Мелкие мелочи-2

* * * * *

С утра в бассейн приходят пенсионеры. Им скидка – почти в два раза дешевле билеты. С 9-00 до 14-00. Потом – без льгот.

Откупалась очередная группа ветеранов, ушли в раздевалку. В воде плещутся следующие по очереди пловцы. Не торопясь бороздят воды шести дорожек – по два-три человека на каждой. Некоторые тихо переговариваются. За время занятий успели сдружиться.

Открывается дверь женской раздевалки, в бассейн входит женщина. Она - из предыдущей группы, которые отплавали. Вернулась. Бывшая учительница. Стройная и подтянутая. Но - абсолютно голая. Не смущаясь и не прикрываясь, подходит к воде, и говорит пожилому мужчине на третьей дорожке:

- Извините, я, кажется, утопила ключ от шкафчика с одеждой. Будьте любезны, посмотрите, и если он там, достаньте, пожалуйста…

Полная тишина. Мужчина ныряет, достает, подплывает к краю водоема, подает ключ. Дама элегантно наклоняется, открывая взору остальных всё своё естество, берет ключ, благодарит и, помахав рукой, уходит в раздевалку.

Тихо. Голос мужчины, который достал ключ:

- Достойная фигура. С ней бы я, наверное, смог.

Молчание. Воспитанные люди. Но женщины плавали задумчивые…

* * * * *

Звонил редактор Леша. Орал:

- Сашка, бросай свой «курятник», быстро ко мне! Тут такая посетительница, только тебе с ней разобраться! Вопрос жизни и смерти!..

Журналист оторвался от пишущей машинки. Опять не дают статью дописать. Глянул на двух девчонок, коллег по кабинету. Те тарахтели тексты. Кивнул - не трогайте машинку, скоро приду. И потопал на этаж ниже.

«Курятником» самый большой в редакции кабинет прозвал Леша. Там сидело шесть корреспондентов, стояло четыре электрические пишущие машинки, и почти всегда в комнате царил жуткий треск. Раньше помещение звали «тюрьмой народов» - шесть сотрудников были шести национальностей. Немец, татарин, еврейка, полька, украинка и один относительно русский. Уживались нормально, по разу-два в неделю устраивали посиделки со спиртным, песнями и обнимашками разной степени близости.
 
Но сейчас в комнате был другой состав - пять дам и Сашка. Леша на планерке сказал, что теперь это – «курятник», где сидят пять курочек и один (он не сказал «петушок», иначе мужики бы оскорбились) начальник - «парторг». Сашка действительно – до прихода в газету - на заводе был начальником смены и одновременно руководил первичной организацией КПСС…

Картина в кабинете редактора впечатляла. Напротив стола на полу разбросаны мешки.  В центре кучи стояла деревенская баба в грязной телогрейке, мокрых валенках, сбившемся на плечах платке и с веревкой в руке.

Она топала ногами и вопила. Сашка прислушался, разобрал слова «статья», «газета», «помогите», «повешусь». Весна, подумал он, придурки проснулись. Леша имел слегка растерянный вид. Баба перла, как бульдозер.
 
Увидев подчиненного, редактор ткнул пальцем в журналиста. Он у нас самый умный. И опытный. Напишет статью. Поможет решить проблему. Шагайте с ним.
 
Баба мгновенно повернулась к Сашке и стала орать про помощь одинокой женщине и про «повешусь». Ага, флегматично сказал он. Взял мешки и потопал в коридор. Жалобщица рванула вслед. Редактор облегченно закурил…

Сашка отправил соседок по кабинету на обед. Дал им час свободы. И стал слушать бабу. Получалось красиво и жалобно.

Она – ветеран труда. Всю жизнь (с 14 лет!) трудилась в колхозе. Была дояркой, овощеводом, уборщицей. Вышла замуж за колхозника. Родила и воспитала двоих детей. Те выросли, уехали жить далеко. Там внуки есть, но смотаться в гости – денег не хватает. Муж умер, надорвавшись от тяжкого труда в колхозе (был скотником). Остался дом, и она – одна. Мизерная пенсия, даже на еду не хватает. Огород и сад. Тяжкий труд. Никакой помощи от колхоза (развалился) и собеса.
 
И вот – беда. Прохудилась крыша. Писала кучу заявлений, чтобы помогли. Ни одна чиновничья тварь даже посмотреть не пришла. Сходила в прокуратуру. И тоже – ноль реакции. Говорят, не положено. Мол, дом твой, сама и делай. А как же труд во славу Родины? Заслуги? Распухшие от непосильного труда руки?..

Баба опять завизжала про «повешусь», если газета не поможет. Вытащила веревку и бумажку, а в ней написано: прошу винить в смерти колхоз, собес, районные власти и газету. Вешаться собралась в кабинете редактора. Там на потолке остался крюк от старой люстры. Залезет на стол и вздернет себя. Удобно.

Сашка улыбнулся, заварил пакетик чая, насыпал сахару, отдал бабе. Пей и молчи. Буду звонить. Та вытащила кусок хлеба с салом, стала пить. Делала она это громко и противно. Журналист терпел. Дама, все-таки…

С пятой попытки попал на заместителя главы района, где жила жалобщица, по сельскому хозяйству. Тот хотел отбрехаться: мол, не моя функция, но Сашка представился, и на том конце провода раздался радостный крик.
 
Оказалось, это Коля П-в, с которым они активничали в молодости в комсомоле. Сашка инженерил на заводе, Колян горбатился зоотехником в колхозе. В свободное от работы время вместе мотались в походы по местам боев в войну, восстанавливали солдатские могилы и памятники, посещали ветеранов, таскали книги и подарки по интернатам и детским домам. Сидели у костров, пили водку, ухлёстывали за девочками. Потом остепенились, появились дети, стало некогда. Но пару раз в прошлом году на совещаниях пересеклись, выпили, обнялись.

Услышав фамилию гостьи, Коля матюгнулся. Сука старая, брешет со всем районом. Всю жизнь гнала и продавала самогон, много раз штрафовали, бесполезно. Муж спился, умер. Дети выросли, живут в том же поселке, есть семьи, свои дети, но с матерью не общаются.  Говорят, ведьма. Стаж работы в колхозе – четыре года. Воровала зерно, молоко и мясо. Поймали, выгнали. Больше нигде не работала. Получает мизерную социальную пенсию. Торгует шмурдяком до сих пор. Редкая курва.

Крыша, да, она недавно у нее в одном месте прохудилась. Хотели сделать, но баба требует заменить всю кровлю! С какого хера? В бюджете нет свободных денег. И дом - частный! Послали к ней ремонтников с милиционером, чтобы дырку залатать, она спустила на них овчарок. Ребята еле отмахались. Прокурора во время разговора чуть не покусала. Ты там аккуратнее с ней.
 
И приезжай, Сашка, в район к нам, посидим, отдохнем, молодость вспомним…

Журналист положил трубку, с интересом уставился на гостью.
 
Собачек-то, зачем на ремонтников и милиционера напустила, бабуля?

Так, он же – мент! Их убивать нужно! – уверенно заявила та.
 
А молоко с мясом почему воровала? Родные дети и внуки чего от вас прячутся? Самогон почем продаем трудовому народу? Махорку в него для дури добавляете, гражданка? Вот, хрен тебе, а не статья…

Заорала: поверил козлам-начальникам? Сам такой! Фашист!

Грохнула кружкой об пол. Брызнули осколки. Схватила мешки, рванула. Повешусь – донеслось из коридора. Сашка, не спеша, соблюдая дистанцию, двинул вслед. Когда прибыл к месту, баба уже влезла на стол редактора, топтала его бумаги и привязывала веревку к крюку в потолке. Материлась.
 
Очумевший от ситуации Леха пытался схватить бабу за ноги, стащить вниз.

- Не трожь! – закричал Сашка. – Пусть, сука, вешается. Я помогу!

Пока изумленный редактор обдумывал эти слова, журналист взлетел на стол и, мгновенно вырвав веревку у гостьи из рук, накинул ей петлю на голову. После чего слегка толкнул бабу.

Та завопила, освободила голову, прыгнула на пол. Развернулась, побежала к окну, распахнула раму. Полезла на подоконник. Убьюсь, падлы!..

Сашка уже стоял рядом. Держа за руку, страшным металлическим голосом медленно чеканил:
 
- Лично спихну, старая б…! Одиннадцатый этаж. В кучу г…на превратишься! Три секунды, чтобы слезла на пол! Раз, два…

Глаза у него стали желто-красные, бешеные.
 
Баба побелела, спустилась. Собрала мешки, исчезла.
 
Сашка – всё лицо в пятнах - вышел в коридор. Стоял, тёр руки – тряслись.
 
- Никогда такие суки не лишают себя жизни, - тихо сказал подоспевшим коллегам. – До ста лет живут, твари, многих людей в могилу раньше времени сводят. Больно кусать и рвать исподтишка - вся их психология…

Взял у подоспевшего умудренного жизнью редактора бутылку водки, глотнул.
 
- Статью завтра допишу...


* * * * *

Сашка сидел в очереди с двумя женщинами. Ему - к травматологу, за назначением санаторных процедур. Так положено в день приезда на оздоровление. В руках – направление, в нем фамилия доктора, время приема и номер кабинета. Все совпадает, но мужчина в задумчивости.

На кабинете – та самая фамилия и надпись «ГИНЕКОЛОГ». Рядом – еще один кабинет. И снова знакомая фамилия, плюс табличка - «СМОТРОВОЙ КАБИНЕТ». Других кабинетов нет. Сидящие рядом женщины с интересом смотрят на соседа.

Из гинекологического кабинета вышла женщина, прозвучал женский же голос доктора – «Следующий!». Потом – еще раз та же ситуация. Сашка остался один. Его пригласили. Вошел. Средних лет симпатичная докторша в белом халате. Молча, взяла у пациента направление, почитала, жестом пригласила в соседний кабинет. Оказывается, две комнаты внутри соединены дверью.
 
Сашка вошел и увидел гинекологическое кресло. Лицо его стало еще более задумчивым. Докторша в это время строго сказала:

- Раздевайтесь, я вас осмотрю.

- В этом кресле? – подал голос мужчина, указывая на конструкцию, именуемую в народе «корячки».

Докторша улыбнулась:

- Можно, конечно, и в нем. Но на этот раз – просто стоя передо мной. Тут у нас докторов слегка не хватает. Совмещаем. Я - не только гинеколог, но и уролог, травматолог, и кож-вен. Не волнуйтесь, разбираюсь в этих вопросах. Раздевайтесь весь, до Адама. Так лучше изучать пациента.
 
Сашка замер в одних плавках:

- Доктор, у меня по ЭТОЙ ЧАСТИ - ничего особенного. Среднестатистическая картина. И как это связано с ногами, которые нужно осмотреть?

Медик жестом настаивала на своем. Мужчина подчинился. Доктор широкого профиля подробно изучала пациента, бормоча - «…врач лучше знает, в какую дырочку смотреть». Сначала трогала ноги, потом - «около» и, наконец, «там». Сашка смущался – организм явно демонстрировал реакцию на женские руки.

- Ну, вот, вполне себе нормальные, а не средние, параметры, - сказала она, улыбаясь и рассматривая результаты своих усилий. – Но вы не волнуйтесь. Я хоть женщина и одинокая, в разводе пять лет, свои интересы не завышаю. Тут пару часов назад на приеме был шахтер. Уникальные данные. Мечта! Я с ним все решила. Но, если вдруг там что-то будет не так, я снова готова вас осмотреть. И очень подробно… 

Доктор засмеялась, выписала направление на процедуры. Сашка оделся, переминался с ноги на ногу. Болтун и повеса, он сейчас молчал. Неожиданный случай. Взял направление, поблагодарил, собрался идти.
 
Докторша мягко тронула его за руку:

- Не забудьте, пожалуйста, завтра в санаторной книге благодарностей – она у нас в главном корпусе – написать в мой адрес добрые пожелания. Я глянула – вы журналист. Значит, должно получиться красиво. Надеюсь, в этом вопросе вы меня не разочаруете?

Сашка пулей вылетел в коридор…


* * * * *

Приехали толпой в исправительную колонию. Экскурсия для журналистов. По поводу открытия часовни, которую зеки построили, а также украсили иконами и настенными росписями своими руками. Зона – одна из пяти в области. Самая строгая из них, для тех, у кого сроки – более «десятки».

Майор разбил борзописцев на три группы. Одобрил девчонок за джинсы и скромные куртки, за которыми не были видны их выпуклые отличия от парней. Сурово посмотрел на одну гостью – та вырядилась в полупрозрачное платье, где просматривались трусики и лифчик. Хотя всех заранее предупредили - нельзя. Но у нее была прекрасная фигура, как не похвастать? Офицер крякнул (знала бы она, что с такими куклами делают на «зоне»!), выделил ей двух здоровых охранников.

Ходили по корпусам, смотрели, как живут ребята. Скромно, как в казармах в армии. Не бедно – кое-кто трескал апельсины и виноград. Не простые ЗК, конечно, но – не таились.

Сашка через знакомых ребят в УФСИН напросился на встречу со «смотрящим». Старшим ЗК, который был здесь самым уважаемым. Пришли. Как бы, обычный человек, слегка за сорок. Спортивный костюм, аккуратный уголок для отдыха. Шашки-шахматы. Книги.

Охранник ушел. Будет спокойный разговор. Сашка представился. Подарил купленный заранее двухтомник Гиляровского «Москва и москвичи». Собеседник – звали Григорий – поблагодарил. Интересная книга, он читал. Ребятам понравится.

Поговорили про жизнь. Григорий был лучшим карманником области. Щипач высшей квалификации. Увлекся этим делом в 15 лет. Это была его третья «ходка». Осталось полтора года. Жизнь – нормальная. Бога мы уважаем, часовня – дело нужное. И отец Борис, который окормляет зону – хороший человек. В больницы ездит, детдомам помогает, рассказывает про грехи и искупление.
 
А дома кто его ждет?

Жена. Завмаг продуктового магазина, так что вкусно покушать дома всегда есть. Еще сын – в школу ходит. Умный мальчик. Надо в институт или техникум отдать. Какую профессию посоветуешь? Может, журналистом?

Нет, Сашка улыбнулся, покачал головой. Хлопотно, соблазнов много. И нервы порвать можно. Отдавай на инженера. В спецы по станкам, машинам. В механики, строители. Или  пищевиком, дорожником, энергетиком, химиком. На доктора можно, тоже хорошо. Работу всегда найдет. Вечные профессии.

Музыку любит? Пусть учится. Это - для души…

Они тихо и неспешно беседовали. По просьбе  Сашки, Григорий показал, как незаметно снять с руки часы. Рассказал, как по одежде и внешним признакам – манере поведения, разговору - отличить «сиделого» от обычного гражданина. Сашке потом эти знания пригодились…
 
Когда время встречи стало истекать, он задал главный вопрос.
 
Есть у тебя мечта? Что хочешь сделать в жизни главного? Ну, кроме сына и семьи. Только не придумывай. Я про это писать не буду. Мне важно. Потому что сам пока не определился.

Григорий, поразмышляв, сказал, что однажды читал книгу. Про английских мальчишек. Их там опытные воры учили своему ремеслу. Жестоко, но – правильно. Название не помню. Про старину.

Сашка предположил: наверное, Чарльз Диккенс, а книга – «Оливер Твист»? Во-во! Собеседник попросил записать имя и название. Вот и я хочу – создать такую школу. Свою. Учить мальчишек мастерству гибкости рук. Для любых целей, не только для краж. Только не бить. А – чтоб им нравилось…

Журналист посоветовал почитать ещё книги О. Генри. Изучить его биографию. Человека ни за что за решетку отправили. И даже когда знаменитым стал, беды не исчезли. Жизнь – трагичная, но правильная. Душевные рассказы…

Сашка написал для газеты «дежурный» материал. Про то, как люди исправляются. Через веру в Бога приходят к правильной жизни. Полную правду говорить не хотелось.

…Года через три его в городе догнал шикарный Лексус. Рядом с водителем сидел нарядный и стильный мужчина. Вроде бы, обычный. Снял очки. Блеснул золотом перстней. В руке - четки. Улыбнулся.

Григорий. Обменялись рукопожатием. Он предложил поехать в ресторан, посидеть. Сашка извинился. Нельзя. Ребята не поймут. И не только коллеги, а те - в погонах. Щипач засмеялся – ясно. Поблагодарил за совет по книгам, почитал, интересно. Сын сейчас готовится в техникум поступать. Будет строителем. Пусть поработает. Сашки кивнул – хорошая профессия…

А школу, о которой мечтал, Григорий создал. Правда, там пока пять мальчишек. Зато все – таланты. Будут настоящими мастерами. Кем станут в жизни – их дело.
 
Помахали руками, разбежались…


* * * * *

Главврач водил Сашку по кабинетам и жилым помещениям дома-интерната. Фотокорреспондент Серега делал сюжетные снимки. Конечно, с разрешения местного начальства. Это был «парадный» визит. И статья должна быть позитивной. Про заботу родного государства о ветеранах и инвалидах. Был договор, оплата услуг со стороны собеса, а в ответ - хорошая статья в газете. Ничего личного, только бизнес. Времена такие настали, капитализм называется…

Небольшая часть контингента обитателей интерната была из числа инвалидов с рождения. С отклонениями в психике или без ног-рук, глухие-слепые-немые, от которых отказались родители. Плюс – старики: их сюда сунули дети-внуки, не хотят или не могут обеспечить потерявшим память предкам уход. Ну, и те, кого «кинули» члены семьи или другие ушлые люди из-за жилья. Они, как правило, сначала бродяжничали, потом их отлавливали (кто не помер) и – сюда.
 
«Нормальных» людей – без трагедий, обмана, болезней – почти не было. Журналисты попали в один из домов скорби, о существовании  которых даже большинство местных жителей не подозревали. Про каждого обитателя интерната можно было писать рассказ или повесть. Как правило, трагедию…

Впрочем, несмотря на изломанные биографии и скромные – говоря мягко – условия жизни, люди, в основном, были добрые. К журналистам отнеслись хорошо. Каждый новый человек – тема для разговора на две-три недели. Сашка и Серега устали отказываться от дешевых конфет, которые им совали в руки старушки и дедушки, а также уроды и карлики, обездвиженные инвалиды. Но – по просьбе главврача – брали, благодарили.
 
Сашка наслушался всяких историй. Те, что были трагичны, в газету не поместишь: кому понравится жуть нашей жизни? Хотя он их запоминал. Чтобы, скорее всего, не написать про это никогда. Но вдруг еще при его жизни настанут честные времена? И будет можно говорить полную и даже страшную правду? В нашей стране! Впервые за полторы тысячи лет! Смешно…

Отобрал для себя сюжет про мальчишку 19-ти лет, изумительного музыканта. Он на слух на баяне подбирал и великолепно исполнял любую мелодию. Про то, что баянист болен душевным расстройством (из семьи алкоголиков и шизофреников в четвертом поколении) писать не нужно, мягко попросил главврач. Тут приезжали музыканты из Москвы, плакали от восторга и горя. Малышу осталось на этом свете года два-три. Темные периоды становились все чаще и длиннее. Медицина бессильна. Трагедия.

Еще взял историю бабушки с дедушкой, которые влюбились. Им дали крохотную – 8 квадратных метров – комнатушку. Они - в восторге. Остальные завидуют и плачут от умиления. 
 
Плюс – рассказы о бабушках, которые умели вязать и вышивать, петь и танцевать, про дедушку - он весело читал юмористические рассказы и декламировал стихи. Про добрых медсестёр и румяно-красивую повариху. Хватит, пожалуй…

Они шли мимо одной из последних палат, чтобы в кабинете руководителя слегка откушать под коньяк и водку. После всего увиденного, без этого, никак. Иначе нервы порвутся.

Из палаты вдруг донесся то ли хрип, то ли – крик: Сашка! Помоги!..

Журналист остановился. И шагнул в комнату, где стояли четыре кровати с лежачими пациентами. Доктор нахмурился, вошел вслед. Скандалист, тихо сказал. Ни родных, ни близких. Неприятный тип. Не нужно с ним разговаривать.
 
Разберусь – улыбнулся корреспондент. Я – уже сильно взрослый…

Он подошел к кровати, где лежал страшно худой и бородатый мужик.
 
Я – Жора! Ты меня не узнал? Мы на заводе вместе работали. Ты по полигонам катался, а я – в снабжении. Помнишь, в колхоз на «картошку» ездили, в командировках вместе бывали?

Голос был трескучий, с заиканием. Руки тряслись, лицо дергалось…

Сашка вздрогнул, побледнел. Узнал. Только Жору он помнил красавцем-мужчиной, охотником до женского пола. Ему тогда было под 40. Жил один, чем гордился. В свое удовольствие, как он говорил.
 
Когда были в колхозе, хвастал Сашке, что в пяти городах у него есть «жены» и дети. Только он им ничего не давал. Наоборот, кутил за счет баб. Пил мало, больше любил «мотаться» на курорты юга. И там тоже заводил себе зазноб. «Учись жить!» - говорил он Сашке. Тот морщился, жал плечами. У него была жена, двое детей, плодить безотцовщину, с его точки зрения, было неправильно и подло. Однако – смолчал в ответ…

Сейчас жалкий и трясущийся Жора рассказывал историю своей жизни за последние семь лет. Паралич. Родных – никого. Соседи взломали дверь, вызвали медиков и милицию. Вылечить не получилось. Явились какие-то люди – как бы двоюродные братья, «отжали» квартиру и продали её.

Жора остался один. В пустоте. Те же соседи через собес оформили в интернат. Здесь он гнил и писал жалобы во все мыслимые инстанции. У него руки не работали, умолял медсестер или соседей по интернату. Они изредка соглашались. Ночью, чтобы не при свидетелях. Тайна, о которой знали все.

Смысл писем был один. У него есть дети – перечислял города, где они должны жить с матерями. Называл фамилии, имена. Женские – детей своих он не знал. Но пусть кто-то из них, требовал Жора, возьмет его к себе домой и ухаживает. Или все они платят ему алименты. А он на эти деньги будет лечиться. Письма были адресованы в министерства, профсоюзы, газеты и еще Бог знает, куда…

Главврач все это время стоял чуть вдали со скучающим видом. Он ждал окончания разговора, чтобы рассказать журналисту судьбу писем. Доктор все послания отбирал и никуда не отправлял. Хранил в отдельной папке. Никому не показывал. А персоналу велел об этой истории не говорить. Другим больным - тоже. Они молчали. Здесь возражать было не принято.

Доктор хотел пояснить, почему так делает…
 
А Жора тискал Сашку за руку, хрипел, просил, проклинал, шумел на доктора – он же не дает письмам хода! Догадывался. Ответов-то не было. Даже формальных.

Ты ведь меня не бросишь? Ты должен помочь! Мы же вместе работали! Ты тоже женщин любишь, неужели, не понимаешь меня? ПОМОГИ!!!

Сашка сидел с каменным лицом. Потом чуть улыбнулся. Убрал руку.

Я всё помню. Постараюсь понять, тихо сказал (главврач переменился лицом). Лечись. Молись. Тебе есть, о чем просить ЕГО…

По коридору шли молча. В кабинете сели за стол, где красовались напитки и закуска. Главврач заговорил: не посылаем мы письма никуда, потому что…
 
Я понял, тихо сказал Сашка. Он – подлец. Мерзавец. Женщин за людей не считает. Про детей не думает – говорит, что бабы сами их хотели от него. Ты все правильно делаешь, внук Эскулапа. Бог его наказал. Или, кто там, на небе - главный. Всё верно. Нельзя мешать.

Конечно, никакой статьи про него не будет. Моё тебе честное слово.
 
Это - возмездие. В чистом виде. Очень убедительно. Но – противно.

Наливай, доктор…


* * * * *

Напротив подъезда красовалась огромная лужа. В ней валялись три кирпича, через которые были переброшены дощечки, по которым народ пробирался домой. Центр города! Огромный и длинный девятиэтажный дом типа «китайская стена». Лет десять назад считался престижным. Теперь – грязный двор, раздолбанные скамейки, машины на «убитых» газонах, неубранный и пахучий мусорный контейнер. Наше понимание чистоты: только в квартире, а вокруг – гори огнём…

Сашка прицелился. Он же не гимнаст, твою мать! Но – удачно проскочил по дощечкам к двери. Ну да, лифт, конечно, не работает. Топаем пешком на седьмой этаж. Собачья работа – бегать, вынюхивать, выслушивать, выслуживать. Как ни странно, нравится. Извращенец!

Он шел на деловое свидание с астрологиней, которая называла себя еще и экстрасенсом. Это была страшная и неряшливая баба лет пятидесяти. Таскала в газету «звездные» гороскопы на каждый месяц. И что занятно - за копеечные гонорары. Подолгу сидела, пила чай-кофе, вела умные разговоры. Сначала было интересно, реально неглупая дама.

Но – потом наступила тоска. Баба обязательно переходила на тему отношений мужчин и женщин, особо оттеняя свою «некрасивость». Дальше шли мутные рассуждения про умершего мужа – непризнанного, но гениального поэта и музыканта, несчастного сына (дважды женился и разводился, не найдет работу по душе, сидит на её шее), вечно болеющую мать. Музей неудачников…

Дверь была покрыта драным дермантином. Стены - облезлые. Внизу - уродливый половичок непонятного происхождения. И – удивительно: звонок, который нужно дернуть за толстую веревочку. Дернул. Зазвенело тонко и нежно. Красивая мелодия. Любопытно…
 
А-а-а, сказала астрологиня, открывая дверь. Это вы молодец, что лужу проскочили. Поэтому - вовремя, как и обещали.

Вообще-то я на 20 минут раньше назначенного времени пришел, уточнил Сашка.
Так вы ж на такси, прямо из дома в своем пригороде – томно протянула Изольда (если это настоящее имя – что курили родители, когда его выбирали?). Богато живете, троллейбус и автобус вам не нравятся. Заходите…

В комнате - бардак. Свалка из вещей и книг. В углу шуршал компьютер. Кофе был дрянь. «Пыль» - так называл Сашка подобные напитки в пакетиках. И только поставив выпитую чашку на столик, задумался: а откуда она знает про такси? Из окна не видно. Он - не говорил. В душе заскреблись фантомные кошки.
 
Редактор дал задание написать статью про звездочетов и экстрасенсов. В целом. Обзор. А бабу использовать, как источник информации. Ну, если сдюжит – как источник удовольствия. Хотя, такой подвиг – это, вряд ли…

Изольда, меж тем, передала журналисту три брошюры. Тут про экстрасенсов и звездочетов. Именно в России. Именно сегодня. Легко сделаете статью. Про меня – там листок, я написала, где училась, работала, от кого волшебный дар достался. Пишите без похвал. Констатация фактов. И мне текст потом глянуть - если можно. А то перед коллегами будет неудобно.

Мы же с вами – просто поговорим. Никаких сексуальных подвигов от вас не нужно. Я прекрасно знаю всё о своей привлекательности (грустная улыбка). Немного пофилософствуем о волшебстве…

Сашка вволю нагляделся на всяких кудесников с колдунами и ведьмами за время работы журналистом. Не верил в их сказки. Че-пу-ха! Но при этом знал: есть-таки люди с особыми способностями. Очень-очень мало. Иисус. Магомед. Хоттабыч.
 
Лучше всего – с такими типами не встречаться. Чревато. Хотя ему пока везло.

Сашка трижды в жизни видел их. И получал дважды помощь, а один раз - нейтральное отношение. Вреда не было. А вот страха – много. Не было и объяснения их возможностям.  Лишь предположение: у древних людей были чудесные способности, мы их утратили. Но кое у кого они, всё же, остались…

Вот почему она сразу дала готовые тексты? Что, задание редактора «угадала»? И про сексуальные подвиги. Опять случай, когда мысли читает, как у него было на одной маленькой железнодорожной станции?..

Не читаю я мыслей – вслух произнесла хозяйка квартиры. Не бледнейте, Александр. У вас все страхи на лице написаны. Не верите? И в экстрасенсов? И в умных психологов? Тогда понятно.

Давайте, я вашу жизнь расскажу? И даже кое-что предскажу? На полгода вперед? Может, тогда поймете, поверите…

Журналист знал: нельзя соглашаться. Да, темные очки он надел. Слабый гипнотизёр не пробьет. В голове завел бесконечную частушку-«крутилку», слабый умелец по заговорам типа уличной цыганки - не одолеет. А если она не слабый? Если подчинит себе, потом - не расхлебаешь. Вдруг, это - как раз один случай из тысячи? Что ж ему, пить кровь и соглашаться быть колдуном?..

Изольда смеялась. О глупостях думаете, дружище! Уселась за компьютер. И стала спрашивать всякую чепуху. Дату рождения, место, время появления на свет. Погоду в тот день. Состояние здоровья мамы. Имя акушерки.
 
Сашка на многие вопросы ответов не ведал. Хрен его знает, какая была погода в казацкой станице, где 40 лет назад он появился за свет. Все эти «да» и «нет» хозяйка квартиры вбивала в компьютер. На экране крутилась картинка со звездами, планетами, звучала тихая мелодия.

Вы что же, не сами будете предсказывать, а умная машина? – спросил гость.
Сама-сама. Но с компьютером удобнее. Быстрее.

Она взяла его левую руку, закрыла глаза, помолчала. Повернулась к нему лицом. Я с пяти лет начну. С того, как вы провалились под лед…

Она этого точно не могла знать. Сашка никому не говорил. Жутко. До сих пор.

Изольда будто вынимала из его души картинки событий. По одной. Про тонкий лед, попадание под машину, напавших на малыша гусей, тихое и тоскливое одиночество в детстве, любовь к книгам, о ссоре с отцом, жуткой соседке-яге, умении хорошо играть в шахматы и полном отсутствии физических данных для детских забав. А потом – про первую девочку-заразу, с которой ничего не вышло. Как учился в институте, где опять было одиночество, от которого он спасался фантастическими книгами…
Иногда она приводила стыдные подробности. И тут же - приятные мелочи, которые Сашка вспоминал вместе с ней. В том числе – про Хранителей, они несколько раз спасали его. Было трогательно. И – одновременно – страшно. Не могла тетка знать ничего этого. НЕ МОГЛА!!! БРЕД!!!

Изольда на секунду замолчала. И начала говорить о ближайших месяцах до конца года. Как он лишится работы и найдет другую редакцию. Встретит девочку, с которой все будет изумительно, как в сказке. Назвала её имя и основные приметы.

Подсказала, когда выйдет замуж его дочь. И – забегая на несколько лет вперед – имя будущего внука. Нормальное, приятное русское имя…

Сашка стал мокрый, силы покинули его. Выпил стакан воды. Встал, пошел к выходу.

Услышал сквозь туман: я скоро уеду в другую страну. Больше мы не увидимся. Мне недолго осталось на этом свете. Прощай, мальчик. Я – не Хранительница. Для тебя - добрая бабушка-яга. Вспоминай обо мне иногда…

Всё, что она предсказала, сбылось. В мельчайших деталях. Изольда действительно исчезла. Сашка в ту часть города, где она жила, более ни разу не ходил. Никому о разговоре не рассказывал. И про колдунов-волшебников - не писал. Достаточно того, что видел и испытал…


* * * * *

Есть такое понятие – «человек-катастрофа». У таких людей бывают ситуации, когда все события идут наперекосяк, против законов природы. Правда, такое случается очень редко. Почему? А хрен его знает. Наверное, они – аномальные…

Про детство Сашка не помнил. Хотя, наверное, что-то было. Не зря же его дразнили «космонавтом» и «инопланетянином»!

Первый факт катастрофичности относил к седьмому классу школы. Мальчиков стали учить по «труду» работе на станках и инструментальных столах с металлом и деревом. Пацан, круглый отличник, ничего этого делать не умел категорически. Но мастер производственного обучения Пал-Егорыч не верил. Он знал отца Сашки – отличного специалиста по «железным» и «деревянным» работам. Почему же у сына не получится?

И однажды вручил тощему ученику молоток. Мол, просто забивай гвозди. Тот погнул первые два гвоздя, а на третьем - сломал молоток. Причем, не деревянную ручку, а металлическую, «ударную» часть. Пополам. Об обычный гвоздь.

Пал-Егорыч долго молчал, держа в руках две половинки бывшего молотка. Так можно было разломить, если переехать поездом по рельсам. Или сунуть под мощнейший пресс. А тут – хилый подросток и гвоздь…

Он подвел Сашку к учебному токарно-винторезному станку. Ребят уже учили, как обтачивать простейшую деталь типа болванки. Наладил резец, сказал – точи. Резец сломался через три секунды. Педагог заменил его на новый, снова кивнул. Через пять секунд история повторилась…

Пал-Егорыч потащил насупленного Сашку к столярному столу. Вставил доску. Сам наладил и укрепил все детали рубанка. Несколько раз струганул. Получилось мягко и красиво. Дал ученику. Тот не хотел делать. Прикрикнул – работай!

Сашка провел дважды. На третий раз рубанок рассыпался, а основная деталь – металлический, крепкий нож-«жало» из закаленной стали – развалился пополам.

Учитель взял школяра за руку и повел к директору. Что-то шепнул ему на ухо, а вслух сказал: «Этого чудака ко мне больше на уроки не пускать. Пусть по «труду» ему будет пятерка. Но инструменты в руки – не давать!!!»

…Сашка забыл эту историю. Не повторялось. Но через 7 лет аукнулось.

После третьего курса института их послали на производственную практику. В другую область, на механический завод. Месяц трудиться рабочими, месяц – как бы, инженерами, собирать теоретический материал по оружию для курсовой работы. Завод делал насосы, мотоциклы, а также пушки и реактивные снаряды.

В первую неделю Сашка трудится грузчиком на складе. Катал тележки с будущими снарядами. Рубился в обеденный перерыв с трудягами в шашки, оставляя всех в проигрыше. С интересом рассматривал кладовщиц, которые в конце работы умывались и переодевались до «нуля», ничуть и никого не стесняясь. Бабы были сильные, мощные по фигурам. Было чем любоваться и мечтать. Некоторые игриво ему подмаргивали, но студент не поддавался – знал, что это могло закончиться попыткой «обженить»…

На вторую неделю его привели в большой цех. И поставили за токарный станок. Старый, выпущенный больше полувека назад. Увидев его, Сашка попросился куда-нибудь еще. Таскать, грузить. Нет, сказал начальник цеха. Будущий инженер обязан уметь работать станочником.

Ему дали наставника. Токаря Володю. Тот все объяснил, показал, и пару часов приглядывал, как Сашка работает. Все шло нормально. Детали получались без брака. И так было два дня подряд. Студент успокоился. Зря.

На третий день станок загорелся через полчаса после начала работы. Задымился, затрещал. Володя прыгнул к щитку и вырубил электропитание по всей линии. Сашка схватил лопату, три раза кинул из ящика в станок песок. Набежал народ. Пришли электрики, ремонтники. Посмотрели. Короткое замыкание. Ветхая проводка. Виновных нет.

Начальник цеха тут же велел поставить Сашку за старый (почти 100 лет!) станок-пресс. Не на зубчатой, а на ременной передаче. Делать дырки в листах металла. Сам показал, что и как. Сашка при нем сделал несколько отверстий. Правильно, сказал тот. И все пошли прочь. Отойти успели, совсем уйти – нет.
 
Лопнул ремень. Тот самый, столетний. И его большой кусок полетел. Красиво, по дуге. Громко шлепнулся на металлический пол. Там никого не было. Сашка стоял бледный, с листом не продырявленного металла в руках…
 
И был третий подход. «Контрольный». К сверлильному станку. Тоже очень старому. Там с четвертой попытки сломалось сверло и его крепеж. Всё и  сразу  развалилось. Без горения и полетов. Само собой…

Начальник цеха спросил у студента – как у тебя это получается? Тот пожал плечами. Когда кончится? Не знаю, прошептал Сашка. Я ничего не чувствую. Знаю, что лучше напиться и лечь спать. Само пройдет.
 
Его отпустили на два дня. Он, конечно, напился и отоспался. Больше там ничего не повторилось. Практику сдал на «хорошо»…

Потом – раз в пять-семь лет - случались ситуации, когда в магазинах «на нем» ломалось весы, электронные счетные кассы, в Сбербанке пару-тройку раз «зависали» компьютерные программы. Попадали в аварии машины, из которых он только что вышел… 

Лучше всего запомнил пара ЧП с такси.
 
В одном случае - после рабочего дня, который плавно перешел в чей-то день рождения и пьянку – провожал двух коллег-девчонок. Сашка поймал такси, все уселись, назвал адрес. Машина поехать не успела. Её сзади стукнула другая легковушка. Несильно, но – существенно. Пока водители разбирали, кто виноват, поймали другую машину. Журналист посадил девочек, дал водителю деньги, назвал адреса. Сам не поехал, несмотря на пьяный ор подружек, которые хотели затащить коллегу на ночь к одной из них домой…

Сашка уже понял – сегодня у него что-то не так. Неспешно дошел до следующей остановки. Пропустил два троллейбуса и один автобус. В третий троллейбус зашел, расплатился, аккуратно стал у надежной вертикальной «держалки»-рукоятки, вцепился в неё, широко расставил ноги. Приготовился.

Чудо техники проехало две остановки. На пути к третьей, резко тормознуло, вверху соскочила дуга, сзади что-то задымило. Народ попадал, завизжал. Водитель открыл дверь, крикнул – слазить!  Сашка остался на ногах, был готов к неожиданностям. Вытаскивал орущих теток и детей. Спасибо никто не сказал.

Постоял, пошел через квартал на трамвай. Протрезвел. Пропусти два трамвая. Поехал на третьем. Две остановки – нормально. Потом им в бок въехала хлебовозка-«буханка». Удар был несильный, но ехать дальше не получалось…
Сашка добрел до очередной автобусной остановки. И пропускал машины мимо. Он не знал, что делать. Топать пешком до автостанции – далеко. А еще раз проверять – не было никакого желания. Чревато.

Но тут с соседнего завода попёр с работы народ. Журналиста окликнули. Пашка, обрадовался он – вместе учились в институте и работали. Тот предложил ехать. Нет, Сказал Сашка. Идем пить в кафе. Я плачУ.
 
Они пили два часа. Потом топали пешком. И с вокзала он спокойно уехал, заботливо затащенный в салон машины его приятелем Пашкой…

Второй случай в такси произошел лет через 20, уже на пенсии. Поехал в больницу на прием к терапевту за рецептами и назначениями. Туда добрался нормально. Побывал у докторши, получил всё, что нужно. Вышел, падал первый снег, было сыро. Заказал такси. Обычно они приезжали через 10 минут. Тут позвонили через четверть часа, извинились – мол, сломалась машина, высылаем вторую. Она тоже не пришла. Позвонил диспетчер и удивленным голосом извинилась. Высылаем третье такси.

Сашка задумался. И вернулся в корпус поликлиники, чтобы не замерзнуть. Тут же подружился с вахтершей, она налила ему горячего чая. Пил, калякал с доброй тетушкой про жизнь и ждал.
 
После того, как сломалось третье и застряло в аварии четвертое такси, на том конце проводы упавшим голосом попросили позвонить в любую другую фирму. Позвонил. Ждал, не спеша. Два такси сломались. Третье – приехало-таки. Но стало не там, где он просил, на стоянке, а с другой стороны здания, во дворе.
 
Пожилой водитель, на вопрос пассажира, почему подъехал не туда, ответил уклончиво – на всякий случай. И тут же добавил. Ехать будем тихо. Видимо, встречал уже таких людей, как Сашка.
 
На сей раз, добрались небыстро и – без приключений…