Таджикский язык

Занесло меня на старости лет на стройку. Ну не просто так, конечно занесло, а поработать. Дело в том, что дела в нашей автомастерской шли в последние годы по затухающей, и пришлось принять волевое решение оную закрыть.

Закрыть закрыл, а кушать хочется хоть и не так, как в молодые годы, но всё равно каждый день. Стало быть, надо добывать ресурсы в виде денег. И тут давний  мой друг предлагает тряхнуть стариной - пойти вместе с ним поработать на стройке, вспомнить золотые годы, потрудиться промышленным альпинистом. Я и раздумывать не стал, поблагодарил за доверие и по первому свистку рванул на стену. Но рассказ на самом деле не об этом.

Ежели кто не в курсе, у нас в Питере и окрестностях жилые  дома возводят гости из Средней Азии под чутким и неустанным руководством местных прорабов. Попадаются, конечно, и русские работяги, но тоже в основном приезжие и количество их крайне невелико. Питерских на всю огромную стройку полтора человека в среднем. Не хотят люди заниматься тяжёлым физическим трудом даже за приличную зарплату, а труда этого в двадцать первом веке при строительстве  просто до изумления много. То есть мы с напарником  со своей внешностью выделяемся из общей трудовой массы примерно как пара негров в чукотском стойбище.

Ну, обстановку я обрисовал, а теперь к сути.

Понадобился мне для работы герметик и пошёл я за ним не куда-нибудь, а на склад. Складом заведует Давлат – тоже гость из весьма солнечной республики , но за долгие годы на стройке прошедший большой жизненный путь от простого подсобника до авторитетного кладовщика. Кто работал на производстве, знает, что кладовщик – фигура важная, может выдать, а может и помурыжить, на складе может быть изобилие всего, а может и ветер свистеть, от личных качеств зависит. Так что ходит Давлат в чистой спецовке и белой каске (по ГОСТу белая полагается ИТР – инженерно-техническим работникам), марку держит, хотя, к чести, сильно не зазнаётся.

Стоим мы с Давлатом и на чистом русском языке с моей стороны и несколько поломанным  с его  обсуждаем виды на выполнение плана. К складу вальяжной дембельской походкой подходит работяга-таджик без каски на голове. Давлат мгновенно переключается на него и уже на таджикском начинает строго ему выговаривать. Я, к сожалению, не обладаю даром звукоподражания, поэтому воспроизвести речь Давлата близко к оригиналу не могу. Если же заменить неведомые мне слова на «тра-ля-ля», то звучало это примерно так: «Траля-ля-ля-ля-ля-ля-ля каска тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля ремень тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля страховка тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля охрана труда  тра-ля-ля-ля проверка тра-ля-ля-ля-ля-ля -ля-ля-ля-ля-ля-ля пропуск тра-ля-ля-ля-ля-ля бытовка  тра-ля-ля». Кроме того, речь кладовщика была расцвечена нашими родными названиями мужских и женских репродуктивных органов, их соития, женщин наилегчайшего поведения,  а также набором производных от них.

Тут Давлат сделал небольшую паузу, в которую я незамедлительно встрял, обратившись к выговариваемому таджику: «Правильно тебе Давлат говорит – носи каску и по лесам без страховки не лазай, тут проверяющие из охраны труда толпами ходят. Увидят тебя в таком виде, пропуск отнимут, из бытовки выселят, со стройки выгонят, что делать будешь? Домой полетишь?» По мере того, как я толкал речь, не сильно широкие, типично азиатские  глаза таджика заметно округлились, рот приоткрылся, даже уши зашевелились,  лицо в целом приобрело откровенно изумлённое выражение. Та же метаморфоза, чуть менее выраженная, произошла и с Давлатом. Видимо, их уверенность, что в присутствии русских можно безбоязненно обсуждать на родном языке всё, что угодно без риска быть понятыми, оказалась изрядно подорванной.

Вот так  первый раз в жизни проявилась у меня дремавшая десятилетия способность понимать абсолютно чужой язык, из которого я не знаю ни одного, даже самого короткого слова.