21 01. Внизу 5

На фотографии за спинами наших офицеров видны тутовые деревья, за деревьями виден кусочек двери. Это вход в ослятник взвода связи.

        С Киджолькой операции колонна нашего батальона пришла в Руху под вечер. По радиосвязи передали информацию о том, что батальон возвращается, старшины рот истопили баню. Она размещалась в палатке между дувалом нашего батальона и сортиром. Все солдаты видели, что из трубы идёт дым, поэтому ситуация развивалась как в известной повести про подводную лодку: - «Когда свет горит, она – в бухте». То есть, когда в бане горит свет и из трубы идёт дым, она готова к помывке личного состава.
       По установленной комбатом очерёдности 7-я, 8-я и 9-я роты посетили баню, совершили омовение горячей водой, переоделись в чистое бельё и обмундирование. Нафуфыренные и красивые не очень ровным строем мы прибыли в столовку, получили долгожданную горячую еду, сожрали её. В некоторые периоды армейской жизни я слышал от бойцов высказывания что тушенка и сгущенка настолько осточертела, что кушать её нет больше никакой возможности. Разве что разводить на ведро воды и опрыскивать сады от насекомых. Однако, после того, как народ неделю мёрз в снегу без жратвы на высоте более трёх тысяч метров, горячая рисовая каша с тушенкой зашла внутрь солдат на ура. Ни у кого не обнаружилось отторжения к тушенке, наоборот, проявилось исключительное взаимное притяжение, точно, как сродство к электрону у галогенов.
       После окончания приёма невменяемого количества пищи рота проследовала в расположение, то есть в наши ослятники. Рязанов объявил любимую всеми солдатами команду «отдыхайте».
      Отдыхать, это зачёт, отдыхать – это ништяк. Однако, перво-наперво надо было привести в порядок оружие и средства радиосвязи. На улице уже давно и глубоко стемнело, электрического освещения в наших ослятниках не было. Поэтому чистить и обслуживать пулемёт при свете керосиновой лампы я не захотел. На Киджольской операции я из него не стрелял, порохового нагара в стволе не образовалось. Только осела снаружи дорожная пыль и горная грязь. Ветошью я обтёр пулемёт, как говорится «с большего», поставил в «пирамиду». С некоторых пор у нас в ослятнике появилась «пирамида». Пока мы торчали на Киджольской операции, Старшина напряг дневальных, те взяли топор обыкновенный, вырубили в каждом взводе нишу в стене. В Панджшерской долине тех лет жилища афганцев не знали отопления. Очаг, который находился в одной из комнат каждого дома, был не отопительный. Он предназначался для кипячения воды в чайнике, а не для обогрева помещений. Соответственно, чтобы живность, засевшая в доме, не вымерзла зимой, как Маленькая Ёлочка, афганцы делали очень толстые стены из сыромятной глины. Толщина их достигала от полутора до двух метров, чтобы превысить глубину промерзания. В результате даже в двадцатиградусные морозы внутри помещения сохранялась плюсовая температура. Небольшая, но положительная. Наш хитрющий старшина прапорщик Зюзин воспользовался этой особенностью глинобитных жилищ, отловил дневального, вооружил его тупым топором и приказал в каждом взводе вырубить в стене нишу. Затем приказал пристроить туда же детали от снарядных ящиков таким образом, чтобы оружие личного состава могло удобно и безопасно размещаться в получившемся «стенном шкафу». Теперь я мог спать не в обнимку с пулемётом.
       С чувством острой благодарности к прапорщику Зюзину я оставил свой пулемёт «в пирамиде» до утра. «Утро вечера посветлее», - подумал я, затем принялся извлекать аккумуляторы из радиостанции и вещмешка. Надо было снести их во взвод связи прямо сейчас, заменить на свежие. Мало ли что могло произойти ночью, вдруг придут в гости душманы, нашу роту поднимут по тревоге и прикажут вступить в сражение? Аккумуляторы должны быть заряжены.
       С этими мыслями в башке и с аккумуляторами в руках я вышел из нашего ослятника, подался в ослятник взвода связи. Он находился рядом, как выходишь за дубовые ворота, так сразу наискосок.
       Руки у меня были заняты аккумуляторами, поэтому я побил носком сапога в дверь связистов, выкрикнул: - «Эй, кто-нибудь дома?» Затем толкнул дверь ногой, вошел внутрь. Внутри ослятник, в самом деле, оказался ослятником: низкий потолок, корявые брёвна перекрытия, полумрак. Посреди помещения красовался стол, сколоченный из досок от снарядных ящиков. На столе сквозь дымку прорисовывался натюрморт: керосиновая лампа, двухлитровая металлическая консервная банка «Сардины в масле», стеклянная трёхлитровая банка, наполненная жидкостью молочно-белого цвета. На стеклянных стенках банки отчетливо просматривались пузырьки какого-то интересного газа. Вокруг стола сидели четверо бойцов, дымили вонючими «Донскими» сигаретами. В руках одного из них издавала слезоточивые звуки гитара Зеленина Игоря Геннадьевича.
 
 - Здарова, мужики! Аккумуляторы от моего «Шарпа» (от рации Р-148) подлатаете?
 - Заходи-заходи, партизан, бульба, твою мать! – Высокий парень Андрюха, с погонами младшего сержанта на плечах, взял со стола стеклянную банку, наполнил белой жидкостью солдатскую кружку, встал, протянул её мне.
 - На, выпей с рабочими.
 - Премного благодарствуем! - Сказал я, подошел к столу, сложил на свободное пространство аккумуляторы, принял из Андрюхиных рук кружку.
       Андрюха двумя пальцами подхватил за хвостик сардинку из консервной банки, протянул мне:
 - На, занюхаешь маслёнком из цынкача. Все в цинкаче когда-нибудь будем.
 - За нашу Советскую Родину! – Приподнял я почти полную кружку, типа отсалютовал тост присутствующим, принялся пить жидкость. – Ф-ф-ф-ф, сладкая! Дали бы добродить, сахар ещё не весь «отиграл».
 - Когда? Пятнадцатого снова на операцию. На Пини пойдём. Надо пить сейчас, пока нас самих не отыграли.
 - Блин, а я-то думаю, нахрена на завтра строевой смотр объявили. – Я поставил опустевшую кружку на стол. Полез в карман за сигаретой. Кто-то из связистов подал голос:
 - Анекдот такой есть. В Америке, в Пентагоне, собрали совещанье, сидят, думают, как СССР победить. Какой-то старикашка поднимается и говорит: - «Давайте им войну объявим?» На него все стали матом крыть, мол, заткнись придурок, из ума ты выжил. А он продолжает: - «Войну-то объявим им мы. А строевыми смотрами они себя сами до смерти зае@ут!»
       Мы дружно заржали. Анекдот был в тему. Вечер удавался всё больше и больше. Брага хорошо действовала, даром что не добродила. Мы потягивали её, сладенькую, травили анекдоты, курили вонючие сигареты и ржали. Жизнь потихоньку налаживалась.
       Разладилась жизнь после того, как трёхлитровая банка опустела. Я покряхтел от досады, взял «свежие» аккумуляторы, подосьвиданькался с пацанами и побрёл в расположение своей роты.
       По естественным причинам дубовые ворота в это сложное, политически напряженное время, были заперты дневальными изнутри. Мне пришлось стучать в них носком сапога.
 - Кто такой? Пароль два. – Сонным голосом промычал из-за двери дневальный.
       Мне хотелось продолжения банкета и веселья потому что я был пьяненький. Однако, мозгов хватило подстраховаться: я отступил от двери, укрылся за глинобитную стенку. Чтобы дневальный не попал в меня, если решит стрелять через ворота.
 - Это я - дяденька душман! Твая жопа рэзать пришоль! Откривай, пра-ацивный!
 - Как вы зае@али уже, душманы е@учие! – За дверью послышался лязг цепи, которой на ночь заматывали запорное устройство ворот. Затем одна из створок открылась. Я шагнул внутрь. За створкой ворот в темноте протиснулся мимо дневального. Нормального роста и нормальной комплекции парняга в бронежилете и каске недовольно бурчал заспанным голосом:
 - Шастаете туда-сюда всю ночь, покоя от вас нету! Фу-у-у-у, вонища от тебя, как от спиртзавода. Где ты так нажрался? Тебе ж Ислам запрещает, «душман» ты херов!
 - Не завидуй. Свезло – ик – так свезло. Я сам с себя тихо дурею. – Высказался я и пошагал, пошатываясь, к двери во второй ослятник.
      В ослятнике оказалось гораздо темнее, чем на улице.  В темноте я споткнулся об чьи-то армейские сапоги. Поскольку руки у меня были заняты аккумуляторами, то размахивать ими, как чайка крыльями, было невозможно. Пришлось грохнуться коленями на пол, грудью на первый ярус нар.
 - А-А-А-А, сцука, каликули пуло! – Заорал в темноте голос Васи Спыну.
 - Вася, я нечаянно. Это не душманы, не сцы. – Попытался я хоть как-то скрасить ситуацию и слезть с Васиных ног.
 - Кыэнтё футё эй сыз борь! – Вася сел на нарах. – Касиян, жопа с ушами, какого хера шастаешь по ночам!
       Кое-как в темноте я слез с Васиных ног, пристроился на краешке нар, наощупь пытался собрать рассыпанные на Васю аккумуляторы.
 - Кондратьев! – Вася выкрикнул фамилию недавно прибывшего бойца. – Кондратьев, твою мать!
 - Что, Вася?
 - Чё, не спиться? У меня тоже бессонница. Сгоняй-ка за водой.
      Со второго яруса слез боец по фамилии Кондратьев. Начал греметь котелками на полке.
 - Вася, дык тута есть вода.
 - Иди, говорю! В этой воде уже пять раз крысы искупались. Гремели полночи котелками. Иди, только не из бочки с хлоркой набери, а чистой воды из речки.
      Кондратьев обулся в темноте, взял с полки несколько котелков, вышел за дверь. Я собрал аккумуляторы, собрался встать с нар.
 - Касиян, дай сигарету. – Вася, сидя на нарах, протянул ко мне руку, ткнул ею меня в плечо.
       Я вынул из кармана гимнастёрки две сигареты. Одну вложил Васе в руку, другую вставил себе в клюв.
 - Дал говна, дай ложку. – Сказал Вася.
       Я достал спички, чиркнул. Протянул подкурить Васе, подкурил сам. Вася пыхнул сигаретой, затянулся.
 - Чё лазишь, чё не спишь?
 - Операция назначена на пятнадцатое.
 - Вот же бля, зае@али комиссары! – Вася снова затянулся. - А может брехня?
 - Не брехня. Андрюха со взвода связи сказал. Им довели, чтобы связь к 15-му готовили.
 - Й-й-йо@аныврот! Слышь, Касиян, сходи завтра, возьми у Бендера пластиковую флягу для меня. Мою Кондратьев убил. Я дал ему, чтобы он сходил на ПХД компота набрал. А этот козёл её на плиту поставил. Пока компот налил, донышко расплавилось. Откуда таких тормозов в армию призывают, а, Касиян?
        Открылась дверь в наш ослятник, через неё зашел Кондратьев с котелками.
 - Чё так долго? – Вася протянул в темноте руку за котелком.
 - Какая-то скотина за кухней кучу наложила. Уже впадлу до толчка добежать. Я поскользнулся, упал, потом сапоги мыл.
 - Сапоги мыл, а потом воды из этой же речки набрал?
 - Я сначала набрал, потом мыл. Вася, дай пожалуйста сигарету.
 - А твои где? Дедам, небось раздал? Касиян, дай ему сигарету. И всё, харош здесь бубнить, сто часов ночи уже, небось. Покурили и в люлю.