Спасти париж 4

                Глава восьмая
                МОЛНИЕНОСНЫЙ РАЗРЫВ

     Ответ Сербии на ультиматум устроил все страны мира, кроме Австро-Венгрии, которая замыслила ослабить сла¬вянского соседа, путём втягивания его в войну. Великосербская угроза всюду мерещилась австрийцам, и они решили окончательно покончить с ней. Обе страны неумолимо ска¬тывались к войне: велась оголтелая пропаганда, вовсю шла скрытная подготовка войск к началу военных действий, все министерства и ведомства выполняли указания своих пра¬вительств, направленные на усиление армии.

      Напряжённость в отношении двух стран непомерно воз¬росла в конце июля, и сербы, понимая безысходность си¬туации, решили не ждать, когда на них навалится много численная австрийская армия. В полдень 25 июля сербс¬кое правительство собралось на закрытое заседание всего за несколько часов до конца срока ультиматума. Многие министры были, как никогда решительно настроены и от-крыто враждебно высказывались против угроз Австро-Вен¬герской Империи:

- Мы никогда не сможем целиком выполнить требова¬ния Австрии!
- Нужно незамедлительно просить мировые державы о защите Сербии!
- Если война неизбежна, то мы пойдём на неё!
- Сербы будут умирать за Отчизну!

- Мы прошли через две победоносных войны — нам не привыкать...
     После недолгих прений члены правительства твёрдо решили начать приготовления к скорой войне: отдать при¬каз о всеобщей мобилизации и немедленно усилить воен¬ные приготовления в целях обороны. Ещё за три часа до окончания срока ультиматума началась эвакуация прави¬тельственного архива, казны, учреждений, так как сто¬личный Белград из-за своей близости к границе находил¬ся в зоне обстрела австрийской артиллерии...

     Сам премьер сербского правительства семидесятилет¬ний Никола Пашич в урочное время, обозначенное в уль¬тиматуме, переступил порог австрийского посольства. По гулким коридорам шёл худощавый седой господин, нервно теребя свою бороду. Было без пяти минут шесть вечера. Он передал папку с ответом на австрийскую ноту послу Гизлю, который встретил высокого гостя злорадной улыб¬кой. Барон Гизль фон Гидлингеру; указывая на письмен¬ный ответ сербов, вкрадчиво сказал:

—Ваше превосходительство! Мне сейчас необходимо сопоставить его с полученными инструкциями и тогда я дам вам ответ. Ждите в министерстве...

      Пашичу пришлось оставить негостеприимное австрийское посольство и уехать в министерство иностранных дел. Ка¬ково же было удивление премьера, когда он едва зайдя в свой кабинет, уже получил готовую ноту от посла Гизля. Она гласила: «Так как срок для ответа истёк, и я не полу¬чил удовлетворительного ответа, то имею честь сообщить Вашему превосходительству, что покидаю сегодня ночью Белград вместе с чинами императорского посольства и что с того момента, как это письмо будет вручено Вашему пре-восходительству, разрыв дипломатических отношений между Сербией и Австро-Венгрией станет свершившимся фактом».

     Австрийские дипломаты на протяжении нескольких ве¬ков славились своим непревзойдённым коварством, и в тот июльский день посол Гизль был под стать своим предкам. Иначе как объяснить такой удивительный факт: австрий¬скому послу за полчаса удалось объявить Сербии войну и после этого успеть доехать до белградского вокзала и сесть в поезд до Вены. А ведь австрийские дипломаты умудри¬лись за эти полчаса ещё собрать все вещи и многочислен¬ные документы, отчалив на родину не с пустыми руками. Это говорит лишь об одном — война с Сербией была уже спланирована, несмотря на все мыслимые и немыслимые уступки сербов.

    В самой Австро-Венгрии «партия войны» заранее под¬готовилась к вечеру 25 июля, когда сербы заведомо отка¬жутся от неприемлемого ультиматума и тогда можно бу¬дет разослать во все концы империи приказ о мобилиза¬ции. Берхтольд, Конрад и несколько министров до того жаждали быстрее осуществить свои агрессивные намерения, что проинструктировали посла в Белграде. Барон Гизль должен был, едва выехав из Сербии, с ближайшей железнодорожной станции телеграфировать в Будапешт ответ сербов, чтобы оттуда сообщение моментально дос¬тигло столицы империи.

    Буквально за полчаса до этого долгожданного момента к главе австрийской «партии войны» Леопольду фон Берхтольду, прямо в министерство, очень некстати явился рус ский посол Иванов. Седовласый представитель России вежливо поклонился и предложил твёрдым голосом:

— Необходимо продлить срок австрийского ультимату¬ма, так как все мировые державы застигнуты им врасплох и не имеют времени его проанализировать и проконсуль¬тироваться друг с другом.

      Берхтольд, явно недовольный вечерним посещением русского посла, настаивал на своём:

- Мы не можем продлить срок ультиматума. Но уже после разрыва дипломатических отношений с Сербией, вполне возможно мирное соглашение, если она полностью примет требования Австрии.
- Значит, вы по-прежнему склоняете Сербию к началу военных действий, — насупился посол.

- Ну что вы, — хищно заулыбался Берхтольд, — мы же добрые соседи...
     Представитель России упорно наступал на всесильного министра:
- Неужели вы не понимаете! Ваши неуместные требо¬вания приведут не только к локальной войне на Балканах, но и, возможно, к общеевропейской!
- Вы сгущаете краски, коллега, — перестал мило улы¬баться Берхтольд и процедил: — Сербы вполне заслужили показательной порки..
                Глава девятая
                ВЫ ПЛОХО ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ СИЛУ РУССКИХ

    В восьмом часу вечера 25 июля 1914 года имперская Вена, наконец, получила из Будапешта послание: «Серб¬ская нота по некоторым пунктам неудовлетворительна, по¬тому барон Гизль прервал отношения и выехал из Белгра¬да. В три часа дня в Сербии отдано распоряжение о всеоб¬щей мобилизации. Правительственный и дипломатический корпус отправились в Крагуевац».

    Министр иностранных дел Леопольд фон Берхтольд и начальник генерального штаба Конрад фон Гетцендорф в тот же час направились с этой телеграммой во дворец к Францу Иосифу. Два ярых сторонника войны пока дош¬ли до внутренних покоев императора окончательно дого¬ворились, как склонить его к военным действиям с серба ми. Будучи на приёме, они потирали руки и в нетерпении перемигивались, пока старый монарх дрожащими руками с трудом читал эту бумажную «разорвавшуюся бомбу». Седовласый старик с большими усами в военной форме долго разбирал документ. Наконец, Франц Иосиф дочи¬тал и упал в кресло, откинул бумагу и стал с горечью повторять одно и то же:
—Значит, всё-таки!

      Визитёры пожимали плечами и отмалчивались, а пожи¬лой император с сожалением мотал головой:
—Вы, молодые, не понимаете или не хотите понять... За Сербию наверняка вступится Российская Империя... Вы плохо представляете силу русских, а я её знавал...
      Австрийский монарх, пропитанный духом XIX века, никак не хотел подчиняться «молодым волкам» из «партии войны», он ещё с надеждой сказал:

—Что ж, разрыв дипломатических отношений ещё не означает войны...
      Но они набросились на него с требованиями, убеждая:
—Промедления и колебания сочтут за слабость!
- Это увеличит вероятность русского вмешательства! Престарелый монарх пока не сдавался, лепеча:
- Надо повременить, может, обойдётся...

     Его слабое сопротивление только подстегнуло прибли¬жённых, которые уже понимали, что их победа близка, и они бросили ему в лицо страстные аргументы:
—Нет, не обойдётся! Надо напугать сербов!
—Напишем хотя бы приказ о немедленной частичной мобилизации, ведь в Белграде мобилизацию уже объявили.

      Ушлые министры уже заранее заготовили приказ о мо¬билизации, и вот теперь натиск молодости побеждал, одо¬левая старомодную мудрость... Монарх подписал-таки указ, приговаривая с надеждой:
—Это ещё не означает войну...

      Но камень был брошен, и лавина тронулась. С 27 авгу¬ста приказ был опубликован, и уже на другой день нача¬лась мобилизация в империи. Австро-Венгрия первая из великих европейских держав поднималась на войну. Прав¬да, пока она не могла начаться ввиду временной неготов¬ности австрийской армии к наступлению: до полумесяца требовалось войскам для концентрации с последующим броском на сербскую территорию.

     В эти горячие дни между генеральными штабами Гер¬мании и Австро-Венгрии шли постоянные консультации. Решался важный вопрос: «Когда открывать военные дей¬ствия?» Немцы настаивали: не позднее 12 августа, иначе мировые державы могут помешать разобраться с сербами. Страны мира повсеместно выдавали положительную реак¬цию на сербский ответ австрийскому ультиматуму, и это пугало германские империи.

     Имея на руках приказ о мобилизации, начальник гене¬рального штаба Конрад фон Гётцендорф пришёл в каби¬нет своего единомышленника Леопольда фон Берхтольда довольно расстроенным:

—Австрийская армия никак не успеет сосредоточиться к 12 августу. Нам необходима отсрочка в начале наступ¬ления на Сербию.

        Министр иностранных дел сморщил лицо и недовольно спросил:
—Когда же нам объявлять войну сербам? Разного рода отсрочки могут разрушить наш план наказания славян.

        Конрад поначалу замялся, подсчитывая судный день, наконец, ответил:
—Двадцать шестого августа.

—Месяц?! — с сожалением покачал головой Берхтольд — Благоприятная для нас дипломатическая ситуация не продлится так долго. Вам необходимо ускорить начало локальной войны, пока локальной войны...

       Берхтольд сидел в своём кабинете до самого позднего вечера. Сначала в министерство иностранных дел пришла телеграмма из Петербурга от австрийского посла Сегени: «Русские настоятельно предлагают всем сторонам намеча¬ющегося конфликта объяснить свои позиции...» Тут же вдогонку пришла телеграмма от английского министра иностранных дел сэра Грея о созыве конференции по ав¬стрийско-сербским отношениям. Берхтольд на все эти ино¬странные послания ухмыльнулся и написал своему послу в России: «Вести переговоры с Сазоновым, но не связы¬вать себя никакими обязательствами».

      Тем же вечером в министерстве сочинили меморандум, в основном для своего императора Франца-Иосифа, с це¬лью убедить его дать разрешение на объявление войны Сербии. В документе говорилось, что ответ сербов на уль¬тиматум не представляет никакой ценности, особенно в свете их мобилизации. Тем более, что они уже открыли военные действия, обстреляв австрийские войска у Темескубина на Дунае... Австрийская «партия войны» высосала из пальца эту провокацию, потому что странным образом этот «обстрел» уже не фигурировал в ноте объявления войны Сербии.

      Вот с таким политическим пасквилем на сербов Берх¬тольд явился утром 27 июля к Францу-Иосифу и снова стал убеждать начать войну с сербами. Император, конеч¬но, не выдержал тех строк в меморандуме, в которых го¬ворилось об обстреле австрийской территории и наконец, подписал ноту войны...

      Так был запущен механизм агрессии на европейском континенте... Берхтольд, вернувшись, тихо радовался, сидя в своём кабинете: уже начинается настоящая моби¬лизация в Австро-Венгрии. Он уже послал долгожданное сообщение в Берлин к союзникам и тут, опять — совсем некстати — явился на приём русский посол Иванов. Ми-нистру пришлось мило улыбаться, раскланиваться суро¬вому посланнику, который, не скрывая своего недоволь¬ства, сказал:

- Я требую объяснений. Сербия, дала исчерпывающий ответ на ваш ультиматум. Он удовлетворил мировое сооб¬щество, а вами отвергнут. Почему?
- Но нас он не удовлетворил, — ехидно ответил Берх¬тольд.
- Надо всё ещё не раз обсудить, а не делать скоропали¬тельных выводов, — настаивал русский посланник.

      Австрийский министр па это лишь ухмыльнулся:
—Я уже не могу принять ответ Сербии за основу дальнейшего обсуждения, потому что сегодня Сербии бу¬дет объявлена война...



                Глава десятая
                ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ ГЕРМАНИИ

      Более сорока лет в благополучной Европе царил мир, но наступило лето 1914 года и наступило время ультима¬тумов и войн. Центральные германские империи начинали претворять в жизнь свои агрессивные планы на маленьких независимых странах, зная, что этим самым они задира¬ют, задевая интересы и обязательства России, Франции и Англии.

     Кайзеровская Германия полностью поддержала свою союзницу Австро-Венгерскую монархию в её ультиматуме к маленькой Сербии. Сами германцы не сидели сложа руки, готовя свой ультиматум, но не к главным потенциальным противникам — Франции и России, а к нейтральной Бель¬гии...

      В разные века многих европейских агрессоров как магнитом притя¬гивала равнинная Бельгия. У Германии для этого были особые причины: нападение на Францию легче всего осу¬ществлялось бы именно через Бельгию. А за Францией следовала и Россия.

      Широко известный немецкий генерал фон Бернарди в своей популярной книге «Германия и следующая война» откровенно указывал, кто будет первой жертвой: «Немыс¬лимо, чтобы Германия и Франция смогли когда-либо до¬говориться в отношении своих проблем. Францию необхо¬димо сокрушить совершенно... Она должна быть уничто¬жена раз и навсегда, как великая держава». Генерал учил немцев, как лучше обстряпать это кровавое дело: «На нас лежит обязанность, действуя в наступлении нанести пер¬вый удар... чтобы вести успешную войну надо начать в наиболее благоприятный момент...»

     Два поколения немецких военных теоретиков готовили план грядущей большой войны в Европе. Первым автором германского плана войны па два фронта был фельдмар¬шал Мольтке-Старший, а воплощать его в действие судьба уготовила его племяннику — генералу Мольтке-Младше¬му. По доскональную разработку будущих наступатель¬ных операций и доведение их до совершенства выпало на долю воинствующего идеолога генерала Альфреда фон Шлиффена — начальника Генерального штаба Германской армии с 1891 года по 1906 год. Шлиффен часто повторял изречение знаменитого Клаузевица:

 «Сердце Франции находится между Брюсселем и Парижем...» Именно поэто¬му в конце июля 1914 года германцы сочиняли грозный ультиматум бельгийцам. И это невзирая на то, что Герма¬ния вместе с другими великими державами навечно гаран¬тировала нейтралитет маленькой Бельгии. Но на беду бель-гийцев, они находились как раз на дороге победы герман¬цев над французами. Тут уж было не до нейтралитета, ради военного триумфа немцы не считались ни с чем и ни с кем...

     Генерал Шлиффен до конца своей военный карьеры разработал гениальный план быстрой победы над Фран¬цией. То был первый германский блицкриг в XX веке. Матёрый стратег отпускал своей армии шесть недель на разгром Франции, на это бросалась большая часть немец¬ких корпусов. На русском фронте вначале было решено держать оборону, пока основные германские военные силы не расправятся с французами. Шлиффен не выбрал для Германии первой большой жертвой Россию, потому как она даже при самом благоприятном сценарии не годилась для первого неожиданного удара: необозримые просторы и рассредоточенность русской армии не давали должного эффекта агрессору в первый решающий месяц Великой войны. Немецкий генеральный штаб решил так: пока вос-точный гигант медленно просыпаясь, начнёт свою длитель¬ную мобилизацию, пока русские доедут по своим слабым железным дорогам до германской границы, пока органи¬зуют наступление на Восточную Пруссию, да на австрий¬скую Галицию, к этому времени на западе будут разбиты французские войска и взят Париж. Уже на тридцать девя¬тый день войны, овеянные славой германские корпуса, рассядутся по вагонам и за несколько дней доберутся до вос¬точного фронта, где, наконец, соберутся русские войска. Немцы хорошо знали русский менталитет и знаменитую поговорку, по крайней мере, её начало: «Русские медлен¬но запрягают...»

     Первой большой жертвой германцев становилась неболь¬шая по русским меркам Франция. Но её крепкая граница с мощными крепостями не давала немецким корпусам же¬лательных темпов в наступлении. Оставалась нейтральная Бельгия, служившая на севере Германии буфером от со¬седней Франции и будущей «дорогой победы» для удач¬ной атаки на Париж и окончательного поражения фран¬цузов. Шлиффену виделось, как лавина немецких войск обходит с правого фланга, через Бельгию, французскую армию, окружает её и уничтожает.

    К 1914 году начальник генштаба германской армии Мольтке-Младший окончательно доработал план разгро¬ма Франции и просил императора Вильгельма II дать на его осуществление следующие силы: на левый фланг 320 тысяч человек, чтобы удержать границу по Эльзасу и Ло¬тарингии; в центр 400 тысяч человек, чтобы вторгнуться во Францию через Люксембург и Арденны; на правый фланг 700 тысяч человек для решающего наступления че¬рез Бельгию.

     В июле Мольтке-Младший, видя, как балансирует Ев¬ропа между миром и войной из-за Сараевского убийства, решил тоже написать свой ультиматум той стране, кото¬рая мешала Германии в претворении её агрессивных за¬мыслов. Конечно, он написал дипломатический пасквиль на слабую нейтральную Бельгию и уже 26 июля отправил проект ультиматума в министерство иностранных дел. Нота, высосанная из пальца и выдававшая чёрное за белое, дол-го не задержалась. Вскоре она с несколькими поправками была всеми одобрена, включая и кайзера Вильгельма II.

     29 июля независимая Бельгия получила от бряцающей оружием Германии угрожающее послание, в котором го¬ворилось: «Германия получила из надёжных источников информацию о продвижении французских войск вдоль линии Живё-Намгор, что не оставляет сомнений в отноше¬нии намерения Франции напасть на Германию через бель¬гийскую территорию... Германия не может рассчитывать на то, что бельгийская армия остановит французское на¬ступление, поэтому Германия вынуждена в целях само¬сохранения предвосхитить это враждебное нападение. Гер¬манское правительство будет «очень сожалеть», если Бель¬гия станет рассматривать вступление её войск на свою тер¬риторию, как враждебный акт... если же Бельгия займёт позицию «благосклонного нейтралитета», то Германия возьмёт на себя «обязательство уйти с её территории, как только будет заключён мир...»

    Недвусмысленный ответ ошарашенная Бельгия должна была дать взорвавшимся соседям в течение 12 часов. Нем¬цы в 1914 году шли напролом, чувствуя свою силу и не¬подготовленность к войне соседей. Мольтке-Младший ещё в 1913 году откровенно сказал: «Мы должны отбросить все банальности об ответственности агрессора... только ус¬пех оправдывает войну...»





                Глава одиннадцатая
                СТАРАЯ ДРУЖБА ИМПЕРАТОРОВ

       Российский император Николай II и германский кай¬зер Вильгельм II знали друг друга с самого детства, так как являлись сродными братьями. В этом не было ничего удивительного, ибо русские цари в последнее время часто выбирали себе невест из соседней для Германии Дании. По родственному обычаю Николай и Вильгельм часто встречались и играли в детские игры, сдружились и называли себя: «брат Ники» и «брат Вилли».

      Шли годы, и друзья детства из юных наследников двух могущественных престолов стали полноправными импера¬торами. Начались между ними взрослые игры. Немецкий Вильгельм был постарше Николая, изначально верховодил и хитрил перед ним. Давняя привязанность германского кайзера к русскому царю носила эгоистический характер, тем более, что с годами стала нарастать напряжённость меж¬ду Германией и Россией. Две империи возглавляемые дру¬зьями детства попали в разные, враждебные группировки европейских стран. Назревала большая война, но в ожив¬лённой, непрекращающейся переписке двух венценосных особ по-прежнему присутствовали «брат Ники» и «брат Вилли»: Вильгельм II, считая себя более талантливым и умным, всячески старался, пользуясь старой дружбой, об¬мануть Николая II, а вместе с ним и всю Россию.

      Дружеская маска спала с Вильгельма 28 июля 1914 года, когда Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Он только ехидно ухмыльнулся на телеграфное послание русского императора Николая II, который просил его «во имя ста¬рой дружбы ...помешать союзнику зайти слишком далеко в «неблагородной войне» к объективно слабой стране...» Вильгельм внимательно перечитал телеграмму и начертил на полях: «признание в собственной слабости и попытка приписать мне ответственность за войну. Телеграмма со-держит скрытую угрозу и требование, подобное приказу, остановить руку союзнику».

       Кайзер Вильгельм всё время давал царю Николаю пус¬тые обещания, особенно много их было накануне большой войны в Европе. Это умышленное словоблудие лишь под¬толкнуло Австро-Венгрию к войне с Сербией, которая знала истинные намерения кайзеровской Германии. И 29 июля над Дунаем загрохотали австрийские пушки. Мирное вре¬мя, царившее в Европе сорок с лишним лет заканчивалось обстрелом сербского Белграда и телеграммой премьера Бетман-Гольвега из Германии русскому министру иностран¬ных дел Сазонову: «Если Россия не прекратит военные приготовления, то Германия сама должна будет мобилизоваться и немедленно перейдёт в наступление». Для ста-ринной дружбы двух императоров наступили тяжкие времена…

                Глава двенадцатая
                ИНТРИГИ ВИЛЬГЕЛЬМА

     Известие об объявлении войны Сербии со стороны Ав¬стро-Венгерской Империи пришло в Петербург в четыре часа дня 28 июля. Оно вызвало в российском обществе всеобщее возмущение. Начались демонстрации в поддер¬жку братской Сербии. Министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов уже побывал в царском дворце и просил разрешить общую мобилизацию в России. Нико¬лай II после размышлений пошёл только на разрешение частичной мобилизации нескольких западных военных округов. Хотя и эту уступку царь обговорил с непремен¬ным условием: если австрийцы рискнут перейти границу сербов.

     Сазонов уехал к себе в министерство, так многого и не добившись. Он уже у своего кабинета встретил ожидавше¬го его начальника Генерального штаба Николая Николае¬вича Янушкевича. На немой вопрос Сазонов апатично по¬качал головой:
- Нет, Николай Николаевич, только частичная моби¬лизация, да и то после первых австрийских атак...

- Как же так! — возмутился Янушкевич, — это же не учения! Дело к войне идёт, а у нас лишь частичная моби¬лизация.

- Ну, вот так, — развёл руками министр иностранных дел. — Вы же знаете нашего царя — осторожность и ещё раз осторожность. Первым-то наш Николай точно ни на кого не нападёт.

      Генерал никак не успокаивался и пытался донести свою правду:
- Да при чём тут нападут, не нападут. Поймите вы все, гражданские! Если заварится большая война, то Россия из-за этой куцей, частичной мобилизации потеряет драго¬ценное время. В стране будет царить неразбериха. Нельзя будет потом, вот так вот просто перейти к общей мобили¬зации. Вообще невозможно!
- Наверное, — нехотя согласился Сазонов, — уже если начнётся война с Австро-Венгрией, то нейтралитет Герма¬ния держать не станет.

- Во-о-от! — торжественно подхватил Янушкевич. — Сейчас же решайте па Совете министров вопрос о харак¬тере мобилизации. Глядишь, царя и склоните к общей мо¬билизации. Всем-то миром...

    Но Николай II был непреклонен и на уговоры не под¬давался. С утра 29 июля Янушкевич был уже на приёме у царя с проектами сразу двух указов: об общей и частич¬ной мобилизации русской армии.

    Император после завтрака читал оба документа, а на¬чальник генштаба стоял перед ним на вытяжку. Николай II нехотя, но подписал указ о частичной мобилизации. Януш¬кевич, будучи лишь отчасти удовлетворён, стал приводить в свою пользу убийственные аргументы:

—Ваше Величество! Уже сейчас у нас нет возможности избежать столкновения с двумя центральными империя¬ми. Они в этом году очень хорошо подготовлены к войне и идут на конфликт, не боясь его развязать, отчасти из-за того, что имеют короткие мобилизационные сроки. Россия в несколько раз по времени отстаёт от германских импе¬рий по готовности отмобилизовать войска. Именно поэто¬му я настаиваю не тянуть более и объявить общую моби¬лизацию в России, иначе мы теряем в начале войны: боль¬шие пограничные территории, несём поражения и огром¬ные напрасные человеческие жертвы...

     Янушкевич остановился, пытаясь услышать Нико¬лая II, но тот задумался, храня молчание. Тогда началь¬ник генштаба достал из папки секретный документ и за¬читал:

—По данным разведки Германия пытается создать по периметру российских границ большую напряжённость, чтобы, в конце концов, образовать против России новые театры военных действий, новых врагов. В турецкую ар¬мию направлены германские инструкторы в расчёте два немецких офицера на пехотный полк и один офицер на кавалерийский полк или батальон полевой артиллерии. В Берлине разработан проект по реорганизации китайской армии. На Дальний Восток направляется целый корпус германских инструкторов во главе с генералом и восемью офицерами Генерального штаба, которым придано 200 стро¬евых офицеров. Налицо стремление немцев растащить рус¬ские войска по огромному периметру наших границ. По¬лучается в целом очень неприятная для нас картина в слу-чае большой войны: Австро-Венгрия оттягивает на себя до одного миллиона русских воинов; Турция до полумиллио¬на. Сколько в перспективе на себя оттянет Китай? Для враждебного для пас Берлина это идеальный сценарий военного развития конфликта...

— Хорошо, Николай Николаевич, — тихо откликнулся царь и предложил, — я на всякий случай подпишу и об¬щую мобилизацию. Но думайте, думайте, прежде чем давать ход всеобщей... Я тоже ещё окончательно не сделал выбор...

       До восьми часов вечера 29 июля колебались в Петер¬бурге, пока из Сербии не пришла роковая телеграмма об обстреле австрийской артиллерией столичного Белграда. В тот же час по всей Российской Империи были разосла¬ны телеграммы с указом о всеобщей мобилизации в рус¬скую армию.

        Вечером 29 июля доселе мирную Европу охватили пред-смертные судороги. В этот безумный вечер грохот авст¬рийских орудий, безнаказанно расстреливающих сербских людей, набатным эхом отдавался в европейских столицах. Многие дипломаты пытались остановить агонию мира: шквал телег
рафных сообщений захлестнул Петербург, Париж, Лондон, Берлин, Вену...

      В десять часов вечера в Петербург к царю Николаю II, поступило посредническое послание от кайзера Вильгель¬ма II из Берлина. В миролюбивой телеграмме сообщалось: «Австро-Венгрия не желает территориальных приобрете¬ний за счёт Сербии. Я прошу Россию не вмешиваться в конфликт. Я давлю на Австро-Венгрию, и для успеха моих усилий потребуется время, и в этот момент прошу Вас ос-тановить военные приготовления...» Брат «Вилли» желал мира и, как брат, «Ники» не мог не послушать его и не поверить. Император Николай II откликнулся на «добрые чувства» кайзера Вильгельма II: в 23 часа Высочайшим повелением заменил общую мобилизацию на частичную. Она была объявлена в четырёх военных округах: Варшавском, Киевском, Одесском и Московском. Мобилизация была направлена лишь против Австро-Венгерской монар¬хии. Русский царь не спал в ту бурную ночь. Он думал, что бы ещё сделать? Как ещё помочь миру в Европе? С большой надеждой царь составил послание немецкому кай¬зеру и отправил телеграмму в половине второго ночи. В ней говорилось о нежелании войны, о направлении в Гер¬манию дипломата Татищева с инструкциями.

       С раннего утра 30 июля у царского дворца собирались русские военные и дипломаты, неприятно удивлённые вне¬запным отказом Николая II от общей мобилизации в ар¬мию. На приёме у императора был и военный министр Сухомлинов, и начальник Генштаба Янушкевич. Безре¬зультатно. Все аргументы приближённых никак не возы¬мели на царя: он стоял на своём, за частичную мобилиза¬цию. Высокие сановники недовольно говорили между со¬бой:

—Стоять за мир в Европе конечно хорошо, но если война?..
—Кайзер Вильгельм нас обведёт вокруг пальца...

      Наконец в три часа дня на аудиенцию к царю в Пе¬тергоф напросился министр иностранных дел Сергей Дмитриевич Сазонов. В министерство постоянно прихо¬дили тревожные сообщения из европейских столиц, ясно говорящих, что большая война стоит у самого порога. Сазонов хорошо понимал, что русского императора сби¬ли с толка лживые приманки «миролюбивого» немецко¬го кайзера Вильгельма II, поэтому министр показал Николаю вчерашнюю телеграмму немецкого премьера Бетмана, написанную в ультимативной форме. Пока удивлённый царь её читал, Сазонов позволил себе выс¬казаться:

—Ваше Величество! Теперь абсолютно понятно такое упорство Австрии. Чего ей бояться безнаказанно действо¬вать, когда за ней стоит военная мощь Германии...
      Пока царь, явно волнуясь, ходил по залу взад-вперёд и отмалчивался, не признавая своей неправоты, министр стал настаивать:

—Лучше не опасаясь вызвать войну нашими к ней при¬готовлениями тщательно озаботиться последними, нежели из страха дать повод к войне и быть застигнутыми ею врас¬плох. Бессмысленно затягивать с приготовлениями — Гер¬мания всё равно начнёт военные действия!

         Николай II всё медлил и вдруг обречённо обронил:
—Возможно, вы правы, Сергей Дмитриевич...
         Сазонов, уже видя, что царь соглашается, патетиче¬ски продолжал убеждать:

—Россия не простит царю капитуляции, которая по¬крыла бы срамом доброе имя русского народа... исторически сложившееся влияние на славян будет уничтожено. Россия, будет обречена на жалкое существование, зависи¬мое от произвола центральных империй... Совесть царя перед Богом и будущими поколениями должна быть спокойна...

       Когда Сазонов закончил свою страстную речь, Нико¬лай II решился:
—Вы правы, остаётся только ждать нападения...

       В шесть часов вечера был отдан царский приказ об об¬щей мобилизации и на 31 июля 1914 года назначен её пер¬вый день. Россия не была исключением и зачинателем в подготовке к военным действиям, все державы Европы лихорадочно готовились к неизбежности большой войны. Тем же вечером Франция ввела в действие «Меры по обес¬печению границ», призывая резервистов в приграничные округа. А к ночи в Англии был отдан приказ о призыве 25 тысяч резервистов в британский флот. Эскадры выходили в море и сосредотачивались у восточного побережья из-за возможного нападения германского флота. Беспрецедент¬но много работающая на войну германская экономика по-прежнему выдавала ежедневно тонны вооружения. Ружьё, сорок с лишним лет висевшее на стене вот-вот должно было выстрелить...

      Германский император Вильгельм продолжал строить интриги, открещиваясь от звания «поджигателя войны». Он вдохновенно играл в искреннего посредника и старал¬ся всю ответственность за разгоревшийся конфликт, взвалить на Россию. 30 июля кайзер предложил царю «устро¬ить прямые переговоры с Веной, чтобы избежать катаст¬рофы, которой грозят русские вооружения...» Николай II на это обещает следующее: «Честное слово, что армия не двинется, пока будут вестись переговоры...»