На дне сундука

Одна старушка решила свои вещи поперебирать. Подумала: «Какое-никакое, а занятие перед смертью». А она помирать собралась. Хотя особо у нее ничего и не болело. Но как-то предчувствовалось. А был у старушки большой сундук. Верхнюю его часть она знала: кофточки, пижамки… А в нижнюю – придонную – лет 60 не заглядывала. Ей кто-то сказал, что там – смерть ее прячется. Она и поверила. А тут думает: «Чего бояться: всё равно уже скоро».
Так вот полезла она в сундук на самое дно, а там (вовсе даже и не смерть ее!) платье подвенечное. «Надо же – сохранилось!» И решила старушка его на себя надеть – молодость вспомнить. Стала разворачивать, а из платья кукла вывалилась. Еще древнее этого платья, потому что – из детства. Старушка-то в подвенечном платье хотела себя девятнадцатилетней ощутить, а тут – прижала куклу к груди и почувствовала, что ей лет 5. Даже всплакнула от умиления, глядя на куклу: «Аннушка, моя родненькая!.. Доченька!» А та на нее глядит, глазками голубенькими моргает – розовощекая, кудрявая – залюбуешься!..
И тут старушку начинает обида заволакивать: у нее-то всё лицо в морщинах, глаза блеклые, волосы седые, зубов штук пять осталось… А эта – всё-такая же розовощекая. Несправедливо!
И берет тогда старушка перекись водорода да начинает кукольные кудряшки обрабатывать, частично их при этом выдирая. Следом другой химической гадостью личико Аленушки умывает – так чтобы то сморщилось сразу, да фломастером круги под глазами подрисовывает. Потом балахончик из старого халата вырезает и на куклу напяливает. Смотрит на плоды своего труда: «Да, – говорит, – вот мы с тобой, Анна Петровна, и сравнялись! Страшна же ты, милая, – страшнее смерти!..»