фигуры смывались, зато на лицах людей она могла рассмотреть каждую морщину, веснушку или прыщик.
- А где же я? – удивленно спросила Ника. Только сейчас до нее дошло, чего же ей не хватало в этой толпе. Она отвыкла от чужих людей и в каждом прохожем искала себя.
«По идее я должна встречать себя – сотни, тысячи себя… Но где они? Вокруг тысячи незнакомых лиц, и среди них нет ни одной меня».
Она растерянно шла по дороге, всматривалась в каждого прохожего, в каждую витрину, надеясь встретить хотя бы одну себя.
- Куда же вы все пропали? – пролепетала она.

У входа в один из магазинчиков Нику чуть не сбил парень. Он открыл дверь и зашел вовнутрь, девушка поспешила следом, просочившись за ним в дверь, которая уже закрывалась. У самой двери висело большое, плохо вымытое зеркало. По всей поверхности виднелись небрежные разводы.
Ника остановилась у зеркала и с интересом заглянула в него. По ту сторону она увидела измятую больничную пижаму, местами мокрую от снега, свои окоченевшие руки и растрепанные, грязные волосы. Но зеркало отказывалось изображать ее лицо. Вместо него рисовалось румяное пятно.
Ника ощупала свое лицо руками, чтобы убедиться, что оно есть. После продолжительного пребывания на морозе, оно болезненно реагировало на прикосновения. Но все же оно существовало.
«На месте», - вздохнула она и попыталась всмотреться в зеркало, приписывая плохое изображение разводам и пятнам на его поверхности. Но как бы она не верталась перед зеркалом, оно упорно отказывалось демонстрировать Нике ее лицо.
Она обернулась назад и уставилась на свое отражение в голубоватом стекле одной из внутренних витрин. Стекло рисовало то же картину: четкое тело и размытое лицо. За Никиной спиной прошло двое мужчин, их лица отчетливо отразились в витрине.
Ника стояла напротив витрины и продолжала удивляться ребусам, которые загадывал ей мир, в котором она оказалась. Проведя по пятну в отражении, на месте которого должно было рисоваться ее лицо, Ника с сожалением произнесла:
- Я не хочу здесь находиться, здесь нет и не будет меня… Права была Главная, рано или поздно я вернусь в дурку. Почему она умолчала, что мне придется искать себя в мире, в котором меня вообще не существует? Она говорила о миллионах вариантов, о сотнях самих себя, но куда бы я не пошла, в лицо мне дышит пустота и безмолвие…
Нике показалось, что все ее контуры в зеркале поплыли. Отшатнувшись, она поспешила к выходу из магазина, стараясь не смотреть ни в одно зеркало либо стекло. Выйдя и отойдя подальше от входной двери в магазин, Ника присела на край крыльца и бессмысленно уставилась в сугроб, в который окунулись ее босые ноги.
«Может быть, именно в этом ответ… Главная ведь говорила, что быть никем - быть собой, в ее понимании. А я не понимала, мое естество и чувство гордости уперто говорили мне в оба уха, что я есть кто-то и что-то, что я должна чего-то достичь, кем-то и чем-то считаться, быть для кого-то любимой и значимой, занимать место в чьей-нибудь жизни. Но, что и скрывать, я и сейчас не могу полностью принять мысли, что я все-таки есть ничто. Я бы с радостью приняла любую маску, лишь бы хоть что-то из себя представлять, а не быть для всех пустым местом, странником, который при всем своем внешнем виде даже не привлекает к себе никакого внимания. Вот только где ее найти, эту маску, в мире, который обещал предоставить море масок, но обманул меня?».
Она встала и быстро зашагала вперед, не глядя по сторонам. Поток бушующих мыслей сносил ее с ног.
«… Если так разобраться, то ищущий, странник – это тоже маска, тоже роль, которую я нехотя играю. Ведь я не хочу быть ищущим, я хочу быть нашедшим…Но если это маска, надетая поневоле, чем моя «свобода» отличается участия в «матрице», в кукольных походах на учебу-работу и обратно домой?
О Боже мой, я опять запуталась… Я снова хожу вокруг да около себя, снова попадаю в ловушку определенной роли. Но я не хочу быть кем-то конкретным, я не хочу быть ни странной девушкой, ни офисным работником, ни сбитым машиной трупом, ни странником, ни никем, как Главная. Я хочу быть именно собой, не цепляясь ни за какие определения».

- Откройте, я вас умоляю! – Ника барабанила в облезшую синюю дверь, которую открывала открывала несколько дней назад с такой надеждой. – Мне холодно!
Дверь была неприветливо тверда и колюча уголками сухой отпадавшей краски. Ника обезнадежено отошла на пару шагов и стала всматриваться в серые стены и мутные окна психбольницы. Серое смазанное небо отражалось в этих стеклах, из-за чего здание казалась еще более мрачным. Чистый снег за дни ее странствий осел, почернел и из пушистого одеяла превратился в скомканную половую тряпку под ногами. «Раньше больница казалась мне более приветливой. Впрочем, я никогда не имела возможности рассмотреть ее снаружи».
Только теперь Ника обнаружила, что дверь открывается на себя. «До чего же я бестолковая», - выругала себя девушка и дернула на себя кривую холодную ручку. Дверь со скрипом открылась, и Ника осторожно шагнула вовнутрь.
В больнице было шумно. Наперебой звучали десятки разных голосов, мужских и женских. Девушка осторожно поднялась на родной четвертый этаж. В коридоре было несколько сумасшедших мужчин, увидев ее на своей территории, они с интересом уставились на нее.
- Простите, - Ника кинулась за помощью к проходившей мимо медсестре. Ника четко видела ее полноватое лицо. Несмотря на взрослость и строгость выражения этого лица, на нем практически не было морщин, хотя и казалась медсестра весьма немолодой. – Не подскажете, где Ника?
Медсестра не обратила на нее никакого внимания, с озабоченным видом продолжая свой путь.
- Не слышит она тебя, - вплотную к ней подошел безумный старичок. На нем была такая же пижама, как на ней, только более бледная. Из всех психов в коридоре он показался Нике наиболее адекватным. В отличие от обступивших ее незнакомцев, дышавших безумием, этот был серьезен и открыт.
- Скажите, здесь лечилась Ника, девушка, похожая на меня… По сути, она и есть я… - начала она, но вскрикнула, почувствовав на своем плече прикосновение большой руки и несуразное мычание.
- Неандерталец, ану отойди от девочки, - гаркнул на него Адекватный, и тот, жалобно скуля, оторвал от нее свою руку и обиженно отошел прочь. Нике даже стало на секунду жалко этого несмышленого больного. – И вы все отойдите, - обратился он к остальным, и те послушались его.
- Я, кажется, знаю, где она, эта Ника, - подмигнул ей Адекватный, когда остальные психи отошли от нее.
- И где же? – Ника посмотрела на него с надеждой.
- Так вот же она, - он ткнул ей пальцем в живот и захохотал. Сзади послышался смех его приятелей.
- Я серьезно… - Ника раздраженно топнула ногой.
- Тихо-тихо, - старик приложил палец к усам. – В какой палате жила твоя Ника, может, я тебе чем и смогу помочь.
- В пе… Во всех, - быстро исправилась Ника. – Мы.. это… Нас было много, здесь весь этаж был заселен мной… - она пыталась оправдаться, но еще больше запуталась.
Губы старика скривились в улыбке:
- Все с тобой понятно.
Ника осмотрелась по сторонам и только сейчас обратила внимание, что этот этаж совсем не похож на тот, на котором она жила со своими клонами. Стены здесь были серые, помещение освещалось яркими лампами, обнажая самые дальние уголки коридора. Везде было идеально чисто. И даже двери были другие: пластиковые, с аккуратными табличками: «421», «422»…
- Это ведь четвертый этаж? – решила уточнить она.
- Он самый, - кивнул сумасшедший. – Я тебе больше скажу, на этом этаже нет ни одной женщины, кроме медперсонала. Девочки живут этажами ниже… Эй, ты куда?
Ника не стала его дослушивать. «Но ведь я не могла попутать этажи, я точно жила на четвертом». Она стремглав спускалась вниз, по лестнице, и чуть было не поскользнулась на последних ступеньках, ведших ее наружу из этого здания. «Это ведь не моя больница», - Ника обратила внимание на серые бетонные ступеньки. В ее больнице ступеньки были деревянные и выкрашены давно облезшими красками.

Девушка выскочила на улицу и огляделась по сторонам. «Странно… двор тот же», - она обратила внимание на серый сарай. Ничего не понимая, она уселась на ближайшую шину, наполовину вкопанную в землю. Больше всего на свете ей хотелось увидеть Главную. Только она могла объяснить ей, что происходит, и дать разумный совет.
И в эту же секунду она ощутила рядом чье-то присутствие.
- Ты пришла ко мне? – Ника засветилась, озаренная надеждой спасения. На нее ласковым мягким взглядом смотрела Главная. Впервые Ника видела ее в верхней одежде. На ней был полушубок, который Ника носила пару лет назад, и мягкий серый шарфик. На фоне Главной босоногая Ника в измятой больничной пижаме выглядела жалко.
- Что со мной? Почему я не могу найти себя? Вокруг сотни лиц, но в этом лабиринте нет ни единой подсказки....
Главная посмотрела на нее виноватыми глазами и потрепала за макушку.
- Я должна была это понять сразу. Но не доглядела, уж прости меня…
- Что ты не доглядела?
- Ты со своим одиночеством, безликостью сперва казалась мне чем-то выдающимся, близким к совершенству, к вершине духовного развития, где нет места самоотождетсвлениям, где сознание кристально чисто. Мне всегда не хватало такой вот безликости, прозрачности… Хотя это именно то, к чему я всегда стремилась.
- Но как же, - Ника округлила глаза, уставившись на ту, которую считала едва ли не своим кумиром. – Ты ведь сама говорила, что определилась в себе и целенаправленно стала никем… Ты для меня авторитет, я восхищалась и восхищаюсь тобой…
- В том и дело, - Главная печально покачала головой. – Я всего лишь решила быть никем, но все равно что-то из себя представляла. Я обманывала саму себя в своем выборе, пытаясь казаться отрешенной.
- Но… тебя ведь неспроста все так уважают…
- Кто? – спросила Главная.
- Ну… Все мы…
- Кто мы?
- Ну как же, - Ника стала раздражаться. – Пятая, Десятая, Двенадцатая… Мы все.
- Ты о самих себе? – Главная не могла сдержать смеха, наблюдая за недоумением собеседницы.
- Ну да… - Ника сморщила лоб, пытаясь понять, почему Главная над ней смеется. – И где они? Почему из всех нас осталась только ты?
- Понимаешь ли… Тут вот какое дело, - взяв себя в руки, начала разъяснять она. – На самом деле я лечилась здесь вот уже несколько лет… Признаться честно, меня пытались лечить, а я лишь делала все возможное, чтобы продлить свое пребывание здесь. Я ненавидела реальный мир, в нем нет для меня места, и только здесь было мое спасение от повседневных никчемных хлопот. Одно время меня даже выписали, но, вернувшись в обыденную жизнь, я снова стала сходить с ума.
- А остальные?
- Остальные исчезли. А если так разобраться, никого из них не было вовсе … Это просто мой нереализованный талант лидера пытался вылезти наружу, хотя бы над вымышленными собой. Чем меньше таблеток я пила, тем больше моих двойников возникало и жило параллельными жизнями прямо на моих глазах. Это было увлекательно, мне нравилось изучать их истории и личности. Но однажды мне стало совсем не по себе, я потеряла всякий контроль над своими клонами. Это случилось как раз в тот день, когда ты ушла.
Тогда же мне прописали более сильную терапию, и я быстро пошла на поправку. Мои двойники один за одним поисчезали, оставив меня совсем одну среди этих чужих людей. Пребывание здесь стало теперь еще более невыносимым, чем снаружи. И я решила, что меня больше ничего не держит в этой больнице.
Ника только теперь заметила, что у порога больницы стояла большая дорожная сумка.
- Слушай, но а как же я? Я ведь не исчезла…– удивилась Ника.
- Ты? – Ника мило улыбнулась и хлопнула ее по плечу. – Ты - это совсем другой случай… Твоя безликость, как я тебе уже говорила, еще тогда насторожила меня. Ты сразу отличалась ото всех моих клонов, каждый из которых носил маску некой определенности. Ты же была до безумия ненаполнена, пуста, мне поначалу казалось, что это и есть твоя особенность, твой острый угол сосуществования с миром, но я ошибалась.
- И? Я вообще ничего не понимаю…
- Когда я в окно увидела, как ты уходишь от нас, неодетая, в одной больничной пижаме, меня осенило. Ты ведь должна была окоченеть всего за пару минут, но тебе было все равно. Твоя ужасающая серость и неприметность, почти не имеющая отпечатков действительности - она родом из небытия.
- Это как? – у Ники закружилась голова. – Из какого  такого небытия?
- Ты не жива… - Главная нервно зачесала свой лоб.
- Я умерла? Также, как Двенадцатая?
- Я бы не так выразилась… - заговорила сама себе под нос Главная. – Скорее даже так: ты не родилась…
- Что? – у Ники челюсть отвисла. 
- Тебя даже не зачали…
- Но как же моя предыдущая жизнь? Я ведь как-то жила и училась эти двадцать пять лет, занималась ерундой всякой… - Ника разрывалась от негодования. Теперь она думала, что ее разыгрывают.
- У тебя не было жизни. Это была моя жизнь… Ты жила моей жизнью в мое отсутствие. Именно поэтому в ней решительно ничего не происходило, все, что ты делала, сводилось к нулю.
- Я не хочу больше этого слышать! – запротестовала ошарашенная девушка. Ника закрыла уши и зажмурила глаза, чтобы больше ничего не слышать и не видеть. Она напевала под нос любимую песню и мотала головой.
Когда она открыла глаза, ее клон склонился над дорожным чемоданом и собирался было поднять его и продолжить свой путь к выходу.
- Погоди, - крикнула она Главной. – А с чего ты взяла, что это я жила твоей жизнью, а не ты моей? Может быть, это ты – пустое место, это ты не родилась вообще, а оттого не можешь применить себя в своей никчемной жизни, прячась в психбольнице?
Главную задели эти слова. Она порылась в своей сумке и достала оттуда небольшой прозрачный тюбик, на дне которого блестело что-то оранжевое.
- Вот сейчас, - сверкнула она уязвленными глазами, - я выпью свою последнюю таблетку, и ты окончательно исчезнешь, - она достала оранжевую пилюлю из баночки и занесла ее ко рту.
Нику передернуло. Ее тут же сорвало с холодной шины. Она и сама не заметила, как подскочила к Главной и выбила из ее рук злосчастную таблетку. Та отлетела в снег, а Ника скорчилась от боли. Не рассчитав силы, она задела кулаком зубы Главной.
- Ах ты… – завизжала Главная и кинулась подбирать с серого снега свою таблетку. Ника опередила ее, и лекарство оказалось у нее в руках. Главная накинулась на Нику, пытаясь отобрать свое чудо-средство, и Ника поспешно засунула ее себе в рот.
- Если я ее выпью, может быть, ты исчезнешь, - злорадно улыбнулась она, удерживая пилюлю между щекой и зубами.
- Отдай же, я сказала! - Главная повалила ее на землю и пыталась задушить, серый шарфик навис над Никой и лез ей в глаза. Из последних сил она сдерживала натиск рук Главной на свое горло, но внезапно выплюнула таблетку.
- Возвращайся в свою глупую жизнь, - сказала она. Ее соперница тут же освободила ее и полезла за таблеткой. – Уж лучше совсем не быть, чем жить такой жизнью, которой я жила. Удачи тебе!
Главная не слушала ее. С фанатичным блеском в глазах она подняла с земли раскисшую от Никиной слюны таблетку и, ни секунды не мешкая, проглотила ее. Никогда еще Главная не выглядела в глазах девушки так жалко.
Отдышавшись, Главная вернулась к своей сумке и, не сказав ни слова, поспешила к выходу из двора психбольницы.

Ника продолжала сидеть в распотрошенном после схватки снегу и растерянно наблюдала, как Первая быстро движется к выходу. Калитка закрылась за ее спиной, раздался глухой стук. Она не знала, чего ожидать.
«А почему я должна сейчас идти на поводу у ее представления о себе? И что с того, что она утверждает, что я никто, и звать меня никак? Я ведь знаю, что это не так!», - Ника гневно сжала в кулаке горстку чудом уцелевшего от таяния твердого хрустящего снега. Острые иголочки полуразмороженной, но вновь застывшей воды вонзились в ее кожу и, медленно тая под нажимом ладони, ручейком поползли вниз по ее руке.
«Сколько можно внимать чьим-то предположениям по поводу того, какая я?» - продолжила Ника, наблюдая за тем, как расширяется мокрое пятно на ее рукаве.

Она распласталась на грязном снегу и как тогда, среди поля возле трассы, безмятежно уставилась в небо. Низко, на уровне крыши серой психбольницы, громко каркая, кружили черные вороны. По небу уныло ползли неумытые тучи, неподалеку ревела уставшая трасса. Но над этой удручающей атмосферой на уровне тонких материй царила едва уловимая радость. Освобождение. Ни эйфория, ни ликование, а такое тихое, ласкающее чувство пустоты.
«Я… Вот она я… В этот момент живущая… Или даже не живущая, если верить Главной. Со всеми непонятками и противоречиями внутри, с неудачами и сомнениями, с тем хаосом, который творится в моей сумасшедшей башке в данную минуту. Есть только одна я, та, которая ничего не ищет и никем не хочет быть, потому что уже является собой. Это моя единственная, динамичная и прогрессирующая сущность, которую мой требовательный разум пытался вечно засунуть в рамки определенных понятий, чтобы упростить себе жизнь. И в этих настойчивых попытках упростить меня, свести к чему-то четкому и понятному, моя жизнь становилась до безобразия сложной и размытой.
Сейчас я отказываюсь искать себя. Я - это пустое место, я же – множество возможных вариантов, каждый из которых имеет право на жизнь… Единственное, чего я определенно имею право требовать от себя, - это быть счастливой. И это единственный критерий единства с собой. Там где есть я настоящая – там есть счастье… Вот как сейчас…».

Раздался неприятный, резкий писк.
- Вернулась, - услышала Ника родной голос. Прямо над ней склонилось обеспокоенное лицо матери. Оно постарело за то время, когда Ника видела его последний раз, обросло новыми морщинками. В потемневших глазах застыла боль, через которую рвались наружу брызги внезапной радости. – Вероника, ты узнаешь меня?
Теплые материнские руки ласково гладили ее по щекам и голове.
- Конечно узнаю, мам, - слабо произнесла Ника, пытаясь рассмотреть, где она находится. – Где я? – она с болью приподняла голову.
- Лежи, девочка моя, - мать осторожно придержала ее резкий рывок. – С того света вернулась ты.
- Как это случилось? – спросила Ника. За последние несколько дней столько всего произошло, что Ника не могла понять, на каком месте оборвалась ее реальная жизнь, и начался «тот свет».
- Машина тебя сбила…
- Когда?
- Уже более, чем неделю назад. Тебя нашли неподалеку от дома. Мне говорили, что твой случай безнадежен, советовали заранее смириться с тем, что ты проведешь остаток дней в коме, - она зарыдала, на сей раз снова от горя. – А я икону старую нашла у тебя в доме, около кровати разместила и свечку поставила, за здравие твое. И молилась каждый день, чтоб тебе назад вернули. Рано тебе еще на тот свет…
- Мам, ну не плачь, я ведь жива, - Ника с болью смотрела на тот, как та разрывается от рыданий. Она даже закрыла глаза, чтоб этого не видеть. – Успокоилась? – спросила она, осторожно открывая глаза, когда всхлипывания затихли.
- Да, - мать со свистом захватила в легкие воздух. – Надо отцу позвонить, сообщить, что ты вернулась к нам, ато он уже близок к тому, чтобы  спиться от горя. Ты бы его видела…
- Передавай ему привет, - растянув уголки губ в нелепой улыбке, произнесла Ника.
- Тебя тут паренек один каждый день навещает, цветы носит, - сказала мать, слушая гудки в трубке. Указательным пальцем свободной руки она указала на букеты, стоявшие на столике у ее койки. – Але, - она с волнением переключилась на разговор с мужем, - Ванечка, слушай, чудо произошло, Вероника-то наша очнулась… Да-да, пять минут назад… И я сразу тебе звонить… Узнает, да… Приезжай, она очень хочет тебя увидеть.
Ника слабой рукой потянулась к записке, прицепленной к ближайшему к ней букету. На ней мелким аккуратным почерком избитыми фразами был изложен стих с признаниями любви в ее адрес и надеждами на ее скорейшее выздоровление. Внизу значилось: «Твой Паша».
- О нет, - беспомощно простонала Ника. «Стоило мне только вернуться к жизни, как старые проблемы уже тут как тут. Сцена та же, дубль второй… Но ничего, я справлюсь, главное снова не потерять себя…».

2013 г.