Шалости или проступки?

Несмотря на то что в целом я был послушным мальчиком, иногда мои поступки не находили одобрения у взрослых.
В лагере решили ввести соревнование между отрядами. Уж и не помню, по каким параметрам оценивали отряды, - может, по дежурству в  столовой, по уборке территории или еще по каким-то. Да я и тогда не знал, по каким. Но результаты этого соревнования меня категорически не устраивали. Я уже писал, что никогда не любил соревноваться. Но в данном случае я к тому же считал эти результаты не справедливыми.
Успехи отрядов отображались на стенде в виде бумажных фигурок ракет, летящих к Луне, которые каждый день переставлялись в соответствии с достижениями. Наша ракета слегка отставала.
Как-то после обеда я подошел к стенду и так огорчился, что взял и переставил все ракеты, прикрепив нашу у самой Луны. Дальше лететь было некуда!
Вокруг никого не было, но, видимо, какая-то девочка видела меня из окна столовой и заложила. Что делать! Не любили меня активные девочки, впрочем, как и я их. Меня, естественно, вызвали на педсовет к директору. Высказав все, что думают обо мне и моем нехорошем поступке, они стали обсуждать более важную проблему: как вернуть ракеты на их прежние места. Оказалось, что каждый день, подведя итоги, они ставили ракеты на несколько пунктов вперед, но нигде эти итоги не записывали. И теперь, вспоминая, разошлись во мнениях - где они стояли. Старший пионервожатый Валера Фастовский, который мне очень нравился, полушутя выговаривал:
- Видишь, какую проблему ты породил! Как мы будем жить, не зная, чья ракета первой прилетит к Луне?
Мне объявили выговор на утренней линейке перед всем лагерем, а стенд с ракетами на здании столовой сняли и больше соревнования у нас не было.
Однако самое интересное заключалось в наказании: меня отлучили от отрядных мероприятий! Когда наш отряд пошел днем на какое-то скучнейшее событие в соседний лагерь, меня, разумеется, с собой не взяли, я ведь наказан. Но и одного меня оставлять нельзя! Поэтому вожатый, молодой аспирант Вадим, охотно вызвался «оберегать мой покой».
Когда весь отряд ушел из лагеря, Вадим провел со мной разъяснительную беседу, сказав, что ему тоже не нравится такое соревнование, но все же самовольно искажать результаты было неправильно. Я охотно с ним согласился и тема была исчерпана. Потом Вадим сказал, что ему нужны сигареты, и предложил прокатиться в Марфино на мотоцикле.
В нашем лагере был маленький мотоцикл "Москва", который мы звали "макака". На нем нам объясняли устройство мотоцикла, принцип работы двигателя и даже учили водить. Правда, заводился он не всегда. Мы с Вадимом пошли за мотоциклом, выкатили его из кладовки за территорию лагеря и поехали в Марфино.
- Ничего себе наказание! - думал я. Вместо скучного мероприятия в соседнем лагере – с ветерком на мотоцикле в Марфино! 
Парадокс ситуации был в том, что в прошлом году меня занесли в Книгу почета нашего лагеря. Ничем я тогда себя не проявил и так и не узнал, за что...

***
В этой же смене был еще один эпизод, за который меня «наградили» уже строгим выговором.
Как я упоминал, мы в то время покуривали, однако сигарет с собой в лагерь еще не брали. Как-то вечером кто-то из ребят заметил, что на траве лежат прошлогодние высохшие листья. Быстро растерев их между ладоней, мы получили некое подобие табака. Насыпав горку на клочок бумажки и свернув «козью ножку», можно получить что-то типа самокрутки. Закурили. Вкус омерзительный. Но кто тогда разбирал вкус? Важен процесс!
Затея понравилась и мы решили идти дальше. Найдя старую газету, мы аккуратно разорвали ее на прямоугольники, отобрали наиболее подходящие листья, без прожилок и веточек, растерли старательно и наделали себе «сигарет». У меня одна получилась ну о-очень аккуратная. Решил оставить ее «на после отбоя».
Лето в июне было довольно прохладным и в наших домиках топили печи. Моя кровать была близко к печи. После отбоя, когда все легли и вожатые ушли на обычное вечернее совещание, я достал из печки щепочку, закурил свою самодельную сигарету и с удовольствием ее потягивал, лежа в постели и наблюдая в свете фонаря за струйкой «сигаретного» дыма. Потом привычным движением, зажав чинарик между большим и указательным пальцем, стрельнул им в сторону открытой форточки. По моему расчету, он должен был попасть прямо в нее, но не попал, а как выяснилось уже потом, отскочил на кровать пионера из младшего отряда, который был передан нам на исправление из-за своего плохого поведения. Мальчик ничего не почувствовал и продолжал спать.
Прошло какое-то время, когда мой сосед тихо сказал:
- Смотри!
В свете того же фонаря за окном я увидел поднимающуюся тонкую струйку дыма и только тут понял, что в форточку я не попал… Я подошел к кровати, от которой шел дымок, и увидел, что чинарик лежит на матрасе рядом с подушкой и матрас начал тлеть. В наших домиках воды не было, так как все «удобства» находились во дворе. Поискал по тумбочкам - ни у кого воды или лимонада не было. Чем тушить? Взял зубную пасту, выдавил на матрас – вроде, дым идти перестал. Лег, но не сплю. Через какое-то время смотрю - опять вьется дымок. Не помогло! Вспомнил о запасе воды, который каждый носит в себе. Попробовал. Оказалось мало: мы же ходили в туалет перед сном. Тогда я взял нож - была у меня модная в то время среди мальчишек "лисичка" – и стал выковыривать из матраса тлеющую слегка смоченную вату и складывать ее на стул, обитый дермантином. Тление матраса вроде бы прекратилось, но начал тлеть стул.
В это время послышались голоса вечернего обхода. Как обычно, это была директор лагеря, старший пионервожатый, наш вожатый Вадим и воспитатель. Они вошли в комнату. Все лежат. Тихо.
- Что-то дымом попахивает. Проверь печку, - шепотом сказала Вадиму директор. Тот подошел, не зажигая света посмотрел. Открыл дверцу печки. Закрыл.
- Вроде, все в порядке.
- Но явно пахнет дымом, - сказала директор. - Включай свет!         
Тут перед ними предстала картина. Посреди комнаты стоит стул, на нем тлеющая вата. На второй кровати от двери спит мальчик, рядом с подушкой которого - распоротый матрас.
- Везде чинарики валяются, - удивленно протянул Вадим. Нагнулся к матрасу, принюхался.
- Они, кажется, пытались сами тушить матрас.
Тут уже директор лагеря перестала шептать, а повысила голос.
- Кто это сделал?!
Все молчали. Она обратилась к ничего не понимавшему мальчику.
- Это твоя работа?!
- Нет. Это не я! Я спал.
- Как? У твоего уха горит матрас, а ты «спал»! Ты все врешь! Тебя перевели на исправление, а ты и здесь устроил!
- Это не я, - все еще ничего не понимая, сонно бормотал мальчик.
- Где его родители работают? - спросила директор у воспитателя.
- В Мосэнерго, - ответила она.
- Я так и знала! Гипромезовец никогда не смог бы такого сделать. Завтра же уедешь из лагеря!
Этого я уже вынести не мог. Если бы директриса покричала, поругалась, даже наказала бы весь отряд (правда, не очень понятно, как, - оставила бы без сладкого?), я бы, наверное, смолчал. Друг не выдаст, а остальные ничего не видели, кроме того, что я был самым активным в тушении. Но чтобы из-за меня совершенно несправедливо выгнали из лагеря ни в чем не повинного мальчика…
Я поднялся на постели и твердо сказал, что это сделал я. 
Директор осеклась. Я-то как раз «гипромезовец», к тому же старожил этого лагеря. Что тут скажешь? Такой вот пердимонокль!
- Ложитесь все спать! - скомандовала директор. - Выключайте свет!

На утренней линейке мне был объявлен строгий выговор "за нарушение противопожарной безопасности". Я был готов к тому, что меня выгонят из лагеря, но обошлось, - я же гипромезовец, в отличие от того мальчика.
В конце смены, когда проходит ритуал расправ перед карнавалом, меня ребята из старшего отряда даже немного побили, не больно и не сильно, но обозначили наказание за то, что я их чуть не спалил. Они спали в том же домике за стенкой.
Так что справедливое возмездие меня все же настигло!
               
***
Были у меня проступки, за которые нельзя было наказать, но, думаю, администрации лагеря этого очень хотелось.
Не знаю, по какой причине, но в одну из смен у всего лагеря отобрали вилки в столовой. Точнее, их просто не дали. Мы удивились, но бунт не устроили, только ворчали: «Как можно есть макароны ложками…».
Я как завсегдатай кружка "Умелые руки" быстро нашел выход: подобрал подходящую щепочку, распарил, изогнул, придав подходящую форму, и выпилил лобзиком элегантную вилочку. Затем я отшлифовал ее и уже на ужине гордо орудовал ею, когда остальные мучились с ложками. После еды помыл ее и аккуратно завернул в платочек. На следующий день половина ребят нашего отряда пошла в кружок, чтобы сделать себе такие же. И в обед большинство мальчишек ели уже вилками. Это заметили ребята и из других отрядов, Короче, такого ажиотажа в кружке не было никогда.
Не мог не обратить на это внимание наш руководитель Коля Львов. О его гневном выступлении на педсовете нам рассказала мама моего друга Сашки, которая была воспитателем в лагере. Оказывается, завхоз лагеря решила, что дети портят много вилок - вилки были алюминиевые и дети действительно любили отгибать или выламывать им зубцы,  поэтому предложила самое простое средство - не давать вилок вообще! Директор лагеря с ней согласилась. Не могла же она подумать, что дети проявят такую самодеятельность, что начнут делать вилки сами.
- Зайдите ко мне в кружок! – говорил на педсовете Коля. - У меня пол-лагеря делает вилки! Но если старшие ребята хотя бы моют их после еды, то младшие этого не делают. Вы хотите, чтобы весь лагерь заразился или отравился? 
Нет, этого, конечно, администрация не хотела и не на шутку испугалась. В советское время за такое дело по головке бы не погладили. На следующий день вилки вернули в столовую. Кто-то рассказал, с кого началось изготовление вилок, тем более что дочка директора лагеря Полина Самойлович была в нашем отряде.
За обедом директор подошла к нашему столу и положила передо мной вилку.
- Это тебе, Сережа, персонально!


***
Теперь я подхожу к тому действительно безобразному поступку, в котором я принимал участие.
В нашем лагере, как я уже писал, в основном, отдыхали дети, родители которых работали в Гипромезе. Но в каждой смене было некоторое количество приглашенных детей или из других организаций или из детских домов. Для нас не было различий, где работают родители, и есть ли они вообще. Детей из детских домов отличало то, что у них были одинаковыми некоторые вещи. Не все, но были - майки, трусы, сатиновые шаровары. Нам это было просто забавно, а они иногда стеснялись. В какую-то смену я помню, что очень сдружился с одним из детдомовских мальчиков и жалел, что в Москве нам не удалось больше встретиться.
Как-то раз в нашем отряде оказался мальчик, который попал в наш лагерь в первый раз. Так как в своем большинстве мы все были бывалые, то есть проводили в лагере каждый год по несколько смен, или все лето, а часто и зимние каникулы тоже, - то любой новенький первое время выглядел белой вороной. Конечно, никто их не обижал, не армия все-таки. Но присматривались.
Этот мальчик вызывал у нас удивление. Утром, когда одевались, он как-то особенно тщательно приводил себя в порядок. Аккуратно расправлял шаровары. Тщательно заправлял в них рубашечку, следя, чтобы она нигде не топорщилась и не образовались складочки. Ходил очень прямо, никогда не бегал и вообще не играл с мальчишками, проводя все время с девчонками.
Это сейчас все грамотные и нам не надо объяснять особенности поведения того мальчика. А кто тогда мог нам это объяснить? Думаю, что и сами взрослые этого не понимали. Нас же, мальчишек, через некоторое время это  стало просто раздражать. Мы звали его играть, потому что часто в какой-нибудь команде не хватало игрока. Но он подчеркнуто противно вежливо отказывался.
- Я не хочу в это играть!

Прошел родительский день. У всех, к кому приезжали родители, в тумбочках появились всякие гостинцы. Никто их не прятал, и только этот мальчик все гостинцы засунул в чемодан под кроватью и закрыл его на ключик.
- Ишь, как боится, чтобы кто-то у него не взял!
- А давайте растрясем его! - предложил мой приятель и сосед по кровати.
- Как ты его растрясешь? Чемодан-то закрыт.
- Ну, это мне пару пустяков, - сказал я, подошел к чемодану и достал ножичек, который всегда со мной. В нем было шило с загнутым хвостиком. Легко поддев рычажок в замке, я быстро открыл чемодан.
Мне вообще нравилось открывать замки без ключа. Когда только появились навесные цифровые замки, наш вожатый Вадим показал такой нам.
- Кто сумеет его открыть? - предложил он перед «тихим часом».
Спать я не хотел, а повозиться с замком было интересно.
Лежа в постели в тишине я крутил четыре колесика с цифрами прислушиваясь к звукам и ощущениям. Я предположил, что когда цифры выстроятся в нужную комбинацию, должно что-то слегка щелкнуть. Так оно и было. Замок был дешевый и простенький. Мне потребовалось 10 минут, чтобы его открыть. Не зря я все-таки посещал кружок «Умелые руки»!   
В чемодане гостинцев было немного - вафли, печенье, конфеты. У нас все это было, и даже больше, чем у него. Не помню, чтобы я из этого что-то взял. Кое-что раздали ребятам, остальное положили ему на тумбочку. Не надо, мол, прятать. Проучили и успокоились.
На следующий день перед отбоем в наш домик пришла директор лагеря с нашей воспитательницей. Они начали разговор о том, как неприятно узнать, что в хорошем коллективе завелась "паршивая овца". Мы живо заинтересовались, в чем дело, так как за собой «греха не ведали». Ведь проучить зазнайку – дело привычное и даже хорошее. Думали, что случилось что-то еще.
Оказалось, что поводом был именно наш случай.
- Мы знаем, кто это сделал, - продолжила    директор, - но считаем, что вы должны сами сознаться.
Мне вдруг стало стыдно, что желание наказать парнишку обернулось банальным воровством.
- Это я открыл чемодан, - сказал я. Директор посмотрела на меня слегка удивленно. 
- Но ты же был не один? – почти утвердительно спросила она.
Вообще-то нас было четверо, но зачинщиками были мы с приятелем. Он также признался в содеянном.
Больше признаваться никого не заставляли, а нам сказали, чтобы мы завтра написали письма родителям о том, что сделали.
На следующий день после завтрака мы с приятелем сели писать письма. Воспитатель проверила, что мы написали, и свернув письма треугольником забрала их с собой.
Воспитателем была мама моего друга. На следующий год в лагере она мне сказала, что наказанный нами мальчик указал только на моего приятеля.
Смена подходила к концу. В конце каждой смены устраивался карнавал, который любили все дети. У нас он проходил очень весело и все его ждали. Но за три дня до карнавала в лагерь неожиданно приехал мой отец и сказал, что забирает меня домой.
- Почему?! - удивился я.   
- А как можно оставить вора среди людей? – вопросом на вопрос ответил отец.
Я был не согласен. Я не вор! Мы просто хотели проучить мальчишку! Но говорить отцу ничего не стал. Молча собрал вещи, положил в чемодан и сказал, что пойду попрощаюсь с Колей - руководителем кружка "Умелые руки". Конечно, Коля знал об этом случае.
- Подожди! - сказал Коля, когда чуть не плача я сообщил ему об отъезде. После чего он
открыл шкаф и достал модель планера. – Возьми! Дома соберешь. Все будет хорошо, - и пожал мне руку.
Мы с отцом пошли на станцию. Долго ждали электричку. Молча. Потом ехали, сидя у окна. Тоже молча. Отец не сказал ни слова. Только в середине пути предложил мне леденец, которые постоянно сосал, так как бросал курить, но я, изображая несправедливо обиженного, буркнул, что не хочу.
Я часто потом  вспоминал этот эпизод. Отец не мог оказать на меня более сильного воздействия, чем это, даже не тягостное, но раздумчивое молчание. За два часа в дороге я передумал и понял очень многое.  Да, я ввязался в эту затею, потому что мне не очень нравился тот мальчик. Но главное – я хотел похвастать, что могу открыть замок чемодана ножичком, не отдавая отчета в сути самого действия. Хороший урок. 
Главное было в том, что любую ситуацию надо оценивать в целом и, можно сказать, сверху. То есть системно.
Это был 1963 год. Уезжал в лагерь я из Останкино, а вернулся уже в Ростокино. Родители без нас переехали и обустроились в новой квартире.
На третью смену в лагерь меня уже не отправили.
- А то еще скрадешь что-нибудь! - съехидничал отец.
Зато я осваивал новую квартиру и окрестности. Ходили с отцом купаться на Маленковские пруды в Сокольники, гуляли в парке, но не в том, культурном, в центральной части, а в том, который начинался прямо от платформы Яуза и был практически лесом с грибами и ягодами.
В октябре или ноябре мы с сестрой шли в этот лес, набирали рябины, приходили домой и перетирали ее с сахаром. Большего наслаждения для нас не было.
А еще мы вместе с родителями по воскресеньям, ведь суббота тогда была рабочим днем, отправлялись на станцию "Северянин" на троллейбусе, переходили через железнодорожные пути и углублялись в Лосиноостровский лес, где собирали грибы. Возвращались мы с полными корзинками, - даже рыжики собирали, которые сейчас и в Подмосковье не найдешь.
В седьмой класс я уже пошел в новую для меня, 608-ю школу.


Интернет-магазин издательства
http://business-court.ru