Санаторная карта

 Мы всегда любили залезать в жуткие места, на высотные сооружения, проникать в заброшенные дома и влипать в разные истории. В детстве такое времяпрепровождение — это само собой разумеющийся факт, но чем старше мы становились, тем реже в нашу повседневность проникал дух святого авантюризма. Взрослому не подобает посещать чужие владения, бегать по разрушенным домам, по крышам, ведь такое может привести к травме. Более того, это незаконно и наказуемо.
   На смену детским забавам приходит размеренность, уравновешенность и скучный диванный быт перед телевизором. В разговорах пробегает всё меньше шуток, а в увлечениях — всё меньше движения. Даже в фантазиях и желаниях присутствуют материальные блага и предметы комфорта, которые так изящно изображают страницы каталогов.
   Как ни крути, а мы всё больше вспоминаем, чем действуем. Когда встречаемся, почти всегда начинаем ударяться в ностальгию со слов: «А помнишь, как тогда…»
   Из года в год авантюризм и страсть опускаются в кастрюлю жизни, выставляются на медленный огонь и доводят до готовности ранее уложенные ингредиенты из историй с приключениями.
   Хотел бы я сказать, что отказался от прогулки по лесной дороге, сославшись на усталость от рабочей недели, но не могу. Случай не любит планов на жизнь.
   Когда Кев предложил проверить тропинку в лесу, я хотел отказаться.
 — Ты совсем обленился и обрюзг, — сказал он, поправляя очки. — Давно смотрелся в зеркало?
   Саша Кевда, но чаще просто Кев, всегда был заводилой. Самые весёлые и безумные идеи исходили от него. Прирождённый продавец — от канцелярских скрепок до глобальных идей. Лицо, как с обложки глянцевого журнала: модная стрижка, выразительные глаза, улыбка до ушей. То ли дело я: потолстевший, полысевший, причёску не менял даже в лучшие годы, с виду уставший от жизни пуфик.
 — Да, обленился. Можно в выходной я буду лежать, а в рабочее время — активничать? — Я сидел в любимом кресле, перекинув ноги через подлокотник. Не самая удобная поза, и виной тому — набранный вес, про который Кев регулярно напоминает.
 — Можешь врать себе, но на мой вопрос ты ответил. Сам же знаешь, что в будни ты себя не сильно утруждаешь нагрузками, а про рацион из пиццы и чипсов я вообще молчу. — Кев, одетый в горнолыжный костюм, стоял в дверях, уперев руки в бока. Даже сквозь одежду видно, что его маниакальное слежение за собой приносит результат.
 — Не пойду. — Я насупился и плотнее засунул руки в подмышки, вернув взгляд к телевизору.
 — Индюшка, хватит лениться! Накидывай тряпьё и двигайся, — сказал он. — Знаешь, как бывает: сделаешь первый шаг, а дальше проще.
 — Ты считаешь, это глубокая мысль? — огрызнулся я в ответ. Новое прозвище в очередной раз укололо моё эго. С фамилией Синицын не сложно заработать птичью кличку, но, когда она превращается в индюка, становится обидно. Наверное, самые обидные прозвища — те, что больше всего нам подходят.
Его голубой костюм с розовыми вставками резко стал меня раздражать.
 — Ты свои шмотки-то где взял? Звонили следователи, просили вернуть восьмидесятым одёжку.
 — Я смотрю, Инди, ты не в теме? Это всегда модно. Вроде в интернете зависаешь, удобные насесты заказываешь, а ничего не знаешь. Отрывай свои перья от кресла и пошли.
   Я ещё немного для вида сопротивлялся, но ему всегда удавалось уговорить меня.
   С детства мы проводили лето в загородных домах в одном посёлке, а друзья из того времени знают всё друг о друге. Он знал, что я уговорюсь, а я знал, что он уговорит. Не зря он давно и успешно работает в группе PR-компаний, продвигая идеи и товары в массы.
   Мы выдвинулись на прогулку, где из неожиданностей нас мог подстерегать лишь резкий стук дятла по стволу дерева.
Усталость накатила на меня где-то через час, и я начал цеплять носком ботинка каждую корягу, торчащую из-под припорошенного первым снегом лесного полога.
   Даже без листьев лес и подлесок были плотными, почти не проглядывались.
 — То есть ты целый день следишь за тем, чтобы все компьютеры непрерывно работали? — недоумевал Кев.
 — По большому счёту, да.
 — Тебе нравится? — интонация его утверждала, что это занятие — скука смертная.
Работа мне нравилась, она не требовала физических усилий и частого общения.
 — В ней есть то, что мне нужно.
 — Ну, раз так, у меня больше нет вопросов.
   Мы не заметили, как лесная просека вывела нас на хвойную аллею.
 — Что это? — спросил он меня. — Инди, ты видел это раньше?
 — Нет, никогда. — Я крутил головой по сторонам, потом посмотрел под ноги, и у меня чуть глаза на лоб не полезли. — Мы идём по асфальту, Кев. В лесу — по асфальту! — повторил я изумленно.
   Мой друг, не менее удивлённый, чем я, замедлил шаг.
 — Ты заметил тот момент, когда мы вышли из леса? — спросил он и прикусил губу.
 — Сколько ещё отрицательных ответов ты хочешь от меня услышать? — Я не обратил внимания на то, что друг нахмурился.
   Аллея вывела нас на открытое пространство. Мы увидели разрушенные временем деревянные постройки, здания из кирпича, вдалеке на земле лежала крыша от восьмигранной беседки.
 — Похоже на детский лагерь или дом отдыха, — сказал Кев.
 — Да, — сказал я. — Вон, смотри, этот дом мог быть администрацией. — Я указал пальцем на стены с пустыми окнами. Крыша давно ввалилась внутрь.
   Мы обходили строение за строением. Только стены, через которые ветер гоняет эхо былых времён. Пройдёт ещё немного времени — и даже они не будут напоминать о том, что тут когда-то было.
   Наши следы покрыли все дорожки и подходы.
Закаркала ворона. Она пролетела над нами так низко, будто разглядывала незваных гостей.
 — Интересно, давно это место заброшено? — спросил я. Вопрос, скорее, риторический, чем требующий ответа.
 — Не знаю. Меня удивляет, почему мы раньше сюда не забредали. Мы же здесь с самого детства. Как могли такое не видеть? — тихо бормотал Кев.
   Ещё немного мы побродили по развалинам и решили возвращаться, в это время темнеет уже рано, а в лесу ещё быстрее.
   Мы шли по тропинке, ступая поверх наших же следов в обратную сторону. Я переступил через корягу и наступил на твердую поверхность. От изумления потерял дар речи. Мы вновь оказались на хвойной аллее.
 — Чёрт возьми, как такое могло произойти? — Кев всплеснул руками. — Мы же шли точно по нашим следам?!
 — Давай, поживее уйдём отсюда. — меня укололо первое чувство паники.
Вновь, развернувшись мы направились обратно.
  Сумрак начал окутывать тропинки и просеки, а мы вновь вышли на хвойную аллею.
 — Что происходит? — друг нервно поправлял очки, старался понять не они ли причина этого наваждения. Он рьяно продолжил движение вперед.
 — Стой. Ты куда? — стыдно признаться, но боялся потерять его из виду.   
   Мы остановились возле остатков чаши фонтана.
   Снова закаркала ворона.
 — Молодые люди, покажите ваши санаторные карты, — раздался голос позади нас.
   От неожиданности мы подскочили на месте. То, как сильно бьётся у меня сердце, можно было разглядеть через куртку.
   Перед нами стояла работница санатория. С виду ничего примечательного. Женщина повторила просьбу:
 — Покажите ваши санаторные карты, товарищи.
И провела рукой по голове, заправляя прядь седых волос под чепчик двадцатых годов прошлого века.
  — У нас нет, — произнес я дрожащим голосом.
   Кев вцепился мне в плечо. Я было отмахнулся от него, но его хватка не ослабла. Я увидел, куда устремлён его взгляд. Кисть женщины была чёрного цвета, сплошное трупное пятно. Её узкие, слегка сморщенные зрачки были едва различимы за треугольными пятнами помутневшей роговицы.
 — Не переживайте, товарищи, сейчас мы вас оформим. Азззззззззззз! — визг её отразился от оставшихся стен.
   Работница сделала шаг в нашем направлении… и начала разваливаться: глаза провалились в пустые глазницы, кожа с пальцев слезла, оголив фаланги, грудная клетка впала внутрь, одежда истлела.
 — Бежим! — заорал я.
   Мы рванули прочь от скелета, чьи кости соединялись между собой сухими жилами. Визг звенел у нас в ушах, затмеваясь пульсирующими ударами крови.
   Мою кожу оросила ледяная испарина страха.
   Добежав до кромки леса, я в очередной раз зацепился носком ботинка за корень ели, будто специально торчащий для этого. Потерял равновесие и, рухнув на снег, продолжил по инерции скользить вперёд.
 — Чёрт, Коля! — вскричал мой друг, развернулся и начал меня поднимать.
 — Видимо, дело плохо, раз ты решил меня по имени назвать, — превозмогая боль в рёбрах, прохрипел я. И ощутил, как из разбитого колена по ноге потекла обжигающая струйка крови.
   Не успели мы сделать и десяти шагов, как из леса вышли работники санатория. Не меньше двадцати облезлых, изглоданных временем тел.
   Мы снова развернулись, но нас ждала та же картина. Нас окружили тени давно ушедшего прошлого.
 — Оформляйте их в санаторий! — заорал труп санитарки.
   Тени разом ринулись на нас.
   Крик живых эхом отразился от стволов деревьев и застрял в хвое...

***
   Бигль с задорным лаем забежал на хвойную аллею и затих. За ним следовали хозяева.
 — Чарли, подожди! — окликнула собаку девушка лет двадцати. Её золотистые волосы спадали на плечи и искрились в свете летнего солнца.
 — Ого, что это за место? — спросил молодой человек. — Ты знала, куда мы идём?
   Ворона с карканьем пролетела над их головами, едва не зацепив крылом красную кепку юноши.
 — Покажите ваши санаторные карты, товарищи, — сказал Кев, стоя у них за спиной.