Того и гляди, не треснет

   Читаю, бывает, аматоров или профессионалов художественного нытья. Но, в основном, в комментариях к чьим-то наполненным всепоглощающим квасным патриотизмом, либо же, напротив, сухозаряженным фактажом действительных достижений России статьям, ибо вникать особо неохота в их заранее заготовленные перепосты-«простыни» столетней давности, затёртые и заляпанные ввиду многоразового использования, опровергнутые и заклеймённые, как фейковые, теми, кто осилил, на следующий же после их публикации день, и, сам не знаю, почему (хоть и догадываюсь), вспоминаю дежурного электрослесаря С. с нашего участка на последней из шахт, где мне довелось потрудиться в те далёкие времена, когда мне ещё полагалось работать во имя и на благо.
   Было это во времена союза нерушимого республик свободных. Поднять сие создание на подвиг, заключающийся в исполнении им своих должностных обязанностей, то есть, заставить оторвать пятую точку от трёх-четырёх распилов*, на котором она умостилась и к которым приклеилась, согласно его мечтам, до конца смены, было чрезвычайно трудно. Уповать на его совесть было непродуктивно и даже бессмысленно.
   Поднимать физически сто сорок с «хвостиком» килограммов было сопряжено с большим риском для здоровья. Тем более, что «хвостик» я не взвешивал. Выслушивать избитые заготовки, вроде «от работы кони дохнут» и «работа не волк – в лес не убежит», «если они думают, что они платят, пусть думают, что я работаю», «мне должны платить только за то, что я спустился в шахту», времени никогда не было: дежурный электрослесарь на четыре-пять забоев один, забои разбросаны по шахте, машин и механизмом уйма, условия эксплуатации тяжёлые, если смена проходила без аварий, значит, её не было, она тебе приснилась.
   Чаще всего проходчики сами устраняли поломки, но туда, куда им не положено, лезли редко. Поэтому слесарю тоже доставалось на честный хлеб с маслом. Деньгами его наказать возможно было, только настучав руководству. А я не мог себя пересилить, хотя и знал, что это большая глупость с моей стороны.
   Выручало лишь то, что он каждый раз, лоснясь от жира физиономией шириной с угольную лопату (360х330мм) даже в тусклом свете моего «глазка»*, в конце концов, приоткрыв одно око, изрекал через губу:
  - Пусть работают те, кто на «Волгах» рассекает, а я последний хер без соли доедаю, мне не положено.
   Эта фраза служила детонатором, подрывавшим внедрённую в мою нервную систему взрывчатку, я начинал орать, как резаный, клянясь премией, что заложу его с потрохами, и он на всякий случай подскакивал и уходил во тьму – что-нибудь, где-нибудь, так уж и быть, исправить. А потом продолжить доедать без соли недоеденное. Ибо в противном случае рожа перестанет лосниться. Того и гляди, не треснет никогда.
   
 
Распил* - практически то же, что и доска, только на шахтном сленге;
«Глазок» - шахтный индивидуальный головной светильник, коногонка.