Роман. Д С. Книга 2. Часть 3. Грехопадение..

 Роман - трилогия:- Добровольные страсти.-ББК 84( 2 Рос= рус) 6-4 Л 72  от 17.04.06.
                Книга 2.            « Грехопадение.»               
                ЧАСТЬ 3.

                Глава 21
Быстрое продвижение войск противника потребовало принятия экстренных
мер для перевода огромной страны на военное положение, но всё делалось
впопыхах, нанося народному хозяйству сокрушительный урон.

В августе    войска Юго-Западного и Южного фронтов, оборонявшие Украину, отошли вглубь страны к территории водных преград, на которые генеральный штаб надеялся, предполагая, что они помогут остановить натиск вражеских войск.

Противник окружил две советские армии в районе г. Умани и вынудил их
отойти за Днепр. Над войнами ,  оставшимися в глубоком тылу врага нависла угроза
окружения. Германское командование групп армий «Юг» и «Центр» с
помощью второй танковой группы Гудериана нанесло сокрушительный удар
на южном участке фронта, уничтожив основные силы Юго-Западного фронта,
оголив на сотни километров огромную территорию, по который плутали
измождённые беженцы.

В этой губительной обороне потери убитыми составили около семисот
тысяч плохо вооруженных солдат и офицеров.

Нелепые и несогласованные действия бездарных командующих Ворошилова и
Будённого ухудшили положение в войсках, внося неразбериху и хаос.
Госпиталь, расположенный недалеко от Харькова, с трудом принимал всех
раненых. Варвара Степановна оперировала раненых наравне с опытным
хирургом.
Ей раньше приходилось работать в операционной за хирурга и за
медсестру на ночных дежурствах, когда была ещё студенткой.

Мечта её осуществилась - она теперь хирург, такая возможность ей
представилась, но на войне, от этого  радости не было, а напротив её охватывал
только ужас и усталость.

Она постоянно видела кровь, разорванную человеческую плоть, кучи
окровавленных бинтов, но хуже всего действовал запах крови и гнилой
человеческой плоти. От этого не сбежать и никуда не уйти.

В первые дни на фронте,  Варвару постоянно давил приступ тошноты, а
конвейер работал без перерывов, раненых  всё несли и несли.
Порой, понимая бессмысленность штопанья и латания ран обреченного несчастного
раненого, ей приходилось обманывать, давать надежду, от этого
становилось ей ещё хуже.   Военврачу хотелось ни о чем не думать, и как бездушный
робот делать, то,  что в её силах.

Душа разрывалась от сострадания, и казалась, сейчас надломится и
покинет тело молодой женщины. Хирург называл это усталостью, объясняя,
что такое не под силу выдержать женщине без привычки.

Весь ужас войны дано понять не там, на передовой в окопах, где свистят
пули и разрываются снаряды, и земля вздымается дыбом, а день застилает
мгла.
Только в операционной палатке ощущаешь истинный ужас чудовищных
последствий войны. Стоны, крики, плачь и стенания раненых, одуряющий
запах крови и человеческой плоти, тазик рядом со столом,  с отпиленных
рук и ног, бесформенными кусками плоти.

Рядом с операционной палаткой на земле,  с десяток лежащих солдат  умерших от
Ран и  ещё не погребенных. Они счастливее живых, для них кошмар
уже закончился, и им уже ничего не надо в этой жизни, лишь бы,  не
забыли придать их тела земле. Вот этот ужас неотвратимого, угнетал
молодого хирурга, её мечта осуществилась в аду войны.

Поступил приказ отступать, а куда – непонятно. Эвакуировать раненых не
на чем, как всегда, не хватало машин. Операции продолжались, Варвара
помогала главному хирургу.

От усталости у него не слушались руки, хирург предложил сделать
вынужденный перерыв и вышел покурить. Варвара, тоже  пошатываясь   от
усталости  вышла и побрела к реке подумав:
- «Когда ещё представится случай, освежиться в воде и постирать одежду!»

Капитан крикнул ей вслед:
– Сержант Задорожная! Сейчас неосмотрительно лезть в воду, может
задеть шальная пуля.
Но Варвара уже не слышала его, не обратила внимания даже на разрыв
мощного снаряда где-то рядом, продолжала двигаться к реке. Быстро
раздевшись, юркнула в воду, с минуту -две поплескавшись, поспешно
вылезла на берег из холодной воды, ополоснув одежду, крепко отжала её,
несколько раз,  с силой стряхнув, оделась.
Вдруг она услышала гул в небе, затем вой падающих снарядов. Варя
прижалась к земле. Самолеты летели на госпиталь, сбросив бомбы по
цели, так же быстро удалились, как и налетели.

Варя подбежала к операционной палатке, на её месте обнаружила воронку
от снаряда. Ей сделалось невыносимо холодно, она посмотрела в сторону,
и испуганно вскрикнула от ужаса.

Хирург лежал почти рядом с воронкой, ему оторвало ногу и кисть руки,
из  которой   била струя крови. Мужчина корчился от боли, тело
его судорожно содрогалось, увидев сержанта,  он прохрипел:

- Сержант! Помогите! Нет мочи  терпеть! Возьми  пистолет! Ты же
понимаешь, зачем тянуть то, что уже свершилось! Всё бессмысленно! -
увидев нерешительность женщины, он с трудом крикнул. - Я приказываю!

Варя со слезами на глазах, повиновалась. Вытащив дрожащими руками из
кобуры капитана окровавленной пистолет, понимая безысходность
ситуации, и желая облегчить страдание, она  попыталась направить пистолет,
но так и не смогла нажать на курок.

Варвара подала пистолет капитану:

- Простите, не могу, в своих не могу стрелять... простите, вы сами! -
И отвернулась, закрыла ладонями уши и глаза.

Капитан с трудом придвинул пистолет к виску и выстрели. Варя с ужасом  вскрикнула .

В этот  момент подъехал на грузовике молоденький лейтенант, спешно крикнув ей:

- Кто здесь за старшего, где главный?

Дрожащая от страха сержант Задорожная с трудом выдавила:
- Я осталась за старшего.
- Грузи в машины оставшихся в живых, только тех, кому ещё можно
помочь! Танки прорвались!

Машину быстро заполнили раненые и выживший персонал госпиталя.
Проехав километров десять, они поравнялись с группой отступающих
бойцов, среди них был и раненые, но в машине уже не было свободных
мест.
Варвара попросила остановиться, скомандовала.
- Вы едете  дальше, к Харькову, я помогу этим раненым. Когда она
осмотрела бойцов, оказала  их мног, озадаченный медик
начала оглядываться по сторонам, ища выход из трудного положения.
На дороге показался грузовик,  она остановила, став перед ним .
Рядом с водителем сидел капитан, сотрудник НКВД. Варя закричала:
- Стойте! Вы без груза, у меня двенадцать раненых, их надо забрать.
Капитан крикнул:
- Мне срочно нужно в штаб, я не могу возиться с ранеными.

- Я приказываю ! Возьмите раненых! Их бросать нельзя. Танки наступают.

- Ты что, под трибунал захотела? Танки сзади, какие могут быть
раненые? – Он крикнул шоферу, - Трогай!
Варвара  пригрозила пистолетом:

- Возьмите раненых, а то я буду стрелять! - Сержант предупредительно
выстрелила в воздух. Некоторые бойцы из здоровых и раненые тоже
взялись за оружие.
Капитан выругался матом и вышел из кабины:
- Я тебя сучка,  в лагерях сгною. Ты у меня слезами умоешься! - Никак
не успокаивался офицер.
Шофер резко сдал назад и остановился. Бойцы, оглядываясь на
начальника, начали грузить раненых. Капитан продолжал ругаться, отойдя
в сторону. Варвара помогала, как вдруг она услышала свист летящего снаряда.
Шофер схватил сержанта и повалил на землю, когда все поднялись, на том
месте, где стоял капитан, была глубокая воронка.
Пожилой водитель, взглянул на Варвару:
- Дочка,  а ты в рубашке родилась. Бог уберёг тебя. Поганей,  и сволочней
этого капитана я не знал человека! К тому, же трус, он от танков
бежал. - Солдат, перекрестился, прошептал, - Царствие ему небесное,
Господь ему теперь судья.
В кузове грузовика хватило места и бойцам, помогавшим грузить раненых.
Они уже две недели выходили из окружения и во всеобщей сумятице не
могли понять, где — кто, куда идти?
Вскоре грузовик подъехал к станции, где должен был находится
санитарный поезд. Пока нашли состав, он уже начал набирать ход.
Водитель машины пытался догнать состав, но бесполезно, по насыпи вдоль
рельсов это сделать невозможно. Но тут кто-то в поезде сорвал
стоп-кран и эшелон остановился.
Начальник поезда протестовал:
- Некуда, танки прорвались, у меня хирурга ранило, своих некому оперировать.
Но бойцы, под руководством Задорожной, не обращая внимания на его
крики, быстро переносили раненых.

Шофер советовал сержанту:
- Дочка, ты полезай в вагон! Там медперсонала не хватает.
- Не могу, я должна быть здесь! - Крикнула она.
Состав снова тронулся, но кто-то схватил Варю за шиворот, и она
оказалась в вагоне. На миг ей показалось, что она видела Бенедикта.
Варвара перешла в операционный вагон и представилась первому, кого
Встретила..
- Сержант Задорожная. По специальности фельдшер, но могу и
оперировать, училась на хирурга.
Не дожидаясь приглашения, она опустилась на полку. Варя поняла, что у
неё от усталости дрожит всё тело, вспомнила, что уже двое суток ничего
не ела. Посмотрев на медсестру, тихо спросила:
- У вас не найдётся кусочек хлеба и стакан воды?
Поев хлеба, она привалилась спиной к стене вагона и сразу  сидя, заснула.
Начальник эшелона, посмотрев на спящую, приказал:
- Пусть пару часов поспит, ей нужен отдых, в  таком состоянии оперировать не сможет,   с неё толку не будет .
Через два часа Варвара проснулась от криков, не могла понять, в чем дело?
Над эшелоном пролетел самолет, но снаряды почему-то падали мимо
эшелона. Лётчик, взбешённый промахами, ещё раз повернул и уже низко
пошёл на второй заход, но снаряды опять разлетелись по сторонам. Он
совершил третий заход. Это уже надоело Бенедикту, бес взмахнул рукой и
атакующий самолет,  внезапно потеряв высоту, врезался в землю.

И раненые и медперсонал санитарного поезда, - все стояли на коленях и
молились Богу, в эшелоне,  в раз,  все пассажиры стали верующими. Сначала
просили Бога о спасении, а потом благодарили Господа за спасение.

Начальник эшелона поклялся , что после войны станет  священником и,
действительно, станет им, и до конца жизни будет молиться за чудесное
спасение.

Варвара с этого дня впервые задумалась о вере в Бога и молилась за
спасение, как делала когда-то её мать, вспоминая слова Бенедикта: «Ты
не готова умереть и предстать перед Богом». Сержант медицинской службы
стала тайком читать заупокойную молитву над умершими солдатами, а на
на грудь усопшему клала бумажку с нарисованным крестом.

Бенедикту пришлось объясняться перед князем Тьмы Вельзевулом, с каких
это пор он поставляет Всевышнему новообращенных?

Но изворотливый бес сумел убедить князя Тьмы, что это необходимость и он
творит сие во имя Зла. Демон   умело отвертелся, а главное, о Варваре
князь тёмного Царства ничего не узнал. Только вездесущий Габриель
догадался и подтрунивал над другом, которому ничего не оставалось, как
признаться.

Габриель искренне порадовался за друга и навсегда оставил Варвару в
покое, даже в дальнейшем помогал Бенедикту скрывать любовную тайну от
Всемогущих царства Тьмы.

               
Глава 22

Санитарный поезд доставил раненых в Западную часть Сибири. Варваре
пришлось возвращаться на линию фронта ещё пару раз  в  Ростова-на-Дону. Следующую партию раненых доставили в Шомск. Это была последняя поездка Варвары к линии фронта. Её вызвали в
военкомат, вдруг вспомнили, что она «враг народа», хотя Варвара
пыталась, доказать, что она реабилитирована, но ей убедить военкома не
удалось:

- Я не могу доверить судьбу людей « врагу народа», хотя и
реабилитированному. Вы оказались ловкой, изощренной обманщицей и
сумели добиться пересмотра дела, «врагов народа»  нужно держать подальше
от линии фронта, случись что, шмыгнете к немцам, и вообще, без
Задорожной достаточно кому лечить раненных.  И вообще, была бы моя воля, таких как
ты, не держал бы в лагерях, а сразу пускал в расход.

Варвара обратилась в прокуратуру, оттуда рекомендовали военкому:
«Сержанта Задорожную оставить в местном районном госпитале».

Начальник санитарного поезда пытался защитить своего хирурга, но
единственное, что он смог сделать для неё, это выдать Варваре хорошую
характеристику, как ответственному человеку и квалифицированному
специалисту. Он сожалел, что не смог  сержанту помочь, и ему будет
трудно  обходиться без такого хорошего хирурга.
Санитарный поезд уехал на запад к линии франта без Варвары.
Бенедикт остался доволен, что ему не надо больше опекать Варю и он
может спокойно заняться своими делами. Для гарантии бес убедил Варвару
поселиться в комнате с отдельным входом, которую сам  же снял,
расплатившись с хозяйкой на год вперёд.
Всю ночь провёл с Варварой, не скупясь на ласки, успокоил женщину.


Глава 23
Воспользовавшись военной обстановкой Совет Народных Комиссаров и ЦК
ВКП (б), нарушив конституцию СССР, внесли изменение в государственное
устройство страны и 12 августа 1941 года приняли решение о переселении
немцев, проживающих в районах Поволжья, в Сибирь и Казахстан.
Депортировали более миллиона человек, таким образом,  государство смогло
ликвидировать Немецкую республику в Поволжье.
По подобному сценарию решилась судьба и других народов, которые по
каким-либо причинам стали неугодны властям, или могли пойти на сотрудничество с фашистскими войсками. Руководство страны сомневалось в благонадёжности карачаевцев, калмыков, чеченцев, ингушей, крымских татар.
Эти народы были насильственно вывезены в кратчайшие сроки и раскиданы по всей стране Советов.

Переселение немцев объяснялось положением на фронте: фашисты
приближались к Волге, и военная верхушка Ставки Сталина опасалась
возможного массового перехода немцев Поволжья на сторону врага.
Правительство страны Советов напугал переход отдельных слоёв
казачества, а так же  населения западной Украины на службу к противнику,  к оккупантам, не только полицаями, но служили  в карательных батальонах. Особенно зверствовали против: партизан, евреев, семей военнослужащих и коммунистов.
Выходцы из казачьей среды и  так называемые «западяне»,  под предводительством Бандеры, перейдя на службу фашистов, стали тоже фашистами, даже превосходили гитлеровцев в
жестокости.
Другие народы пострадали только по предположению о возможной измене,
поскольку среди них были выявлены те, кто ждал прихода гитлеровцев. Ударом пол «дых» для Страны Советов стал переход генерала Власова, в полном составе его подчиненных: офицеров и солдат.
Первоначально Совет Народных комиссаров предложил депортированных
немцев с Поволжья затопить в  баржах. Господь не остался равнодушным к
мольбам поволжских немцев и послал им заступника: Всесоюзный староста,
нарком Михаил Калинин предотвратил убийство безвинных людей.
Мужчин с 16 до 65 лет отправили в трудовую армию или в
специализированные поселения. Их использовали в качестве дешёвой
рабочей силы для создания рыбных промыслов, на лесоразработках ,   в
угольной промышленности. Женщин, детей, стариков распределяли по сёлам
в Сибири и Средней Азии.

Немцы получили наказание за то, чего не делали.
Среди поволжских немцев были патриоты,  воевавшие на фронтах,
считавшие,  Страну Советов своей Родиной,    большую пользу принесли в
разведке и в качестве переводчиков.
Депортированные немцы оскорблено ворчали:
- Чем нас обвинять в возможной измене Родине, лучше бы сам готовился к
войне, «усатый чёрт», а не подписывал пакты. Не обманывал себя и народ.
Их удивляло:  - И как можно было не знать, что начнётся война, если в Польше уже
стояли немецкие войска нашего «горе-союзника»? Даже до нас доходили
слухи от родственников из Германии о скором нападении гитлеровских
войск на СССР.
Старики-немцы негодовали:
- И кого он хотел обмануть? «Война началась внезапно!» Да она началась
ещё два года назад в Испании.
Поволжские немцы всегда вели обособленную жизнь, политикой не
интересовались, сохранили уклад жизни и менталитет своих предков.
Первых переселенцы в России появились на Волге по приглашению их
землячки императрицы Екатерины Второй. Этот факт, можно назвать мини экспансии России немцами. Уже в те времена приоритет отдавали немцам на ведущие должности  в государстве.
Коллективизация их не устраивала, но они были дисциплинированы и не
сопротивлялись созданию колхозов, а теперь также послушно, хотя и не
безропотно, приняли депортацию.
Поздно вечером раздался звонок в правлении  колхоза Красный путь».
Марфа заглянула на часок подписать бумаги. Старик Фрол опять вёл всю
канцелярию исправно. Он трудился во благо Отечества и для фронта,
понимая, что голодный солдат - плохой вояка, и  германец уже другой,
опасный враг.
Из райкома сообщили: «Завтра к обеду прибудет грузовик с секретным
грузом, необходимо встретить и разместить».
Начало сентября, погода стояла летняя, урожай ржи удался на
Славу. До дождей необходимо всё убрать, председательша спешила,
но не посмела ослушаться приказа, всё-таки к обеду собрала народ у
правления.
К двенадцати часам во двор конторы въехал грузовик с перепуганными,
голодными людьми. Ужас в их глазах вызывал сочувствие и любопытство
селян.
Из кабины лихо  выскочил молоденький лейтенант.
- Кто будет за председателя?
Марфа подошла к нему.
- Я председатель и секретарь партийной ячейки, Марфа Васюк.
Лейтенант козырнул:
- Лейтенант Михайлов. Доставил депортированных немцев с Волги для
размещения на спец поселение, и под ваш надзор, в приказе ваши
обязанности указаны.
Открыв борта, достал документы и сделал перекличку. Всего двенадцать
семей, в основном женщины, дети, двое парнишек. Одному по документам
четырнадцать, хотя на вид все семнадцать лет, другому тринадцать и
двое стариков под семьдесят лет.
- Документы я вам передал, вы теперь за них отвечаете, помните, они
должны находиться под комендантским надзором. Сверка наличия
депортированных немцев ежедневно, утром и вечером.
Немцы сбились в группу, перешептывались. Лейтенант в очередной раз
козырнул, запрыгнув в кабину  грузовика,  и уехал.
Селянки стояли полукругом, рассматривая прибывших немцев, не
походивших на них ни лицом, ни одеянием. Прервала молчание Галина
Гром:  - И что теперь  нам с ними делать?
Глаша крикнула:
- Гнать дубинами до ущелья и сбросить вниз!

Немцы скучились и прижались друг к другу. Их всю дорогу пугали:
прибудут на место, люди раздерут их в клочья.
Старик Игнат прикрикнул на баб:
Вы  что, бабы, озверели? Нам чужаков в селе не треба, но порешать
немусов не дам. Мы не душегубы! Бог нас покарает!
Глафира не унималась, к ней первой в селе пришла похоронка с фронта на
мужа, танкист Матвей Соломка сгорел в танке. Беременная женщина
носила траур по погибшему.
- А что? Может ещё, и кормить немецких гадов прикажите?
- Уточнила Прасковья, её Степан когда вернулся из тюрьмы, побыл дома
всего год,  его тоже сразу  забрали на фронт.
- Женщины, прекратите! – Прикрикнула на селянок Марфа Петровна. - Они
такие же граждане Страны Советов, как и мы, только немцы. В Крыму было
поселение немцев, видела их, люди как люди. – Спокойно добавила. - И
не путайте врагов-фашистов с этими немцами.
Бабы продолжали ругаться, требуя расправы.
- А ну! Цыц! По перву разберёмся, а уж потом лаяться начнём! -
Поддержал председателя дядька Фрол.
- А для меня всё одно, мужа мне не вернут! – крикнула,  рыдающая Глаша,
её обняла за плечи свекровь. - У меня дитё родится без отца.
- Кому  не ясно? Марфа Петровна правильно говорит, - продолжал
успокаивать женщин Фрол Иванович.
Глаша ринулась на немцев, вцепилась в волосы первой попавшейся немки, её
поддержала ещё пара бабёнок.
Марфа громко скомандовала:
- Прекратить безобразие!
Пытались оторвать Глафиру от немки. Та не разжимала руки, пока не
выдрала клок волос, а другие нападавшие селянки сами отошли.
Марфа, не сдерживая себя, прокричала:
- Все слышат? Чтобы это было в последний раз! Чем же мы лучше
фашистов, если будет мстить бабам, старикам и детям? Они такие же, как
и мы, без мужиков остались. У нас есть хоть дома, а у них только
маленькие узелки со скарбом. У нас хлеб в гуртах горит, а вы разборки
устраиваете! Лучше предложите, куда их разместим.
Галина Гром возмущенно крикнула:
- А что тут думать? У меня коровы в первой бригаде толком не доены,
второй день стоят, а  в  второй ферме всего две доярки осталось. Пусть
идут в коровник.
Марфа одобрила предложение Галины:
- Бригадир Гром! Дело говоришь! Пару семей вези в караульный домик на
пастбище, и пару другую на ферму. И гляди за ними в оба, с тебя
спрошу.
Старик Фрол усмехнулся.
- Работники они хорошие, можешь не сомневаться, знавал я немцев ещё по Азову.
Евдокия Лопатина подошла к Марфе:
- Сестра моя совсем слегла, ты посели одну семью к ней, нехай
приглядят за ней! У меня сил более нема,  вон сноха , надорвалась, с
постели не встает,- женщина заплакала навзрыд, - боюсь осиротеет
внучка.
Бабы загалдели на Лопатину:
- Что ты, дура, спятила? Подымится  твоя сноха, чего заранее её оплакиваешь?
Марфа оглядела немцев, увидела еле стоявшую женщину, её поддерживала
девчонка лет четырнадцати.
- Из этой будет  плохой  работник. Евдокия, забирай вот этих обеих!
Председательша обратилась к девчонке:

- Ты по-русски понимаешь?
- Я понимать всё, - закивала та головой.
- Пойдешь с этой женщиной, будете жить у её сестры, она больная, за
ней  нужен  уход! Дом содержите хорошо, работать будешь вместе со всеми
на ферме.
Лида Мороз робко подошла:
-Тетя Марфа, крестная тетя Лена  тоже слегла.
- То-то я её второй день не вижу, - огорчилась председатель.- Что,
тоже спина? Или живот надорвала?
- Не знаю, с постели не может встать. Можно к ней тоже семью определить?
Бабы подумав, предложили:
- А у Варвары Степановны дом стоит пустой. Нехай за домом приглядят,  и
кошку с собакой кормят. Да поселите туда парочку семей, глядишь, так
всех и разместим.
Марфа посмотрела документы, поняла, что все написано по-немецки,
Который учила  техникуме, но заговорила по-русски:
- Эй, Вы! - Не зная как ей к ним обращаться. - Кто у вас за старшего будет?
Приободренные немцы пошушукались, и вперёд вышла женщина лет тридцати пяти.
- Я буду старшей, меня зовут фрау Динер.
- Ну, фрау, распределяй, - усмехнулась Марфа, - четыре семьи на
пастбище, а остальных на фермы. А вы, дядя Игнат, будете приглядывать
за ними, подсказывать. Что да как делать.
- Марфа Петровна, не могу я, утка и гусак пошёл перед отлётом на юга.
И порыбачить давеча надумал.  За лето рыбы не насолили, даже  не насушили.
Зимой, что исти будем?
- Пристроишь прибывших и пойдешь на свою охоту и рыбалку.-
необдуманно брякнула Марфа.
Отец Игнат всплеснул руками, недовольно  пробубнил.
- Ну, вот!  Всё перепаганила!
Забрав немцев, Игнат ворча повёл их сперва в сторону ферм.
Старик  всегда слыл хорошим хозяином, его усадьба и сейчас
находилась в образцовом порядке. Раздосадованный,  испорченной охотой
он  негодуя вслух, довёл людей до ферм.
- Жить будете в комнате для доярок и в кабинете зоотехника. А вон в той
ферме имеется сторожка, кладовка и посудина для молока. Располагайтесь
сами. - Затем махнул рукой.
- А, без мэнэ здесь потом разберетесь. Пидим во двор, за ферму.
Все вышли.
- Вон ту площадку, бачите? - старик показал в сторону большой кучи
разбросанного навоза, - за лето навоз просох. Часть успели разбить на
кирпичи. Побачте туда, там сухие кирпичи.
Озадаченные немцы молча рассматривали навозные кирпичи.
- Ну, чего? Сухие кирпичи сложите в пирамиды в форме яйца. Сробите
так, шоб ветер обдувал и под  дождём  не намокли.

Немцы удивлённо посмотрели на деда Игната. Фрау Дитер не удержалась, спросив:
- Wozu trocknene Мist? ( зачем сухой навоз?)
– Шаво лапочишь ?
Фрау Динер испуганно перевела:
– Зачем сухой навоз кипичиками складывать? Мы навоз на поле возить.
Игнат фыкнул:
- У вас навоз, а у нас кизяк, зимой вместо дров  будем печи топить. Вот
если в дождь намокнет, то навозом станет, гореть не будэ. – И пояснил.
- От кизяка тепла мало, но в зиму не замёрзнете.

Немцы поняли и оценили, важное значение кизяка, утвердительно закивали головами
в знак полного согласия.
Игнат тоже кивнул головой:
- Раз всё вразумеете, пидем дальше. Фермы почистить. Где требо
ремонта, подмажите, подбелите. В ночь морозец может ударить, стада с летних
пастбищ требо переводить на ферму. Зима ноне ранняя, по всем приметам.
Гусь и утка на юг лететь собралась. Забодай тебя комар! Я ещё на охоте
не был, - сделал грозное выражение лица, пригрозил пальцем.
- Ну! Смотрите мне, чтоб порядок навели. Моя старуха Вам  подсобит! У неё
всё спросите.
Лыско с часочек походил за женщинами, убедился, что они без него справятся.
Дядько Игнат с чистой совестью улизнул на охоту, больше ничто не могло
его удержать.
Осенняя охота давно сделалась страстью всех мужиков  в окрестных сёлах.
Утром заглянул на ферму, увидев сложенный в пирамидки кизяк, вновь
удрал на охоту. Он уже знал, что Марфу вызвали в райком. «Охота — дело
важное, да и время не терпит, - думал старик, - а может и вовсе
пронесёт, председательша не заметит».
Вчера же ему повезло: подстрелил шесть уток и взял двух гусей с
помощью внучка, шустрого мальца,  двенадцати лет.
Старику не терпелось ещё хоть раз, сходить на гуся.
Уток раздал соседям и строго - настрого наказал всем молчать, дескать,
с Марфой он договорится позже. Сельчане понимали, что один дед Игнат
большой заготовки на всех не сделает, как в былые времена, но и этому
радовались, предчувствуя трудный период в жизни.
Старуха Игната пыталась помочь мужу, не спускала глаз с работающих
немцев и всё озадаченно думала: «Как к немцам относиться? Однако, дюже
стараются, впрямь, такие работящие! Нашенские так не сробят».
И тут её осенило: «А ведь на голодное пузо много не сробишь,
похарчевать бы не мешало немцев».

К вечеру, положив в узелок вилок капусты, шмоток сала, что с зимы ещё
остался, картошки с два десятка, луковицу, два буряка, немного
сухарей, приблизилась к фермам. Увидела растопленную печь,  в большой
кастрюле кипела вода. Пожилая немка сбрасывала что-то в котел.
Старушка пригляделась:
- Да это ж... сухая крапива! - тяжело вздохнув, подошла к немке и
протянула узел с харчами, качая головой, пошла прочь.
Обрадованная повариха нарезала неочищенный картофель, только сверху
слегка поскрёб кожуру, нашинковала : капусту , лук, буряк и маленькими
кусочками нарезала сало. Получилась наваристая похлебка, это для всех
приехавших была первая нормальная пища за двадцать дней скитаний и
тревог.
До первых петухов молились немцы, благодарили Бога за
спасение.
Минуло четыре дня, как депортированные прибыли в село Добровольное.
Наконец Марфа заглянула на ферму. Дядя Игнат сказал ей, что, дескать,
всё готово к переводу стада с летних пастбищ.
Она подъехала верхом на лошади к ферме и от удивления замерла на месте.
Отремонтированные фермы она с трудом узнала, вокруг порядок и чистота.
Такое она увидела впервые. Марфа вошла внутрь. Все, что можно
побелить, сияло белизной, даже окна вымытые. Немцы молились в
сторожке.
Фрау Динер, увидев председателя, поднялась с колен. Она пыталась
правильно подобрать слова:
- Мы всё делать. Коров можно гнать на ферма, - потом поправилась, -
Всё есть порядок!
Марфа огляделась, всё действительно кругом радовало глаз.

- А где дядя Игнат?
Фрау Динер развела руками.
Марфа покачала головой, тяжело вздохнула и принюхалась, пахло вареной утятиной.
Она заглянула в котёл.
- Всё ясно, старый шельмец удрал на охоту и немцев с собой прихватил.
Ну, погодите дедуля! Я  вам задам перцу!
Немцы перепугались не на шутку, а Марфа быстро зашагала к лошади,
потом остановилась и через плечо крикнула.
- Утром, чтобы все были на зернохранилище, рожь в гуртах начала гореть.
Душу Марфы переполняла радость, теперь она точно успеет прибрать зерно
до дождей, не сорвёт поставки фронту, и никто не будет ей угрожать
трибуналом.
Васюк думала: « Господь вовремя услышал меня и прислал немцев в Добровольное.
С такими работниками всё получится... Но всё же, к ним следует
приглядеться получше и навсегда решить. Кто они нам: враги или просто
чужаки?  И стоит ли их бояться?»

Вечером нагрянула она к дядьке Игнату и хотела забрать ружьё. Старик
сидел уже дома с трофеями, увидев Марфу,  вскочил со стула.
- Марфа Петровна, не жури, дабыча гарная. Я с немцем Ханесом и его, хлопчиками взяли
двадцать две утки и восемнадцать гусей.
Бочку рыбы засолили, старый немец-то, рыбак с Волги и толк в рыбе
знает. Немец рыбу не по-нашенски солит. Ну! Покумекай, какая нам
выгода от немцев пришла. Зима большая, истэ, что-то трэбо.
А моя старуха тебе гуся ощипала, глянь, гарный гусак.
Обескураженная Марфа только развела руками, подумав, сообразила:
- Вы говорите, что немец - толковый рыбак?
Старик показал большим пальцем вверх.

- Вот такой рыбак! И  их малой - сноровистый парнишка. В общем,
заготовку на зиму сделаем, рыбы в старицах много.
- В райкоме мне предложили рыбой заняться для госпиталя ! - подумав, председатель добавила.
- Немцам гуся давал?
- И гусака, и утака, и рыбы. На голодное брюхо не сробишь, сытый-то
сробит лучше.
- Не я немцев депортировала, всем трудно, бабы все животы надорвали,
вкалывают за мужиков. Уже третья женщина лежит, и нет надежды, что
поправиться. Ладно, дед Игнат, оставлю вам ружьё, но за немцами
приглядывай! Да в оба! А особенно за фрау Динер. Вижу бабенка с
хитрецой, кабы лихо не вышло!
Подумав, Марфа добавила:
- И ещё, к немцу приставь пару наших малых  хлопцев посноровистее, по бойчее.
Марфа вышла на улицу, взглянула на лошадь и поняла, что взобраться в
седло  у неё нет сил. Присев на скамейку она задумалась. «Эти чёртовы немцы
не выходят из головы. Как к ним относиться? Враги или не враги? В
райкоме предупредили: «Никакого сочувствия, к депортированным немцам и
относиться с полной строгостью».
- Но, главное, о ком и о чём они молятся? За Гитлера или за самих
себя? Надо, разобраться кто они нам? - она взяла лошадь под уздцы и
побрела в сторону своего дома.
Игнатова старуха догнала Марфу.
- Петровна, ты же гуся забыла, бери готовый, оскубанный!  Пусть мать  сама распотрошит его.

Тут Марфа поняла, что с делами забыла сегодня поесть. С трудом дошла
до дома, ноги подкашивались,  от голода ей  сводило живот.
Включив свет в комнате, увидела спящую за столом свекровь.
- Как  так можно! Уходишь из дому с первыми петухами и вертаешься за
полночь? Собственного дитя не видишь. Я тебя жду, жду, лапшичку с гуся
приготовила. Небось, за день ничего и не ела? – Сокрушаясь, старуха
пожурив сноху:
- Ой, донюшка! Не дело так жилы себе рвать! Ты же баба, надорваться недолго!
Марфа сняла сапоги и с облегчением вздохнула. – Мамань, не причитай!
Всем тяжело, а вот есть хочу, но сил нет.
Женщина приготовила невестке тазик с тёплой водой. Марфа, вымыв руки и
ноги, почувствовала облегчение, села за стол. Свекровь поставила перед
ней ещё теплую ароматную лапшу с гусиной лыточкой.
Марфа, понюхав, рассмеялась.
- Ну и дед Игнат, ну и хитрюга! Ну, прохиндей! Делает всё, что захочет
и так заболтать может, не сразу поймёшь, что говорит правду , а врёт? Ну , умело, поверишь не засомневаешься.
Про себя подумала: «А ведь свекровь говорила, дед во время службы
говорит на чистом русском, не на старославянском, ни слова на
хохлацком. Вот старый шельмец! Как с ним ладил покойный Добрых?»
Она с облегчением вздохнула:
- Но всё же, какой полезный старик в хозяйстве! Ведь даже не осерчаешь на него.
Довольная Васюк рассмеялась и насмешила свекровь рассказом о проделках
деда Игната.
Марфа долго не могла заснуть от усталости, да и мысль о немцах не
давала ей покоя.
«Кто они? Враги или просто чужаки? Остерегаться их? Или можно положиться?
И всё же, о чём они молятся? Что просят у Бога?
Завтра вечером прокрадусь и подслушаю их, учила же я в техникуме
немецкий, может что-нибудь и пойму?»

С этой мыслью она сразу заснула.
На следующий день поздно вечером верхом подъехала Марфа к сеновалу,
тихо позвала сторожевого пса Полкана, дав ему костей. Сняла сапоги и
пробралась осторожно к каморке доярок. Через открытые двери
рассмотрела молящихся на коленях немцев.
Молодая девушка читала молитвы. Она остановилась, и все хором произнесли:
- Ehre sei dem Vater und dem Sohn und dem Heilinger Geist.
Wie im Anfang so auch jetzt alle Zeit und Ewigkeit.
А это же …на нашем значит... « Слава отцу и сыну и святому духу и
присно вовеки веков.»
А дальше у них идёт... «Будь благословен, отче наш… .» « Аминь».
Марфа с трудом вспомнила, как зовут девушку.
- Ага. Значит, богослужением заправляет Эльза Фишер, учительница.
Эльза обратилась снова к Богу, и все молящиеся повторяли за ней вслух.
«O, Gottes behute uns unser Manner und Bruder Vatter helft.»
- Ага, за мужей и братьев просит у Бога помощи. Эльза продолжала
молитву, а остальные вторили ей.
- «Sowjet Soldaten und Offiziren Krieg zu Ende Gebete fur Frieden und Versohnug.
Die komplette Sammlung von Frieden gebeten und Entwierten fur
Friedensgottes finden Sie unter …..»
- А? Молят за советских солдат и офицеров. Нет, мне не послышалось , -
она напрягла слух, - О-О-О, и ещё за конец войны. А это, что за
молитва? - задумалась председатель.
- По- моему, похоже на молитву примирения? Ну, да! Слава Богу! –
Выдохнув, с облегчением произнесла шепотом Марфа. - Никакие они не
враги. Завтра же поговорю с Эльзой.
Утром председатель назначила собрание правления колхоза, но сначала
решила переговорить с учительницей.

Та робко вошла в кабинет, и Марфа её в лоб спросила, на всякий случай,
вдруг, что не так поняла:
- О чём молитесь по ночам? Что у Бога просите?
- О конце войны и о наших мужчинах, ещё о помощи Советской армии, -
ответила немка.
- Точно так? Если Гитлер, не дай Бог, победит, что тогда? -
Поинтересовалась председатель.
- Когда Гитлер пришёл к власти, подверг гонению Генгутерское
евангелистское братство. Кто не успел сбежать в Америку, те в тюрьмах
Германии сидят или расстреляны, нас ждёт та же учесть. Мы же из
евангелистского братства.
- А вообще, как Вы, немцы, в России оказались и что за Генгун ..
братство? - Марфа не смогла выговорить.
- В восемнадцатом веке наших предков изгнали из Германии. Часть
выехала в страны Америки. Наших пригласила в Россию Екатерина Вторая и
поселила на Волге, она сочувствовала нашему братству.
- Так, что выходит Вас никто в Германии не ждёт? - Марфа рассмеялась,
- Интересная история получается, два народа с одинаковой судьбой
пересеклись в этих краях.
Удивленная Эльза не удержалась:
- А почему у нас одна судьба?
- Предки моего мужа Василия - староверы. Их тоже Екатерина Вторая
расселила в Таврии, в Крыму, и под Новочеркасском. В десятом году
перебрались малоземельные крестьяне от нищеты вот сюда, добровольно, с
тех пор и живут в этой глуши.
Немка задумалась. Марфа строго спросила учительницу:
- Ты своих всех хорошо знаешь?.
- Нет! Те, что поселились на ферме, из нашего посёлка, мы все
родственники, а остальные - из других мест.
- А почему ты сразу не сказала, что русский знаешь?
- Боялась, что следить за своими предложите.
Марфа рассмеялась.
– Иди, работай Эльза, наш человек, уживёмся!
В правлении с нескрываемым любопытством ждали, что расскажет Марфа.
- Одно я вам точно скажу, - никакие они ни враги. Они такие же, как и
Мы граждане Страны Советов. Германия им не нужна, на Волгу хотят вернуться. А Богу молятся за
победу Советской Армии! Сама подслушала вчера вечером, когда они
молились.
Народ одобрительно загудел, зашушукался. Марфа продолжила.
- Но есть и неприятное сообщение. Райком требует ликвидировать частное
подворье. Рекомендовали не давать кормов для колхозников, зерно отправлять
государству.
Все ахнули.  - А как жить будем?
- Коров сдадим, свиней под нож пустим, как холода наступят, о птице пока речь не шла.
Галина Гром произнесла с надеждой:
- Может, что-нибудь придумаем?
- Думать нечего, птицу оставим, но введут налог на яйцо. Яйца в
госпиталь поставлять будем. Птичник только у нас, нет больше ни у кого
во всём районе.
Мы и так больше других поставили зерновых и мяса.
Спросят  ещё рыбы - дадим, нет - и спроса с нас нет. Самим надо, на
голодное брюхо много не наработаешь. Чтобы фронту дать, самим тоже
силы нужны.
Все слушатели молчали.
- Ну и ладненько. Я в МТС набрала хлопчиков, буду обучать вождению
трактора, займусь ими до снега, чтобы успели привыкнуть к борозде, а
остальные все свои дела знают, расходимся по рабочим местам.
Селяне вздохнули с горечью, понимая, тяготы войны окончательно до них добрались.


                Глава 24 .
Зима началась рано, как и предполагал дед Игнат, первый снег выпал в
конце сентября,   а  через сорок дней лёг основательно.
Дед Фрол с отчетом направился в район. Его уже не пробивала нервная
дрожь от сыпавшихся угроз, как бывало ранее. Когда  началась война,
бумаги в районе принимали без придирок. Поехал сам на  председательской двуколке.

В первую очередь,  старик заглянул к Варваре в госпиталь,
привёз для неё немного солёной рыбы, сало, гуся и овощей.
Варя обрадовалась:
- Дядя Фрол! Как хорошо, что приехали. Мне на пару дней домой надо,
чтобы взять теплые вещи и  пуховое одеяло. В тонких сапогах и в шинели
холодно, да и комната, в которой ночую, прогревается плохо.

- Варвара, дома у тебя живут постояльцы, - предупредил её старик, -
переселённых немцев разместили, чтоб дом за зиму не выстыл, да и твоим
животным будет  кормёжка.

- Что? Немцев разместили в моём доме? - сердито крикнула Варя.
- Варвара, ты не серчай. Это нашенские немцы, поволжские, несчастные
людины, они сами Гитлера ненавидят и боятся. Не пужайся их. – Пытался старик
успокоить женщину.
- Я боялась, когда  была  на линии фронта и чуть не угодила в окружение.
Хуже, чем в аду: кругом убитые, раненые, стоны и крики. С ума сойти
можно, а здесь нечего бояться. Просто хотелось побыть дома одной и
хочется помыться.
- Дочка, тебе повезло. Морозиха сегодня баньку топит. Давай-ка прямо к
ней, вот обрадуется.
Морозиха встретила Варвару радушно и даже не хотела отпускать мыться,
сперва,  усадила гостью за стол.

Тем временем Лыско подъехал к дому Задорожной, постучал в дверь.
Оттуда выглянула пожилая женщина, Лыско извинился, попросив:

- Вы на пару дней не могли бы уйти из дому? Хозяйка дома приехала. Она
с фронта вернулась, вам бы лучше с ней не встречаться. - Фрол учтиво
предупредил жильцов.

Пока Варвара мылась в бане,  немцы прибрали в доме и ушли к
родственникам на ферму, оставив на столе ужин.
Варя вошла в кухню: всё чисто и тепло, её вещи, аккуратно сложенные,
лежали в сторонке. Продукты, оставленные для кота и пса нетронутые, и
даже соленое сало стояло в эмалированном ведре. Она отрезала кусок,
так как у её ног терлись радостные: кот и пес. Съев угощение, они
продолжали ластиться к хозяйке, которая с любовью трепала их за уши.
Варя открыла дверь и приказала Шарику покинуть дом. Обиженно, с
неохотой, пёс побрёл на улицу.
На столе стояли пустые щи, но теплые, после бани ей захотелось немного
домашнего, а то каши изрядно ей поднадоели. Она положила кусок сала на
хлеб и вспомнила, что у неё где-то оставались ещё лук и чеснок.
Задумалась, что-то ей подсказывало, что Бенедикт сегодня придёт.
- П-фу! – сплюнула через плечо, - это невозможно, - и приступила к трапезе.
Её клонило в сон, она разделась, легла в кровать. Сразу вспомнился
опять Бенедикт. Уже в полудрёме она услышала, как открылась дверь.
« Это он», -  сквозь сон подумала она.
Поставив что-то у стола, Бенедикт открыл шкафчик, достал фужеры, налил
вина и подошёл к Варе. Та, открыла глаза.
- Ты как какое-то наваждение, не успела подумать, как ты тут как тут.
- Мы же с тобой, как две половинки, постоянно ищем друг друга, -
рассмеялся Бенедикт. - Варя, всё просто, я уговорил начальника
госпиталя отпустить тебя домой, оказав ему маленькую услугу.
Варваре не терпелось спросить, вопрос давно её мучил.
- Бенедикт, меня мучат сомнения! Можешь себе представить, мне
показалось, что это ты втащил меня за шиворот в санитарный поезд,
который позже чуть было не разбомбил немецкий лётчик.
- Но, если бы ты осталась в грузовике, тебя бы вместе с водителем и
солдатом раздавил немецкий танк.

- Так это был ты? А почему ты не заговорил со мной?
- А кто бы тогда сбил самолёт, бомбивший эшелон? – Смеясь,  ответил он.

Варвара не скрывая восторга, бросилась к нему на шею, расплескав вино.
Варя,  не скрывая восторга, спросила:
- Но как ты смог его сбить?
- Самолёт летал низко, выстрелил из пистолета лётчику прямо в глаз. -
Опять смеясь, ответил демон.
- Ты, как всегда, шутишь? - Возмутилась женщина.

- Нет, дорогая, я как никогда серьёзен. Как я и предполагал, ты
постоянно влипаешь в какую-нибудь передрягу. Я вынужден был поблизости
околачиваться. Видел, как разбомбили госпиталь, как ты пыталась спасти
солдата с пулевым ранением в грудь, видел, как потом брызнула из раны
в тебя кровь, и солдат скончался. У тебя началась истерика. Пожилой
санитар пытался успокоить, он ещё дал тебе спирта. Ты махом всё выпила
и тут же заснула у него на плече. И всё это я видел.
- Но почему ты ко мне не подошёл? – Удивленно спросила она.
Бенедикт рассмеялся. - Если бы я ещё и к тебе подошел, тогда бы сейчас
не вошёл сюда!
- А почему?- Не унималась Варя.
- За ту выходку с лётчиком я получил такую взбучку, до сих пор мурашки
по коже бегают, и кровь стынет от страха.
- Выходит, ты ради меня рисковал?
- Это был не риск, дорогая Варвара, а самоубийство.
Варя покачала головой.
– Если учесть военное время, тебя могли отдать под трибунал и
расстрелять? Рискованный и отчаянный парень ты у меня.
- Варюшка, я же предупреждал тебя! - Грустно улыбнулся. - Ты больше не
сердишься на меня за ту выходку с топором, а то в последнюю встречу ты
ворчала на меня, как злыдня?

- Скажи! Ты точно мог бы мне сломать ногу? - Спросила Варя. - Скажи,
что ты пошутил.
- Дорогая моя! Не глядя, сломал бы ногу! Правда, зря долго думал , правую
или левую ломать.
- Ну, это слишком! Ты сделал бы меня хромоногой?
- Зато раненые бы не засматривались на тебя с вожделением и не
пытались ухаживать за тобой. - Шутя, бес высказал свое недовольство.

- Ты ревнуешь меня? - Удивилась женщина.
- Нет. Ничуть! Просто готов любому свернуть голову, чтоб не таращились на тебя.
- Какой же ты глупышка, Бенедикт!  - Усмехнулась довольная Варвара.
- Ага! Когда ты была на фронте, ты жалела мужчин, как защитников Отечества.
В госпитале ты на них опять смотришь, как на похотливых козлов. Я-то
знаю, ты любишь только меня, но я боюсь,  опять какой – нибудь
похотливый офицеришка не станет церемониться и зажмёт тебя, не
сдерживая страсть, удовлетворит свои потребности. Ты же незамужняя у
меня!

Варя удивленно посмотрела на Бенедикта, предложив ему:
- А в чём дело? Пойдем в сельсовет и зарегистрируемся!
- Не могу, документов нет с собой. – Спокойно ответил любовник.
- Бенедикт, ты же врёшь, как тебе не стыдно? В военное время у тебя
нет с собой документов? - Готовая, уже расплакаться, упрекнула
любовника. - Ты мне всегда врёшь! – Обиженно продолжила Варя.
- Смешно кому сказать, я не знаю  даже твоей фамилии. Ты никогда ничего о себе не
рассказываешь! Откуда ты? Кто твои родители?
- Варя, я пришёл к любимой или к следователю в кабинет? В конце
концов, прекрати допрос! Ну , дорогая, это уже перебор с твоей стороны.
- А ты у следователя был? - Прямо в лоб спросила Варвара.
- Был, но не как подследственный. - Успокоил Бенедикт.
- Как сотрудник НКВД? Или как сотрудник  разведки? Как ты там был? - Не
отставала Варвара, решив всё же узнать хоть, что-то о своей половинке.
Ей уже изрядно надоели его тайны.
- Нет. Нет. Тебе этого лучше не знать. Ну, это большая тайна, которую
женщинам лучше не касаться. Дорогая, меньше знаешь, крепче спишь! -
Пытался отшутиться Бенедикт.
- Почему ты всё от меня скрываешь и постоянно изворачиваешься, или
таинственно исчезаешь? - Не унималась Варвара, решив, что она сегодня
не отстанет от него, пока не сознается, не расскажет хоть чуток о
себе.
- Я же сказал, чтобы ты спала крепче и меньше думала. Тебе лучше
ничего не знать! Я с тобой уже договорился! Мы уже эту тему давно
закрыли. Повторяю, я не могу стать твоим мужем, вспомни. Ты приняла
мои условия. Чего ты, сегодня бузишь?  Любовь моя, неугомонная!

- Может, у тебя есть жена? - С горечью вздохнув, спросила Варя, поняв,
что сегодня она опять ничего не узнает о своём возлюбленном.
- Нет, дорогая, я - вечный любовник. Семейные узы для меня - удавка на шее!
Он рассмеялся: - А я жить хочу, я жизнь люблю!
Варвара опустила голову, уже готовая заплакать от обиды. Отношение с
неизвестным, таинственным, похожим на сказочного героя, утомляли
Варвару, ей хотелось уже большего, постоянного и надёжного.
Бенедикт уловил настроение любимой, сказал ей нежно:
- Солнышко, не требуй от меня невозможного, как от смертного человека,
я же бессмертный, говорил же тебе.
- Что ты сказал, я ничего не поняла? Опять отшучиваешься? - Возмутилась Варя.
- А тебе это не обязательно понимать, сходи лучше к старику Игнату. Он
мудрый, объяснит истину бытия лучше меня, а мне некогда. - Опять
хитрец ушёл от допроса, учинённого любимой.
Бенедикт вышел из комнаты и вошел уже с бутылкой вина и двумя
хрустальными рюмками и с тарелкой апельсинов.
- Варя, выпьем за нашу большую и крепкую любовь.  Может этим и будем
счастливы!- Он с надеждой заглянул ей в глаза.
На душе у Вари сделалось спокойно и хорошо. Утром, как всегда,
Бенедикт ушёл, не простившись, снова оставил ей тёплые вещи и много
фруктов и шоколада.
Варя сидела озадаченная: « Кто он такой? Откуда он приносит дорогие
вещи, фрукты. Откуда?»
Подумав немного, она решила: « Может, мне и впрямь лучше ничего не знать?»
Она стала рассуждать вслух:
- Ну, если бы он был враг народа или иностранный диверсант, его давно
поймали бы, ведь я всегда говорю, что он у меня был, не скрываю.
От страха у неё прошла дрожь по всему телу.
- Может вправду, сходить к деду Игнату и покаяться в греховной моей
любви? Не зря же Бенедикт постоянно настаивает, чтобы я  покаялась.
Может и правда его послушаться? Ой! Какой же Бенедикт набожный
человек! И ничего не боится!
Подумав, она решила: « На следующий раз спрошу его, в партию он
вступил уже?» Сама себе ответила:
- Нет, он уже, наверное, коммунист. А почему в Бога верит?
Ещё подумав, совсем запуталась.
- Интересно, а в каком он звании? - Женщина вздохнула, обреченно. -
Вот чертяка, а ведь не скажет, отшутится. Ну, точно - настоящий
чёртяка!
На следующий день Варя полезла на чердак, достала материны вещи.
Повесила в красный угол икону и зажгла лампадку, водворила шкатулку за
иконой, достав из неё крестик, повесила себе на шею.
Найдя молитвенник, положила его в рюкзак, туда же засунула несколько
апельсинов и плитку шоколада, а остальные гостинцы отнесла тётке
Полине для её внуков.
Трофим привёз сыновей на лето к бабушке, а сноха не приехала за ними,
в письме сообщила, что её призвали в армию переводчиком.
Варя поставила ведро с салом на стол, взяв с собой только пару кусков,
затолкала  их  в рюкзак. Оставила записку для постояльцев:
«Продукты можете все съесть! Мурзика и Шарика кормить и не обижать!»
К пяти часам уже подъехал дядько Фрол. На телеге стояла корзинка.
- Это тебе жинка собрала. - Пояснил старик.
- Дядя Фрол, у нас же паёк.
- Знаю ваш паёк, каша, каша и ещё раз, каша!
Они рассмеялись, сани тронулись. Поехав в район, Варя удивилась, увидев ружьё рядом.
- Зачем оно? Вы никогда не брали ружья с собой.
- Волки появились, - пояснил старик, - во время войны они всегда рыщут
стаями. Беда и несчастье всегда идут вместе, не знаешь ,  с какой
стороны и ждать. - С горечью пояснил дядька Фрол, и они тронулись в
далёкий путь.


                Глава 25
В конце октября, как и предполагал дед Игнат, снег лег основательно, и
сразу ударил мороз. Марфа Васюк боялась, что кормов до весны не
хватит, зерно сдали почти всё, для личного хозяйства ничего не
осталось, селяне вынуждены были пустить под нож всю домашнюю животину:
свиней, уток, гусей и кур,  только  коз не тронули.
Дед Игнат пригласил немца Ханеса помочь заколоть свинушку. Немец
пришёл не один, с женой и дочкой, и всю организацию работы взял на
себя.
Игнатова старуха недовольно ворчала:
- Сам пришёл и баб приволок, стико мяса за работу дать им придётся.
Ишь, ещё и командует!
- Не ворчи, жинка, свинку по-немецки разделаем, вурцхены делать будем.
- А это, что ж за хрень такая?
- Это же колбаски! Едал их, когда ещё под Новочеркасском жили. Дюже
гарная вкуснотень, скажу тебе, - дед причмокнул с удовольствием, -
пальчики оближешь.
- Эх, муженёк, лишь бы зимой нам лапу не пришлось сосать, как свинушку
по-немецки разделаем.
Шустрые немки поначалу спрашивали у старухи, но та их не понимала, они
сами стали отыскивать на кухне нужные им предметы. Старики внесли
корыто с внутренностями и чашу с кровью.
Лысчиха не удержалась и зашумела:
- А кровь-то зачем в избу притащили? Мы не звери, чтобы кровь пить!
- Ну, не шуми, баба! Цыц! Немус знает, что делает, из крови колбаска
гарная выйдет.
Немецкая дочка быстро справилась со свиной головой и внутренностями,
разрезав всё на мелкие кусочки, и поставила вариться в чану, затем
принялась помогать матери чистить желудок и кишки. Желудок набили
крупой, овощами, слили в него кровь, зашили и тоже сбросили в чан.
Ханес бережно положил на стол завёрнутый в полотенце сверток, в
котором лежала мясорубка и приспособление для начинки колбас.
Предусмотрительный и предприимчивый немец во время срочных сборов на
Волге, положил в узелок продукты, документы и мясорубку. Жена и дочь
ругали его, но старик стоял на своём, никак не мог отказаться от такой
нужной в хозяйстве вещи, и вот она пригодилась.
Сваренное мясо выложили в корыто, посолили, добавили  чеснока,
всё тщательно перемешали. Дочка Ханеса закрепила кишку на  выходном
отверстия мясорубки, свободный конец кишки завязала, стала
придерживать.
Ханес  прокручивал мясо, и вот вышла первая колбаска в две
ладони, её ниткой перехватили, отделили.
Старики Лыско только бегали вокруг, ахали, всплескивали руками.

- Диву даюсь, шутка сказать, невидаль какая! – Лепетала удивлённая старуха.
Когда немцы закончили с колбасой, Ханес выложил оставшийся фарш в
тарелку, залил сурпой из чана, сказал:
- Sulze. In Keller.(Холодец. В подвал.)
Дед Игнат уточнил: - Шо це таке? Холодец?
- Ja, Ja, колодец, sehr ganz schmekt.( Да, да, совсем вкусный.)- Немец
причмокнул губами, показывая, что очень вкусно.
Потом старик -немец перелил всю сурпу из чана в пятилитровый бидон, который
они принесли с собой, положив в него несколько ложек вареного фарша, и
выбрал самый маленький, уже сваренный кружочек колбаски, положил его
отдельно.
Оставшиеся кишки разрезал на двадцатисантиметровые отрезки, с одного
конца перехватил узлом, и все  эти кусочки сложил в глиняный горшочек,
попросив горилки. Залил горилку в глиняный горшок и торжественно
вручил старухе, как великую ценность. После немцы стали прощаться и
благодарить хозяина, что оказали им честь, пригласив к себе.
Дед Игнат предложил по стопочке горилки:
- За благое дело выпить надобно.
Но немец наотрез отказался, быстро покинув дом. Прихватил  с собой
бидон с сурпой и маленьким кружком колбаски.
- Вот тебе и свинья по-немецки, одна б я с ней неделю возилась, а тут
за вечер управились. Ой, старик, как-то негоже получилось, совестно! С
ним одной сурпой рассчитались, не по-людски это. Ой! Какой стыдно! –
Сокрушалась старуха.
Игнат подошёл к шкафчику, взял горшочек, нюхал, вытаскивал кишки и
снова засовывал обратно и никак не мог взять в толк, для чего немец их
замочил в горилке?

- Никак не пойму, для чего эта хрень? И с чем её истэ, на закуску что
ли? У немуса дознатся требо. – Озадаченно хмыкнул дед.
А хитрый немец всё рассчитал. Его семью приглашали селяне с этого дня
на разделку свиней. Брал за работу, как всегда немного, а на утро
всегда имел холодец и толстый слой смальца, который немцы намазывали
на хлеб и смаковали, нюхали меленькие тоненькие кусочки колбаски,
долго наслаждались ароматом домашней колбасы, вспоминая родное
Поволжье.
Немцы сразу поняли, что люди в Добровольном живут дружной общиной и
держатся друг за дружку. Депортированные приложили все усилия, чтоб
снискать уважение и расположение местных жителей. Всё было бы хорошо,
если б не молодой паренёк Бруно, ставший ложкой дегтя в бочке меда, но
пока никто не ведал об этом зле.

Дед Игнат и Старик Ханес сделались неразлучными друзьями, тем более у
них    так  много общего, а главное,  их связывала охота и рыбалка.

Весь ноябрь и декабрь держались сильные морозы, потом дней пять был
буран, перешедший в метель, и вновь ударили морозы, теперь уже
Рождественские.
Дед Игнат радовался, как маленький ребенок, он же может теперь
 порыбачить.
 Хоть и трещали морозы под тридцать градусов,  долго
оставалась незамёрзшей полынья на Нижинских старицах.
- «Но теперь, наверняка, всё сковало льдом», - полагал старик.
Дед Игнат слазил на
чердак, достал салазки с широкими полозьями и с плетеным коробом из
талы, прикреплённым к салазкам; нашёл приспособленные для рыбалки
коротенькие широкие лыжи, которые он называл снегоступами. Старик
тщательно натёр полозья, проверяя их на скользкость, и остался доволен
снастью.

К вечеру, приготовив всё к рыбалке, Игнат побрёл к Ханесу, с которым
ещё неделю назад договаривался вместе порыбачить, но немцев застал за
вечерней молитвой, к тому же,  старик никак не хотел отвлекаться от
моления, но настойчивый дед Игнат не отставал. Немец встал с колен и
вышел во двор.
- Завтра с утречка и пидем рыбачить, я уж готов. - Радостно доложил дед Игнат.
- Morgen kann man nicht. Bei uns sind Weihnachts und Fаsten . Ich kann
nicht Fischfang treiben, - Старик Ханес ушёл в дом.
- Глянь на него! Не могёт завтра, у него, видите ли, рождество и пост.
- передразнил старик друга. - Пост не строгий, рыбу вкушать могём, -
старик передразнивал ещё раз немца, жестикулируя руками, потом почесал
затылок и сердито проворчал, - Вредоносный ты немус.  Ханес! Вот не
угощу тебя ухой. Эх, дурень не понимает, какая гарная щука в подледном
лове.
Игнат сердито махнул рукой, пробурчал:
- Обойдусь без вас. Братишка тоже хорош, сидит в конторе цельными
днями, портки протирает. Нет,  чтобы мне подсобить.

Негодующий дед побрёл до дому.  С утра пораньше управившись по хозяйству, старик
поспешил до рассвета успеть добраться до ближней старицы.
Лыжи легко скользили по снегу, и салазки двигались без усилия, пока не
закончилось село.   Сзади  нехотя плёлся большой лохматый белый пес. Его
лапы проваливались в снег, и прогулка становилась не в радость. Старик
сделал передышку и пошёл дальше. Вдруг салазки стали тяжёлыми,
обернувшись,  дед обнаружил, что в салазках удобно расположился Снежок.
- А ну, шельмец, вылазь из короба! Шо удумал? Ехать ему нравится! Ах, хитрец!
Пёс повернул голову в сторону, сделав вид, будто это его не касается.
Старик хотел его прогнать, но пёс жалобно заскулил.
- Ладно! Нехай будэ по-твоему! Но вертаться пешим будешь.
В метель снег сдуло с водной глади старицы, пришлось лыжи оставить на берегу.
Лед,  хотя  был скользкий, но  дед в валенках до середины  легко  дошёл. Лунку
не пришлось  долго  долбить, толщина льда всего в два черпака.
Расчистив место, старик уселся на ноги, под коленки подсунув тулуп,
убрал черепком льдинки из лунки, стал в неё сыпать запаренную рожь,
затем на крючок нанизал маленькую, засушенную ещё с лета, плотву,
проверил грузило,     и потихоньку, как бы играя, погружал леску в воду.
(рисунок № 9)

Щука не заставила себя долго ждать, в лунке мелькнули её плавник.
Старик весь напрягся в ожидании, глаза блестели, сердцебиение
участилось, ему даже сделалось жарко. Бородка, брови и усы покрылись
капельками льда, тулуп и шапка - инеем, и он уже походил на снежного
гномика. И вот он! Тот самый счастливый момент для рыбака!
Леска дернулась слегка несколько раз, а потом натянулась и резко забилась.
Рыбак медленно наматывал леску на древку. У старика даже дыхание
перехватило, приподнялся  на колени, лицо сияло от счастья, - в лунке
показалась зубастая пасть щуки, потом и сама щука, в локоть длины.
 Она запрыгала на льду, старик огрел её черпаком по голове, отцепив крючок
вместе с рыбкой-приманкой.
Дед Игнат, увлечённый клёвом, ни на что не обращал внимания, а пёс
давно что-то хотел ему объяснить. Хватал его,  то за тулуп, ато за рукав
и всячески пытался помешать, заставляя хозяина, обратить на себя
внимание.
Обычно   пёс  всегда со стороны наблюдал за рыбалкой и при каждой
пойманной рыбке весело лаял, но сегодня, будто бес вселился, старик
даже осерчал на Снежка:
- Ах ты, блошливый пёс, пиди прочь отсель, не мешай. - Крикнул Снежку,
забыв об осторожности.
Умный пёс молча повернулся и быстро побежал в село. Дед усмехнулся,
посмотрев вслед псу, крикнул:
- Ишь, обиделся. Беги, беги, бездельник, проку всё равно от тебя нема.
Время летело быстро, когда старик вытаскивал из лунки шестую щуку,
огрев её черпакам, поднял голову и замер. В метрах двадцати от него
стояло три волка. Злобные хищники скалились, уши и шерсть стояли
дыбом, голодные глаза блестели, взгляд прикован к рыбе, готовились к
прыжку.
 Старик не отдавая себе отчета, зачем,  ударил с силой
черпаком по ломику. Звон железа эхом полетел по степи. Шерсть на
волках опустилась, дед ещё раз ударил по железу. Волки съёжились, звон
железа их раздражал.  Старик  заговорил неожиданно вслух.
- Господи, за какие ж грехи ты мне такую лютую смерть уготовил, в чём
же я провинился? - и вдруг он протяжно запел на всю степь.
 - Господи, прости и сохрани нечестивого раба твоего, Игнатия. Заступник мой, еси
и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети
ловчи.
Старик машинально в такт барабанил черпаком по ломику.
Волки сели, подняв головы вверх, завыли, при каждом ударе о ломик, их
уши нервно дергались.
- Господи, вот моё спасение, – обрадовался старик, на мгновение, замолчав.
Волки вновь приняли стойку, готовясь к прыжку. Леска зацепилась за
рукав тулупа. Поймав древку, он запустил её вместе с щукой волкам.
Щуку уже прихватил слегка мороз, упав на лед, она пролетела пару
метров, волки накинулись на неё. Тем временем дед закинул им ещё пару
щук. Схватив за веревку салазки, черпак с ломиком, направился к берегу.
Надев лыжи, он сделал несколько шагов. Одному волку крючок зацепился
за что-то в пасти, он метался, жалобно скулил, другие два замешкались,
но как бы, спохватившись, ринулись вдогонку за рыбаком, ледяное
крошево мешало, звери скользили.
Дед Игнат остановился и опять забил о ломик черпаком, запев громко
псалом покаянный:
- Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот
Твоих очисти беззаконие моё. Наипаче омый мя от греха моего очисти мя.
Волки дошли за ним до берега и вдруг повернули назад. Старик,
недоумевая, продолжал петь и греметь, и вдруг он расслышал со стороны
села лай своры собак под предводительством Снежка, который переполошил
всех собак и людей в селе. Присмотревшись, Игнат увидел лошадь с
повозкой, в которой стояли немец Ханес и брат Фрол.
Дед Игнат упал на колени и перекрестился, сделав земной поклон, сказал:
- Господи, Всемогущий и Всемилостивый, благодарю тебя! Недостойный раб
я твой и заблудшая овца. Прости меня, грешного, согрешившего от
лукавого, более пекшегося о брюхе своём, а не о душе. Худой я
наставник паствы своей, прости и помилуй меня.
После удачного спасения дед Игнат исправно по субботам вел службу,
собирая у себя дома желающих помолиться, а сам каждый день отстаивал
вечернюю и заутреннюю, молясь за воинов на фронте за живых и убиенных.
                Глава 25
В конце октября, как и предполагал дед Игнат, снег лег основательно, и
сразу ударил мороз. Марфа Васюк боялась, что кормов до весны не
хватит, зерно сдали почти всё, для личного хозяйства ничего не
осталось, селяне вынуждены были пустить под нож всю домашнюю животину:
свиней, уток, гусей и кур,  только  коз не тронули.
Дед Игнат пригласил немца Ханеса помочь заколоть свинушку. Немец
пришёл не один, с женой и дочкой, и всю организацию работы взял на
себя.
Игнатова старуха недовольно ворчала:
- Сам пришёл и баб приволок, стико мяса за работу дать им придётся.
Ишь, ещё и командует!
- Не ворчи, жинка, свинку по-немецки разделаем, вурцхены делать будем.
- А это, что ж за хрень такая?
- Это же колбаски! Едал их, когда ещё под Новочеркасском жили. Дюже
гарная вкуснотень, скажу тебе, - дед причмокнул с удовольствием, -
пальчики оближешь.
- Эх, муженёк, лишь бы зимой нам лапу не пришлось сосать, как свинушку
по-немецки разделаем.
Шустрые немки поначалу спрашивали у старухи, но та их не понимала, они
сами стали отыскивать на кухне нужные им предметы. Старики внесли
корыто с внутренностями и чашу с кровью.
Лысчиха не удержалась и зашумела:
- А кровь-то зачем в избу притащили? Мы не звери, чтобы кровь пить!
- Ну, не шуми, баба! Цыц! Немус знает, что делает, из крови колбаска
гарная выйдет.
Немецкая дочка быстро справилась со свиной головой и внутренностями,
разрезав всё на мелкие кусочки, и поставила вариться в чану, затем
принялась помогать матери чистить желудок и кишки. Желудок набили
крупой, овощами, слили в него кровь, зашили и тоже сбросили в чан.
Ханес бережно положил на стол завёрнутый в полотенце сверток, в
котором лежала мясорубка и приспособление для начинки колбас.
Предусмотрительный и предприимчивый немец во время срочных сборов на
Волге, положил в узелок продукты, документы и мясорубку. Жена и дочь
ругали его, но старик стоял на своём, никак не мог отказаться от такой
нужной в хозяйстве вещи, и вот она пригодилась.
Сваренное мясо выложили в корыто, посолили, добавили  чеснока,
всё тщательно перемешали. Дочка Ханеса закрепила кишку на  выходном
отверстия мясорубки, свободный конец кишки завязала, стала
придерживать.
Ханес  прокручивал мясо, и вот вышла первая колбаска в две
ладони, её ниткой перехватили, отделили.
Старики Лыско только бегали вокруг, ахали, всплескивали руками.

- Диву даюсь, шутка сказать, невидаль какая! – Лепетала удивлённая старуха.
Когда немцы закончили с колбасой, Ханес выложил оставшийся фарш в
тарелку, залил сурпой из чана, сказал:
- Sulze. In Keller.(Холодец. В подвал.)
Дед Игнат уточнил: - Шо це таке? Холодец?
- Ja, Ja, колодец, sehr ganz schmekt.( Да, да, совсем вкусный.)- Немец
причмокнул губами, показывая, что очень вкусно.
Потом старик -немец перелил всю сурпу из чана в пятилитровый бидон, который
они принесли с собой, положив в него несколько ложек вареного фарша, и
выбрал самый маленький, уже сваренный кружочек колбаски, положил его
отдельно.
Оставшиеся кишки разрезал на двадцатисантиметровые отрезки, с одного
конца перехватил узлом, и все  эти кусочки сложил в глиняный горшочек,
попросив горилки. Залил горилку в глиняный горшок и торжественно
вручил старухе, как великую ценность. После немцы стали прощаться и
благодарить хозяина, что оказали им честь, пригласив к себе.
Дед Игнат предложил по стопочке горилки:
- За благое дело выпить надобно.
Но немец наотрез отказался, быстро покинув дом. Прихватил  с собой
бидон с сурпой и маленьким кружком колбаски.
- Вот тебе и свинья по-немецки, одна б я с ней неделю возилась, а тут
за вечер управились. Ой, старик, как-то негоже получилось, совестно! С
ним одной сурпой рассчитались, не по-людски это. Ой! Какой стыдно! –
Сокрушалась старуха.
Игнат подошёл к шкафчику, взял горшочек, нюхал, вытаскивал кишки и
снова засовывал обратно и никак не мог взять в толк, для чего немец их
замочил в горилке?

- Никак не пойму, для чего эта хрень? И с чем её истэ, на закуску что
ли? У немуса дознатся требо. – Озадаченно хмыкнул дед.
А хитрый немец всё рассчитал. Его семью приглашали селяне с этого дня
на разделку свиней. Брал за работу, как всегда немного, а на утро
всегда имел холодец и толстый слой смальца, который немцы намазывали
на хлеб и смаковали, нюхали меленькие тоненькие кусочки колбаски,
долго наслаждались ароматом домашней колбасы, вспоминая родное
Поволжье.
Немцы сразу поняли, что люди в Добровольном живут дружной общиной и
держатся друг за дружку. Депортированные приложили все усилия, чтоб
снискать уважение и расположение местных жителей. Всё было бы хорошо,
если б не молодой паренёк Бруно, ставший ложкой дегтя в бочке меда, но
пока никто не ведал об этом зле.

Дед Игнат и Старик Ханес сделались неразлучными друзьями, тем более у
них    так  много общего, а главное,  их связывала охота и рыбалка.

Весь ноябрь и декабрь держались сильные морозы, потом дней пять был
буран, перешедший в метель, и вновь ударили морозы, теперь уже
Рождественские.
Дед Игнат радовался, как маленький ребенок, он же может теперь
 порыбачить.
 Хоть и трещали морозы под тридцать градусов,  долго
оставалась незамёрзшей полынья на Нижинских старицах.
- «Но теперь, наверняка, всё сковало льдом», - полагал старик.
Дед Игнат слазил на
чердак, достал салазки с широкими полозьями и с плетеным коробом из
талы, прикреплённым к салазкам; нашёл приспособленные для рыбалки
коротенькие широкие лыжи, которые он называл снегоступами. Старик
тщательно натёр полозья, проверяя их на скользкость, и остался доволен
снастью.

К вечеру, приготовив всё к рыбалке, Игнат побрёл к Ханесу, с которым
ещё неделю назад договаривался вместе порыбачить, но немцев застал за
вечерней молитвой, к тому же,  старик никак не хотел отвлекаться от
моления, но настойчивый дед Игнат не отставал. Немец встал с колен и
вышел во двор.
- Завтра с утречка и пидем рыбачить, я уж готов. - Радостно доложил дед Игнат.
- Morgen kann man nicht. Bei uns sind Weihnachts und Fаsten . Ich kann
nicht Fischfang treiben, - Старик Ханес ушёл в дом.
- Глянь на него! Не могёт завтра, у него, видите ли, рождество и пост.
- передразнил старик друга. - Пост не строгий, рыбу вкушать могём, -
старик передразнивал ещё раз немца, жестикулируя руками, потом почесал
затылок и сердито проворчал, - Вредоносный ты немус.  Ханес! Вот не
угощу тебя ухой. Эх, дурень не понимает, какая гарная щука в подледном
лове.
Игнат сердито махнул рукой, пробурчал:
- Обойдусь без вас. Братишка тоже хорош, сидит в конторе цельными
днями, портки протирает. Нет,  чтобы мне подсобить.

Негодующий дед побрёл до дому.  С утра пораньше управившись по хозяйству, старик
поспешил до рассвета успеть добраться до ближней старицы.
Лыжи легко скользили по снегу, и салазки двигались без усилия, пока не
закончилось село.   Сзади  нехотя плёлся большой лохматый белый пес. Его
лапы проваливались в снег, и прогулка становилась не в радость. Старик
сделал передышку и пошёл дальше. Вдруг салазки стали тяжёлыми,
обернувшись,  дед обнаружил, что в салазках удобно расположился Снежок.
- А ну, шельмец, вылазь из короба! Шо удумал? Ехать ему нравится! Ах, хитрец!
Пёс повернул голову в сторону, сделав вид, будто это его не касается.
Старик хотел его прогнать, но пёс жалобно заскулил.
- Ладно! Нехай будэ по-твоему! Но вертаться пешим будешь.
В метель снег сдуло с водной глади старицы, пришлось лыжи оставить на берегу.
Лед,  хотя  был скользкий, но  дед в валенках до середины  легко  дошёл. Лунку
не пришлось  долго  долбить, толщина льда всего в два черпака.
Расчистив место, старик уселся на ноги, под коленки подсунув тулуп,
убрал черепком льдинки из лунки, стал в неё сыпать запаренную рожь,
затем на крючок нанизал маленькую, засушенную ещё с лета, плотву,
проверил грузило,     и потихоньку, как бы играя, погружал леску в воду.
(рисунок № 9)

Щука не заставила себя долго ждать, в лунке мелькнули её плавник.
Старик весь напрягся в ожидании, глаза блестели, сердцебиение
участилось, ему даже сделалось жарко. Бородка, брови и усы покрылись
капельками льда, тулуп и шапка - инеем, и он уже походил на снежного
гномика. И вот он! Тот самый счастливый момент для рыбака!
Леска дернулась слегка несколько раз, а потом натянулась и резко забилась.
Рыбак медленно наматывал леску на древку. У старика даже дыхание
перехватило, приподнялся  на колени, лицо сияло от счастья, - в лунке
показалась зубастая пасть щуки, потом и сама щука, в локоть длины.
 Она запрыгала на льду, старик огрел её черпаком по голове, отцепив крючок
вместе с рыбкой-приманкой.
Дед Игнат, увлечённый клёвом, ни на что не обращал внимания, а пёс
давно что-то хотел ему объяснить. Хватал его,  то за тулуп, ато за рукав
и всячески пытался помешать, заставляя хозяина, обратить на себя
внимание.
Обычно   пёс  всегда со стороны наблюдал за рыбалкой и при каждой
пойманной рыбке весело лаял, но сегодня, будто бес вселился, старик
даже осерчал на Снежка:
- Ах ты, блошливый пёс, пиди прочь отсель, не мешай. - Крикнул Снежку,
забыв об осторожности.
Умный пёс молча повернулся и быстро побежал в село. Дед усмехнулся,
посмотрев вслед псу, крикнул:
- Ишь, обиделся. Беги, беги, бездельник, проку всё равно от тебя нема.
Время летело быстро, когда старик вытаскивал из лунки шестую щуку,
огрев её черпакам, поднял голову и замер. В метрах двадцати от него
стояло три волка. Злобные хищники скалились, уши и шерсть стояли
дыбом, голодные глаза блестели, взгляд прикован к рыбе, готовились к
прыжку.
 Старик не отдавая себе отчета, зачем,  ударил с силой
черпаком по ломику. Звон железа эхом полетел по степи. Шерсть на
волках опустилась, дед ещё раз ударил по железу. Волки съёжились, звон
железа их раздражал.  Старик  заговорил неожиданно вслух.
- Господи, за какие ж грехи ты мне такую лютую смерть уготовил, в чём
же я провинился? - и вдруг он протяжно запел на всю степь.
 - Господи, прости и сохрани нечестивого раба твоего, Игнатия. Заступник мой, еси
и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети
ловчи.
Старик машинально в такт барабанил черпаком по ломику.
Волки сели, подняв головы вверх, завыли, при каждом ударе о ломик, их
уши нервно дергались.
- Господи, вот моё спасение, – обрадовался старик, на мгновение, замолчав.
Волки вновь приняли стойку, готовясь к прыжку. Леска зацепилась за
рукав тулупа. Поймав древку, он запустил её вместе с щукой волкам.
Щуку уже прихватил слегка мороз, упав на лед, она пролетела пару
метров, волки накинулись на неё. Тем временем дед закинул им ещё пару
щук. Схватив за веревку салазки, черпак с ломиком, направился к берегу.
Надев лыжи, он сделал несколько шагов. Одному волку крючок зацепился
за что-то в пасти, он метался, жалобно скулил, другие два замешкались,
но как бы, спохватившись, ринулись вдогонку за рыбаком, ледяное
крошево мешало, звери скользили.
Дед Игнат остановился и опять забил о ломик черпаком, запев громко
псалом покаянный:
- Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот
Твоих очисти беззаконие моё. Наипаче омый мя от греха моего очисти мя.
Волки дошли за ним до берега и вдруг повернули назад. Старик,
недоумевая, продолжал петь и греметь, и вдруг он расслышал со стороны
села лай своры собак под предводительством Снежка, который переполошил
всех собак и людей в селе. Присмотревшись, Игнат увидел лошадь с
повозкой, в которой стояли немец Ханес и брат Фрол.
Дед Игнат упал на колени и перекрестился, сделав земной поклон, сказал:
- Господи, Всемогущий и Всемилостивый, благодарю тебя! Недостойный раб
я твой и заблудшая овца. Прости меня, грешного, согрешившего от
лукавого, более пекшегося о брюхе своём, а не о душе. Худой я
наставник паствы своей, прости и помилуй меня.
После удачного спасения дед Игнат исправно по субботам вел службу,
собирая у себя дома желающих помолиться, а сам каждый день отстаивал
вечернюю и заутреннюю, молясь за воинов на фронте за живых и убиенных.








                Глава 26
Как узнали Добровольские немцы, что их родственников в соседнем
колхозе, поселили в сарае, и уже  три человек умерло с голоду, для
Марфы осталось тайной.
 Селяне в Никольском  колхоза относились к немцам, как к
«Врагам» народа, и пытались всю ненависть за войну выместить на них.
Фрау Динер и Эльза пришли в правление к Марфе Петровне, рассказав о
положении её родственников в соседнем селе, просили  за несчастных собратьев заступится.
Марфа съездила к соседям,  убедилась, немки не врали.
На следующий день отправилась в комендатуру,  убедила начальника
передать Никольских немцев в село Добровольное, требовала председательша колхоза «Красный
путь», аргументируя.
- Мне рабочие нужны, чтобы армию  продуктами кормить. Отдайте мне
Никольских депортированных. У меня немцы пахать будут за двоих, и ни
один с голоду не умрёт.
- Ох, Марфа Петровна, наслышались мы о твоём крутом нраве, не зря тебя
прозвали Лихой Марфой! Точно немцы вкалывать будут. – Смеясь, ответил
начальник.
 - Забирай, секретариат документы приготовит.
Начальник подмигнув своим сотрудникам, добавил:
- У них в колхозе есть ещё Галина Гром, настоящая гром–баба! - мужики
в комендатуре расхохотались.
- Ладно, если в райкоме не против, то бери, я не возражаю.
В райкоме были против, даже секретарь райкома  с ехидством  поинтересовался:
- Вы что, товарищ Васюк, всех врагов решила у себя пригреть?
- Если их я зимой не пригрею, то весной я буду «врагом» народа, за срыв
посевной. - Тоже резко ответила Марфа Петровна.
- Но-но, Марфа Петровна, больно ты  резка ! Язык-то бабий свой прикуси.
– Недовольный тоном, посоветовал секретарь, председателю колхоза. - Не
мети языком лишнего, не помело.
- Я бы его лучше откусила, но эти «враги»  каждый вечер после того, как
пашут весь день, пару часов стоят на коленях и молятся за победу
Советской армии и за быстрый конец войны.
– Пояснила товарищ Васюк. Секретарь удивленно поднял брови.
- И впрямь, что ли молятся за нашу победу? Сама слышала?
- Да. Сама слышала. – Уверенно ответила Марфа.
Ничего не напутала? – Уточнил секретарь.
- Нет, слова «Совет арми»   и слово « зиг» я поняла хорошо.
 Секретарь  развел руками. - Никогда бы не подумал. Надо же, молятся за победу Советской армии!
- Да. Бери себе этих немцев. Поставки на фронт  только не срывай.
- Вот теперь точно не сорву, будьте уверены! - Довольная Марфа уехала.
На следующий день она забрала еще пять семей из Никольского.
Немцы загрузили себя работой, чтобы заглушить боль пережитого, а может
из благодарности, что их по-человечески приняли и поняли.
Ничто не лечит надломленную психику и не снимает стресс, как
трудотерапия, только так можно отвлечь себя от тяжелых мыслей и
воспоминаний о пережитом.
Шустрый паренек Бруно Фишер за зиму возмужал, легко справлялся и с
волами, и с трактором.
Марфа обучила ещё пару пятнадцатилетних ребятишек и Катю Соломку, бойкую девчонку, ей исполнилось  уже девятнадцать лет.
 МТС полностью перешло в колхоз Добровольное. В Никольском и
Малиновке дела не ладились, там уже получили одиннадцать похоронок, из
мужиков остался кривой Медунок и старик по прозвищу Дуболаз, совсем
никчемный мужик, так что работать некому, жители сами сидели
впроголодь, обнищав совсем.
Другое дело в Добровольном, с пропитанием всё обстояло нормально, но с
топливом для отопления изб возникла проблема, недоглядела Марфа, обычно этим занимались мужчины. Откуда и что брали они,  женщины даже не вникали,  просто топили печи.
Добровольцы с трудом перезимовав, крепко помёрзли, так как спать
ложились даже в тулупе и в пимах.
Выручил дядько Тарас, который к тому времени вернулся в село с фронта.
Из-за преклонного возраста он был направлен в похоронный взвод, туда
же,  попали Иван Стороженко, Иван Мороз и Василий Луценко.
 На передовой недоумевали, как вообще  могли призвать их  в армию?
Тараса  комиссовали, так как снаряд от авиабомбы разорвался недалеко от него,
оторвав ему треть стопы, а вот стоявших рядом однополчан из его села
разнесло на куски. Тарас похоронил друзей в одной могиле,  в приметном
месте,  у окраине села у линии фронта.
 Вернувшийся в село  боец принёс  с собой страшную весть и четыре
похоронки, одну к Добрыхам, рассказав Полине, как он с Елизаветой
Лыско хоронил капитана танкиста Трофима Добрыха .

А через полгода получила Полина известие о гибели снохи  переводчицы, попавшей в
лапы фашистов вместе с разведчиками, за линией фронта.
 Сватья приехала  в Добровольное, убитая горем, женщина хотела забрать внуков, но Полина
уговорила её остаться в селе до конца войны и вместе пережить постигшее их горе.
Тарас отводил душу на рыбалке и охоте. Сдружился со стариками Хансом и
Игнатом, а, главное, взял на себя всё, что касалось топлива и
отопления, и другие хозяйственные дела. Марфа, наконец, смогла
вдохнуть спокойно и заниматься посевной.
Немец Бруно Фишер за три года уже походил на взрослого хлопца,
русоволосый, зеленоглазый, с милой улыбкой на губах, уголки которых
слегка приподняты вверх,  и казалось, что парень всегда улыбается.
Множественные конопушки, особенно у носа придавали рыжеватость лицу,
но не портили его.
Парень сумел снискать уважение у сельчан, особенно у девчат, правда,
ел за двоих, но и работал с душой и огонькам, никогда не унывал.
Господь дал ему музыкальный слух, в детстве играл на скрипке, а теперь
постоянно насвистывал какую-нибудь мелодию.
Екатерина Соломка принесла  парню  гармонь брата, и уговорила Бруно
попробовать подобрать на слух хоть что-нибудь.
Через пару месяцев он смог играть польку и вальс. Девчата научились танцевать веселую и
задорную немецкую польку ,  счастливые кружились в вальсе.
 Казалась,  отступила печаль и тревога, и,  вот-вот наступит беспечная и
беззаботная жизнь, но предчувствие их обмануло.
Немцы, наконец, получили весточку от братьев и мужей, что они все
вместе на угольной шахте в Караганде. Хоть условия ужасные, труд  тяжелый   и опасный,  но все живы и здоровы. Немок переполняла радость за мужей и сыновей.
Приезд из района  председательши Марфы все   селяне ожидали  у правления колхоза,
со страхом,  затаив дыхание.
На этот раз, взглянув на председателя,  всем всё стало ясно. Горе опять пришло к ним, четыре похоронки и печальное известие из комендатуры.
В угольной шахте после обвала погибли : отец весёлого Бруно; брат фрау
Динер; отец учительницы Эльзы; отец и брат несчастной Фриды Миллер.
Мать Фриды  парализовало, сразу после трагического известия.
 Хрупкой  девушке пришлось ухаживать за ней, и ещё за умирающей хозяйкой дома,
Лопатиной.
 В селе наступили дни траура, немцы подолгу молились за погибших родственников, а селянки скорбели по своим потерям.
В один из таких дней опять вызвали Марфу в райком, сердце её ныло от
тяжёлого предчувствия. Со страхом гнала она от себя мрачные мысли,
ведь её Василий - танкист, а в селе уже на трех танкистов пришли
похоронки.
Женщина с трудом перешагнула порог военкомовского кабинета,
ноги её подкашивались от страха.
- Марфа Петровна, а что это у вас руки трясутся, и глаз дергается, как у контуженной? - подметил военком.
- Поневоле контуженным будешь, за три года столько похоронок получила
от вас. А каково эти похоронки отдавать вдовам и матерям? У меня такое
чувство, будто я виновата в их гибели. Комок к горлу подступает, не
знаю, чем могу их утешить, и мне остается одно, реветь вместе с ними.
Военком горестно вдохнул и сказав.- Поначалу меня тоже трясло. Особливо за тех,
кого знал, потом перестал вникать, а то самого бы давно  вынесли вперед
ногами из кабинета. Ты, Марфа Петровна, не трясись, для тебя сегодня
хорошая новость. Твой муж находится в Омском госпитале, его
комиссовали, надобно забрать.

При этих словах Марфа свалилась на пол без чувств, придя в себя, она
дрожащим голосом спросила:
- Что с ним? Руки, ноги целы?
- Сильно обгорел, но успел сам выбраться из танка. Уход  хороший  за ним нужен.
 Думаю поправиться. Бери в помощники Варвару Задорожную, и
Поезжайте. Я думаю, она сможет его на ноги поставить. Слыхивал,  что  и
более тяжёлых больных выхаживала. А  твоего Василия   и подавно вылечит.
Марфа поехала сразу в госпиталь к Варваре. К её удивлению, молоденькая
санитарка сказала, что Варвары Степановны в госпитале нет, что она со
своими детьми снимает комнату в городе по улице Артельная, дом 24.
Васюк нашла быстр нужный дом , войдя в комнату, увидела посреди на
полу большое корыто, в котором сидели двое ребятишек, и Варвара  из
ковшика поливала веселеньких двух ребятишек.
- Варвара Степановна, чьи это дети и откуда?
- Мои. Ниночке пять лет и Феденьке три года, медсестра из санпоезда
подобрала их на перроне в станции  Ртищево, отстали от няньки.
- Зачем тебе чужие дети? Ты ещё сама можешь родить, в тридцать четыре года ,
не поздно. А если мать найдётся? Кстати, где она?
- Неизвестно! Сами  дети  о семье ничего не говорят. Больше рассказывают о няньке,
поэтому я их и усыновила.
Поначалу всё плакали и молча, жались ко мне, испуганно смотрели в
глаза и спрашивали:
– Ты наша мама, ты больше никуда не уйдешь? С трудом их души согрела,
вот теперь , веселенькие и радостные;  доченька и сынок.
  Сияющая от счастья Варвара ,  улыбаясь заявила. - Я, наконец,
счастливой себя почувствовала. Не знаю, может даже в Добровольное не
вернусь?

- Ты, что с ума сошла? У тебя есть дом, и мы все тебя в селе ждём.
Кому ты в городе с детьми нужна? Голодать будете, как госпиталь
закроют, война скоро закончится. Что делать будешь?
К детям быстро привязалась, материнские чувства в тебе проснулись.
Ладно, будет у нас время поговорить. Я-то к тебе, Варвара Степановна,
за помощью. Выручай, одна надежда на тебя. В Омск за Василием съездить
надо. Детей ко мне домой отправим с дядькой Тарасом.
Поздно вечером Варвара собиралась в дорогу, неожиданно вошёл Бенедикт.
В прошлый раз дети его испугались, бились в истерике, Варя с трудом их
успокоила и попросила его не приходить, когда дети дома, но сегодня она
искренне ему обрадовалась.
- Ой, это ты! Как раз о тебе думала! - Нежно улыбнувшись, добавила.-
Ты всё можешь сделать! Нужна твоя помощь, у нас вся надежда на тебя.

Она вкратце рассказала  о Василии Васюке. Бенедикт слушал её и в знак
согласия кивал головой, а когда Варя обиженно пожаловалась на Марфу,
Бенедикт ей возразил.
- Умная женщина, дело говорит. В самом деле, ты привязалась к чужим
детям, а мать найдется? Тебе же больно будет.  Золотце! Тебе пора своих детей
заводить.
- И это ты мне говоришь?  - Варя недовольно произнесла.- Как у тебя язык поворачивается? Я с тобой встречаюсь уже девять лет, а забеременеть не могу. А    другого мужчины у
меня нет. – Разозлилась Варвара на Бенедикта.
- Могу помочь найти! Какого ,  тебе лучше? Говори! Белявого или  чернявого,
зеленоглазого или рыжего в конопушку? – Смеясь уточнил любовник. -
  Продолжил шутя.- Какого ты хочешь малыша?
Варвара, готовая уже расплакаться, сквозь слёзы выкрикнула:
- Ты, что? Надо мной издеваешься?
 -  Дорогая Варюша!    Я очень серьёзен! Но я не могу подарить тебе ребенка,
поздно. И к тому же, у меня дурная наследственность. С тяжёлыми
последствиями для тебя и дитя. Ну, не сердись. Не хочу, чтобы ты
страдала.
Варя ждала продолжения.  Бенедикт, иронически улыбаясь, заявил:
- Я этой потери не переживу! Ты - самое дорогое, что у меня есть. -
Искренне сказал любовник.
- Не пойму тебя! То предлагаешь мне заиметь другого мужчину, а то
клянёшься в любви, и то  готов голову свернуть любому другому мужику?
- Вот этого я не говорил. Не любому, а сопернику сразу, точно голову
сверну. Я же  предлагал только родить ребенка. Это разные вещи, понимать
надо.
Варвара отрицательно качала головой, не веря собственным ушам.
Бенедикт, подойдя к ней, обнял и, нежно поцелуя, прошептал на ушко.
- Милая, я сделаю всё для тебя и помогу Марфе, только не требуй от
меня, того  что выше моих возможностей и сил.
В Омске Варвара нигде не могла найти Бенедикта, даже стала злиться на
него. Марфа пыталась её успокоить:
- Не всемогущий он, война идёт, может занят? Ну не получилось
 достать машину и нас встретить? – Успокаивала подругу Марфа, а сама сгорала от любопытства. - Может ей удастся, наконец ,  увидеть таинственного кавалера Варвары Степановны.
Варвара    продолжала злиться и ворчала.
- Нечего было обещать. А-то - я всё могу! Солнышко ! Всё для тебя
сделаю. Вот болтун! Появляется, как  приведение ,  когда ему захочется, и исчезает, как
невидимка,  даже не попрощавшись. Все годы так, я уже устала.
Санитары помогли вынести  носилки с больным  Василием на крыльцо.
- Ну, где теперь найдем машину? - огорчалась Задорожная.
Санитары уточнили время : - Машина от госпиталя будет только через два часа.
 - К поезду опоздаем, – негодовали Марфа с Варварой.
Неожиданно к ним подъехал «черный воронок» , и офицер НКВД спросил:
-Это , какого больного необходимо доставить к поезду?
Женщины радостно затарахтели.  – Это мы, а вот больной, показали на Василия.
Их разместили в купе для высшего начальства. Варвара всё оглядывалась
по сторонам, пытаясь увидеть Бенедикта, ей натерпелось познакомить его
с Марфой. Поезд тронулся, а он так и не появился.
В районе встречал их такой же «воронок»  и сотрудники комендатуры.
Офицер даже пошутил.    - Дамочки, видать у вас большие связи, раз приказали доставить до
места, а Задорожной дали отпуск на месяц для ухода за больным.
Варваре  передал  бумаги.
Марфа всё благодарила Степановну, но под конец огорошила её:
- Ну и страху я натерпелась, когда увидела « воронок»  . Бенедикт, видать,
большой начальник, но я бы на твоём месте держалась от него подальше,
наверняка он опасный человек, разные слухи ходят об этой структуре.
Постояльцев предупредила дежурная из правления колхоза, что приедет
хозяйка и дом нужно освободить.
Немцы всё в доме перемыли и прибрали.   На столе увидела Варвара записку: «Любимая. В пятницу на нашем месте,   в наше время. Твой Б».
Варвара стояла на краю ущелья, когда сзади   её обнял Бенедикт, поцеловав у ушка.
- Спасибо, ну и помог! Я так перенервничала, и Марфу напугал до смерти.
- Голубка ты моя, вечно ты всем недовольна. Как хорошо, что я до сих
пор на тебе не женился! А то бы насмерть запилила. - Он пытался, как
всегда отшутиться. – Подозреваю, из тебя получится  бы сварливая
жена?  -  Он  громко рассмеялся.
- Ну, это уж слишком! - Варвара стала кулаками барабанить ему в грудь,
а потом несколько раз стукнула по спине.
Бенедикт смеялся и увёртывался от кулаков, продолжая держать её в
объятиях, целуя любимую женщину, приговаривал.

- Золотце, вот тут посильнее, а то зачесалось под лопаткой.
Поймав руки любимой, смеясь, сказал:
- К тому же, ты у меня  ещё и драчунья! Я же не могу давать сдачи женщине.
Варвара не могла вырваться из сильных объятий любовника, даже пошевелить рукой не могла.
Бенедикт веселился, шутил:  - Правильно я решил! Никогда на тебе не женюсь! На массаж согласен, но  сносить побои от жены, это уже слишком.
                ГЛАВА 27.
Озадаченная Марфа никак не могла понять, что за такой таинственный
ухажёр у Варвары, как к нему относиться?
-Если человек порядочный и с серьёзными намерениями, почему он
чурается нас? Вероятно, что-то скрывает от людей и от Варвары?
Напрасно она ему во всём доверяет, как бы горем ей не обернулось эта связь? Да и
мне бы не перепало! Я могу пострадать в первую очередь, у меня семья,
ей - что? Она одна...
Шастает , чужой человек   по селу, а в глаза его никто не видел. И ведь
документы не проверишь. Даже смешно сказать, Варвара девять лет с ним
встречается и его фамилии не знает, одно только имя, а может, вовсе он
и не Бенедикт. А это какая-нибудь шпионская кличка?
Марфе сделалось противно от недобрых мыслей, неловко как-то
получается, ведь человек помог Василию и облепиховое масло из Алтая сразу
привёз для него.
Всё недоумевала Марфа и не знала, что ей делать?  Решила ничего никому
не говорить о помощи НКВДешника, об этом же попросила Варвару.
- Ты, не распространяйся о нашей  поездке.
 Твердила. - Слава Богу, хоть Василий пошёл на поправку, раны затягиваются.
Может, помог вареный яичный желток,   пережаренный на подсолнечном масле наполовину с моими слезами, а может  облепиховое масло?
  Озадаченная Васюк, всё сомневалась в страхе. -И что мне думать о Варваре и Бенедикте? Всё равно, я им  благодарна... - такие мысли  не оставляли Марфу, и её
мучила совесть.
Варвара не отходила от больного фронтовика, а чтобы не было пролежней,
она заставляла его подниматься, помогая с помощью простыней, а потом
всё же подняла его с постели. Васюк падал, ползал на четвереньках,
вновь вставал и опять падал, превозмогая мучительную боль,  трудно
заживающих ожогов, но нашел в себе силы преодолеть недуг,  спустя
месяц,  уже самостоятельно выходил на улицу.
Василий усаживался на пень, и всегда находил занятие для рук: то чинил
валенки на следующий год, а то правил и точил тяпки и лопаты,
ремонтировал заборы. Даже уговорил раз Тараса взять его на рыбалку.
Василий страдал от боли, неудобно сидеть на берегу,  больной  бедолага ,   всё равно поймал рыбы на уху и на жарку.
Старик Ханес  заметил это, и как важный аргумент вновь принялся уговаривать мужиков построить
баркасик.
Дед Игнат ворчал:  - Не нужон нам баркас, пять стариц на отшибе друг от друга, и на
каждую по баркасу?    И кто этот  корабль таскать будет? Силов не хватит. На
Волге баркас нужон, а у нас не нужон! Скилько мороки с ним,  и як без
мастера сробим?
Тарас не соглашался:  - Это тебе не нужон, а мне и Василию нужон!
Мне тяжко вокруг старицы шнырять за утками.  Бегая пол моей стопы натру за день. К ночи от боли выть  хочется. Сам добуду нужный материал, а баркасик всё-таки сделаем. А немус нам за мастера будет.
У Васюка двор большой и начнём работу у него. И к старицам всё
ближе суденышко доставить...
Старики действительно принялись за работу.
С Василия плохой помощник - от ветра качается, как тростинка, хоть и
старается во всём помогать, но дело всё же двигалось. Тяжко пришлось
старикам, но баркасик срубили. На воду спускать прибежала  вся деревенская поцанва , помочь
старикам. Больше мешались, чуть животы не    надорвали.
Гордые и довольные своей работой старики и хлопцы  могли рыбачить и охотиться в любой точке стариц.


                ГЛАВА 28
После Нового года в сорок пятом году госпиталь перевели ближе к фронту.
Варвара с детьми, которых она уже окончательно оформила на себя,
вернулась в Добровольное. У неё, как всегда работы непочатый край, ей
приходилось заниматься не только людьми, но и животными, которые
сильно пострадали из-за плохих кормов.
С фронта вернулось ещё двое больных солдат, пришлось их тоже долечивать.
Василий Васюк более походил на живой труп, весь высохший, бледный,
постоянно ищущий, за что бы зацепиться и не упасть.
Варвара,  честно сказала Марфе, чтобы та готовилась к худшему.
На что женщина ей спокойно ответила:
- А, сколько Бог даст, я и тому буду рада. Хоть перед смертью был со
мной, и покой нашёл дома, а не на чужбине.
Варвара по секрету поделилась с ней тайной, которую подслушала у
военных, когда расформировывали госпиталь: незамужних бездетных женщин
и девушек будут призывать в трудовую армию для восстановления
разрушенного народного хозяйства. Место уже определено на лесоповале,
на заготовке строительного материала.
Марфа Петровна в правлении по секрету пересказала новость золовке
Глафире, та Екатерине Соломке, а через неделю новость знала всё село.
Все сразу вспомнили, как Варвара, обливалась слезами, рассказывая
тётке Полине, что с ней сделали зеки-уголовники в лагере на
лесоповале.
Екатерина посоветовалась с матерью и решила действовать.
Единственный на селе молодой мужчина - Бруно, которому по документам
было восемнадцать лет, а на самом деле исполнилось уже двадцать.
Почему-то о нём забыли в военкомате. Марфа только радовалась этому
обстоятельству, и не спешила начальству напоминать о парне, поскольку
тот был заправским механиком, и вся техника в МТС держалась  уже на нём.
-Трудовая армия и без Бруно обойдется, - думала председатель колхоза,
- на МТС работать некому, а селянам есть нечего, сидят впроголодь.
В  войну всю страну кормил народ в восточной части страны, пусть и дальше
дома вкалывает, больше пользы принесёт!  С меня за продовольствие
спрашивают, а с кем мне его поставлять? Не с моим же Василием? -
Недовольно бурчала Марфа.
Но тут случилось непредвиденное, Екатерине пришлось отложить задуманное.
Бруно возился с мотором в ремонтных мастерских. Мотор, закреплённый
тросиком, оборвался, упав парню на руку, нанёс рваную рану,  сломал
предплечье.
Агрегат  был весь в масле и солидоле, перемешанном с прошлогодней пылью.
Варвара переживала, вдруг получит парень заражение крови, подумав,
оставила Бруно у себя дома, не стала отправлять депортированного в
район. Она понимала, как этот незаменимый специалист нужен колхозу.
Уколы приходилось делать через каждые три часа, рана загноилась, могла
развиться гангрена, она уже подумывала об ампутации руки, но всё
обошлось.
Бенедикт остался доволен – это,  то  самое, что он искал для Варвары.
Бруно пошёл на поправку, и только уже приходил на перевязку.
 Однажды  явился поздно вечером и выпивший, глазки его заблестели. Поначалу он
заигрывал с Варварой, потом осмелел. Всегда занятая, она даже не
заметила его намеков, пока Бруно не положил руку ей на грудь. Варвара
удивилась наглости сопляка- ухажора.

– Какой ты шустрый парень, женилка небось ещё не выросла! Ты хоть
знаешь, что  надо  делать с женщиной? - рассмеялась фельдшер,
отстранившись от наглеца.
Тут Бруно ,  гордостью  произнёс, огорошив её.
- Опыт есть, и большой. Уж год, как утешаю одиночек и не только в нашем селе.
Он подошел к Варваре и попытался её обнять со словами:
- И вас, Варвара Степановна, могу ублажить, не хуже вашего
таинственного ухажёра.
Варвара со злостью, врезала ему хорошую оплеуху, произнеся.

- Ах, ты, сосунок похотливый! Сопли под носом, а он по бабам уже
шастает!  Завтра же на работу выходи,  и  больше  мне на глаза не
попадайся! А то отвезу в район, там сразу заберут тебя  в трудармию,  в
шахты. Похотливый кабель, я ему руку спасла, а он меня ублажать
собрался.
 Бруно пулей вылетел из дома и побежал прочь, забыв про шапку и
фуфайку, которые разъярённая женщина выкинула ему вслед.
Сильно удивился парень, так как по физиономии он от женщин ещё не
Получал. Да ему  и в голову не приходило, что могут побить за такое
предложение.
Всю ночь не мог заснуть, поняв, что допустил оплошность. В общем, Бруно
дал себе зарок,  до женитьбы более ни- ни. К бабам больше не пойдёт.
На работе ничего толком у Бруно не получалось, раненная рука ещё не
очень слушалась. Потому постоянно просил трактористку Екатерину во
всём ему  помочь.
Вдруг девушка предложила  , ни с того ни с сего,    после работы с ней поужинать.
В каптерке мастерских  она накрыла стол, а так как Бруно был прожорливым
парнем, он не отказался от дармовой трапезы.
Катя достала маленькую  четвертушку горилки, ещё с довоенных запасов, Бруно наотрез отказался.

Катя убеждала парня:   - Бруно, я и сама только второй раз буду пить, это так, для аппетиту,
- руки у неё почему- то дрожали, как и всё её тело, вся красная как
«Рак», стыдливо опускала глаза.
После выпитой стопки у парня взыграла кровь, и похоть затмила разум.
Схватив в охапку девушку, и повалив на лавку, залез под юбку, стянул с
неё панталоны.
Екатерина даже не сопротивлялась, только от стыда закрыла лицо руками.
Катя закричала от боли и вцепилась зубами в шею парня.
Бруно понял: что-то не так.
Он с удивлением подумал: «И почему поначалу пришлось приложить усилие?
Почему весь вымазался в крови? Почему то , с одинокими женщинами такого не было?
Эх, посоветоваться не с кем, не со стариком же Ханесом , потолковать о
мужских делах».
Парень решил, что впредь не станет домогаться женщины, если у неё
нечистые дни. Сделал вывод для себя: -Делать это только с согласия
девушки- .
Забыл он, как  на днях  давал себе зарок, до женитьбы воздержаться
от связей с женщинами.
Бруно проводил девушку до её дома и тихо извинился за то, что позволил
себе лишнее. Спустя пару дней, Бруно уловил момент во время обеда,
схватил Екатерину в охапку и утащил в каптёрку, она не сопротивлялась
и даже отвечала на любовные ласки.
Мать строго наказала дочке:
- Чтобы наверняка забеременеть, нужно не меньше пяти раз иметь
близость с мужиком  за месяц. Бруно подумывал уже жениться на Екатерине, но его
смущало, что она ведь намного старше его. Впрочем, вскоре он забыл о
Кате.

Молоденькая красавица Валюха Луценко появилась в мастерских, потом
неожиданно пригласила Бруно к себе домой на ужин. Почему-то все её
домочадцы  неожиданно исчезли, оставив их одних. Всё повторилось точь-в-точь,
как и с Катериной.
Валюха нравилась ему давно, встречи с ней имели для него особые
ощущения, и он уже думал, что на ней точно, женится! Тем более,
девушка отвечала ему взаимностью.
Пару недель между молодыми разгорались страсти.   Бруно решил, что он
полюбил по- настоящему.
 Ефросинья Луценко привечала парня, не скрываясь от селян, даже называла его зятьком, пока ей не донесли, что тот уже тесно пообщался с Катериной и,
 как бы даже обещал на ней  жениться.
Луценчиха озадачилась и задумалась.
- Такого в селе ещё не было, чтобы один двум девушкам сразу мозги
«морочил»  замужеством.
Мой покойный Василий слыл юбочником, и дочери тоже достанется муж-кобеляка?
Не прогнать ли его со двора, пока не поздно?
А события  осложнялись , и приобретали массовый  прецедент.
Поздно вечером Бруно возвращался с работы, как неожиданно его
перехватила по дороге Ефросинья Мороз и попросила отремонтировать
электропроводку.
Бруно починил проводку, поскольку в просьбах помочь по хозяйству
вдовам никогда не отказывал. Морозиха усадила его за стол, налила
стаканчик горилки и сама выпила, а с закуской повременила. Парень
захмелел, женщина повела его в постель, начала раздевать сама парня,
но Бруно стал поначалу сопротивляться, а потом полез к ней с
лобызаниями.
- Не спеши сопляк, погодь! Будет тебе всё, тико в постель лягай. - Предложила
тётка Фрося.

Как только парень нырнул в постель, наткнулся на заплаканную,
трясущуюся от страха Лидочку, погодку Валюхи.
Девушки родились в один год, кумовья с кумами согрешили обоюдно, и каждый боялся вспоминать о грехе, гадая, чья это дочь?
 Главное, что мужья не догадались! -  полагали наивные женщины, не подозревая, что они  даже заключили  перемирие меж собой.
Лидочка никак не соглашалась переспать с Бруно, она видела Бруно с
Валюхой, ведь та уже поделилась секретом и подробностями.
Морозиха отлупила, оттаскала дочь за волосы, уложила в постель, велела
ждать, когда она засунет к ней «дозревшего» похотливого кобеля.
Утром Ефросинья разбудила Бруно, пригрозила:
- Если не придёшь ещё  пяток  разов, ославлю на всё село, нареку
насильником. И не думай, что ты нам нужон!
Лидку-дуру от трудармии уберечь хочу! Девок на сносях и с дитём из дому не берут на лесоповал.
Бабы ублажают тебя!  Дурак! Думаешь, ты нам приглянулся? Никому ты, не нужон
немец триклятый! Похотливый кабель.
Валюшка влюбилась в Бруно по уши , как не пыталась мать удержать её
потом, всё равно  она бежала к нему, успокоилась только, когда узнала, что
он уже давно ходит к Нинке Прищепа.
Мать уговаривала Валюшку:  - Дочка, дитятко моё! Ну почто нам два кобеля в доме? Один на дворе  есть, и хватит! Шесть уже  девок на сносях от этого юбочика! Говорят он и в
Малиновке, и в Никольском, тоже  девок обрюхатил! Он уже порченная людина. –
успокаивала Луценчиха Валентину, та всё равно рвалась к нему, пока сам
Бруно не сказал ей, чтобы оставила его в покое.
Под вечер к Марте пришла соседка Лопатиха и начала издалека. Твой Бруно
дома? Вот дело есть у меня к нему. Сын вышел из другой комнаты,
недовольно проворчал.
- А вам почто я? Девок  нет  у вас в доме. И так уже все смеются надо
мной, от малого, до старого. От этого  срама,  хоть сам просись в
трудармию! Никакого житья не стало в селе, и мать ругается.
- Ты, сынок, не серчай на людей, в чём-то сам виноват! Прошу помочь,
какая тебе разница – на одну  меньше или больше . Я за Фриду прошу, стыдится
сама к тебе подойти, ты уж сам поухаживай за девкой. Ой, заберут, на лесоповал
бедняжку. А там, глядишь, надругается какой-нибудь гад!
Как надругались зеки над Варварой Степановной. Она же долго потом  от мужиков  шарахалась.
Это по любви в радость, а с силой…
Ну, ты уж постарайся, ты немец и она немка, по-свойски. Не напужай
девку, а то ж потом на мужиков не захочет глядеть, и  опротивят кобели
постылые . Старуха даже расплакалась, всхлипывая добавила.
- Ей, бедняжке, мать не с кем оставить, та лежит больная, с постели не
встает. Фрида - девка хорошая! За сестрой моей приглядывала до самой
её смерти, теперь и мне подсобляет. Ты же слыхал, ихний отец с братом
погибли.
 Женщина запричитала навзрыд. - Ой, в раз Фриде дитёнок нужон. На тебя в обиде не будем и
плохого слова не скажем. Не от деда же Фрола или дядьки Ханеса дитя ей
заиметь?
Бруно вздохнул и сочувственно сказал.- Ладно,  будет у Фриды ребёночек.
На следующий вечер поджидал Бруно Фриду на сеновале. Когда увидел
девушку, проходившую мимо, тихонько позвал с себе. Дрожащая,  от страха
Фрида нырнула внутрь, оказавшись в лапах сладострастного похотливого
«котяры» , она отдалась в надежде на положительный результат.

  Глава 29.


Военком вызвал Марфу Петровну на бюро райкома, дико наорав на женщину, пригрозил:

-Я сдам под трибунал Бруно Фишера и тебя вместе с ним, за срыв
мобилизации людей на народнохозяйственные работы! Чтоб завтра же всех
беременных девок отвезла в больницу, и там  им аборт пусть сделают .
Марфа села без приглашения на стул, тяжело вздохнула:
- Поздно! Это уже не аборт, а убийство будет. И нет закона, чтоб баб
сажать за беременность. А, в-третьих, указ вышел, запрещающий аборты,
после войны население необходимо  восстанавливать.
Бруно надо  благодарить  , он, как немец, воспроизводил людские потери на войне, положено
же Германии платить контрибуцию за нанесённый ущерб нашей стране. Вот
Бруно и контрибуцировал наших девок. – спокойно ответила, товарищ
Васюк.
У военкома вытянулось лицо, глаза округлились, запинаясь, с трудом
выговорил. - Марфа Петровна, ты хоть думаешь,  какую ахинею несёшь?
Марфа встала и резко одернула военкома:
- А вы сами думаете, что говорите?
Военком всмотрелся в Марфу и в ужасе прокричал. -  Товарищ Васюк! Да Вы же сама насносях! От кого же ты забеременела? - Возмущено проорал военком.
- Да, как вы смеете так говорить? – Краснея от злости, твердым
голосом, ответила Марфа. - Я мужняя женщина!
- Так Василий у тебя, как «одуванчик», его же ветром качает.
 Уже  снизив тон, осторожно пробормотал военком.
Вот от этого «одуванчика» и надуло меня. - Марфа с удовольствием
погладила рукой свой живот.
Домой Марфа вернулась под вечер. Во дворе смолили поросёнка дядька
Тарас, Игнат и Ханес. Марфа с удивлением спросила у мужа,  находившего тут же во дворе.
- Вась, а что с поросём? Ведь хотели на семя его оставить.
- На ноги упал, корма плохие, видать картошки переел.
Старик Ханес давно не видевший Марфу Петровну. Пристально, не скрывая
удивления, уставился ей в живот, и, качая головой, завопил:
– O, Mein Gott!( О мой Бог!) Марфа Петровна! Seid Ihr Schwagerin?( Вы
беременная?) Вищь беременная?
Старик вошёл к ней в дом и вынес оттуда глиняный горшочек с кусочками
кишок, залитых горилкой, и простоявших три года неиспользованными. Он
вытащил один кусочек, и показывая рукой на её живот, произнёс: - Wozu
schuf ich das? Wozu? ( Зачем я это делал? Зачем?) Я же для вас это
делал!
Дед Игнат стукнул себя по лбу, так как он сообразил первым, как надо
было применять эти кусочки кишок, а потом дошло до остальных мужиков.
Все катались со смеху.  - Мы же, со старухой голову себе сломали.  С  чем эту хрень истэ, даже
пробовал жевати?   А её надобно  одевать . Ну, Ханес! Ну, хитрый
немус! Насмешил, так насмешил!
Марфа, смеясь до слёз, успокоила старика:
- Дядько Ханес! Василию эта хрень не нужна , мы дитя хотели.
Махнув рукой смущаясь, ушла в дом.
Но я же думал, вы знать? – Удивленный старик развёл руками. - У нас на
Волга едер Манн ( каждый муж)  это   знать.
Потом и сам Ханес расхохотался: -  Ха, Игнат кушать думал!
  Часть 3.               Глава 30.
         "Смертушка приласкала"!

-   Наконец закончилась ненавистная война, и с фронта вернулись мужики,
только они вернулись совсем другими людьми. Если раньше выпивали
только по праздникам и в умеренном количестве, для аппетита, чтобы
тяжёлая жирная пища могла перевариться в желудке за ночь, то теперь
пили часто: за победу, за погибших на фронте друзей, за то, что
пришлось пережить и просто за то, что остались живые.

Войны победители много за границей повидали , появилось много вопросов, на
которые не находилось ответов, потому заливали горечь обиды за нищего
российского колхозника, который, как оказалось, в десяток раз живёт
хуже, чем заграничный крестьянин, и дороги у них там, не то что
российские колдобины да ухабины, да грязь непролазная по колено.

Фронтовики часто задавались вопросом, почему так не любит советское
правительство своих граждан?  Обрекая их на нищенское существование, и
нет в Стране Советов тех прав и свобод, о которых постоянно твердит
партия, а только один узаконенный произвол.

Марфа Васюк с радостью передала председательство Тимофею Арсеньевичу.

Дважды раненый Добрых прошел весь фронт, с трудом выходил из
окружения, как положено пехоте, через всю матушку Россию на
собственном брюхе,  прополз вместе с солдатами, отступая почти до самой
Волги, а потом шёл назад до Бреста в Германию. Дослужившись до
капитана, в маленьком немецком городке отмечал победу,  и  вот  он конец ужасному кошмару под названием война.

Устав от неё, спешил домой, он соскучился по мирной жизни, по родному
селу, по лугам и старицам, по рыбалке и охоте, даже по злополучной
бесовской тропинке.

Ему хотелось работать от рассвета до заката, чтобы по ночам не снилась
проклятущая война, принесшая столько горя и потерь.

Старший брат и невестка погибли на фронте, и у него на руках остались
племянники и сватья, которая всё никак не могла выехать домой, теперь
уже из–за голода и разрухи.

С возрастом Тимофей всё больше походил на отца Арсения, даже походка  стала такая же
, из-за ранения тоже немного прихрамывал, но главное, унаследовал
от отца глубокую мудрость, любовь к земле и к людям, живущим на ней.

Не всем селянам повезло так, как ему, только девять мужиков вернулись
с фронта с ранениями, а трое фронтовиков калеками.

Марфа как не пыталась выходить своего мужа, сколько не прилагала
усилий Варвара Степановна, ничего не вышло, Василий умер.

Одно утешало женщину, что мужа похоронили в родном селе, и в любое
время можно сходить на его могилу; а также,  то счастье, которое
родилось перед его смертью, доченька Васелинка - дорогая память о
любимом человеке.

В колхозе как всегда много дел, мужских рук не хватало, а женщины за
военные годы надорвались от тяжёлого труда, устали, а, может, просто
иссяк их ресурс возможностей, казалось, ничто не может им вернуть силы
и вдохновить на труд, это понимал председатель колхоза Добрых, не
требовал многого от уставших женщин.

Дальнейшие события, происшедшие в селе, изменили  уклад и образ
жизни окончательно, община зажила по-новому, но, как всегда, в достатке и дружно.

Председателя колхоза вызвали по делам в райком, на этом заседании
рассматривалось много вопросов. В заключение слово взял капитан из
прокуратуры, все сразу съёжились в ожидании очередной неприятности,
так как от этих органов ничего хорошего не приходилось ожидать.
Капитан сидел рядам с товарищем Добрых.

Следователь встал, оглядел всех тяжёлым взглядом.

- Я буду краток. На станции стоит эшелон с бывшими узниками германских
концлагерей, военные, попавшие в плен. Все они прошли тщательную
проверку, но некоторое время должны находиться под комендантским
надзором.

Он сделал паузу, передохнув, продолжил.

- В трудовых лагерях использовать их невозможно, так как они истощены
и почти все больные. Их необходимо разместить по селам, как
спецпоселенцев.

Кто-то крикнул:  - Кому нужны полуживые  трупы?

- Ещё не хватало, предателей кормить! - Возмутился секретарь парт
ячейки из Малиновки.

- Они изменники Родины! - Возмущались другие председатели колхозов.

Капитан возразил:  – Изменники в других местах прибывают!

Добрых не сдержался и высказался тоже:

- Я сам дважды выходил из окружения, и только одному Богу известно,
как выбрался. А вот раненых не всегда удавалось спасти, им и
застрелиться-то нечем было, частенько без патронов воевали даже.

Секретарь райкома прервал Добрыха:

- Тимофей Арсеньевич, демагогию не разводите. Все знают, что вы
фронтовик, но в плен не сдались и хватит об этом, а то договоримся до
чего-нибудь. Лучше выдвинете предложение, куда разместить людей.

Добрых попросил у капитана прокуратуры взглянуть на личные дела
несчастных бедолаг – пленных. Смотрел и думал: «Небось, все жертвы СМЕРШа, те
особо не разбирались, во всех видели предателей и шпионов».

Несколько человек в ворохе характеристик сразу заинтересовали его
своими профессиональными данными: два механика-танкиста, электрик,
агроном, учитель биологии и географии. Ещё покопавшись, нашёл
ветеринара. Глаза председателя заблестели. Он пальцем поманил
капитана, прошептав ему на ухо:

- Отдай мне вот этих.

Капитан смекнул в чём дело:

- Вот, это правильно, только бери всех, чьи дела в этой папке.

- А сколько человек в этой папке? Я ж себе в другой папке отобрал.

- Двадцать, - ответил капитан, - и ты всех берёшь, тогда в придачу
тех, кого выбрал.

Добрых, почесал затылок.

- Нет, не пойдёт. Могу всего двадцать, а тех, кого отобрал, обязательно.

Капитан согласился, но ворчал недовольно:

- Куда мне остальных?

Первый секретарь инициативу взял в свои руки.

- Вот и добренько, так и всех разберём.

Возмутился Никольский председатель колхоза:

- Хорошо товарищу Добрыху рассуждать, у них колхоз богатый, а нам
самим бы прокормиться, а тут ещё и изменников Родины кормить,
помещение им выделить надо. Нам хватило неприятностей с депортированными
немцами.

- Да на селе одни бабы остались, работать некому, вот и используйте
этих, - пояснил секретарь райкома, добавив. - На селе без мужика
никуда, а вам с десяток перепадет, найдёте, чем кормить.- Махнул
недовольно рукой.

- Так его ещё откормить нужно, чтоб работать смог, а то враз ноги
протянет, - не отступал председатель из Никольского.

Добрых собрал личные дела своих спецпоселенцев. - Ну, я могу уже идти?
А то мне дальше всех добираться до дому. Я уж себе набрал, а там время
покажет, будет польза или дармоедами станут. Селяне у нас добрые,
думаю, выходят солдат.

- Знаем вашенских, чужаков не привечают, - возразил кто-то.

- Да, чужаков не привечают, но понапрасну человека не обидят и зло не
причинят, - Добрых сильно осерчал, быстро вышел из кабинета.

Бывших пленных привезли в село после обеда и разместили в школьном
дворе. Народ  села Добровольного собрался быстро. Председатель обратился к
собравшимся:

- Женщины! Дорогие селянки! К вам обращаюсь с просьбой. Перед вами
фронтовики, но так получилось, что, попав в плен, оказались они в
германских концентрационных лагерях. Их надобно подлечить и накормить,
душу отогреть. Тяжело пришлось мужикам, поглумились над ними фашисты,
так что прошу помочь, разберите несчастных больных людей по дворам.

Все молча стояли, как окаменевшие и недружелюбно смотрели на
измождённых больных мужиков. Те в основном, сидели на земле, глядели
вниз, пряча глаза, у некоторых текли слёзы, не от стыда, а от горя,
что им приходится пройти через такое унижение.

Молчание прервала Глаша Соломка, первая из селянок получившая похоронку на мужа:

- Мой Матвей в начале войны погиб, а эти в плен сдались,
живёхонькие сидят. Не стыдно нам в глаза смотреть? Бабы, не обидно ли
нам, с похоронками вместо мужей, трусливых мужиков ещё откармливать?

Среди баб пошёл ропот. Тимофей Арсеньевич, уверенный в поддержке
селянок, растерялся и не знал, что сказать в ответ.

Выручил старый Лыско Фрол, спокойным и ласковым голосом сказал:

- Милые мои бабоньки! Вы так устали за годы войны, и сейчас всё на вас
держится, а мужей ваших не вернёшь из могил. И не нам судить этих
солдат, как они попали в плен. Посмотрите только на измученных и
несчастных людин. На них сейчас смотреть больно. Но, как говорится,
были бы кости, а остальное всё нарастет. Окрепнут мужики и вам же
легче станет, а, если какой и приглянется из них, с добром живите!
Благословим!
Старик оглядел притихших женщин:
- Дорогие женщины! Не век же вам вдовами  бедовать, в одиночестве?
Лыско подошёл к ближайшему солдату, который сидел, низко опустив
голову, вытирая горькие слезы. Для него это унижение было хуже смерти.
Не заслужили они такого обращения от своих - русских. Им бы перед строем награды
получать за совершённые подвиги.
- Сынок, подыми голову, о-о-о, глаза добрые, как величают тебя?
- Семён,- тихо ответил мужчина средних лет.
- Ну и ладненько! Мой сынку Степан погиб, а Федор без вести пропал,
вместо него будешь, идём ко мне жить,- он помог подняться солдату, и
они побрели в сторону дома Лыско, а за ними поплелась, всхлипывая,
жена Фрола. Она каждый раз обливалась слезами при упоминании о
сыновьях.
Старуха Маланья посмотрела на сноху, сказав:
- Ты, Глаша, как хочешь, смотри сама! Я рано овдовела, хлебнула
одинокой бабьей доли, мне хоть брат Арсений пособлял! Тебе тяжко будет
без мужика. Вон глянь, того паренька, дюже на Матвея нашего похож. Ну
вылитый мой сынок. Я его беру в дом. Ну, что Матвеюшка, пойдём, сынком
мне будешь!
Солдат посмотрел недовольно на старуху и буркнул:
- Меня зовут Кузьма и я вам, женщина, не сын.
Маланья спокойным, лаковым голосом проговорила:
- Сынок, не я тебя обижала! На меня не серчай! Я тоже с горем, потом
тебе ещё стыдно станет за обиду.
Сидящий рядом с Кузьмой солдат, ткнул его в бок локтем.

- Не дури, радуйся, что женщины забирают нас. Больно мы им нужны
Дохлые? Обуза и лишний рот.  Небось, самим  жрать нечего.

Чуток подумав, Кузьма поднялся и побрёл за женщинами.

- Бабы! Раз нас сам Лыско благословил, разбирай мужиков! - крикнул
кто-то из баб.

К вечеру на траве остался лежать только один человек Пётр Семёнкин. На
вид ему было за тридцать, небольшого роста, коренастый, с большими
залысинами и проседью.

Его заросшее щетиной лицо невозможно рассмотреть, оно было покрыто
гнойными язвами, уже  пару дней не сходил жар, и он постоянно бредил.
Несчастного никто не взял, кому нужен покойник в доме?
Варвара Степановна осмотрев больного, только тяжело вздохнула.
- С денёк, может ещё поживёт и то маловероятно. Скорее всего, к утру
помрёт. Не жилец.
- А куда его? Может быть, занесём в сторожку? Не оставаться же ему под
открытым небом? – предложил кто-то.
На пол постелили солому, на неё положили Петра.

Варвара Степановна сходила домой, сделала сильный отвар из трав и,
налив его в чайник, пришла к больному. Растолкла таблетки в ложке и
залила ему в рот.

Он жадно сделал несколько глотков отвара. Фельдшер подперла дверь и
ушла домой, оставив чайник рядом с умирающим.

Петр то приходил в сознание, то терял его вновь. Вдруг он
почувствовал, как из него уходят силы. Всё стало замирать внутри, и
холод волной пошёл с головы до самых ног.

И вот он уже летит, вокруг всё светло-голубое с белым. Ему приятно и
хорошо, а потом почему-то спускается вниз, в пещеру, темную, холодную,
сырую; вдруг вдали показался огонь, он уже чувствует его жар. В его
слабеющем сознании промелькнуло: «Это же я в аду!»

Его душа не хотела смириться с этим: «Нет! Нет! За что? Не заслужил я
такого наказания. В жизни был праведником! Не грешен я».

Неожиданно к нему сами пришли слова молитвы:

«Господи, Всемогущий и Всемилостивый небесный Владыка! Прости и
помилуй раба божьего Петра и прости ему все прегрешения!»

Его полёт к огненной пучине приостановился. И снова шли слова молитвы к нему:

«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины. Иже везде сый и вся
исполняяй…,» - тут он понял, что он уже движется в обратном
направлении. Закончилась пещера и вновь показался свет, он продолжал
молитву:

«Сокровище благих и жизни подателю приди!»

Пётр ощутил тепло в ногах, и оно пошло опять волной, только теперь
вверх. Услышал собственный голос и молитву, которую он произносил
вслух:

- И вселися вны и очисти ны от всякой скверны… .

Он вновь попытался прислушаться... Нет, это был уже не его голос и
нерусская речь.

Он напряг все силы.- Да, я слышу молитву на немецком языке! Это что
же?!  Кто её читает?

«Отче наш… - Петра охватил ужас. - Это я опять в немецком лагере
смерти, и печи горят с трупами людей, и меня потом также засунут в эту
печь, а пеплом удобрят поля. Да, нет же, я не хочу умирать на
неметчине, хоть на пузе ползком, но домой на Рдную землю!»

Тут ему показался Ангел, и он читает молитву над ним.

В рот полилась горькая вода: «Это же полынь!»

Потом он почувствовал, как его тело обтирают мокрой тканью.

Его сознание борется, мысли путаются: «Меня обмывают и сейчас
похоронят. Да нет же, я живой!»

Язвочки на теле стали жечь, он сильно застонал и обрадовался. «Меня
услышат и теперь не похоронят живым».

Он попытался открыть глаза и увидел, что-то большое и мокрое облизывало его.

Пётр ощущал дыхание животного и одновременно слышал немецкую речь:

Vater unser im Himmel Geheilingt werde dein Name/….. .(Отец наш небесный…. .)

Женский голос уговаривал собаку облизывать его лицо, которое было
смазано сливочным маслом. Потом опять долго читали молитву на
немецком, накрыли сверху тулупом, и Петр забылся и заснул.

Проснулся, услышав тяжёлые шаги, чья-то рука легла ему на лоб.

Послышался голос:

- Ну, как? Он, хоть   ещё живой?
- А у него жар спал. Видать, не одна я о нем позаботилась, я даже не
надеялась, что ему станет лучше. Лекарства и отвар из полыни, чабреца
и зверобоя дала, на всякий случай. Кто-то хочет вытащить его с того
света, – удивилась женщина.
- И кто это может быть? – спросил мужской голос.

– Видать, он сильно  кому-то нужен. Всё тело заботливо травным настоем
обтёрли и ещё давали пить. Это не  мой кувшин, значит ещё придут.

- Степановна, попробуй ещё отваром напоить. Помочь растолочь таблетки?
Запихни ему в рот, хуже не станет.- Мужчина помог ей.- Чем чёрт не
шутит, а вдруг поможет?
- Тимофей Арсеньевич, завтра увидим, ещё рано о чём-либо говорить,
выживет он, только если произойдёт чудо.
Шаги удалились, и дверь подпёрли снаружи.

На некоторое время Петру стало легче, и он открыл глаза. Луна светила
прямо в лицо, ему удалось рассмотреть помещение, оно никак не походило
на лагерные казармы. Пахло мелом и ему на миг почудилось, будто он в
родной школе, где сам учился, а потом до войны учительствовал.

Пётр пошевелился, почувствовал, что лежит на соломе, приятно пахнет
Зерном. Видать свежая. И тут он вспомнил, как в детстве с отцом ехал
на телеге с соломой и тот же приятный запах хлеба, который остался у
него в памяти на всю жизнь.

Перед рассветом поднялась температура, и вернулись жар и озноб. Пётр
шёпотом читал молитвы, какие только слышал в детстве от матери и от
бабки.

Он просил Всевышнего не призывать его к нему, что он не готов к
смерти, ему надо ещё поднять детей на ноги. Тут Петру стало ещё хуже,
руки лежали на груди, сцепленные в замок, Варвара всегда так сцепляла
руки безнадёжным больным, и в них вкладывала,  написанную от руки
молитву.

Умирающий,  вдруг почувствовал, как на него сверху движется что-то
чёрное в плаще с капюшоном, потом черное стало белым и стало больше
походить на саван, которым накрывали покойника. Оно легло на него,
сдавив грудь, а руки и ноги будто заковало в железные кандалы и
пыталось раздавить всё его тело.
Мысли тяжёлые, и молитва читалась с трудом.
- Ах, это она, Смерть, пришла за мной. И почему её зовут костлявой,
она же железная? Ох, как давит в груди. Тут он увидел мать и жену, они
машут руками и зовут его за собой.
Мать говорит:
- Хватит, сынок, тебе маяться, идём к нам, здесь так хорошо.
Он уже хотел подать руку, но теплый отвар полился к нему в рот, и
вновь он услышал молитву на немецком языке, умирающий подхватил её,  понимая
немецкий, вторил на русском.

«Костлявая» отпустила руки и ноги...   Злющая Смертушка вдруг поднялась
вверх и полетела прочь от больного.

Его губы зашевелились, шепча молитву. Он открыл глаза и увидел
молоденькую девушку с собакой. Она обтирала его тело отваром, потом
опять лицо смазала сливочным маслом и сказала собаке с немецким
акцентом:
- Черный! Языком лизать, пожалуйста, язва быстро заживать и шрам не будет.
Девушка своими словами начала просить Господа:
- O! Mein Gottes sei dank hilf mir Kranken heilen…. , ( О ! Мой Бог,
прошу исцелить больного…. .)

Пётр залюбовался девушкой, ему полегчало, глаза начали слипаться, и
тут он сразу заснул сном здорового человека.
Утром к школе подъехала подвода с двумя рабочими, фельдшером и
председателем колхоза.
- Без гроба как-то неудобно хоронить, - сказал рабочий.
- На фронте же хоронили, - ответил председатель.
- Ну, то на фронте. Другие были обстоятельства.
- Варвара Степановна, вы осматривать будете ещё раз? - Громко спросил Добрых.
- Пульс проверю. Да, если ещё тёплый, не разрешу хоронить.
Все вошли в сторожку. Варвара нащупала пульс.
- Вот так чудо, он просто спит, и жар ушел, - восторженно произнесла женщина.
В дверях показалась немочка Фрида. Восемнадцатилетняя рыжеволосая
девушка. Худенькая, небольшого роста, застенчиво опустив глаза она
спросила, кивнув головой в сторону Петра.
- Здравствуйте. Я хочу этот человек забрать домой. Можно возьму подвода?
Председатель усмехнулся.
- А, ясно, кто несчастного с того света вытащил!
Варвара удивилась:
– У тебя мать с постели не встает, куда тебе такого больного брать? Ты скоро
же родить должна. Разве ты сможешь за ним ухаживать?
И тут откуда-то вынырнула Лопатиха:
- Сможет она. И я ей подсоблю, всё сробит, как нужно. Она ещё
девчонкой была, а за моей умирающей сестрой до самой смерти
приглядывала! Девка она ладная, хозяйственная.
Фрида тихонько сквозь слёзы прошептала:
- Он мне очень нужен , я его заберу, и мутти разрешила.

- Ну, раз мутти разрешила, забирай! - С радостью согласился председатель.
Прошла пара дней, Пётр почувствовал облегчение, болезнь ушла, и
осталось только восстановить силы. Он присел на лавку, огляделся
вокруг, увидел рядом Фриду и больную женщину на соседней кровати.

- Да, я гляжу, у тебя тут целый лазарет. Что с матерью? - Поинтересовался Пётр.
Фрида подала ему ковш с сывороткой, где плавали кусочки творога.
- Пей сыворотка, тебе кушать много нельзя, – она продолжила,- мутти
слегла, как получила весть, что фатти и братья в уголь шахте завалило.
- В её речи слышался сильный немецкий акцент.
- Вот никогда не думал, что немка меня с того света вытащит? Я от вас
столько настрадался и натерпелся, - удивлённо произнёс Пётр.
- Не от нас, - возразила молодуха. - Мы такие, как вы, только нам
тяжелее, чем вам. Мы виноваты в том, чего не делали. - Сквозь слёзы
произнесла немочка.
- А! Так мы с тобой братья по несчастью. Я тоже был наказан, за то, чего не мыслил сделать, обстоятельство сложились так, однополчан нужно было спасать. – Внимательно разглядывая девушку.
Гляжу, ты скоро от бремени должна  разрешиться. Зачем рисковала-выхаживала меня, ведь заразиться могла? И зачем я тебе нужен?
- Мальчик без отца плохо, его потом обижать будут.
- А почему ты решила, что будет мальчик? - Удивился Семёнкин.
- Все родили мальчика, у них один отец. - Дрожащим голосом ответила девушка.
- Ты молодая, могла б замуж выйти, зачем нагуляла ребёнка?
Фрида залилась краской, лицо стало бордовым, и слёзы потекли по щекам.

- Меня заберут в труд. армию, мутти одна останется! Ты должен на мне
жениться. - Потребовала спасительница.

Пётр не сразу заметил, что в комнате есть ещё кто-то.
Лопатиха не удержалась, влезла в разговор:
- Должон жениться! Я её подговорила выходить тебя. А то бы уж помёр и
схоронили бы. Даже  Степановна  не верила в  твоё исцеление! – Женщина изобразила скорбное лицо. - Фельдшер сказала, ты не жилец!
- Я же женат, и у меня есть двое детей. Не откажусь же я от своей    семьи? - Возмутился Пётр.
- Кто тебя заставляет жить с Фридой? Ты дитя на себя запиши, и чтоб
Фрида мужней была, а не блудней. Поживёшь трохи. Время придет, катись
к своей жинке. Она молодая, а ты старый пень! Не нужон ты ей.
Петр засмеялся:
- Ох! И хитрые вы бабы! Ну, всё просчитали. Ладно, родится малец,
запишу на себя.
- А зачем ждать? - не отступала Евдоха, - я пригласила секретаршу с
сельсовета. - Она посмотрела в окно.  - Вон,  уже идёт, сейчас и запишем
тебя мужем Фриды.
Пётр только развел руками и, покачав головой, махнул рукой в знак согласия.


В тот момент Семёнкин даже не мог предположить,  спустя шесть
месяцев получит весточку от сестры. Из письма узнает, что его жена
погибла ещё в начале войны, его детей сестра с трудом нашла в
детском доме, забрала к себе!  Муж сестры погиб, и что ей с
кучей детей очень трудно. Просит она брата забрать у неё племянников,
если есть возможность.

Также не мог   Пётр Емельянович подумать, что проживет он с Фридой
пятьдесят лет, и в западной Германии сыграет золотую свадьбу, а
похоронят его на немецком деревенском кладбище, и что по выходным на
его могилу будут приходить их дети и внуки.

Фрида будет заботиться о старой Евдохе, как о родной матери до самой
её смерти. Евдокия будет почитать Фриду за родную дочь, так как её сын
Дмитрий вернётся в село с фронтовой женой: узнав о смерти жены, он
недолго скорбел о покойной, и сразу увлекся мед сестрой, женщиной лет
сорока, старше Дмитрия на несколько лет. Отношение у снохи со
свекровью не сложились. Увидев новую сноху курящей, Евдокия вскоре
заметила, что та и самогон хлещет, не уступая мужикам-фронтовикам. Да
и к падчерице относится плохо, короче, невзлюбила сноху совсем.

Хотя со временем Дмитрий отучил жену от дурных привычек, чтобы не
провоцировать её, сам бросил курить и выпивал только изредка, по
Великим праздникам, помирить сноху и свекровь не удалось. Сноха
оказалась злопамятной и скандалила со свекровью по любому поводу, а
падчерицу запилила, и той ничего не оставалось, как уехать в город,
прочь от ненавистной мачехи.

  Глава 31.
Наступило первое сентября, долгожданный день для Ниночки Задорожной,  девочка  с
большой радостью идёт в первый класс на год раньше, в садике
в старшей группе нет мест.
Для Варвары тоже праздник - её доченька пошла в школу, вот и Федя
сегодня отказался идти в садик, увязался с ними.
После войны первая торжественная линейка, первый звонок, и  вот радостных
детишек развели по классам.
После уроков домой семейство шло воодушевленное. Федя подпрыгивал и
дергал сестричку за руку, Варвара счастливо улыбалась, шутя , журила
сынишку: - Угомонись, кузнечик, а то ноги к вечеру отвалятся.
Дети, гляньте, навстречу нам бегут Шарик с Мурзиком, нас встречают. А что за машина
стоит у дома, чужая, из района? Неужели о, случилось что? - Заволновалась
Варвара.
Подойдя ближе, увидела военкома, незнакомого полковника, председателя
колхоза и модно одетую городскую дамочку с брезгливым выражением лица.
Варвара с детьми подошла к ним,  незнаковый военный , козырнув , доложил.
Полковник Самойлов отец детей,  а это моя жена. Вот документы на  них,  мы их забираем у вас.
Дамочка обратилась к мужу:
- Иван, обойдемся без сантиментов, здесь так воняет. Как только бедные
дети здесь жили с врагом народа? Кто позволил отдать ей наших детей?
Она подошла к девочке и взяла её за руку, - Ниночка, ты меня помнишь,
я твоя мама?
Девочка резко вырвала свою руку и побежала к Варваре, Федя прижался
тоже к ней с криком.
- Мама, не отдавай нас! Правда, ты - наша мама!
- Иван! Чего стоишь? Забирай детей , и поехали, нечего травмировать малышей.
Полковник подошёл, взяв в охапку Ниночку и Федора, посадил их  в машину.
Дети пытались вырваться, кричали и звали Варвару.
- Ну, чего кричите! На машине прокатитесь, вы домой едете к своим маме
и папе. – Раздраженно пытался успокоить детей папаша.
- Ну, что здесь хорошего, навозом воняет и пыль кругом? - пыталась
уговорить детей дамочка.
Машина поехала, и долго слышно было, как дети зовут Варвару, которая
стояла всё время,  будто  окаменела, потом  вдруг рухнула на землю без чувств.
Добрых подхватил несчастную женщину на руки, посадил в  свою машину и повёз
в фельдшерский пункт, там Прасковья с трудом привела Задорожную в
чувство.
Три дня Варя лежала в постели, тупо смотрела в потолок,
отрешённая.
Тётка Полина боялась, как бы Варвара рассудка не лишилась,
вспомнила: «Вот так однажды лежала её мать Оксана перед смертью».
Напуганная  Полина сидела возле Варвары день и ночь, молилась, не
произнеся ни слова в утешение, полагая, что больнее сделает, а не
успокоит нареченную дочку.