На Парнасе ЧелГУ

                Предисловие к антологии «Мгновенья», представляющей поэтическое творчество
                студентов, выпускников и преподавателей Челябинского государственного университета,
                публиковавшихся на литературной странице газеты «Университетская набережная»   
                (Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2003)

         Кто смолоду не писал стихи? Кого не тянуло в студенческие годы к литературному труду? Кому на заре жизни не доводилось хотя бы один-единственный раз испытать задумчивые или, наоборот, шальные минуты внезапного потрясающего вдохновения? Над кем, особенно поначалу, не властны удивительные законы поэтической гармонии? О ком друзья или подруги, студенты-однокурсники, в шутку не говорили: «Наш будущий Пушкин (или наша Ахматова)»?

         Можно и дальше перебирать различные падежи местоимения кто, однако все вопросы так и останутся сугубо риторическими. Конечно, многие пробовали свои силы в поэзии или, скажем осторожнее, в досужем стихосложении. Но все ли пишущие стихи становятся поэтами? Разумеется, нет. Однако истина остается непреложной: чтобы иметь шанс стать поэтом, надо набираться опыта сочинения стихов. Можно даже стихотворений в прозе, это тоже не помешает. Лишь бы пишущего не покидало вдохновение, крепла вера в себя и сопутствовала пусть маленькая, но столь необходимая автору толика литературной удачи. А главное – чтобы было о чем писать.

         В этом плане именно молодость, когда живется наиболее интенсивно и каждый год нередко становится целой эпохой, сама собой щедро дарит материал для творчества. И те, кто находят время отражать в беглых строках стремительные мгновения бытия, можно сказать, живут вдвойне, поскольку получат через несколько лет, когда молодость незаметно подойдет к своему перевалу, уникальную возможность воскресить вновь лучшие чувства, мысли и переживания собственного недавнего прошлого, навсегда документально запечатленного в поэтических образах и интонациях стихотворных строк.

         По сути, поэзия – это настоящая победа над временем, способность удержать свой облик, свой голос, свой взгляд на мир в неповторимые минуты жизни и тем самым осуществить на деле знаменитую мечту: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Поэзия – в какой-то мере синоним молодости, как и любовь, и постижение мира, и первые раздумья над смыслом своего бытия в нем. Быть поэтом – значит, стремиться прожить каждое мгновение с особой полнотой, яркостью, интенсивностью, значит, уметь не потратить понапрасну ни дня, ибо каждый неповторим и невозвратим, но любой из дней, пусть даже самый суетный и случайный, может стать поистине бессмертным, перевоплотившись в дату под только что – отныне и навсегда! – написанным вдохновенным стихотворением. Молодые люди! Спешите жить – и живите вечно в созданном вами поэтическом слове. По вашим стихам потомки будут судить о вас и о прожитом вами времени. 

         Университет, по определению, является сферой активного кипения молодых сил – сколько студентов каждый день устремляется в его аудитории и лекционные залы, во все его учебные корпуса как в Челябинске, так и в самых отдаленных филиалах! Уважаемые представители профессорско-преподавательского состава кажутся островками среди бушующего моря студенческой молодежи. Даже самым маститым ученым мужам невозможно не ощутить себя гораздо бодрее и на целые десятилетия моложе, получая своеобразную энергетическую подпитку благодаря общению со студентами любых факультетов, любых курсов, любых учебных групп и отделений. И это неспроста: как бы ни была значительна возрастная и должностная дистанция между профессором и первокурсником, деканом и абитуриентом, – всех их объединяет нечто общее, более важное, чем различия в жизненном опыте и основах мировоззрения.

         Это общее и важнейшее – принадлежность к единому, поистине живому организму, нашему ЧелГУ – Челябинскому государственному университету, по-настоящему классическому вузу, ставшему для каждого из своих преподавателей и студентов действительно уютным и гостеприимным домом. Люди старшего поколения находят здесь достойную сферу применения своим знаниям, опыту, мастерству, а для молодежи университет не просто дает возможность получить столь необходимое для будущей самостоятельной жизни образование, но и позволяет уже сейчас, в самые лучшие – молодые, полные свежих сил и светлых надежд, – годы в полной мере проявить себя, раскрыть свои дарования, встретить понимание и поддержку. Ведь в конечном счете о лице университета будут судить не только по сформировавшимся в нем научным школам, но и по молодым поколениям выпускников, воспринявшим здесь базовые основы своего профессионального становления и дальнейшего успешного роста. Молодежь – это будущее, и оно есть у нашего ЧелГУ! Так пусть же о нем будут знать как можно больше.               

         Достижению этих целей и призвана служить настоящая антология, в которой собраны воедино поэтические произведения 25 авторов – студентов, выпускников и некоторых преподавателей ЧелГУ. Но прежде чем поближе познакомить вас с творчеством университетских поэтов, следует сказать несколько слов  о том, как возник и реализовывался замысел подобного издания.

         В течение уже трех лет в вузовской газете ЧелГУ «Университетская набережная» неизменно присутствует литературная полоса, представляющая читателям новинки, созданные «людьми ЧелГУ», прежде всего, студентами, причем (это необходимо подчеркнуть особо!) не только гуманитарных, но и естественно-научных факультетов. Это как раз и является одним из наглядных свидетельств классического характера получаемого в нашем вузе образования – выпускник настоящего университета не должен быть узко ориентированным, исключительно физиком или лириком, он способен стать человеком с многосторонними, поистине универсальными интересами и способностями. И наши молодые стихотворцы – филологи, журналисты и историки, математики, экономисты, биологи – убедительно доказали, что полноценное университетское образование как нельзя лучше помогает раскрыться любым талантам, в том числе и литературным. Путь на поэтический Парнас не возбранен никому.

         Однако во избежание излишне высокопарной патетики, а вместе с тем и для отваживания откровенных графоманов, в коих никогда и нигде недостатка не бывает, «парнасская» полоса получила ироническое наименование «ПроПАРНАСило» (прошу уволить меня от расшифровки потайных аллюзий!). Впрочем, каков бы ни был двойной смысл заглавия литературной рубрики, по справедливому замечанию редакции, «разве талант такой ерундой отпугнешь!» И правда – не отпугнули: за эти три года на «парнасских» страницах заявили о себе – кто эпизодически, а кто и постоянно – несколько десятков самых разных авторов. Иные из них, будучи абитуриентами, успели с тех пор удачно поступить в ЧелГУ, другие за это время с успехом завершили свое студенческое образование и пополнили многочисленную плеяду выпускников нашего университета. Одним словом, жизнь идет, и ее веяние отчетливо ощущается в стихах молодых авторов. Не обошло это веяние стороной и преподавателей вуза – кое-кто из них включил свой голос в общий хор поэтического многоголосья «парнасской» полосы.

         Годы шли, публикации множились, всё новые и новые имена становились известны постоянным читателям «Университетской набережной», и мало-помалу стало возникать осознание того, насколько показательным может оказаться представленный на просторных газетных страницах поэтический материал – показательным в плане объективного выявления тенденций смены жизненных интересов и нравственных ценностей представителей молодого поколения, более ясного постижения основ их мировоззрения, знакомства, что называется, из первых рук, с их отношением к жизни, к другим людям, ну и, конечно же, к себе самим. Общественная значимость этих поэтических откровений целого поколения несомненна – и это не говоря уже о безусловном высоком эстетическом достоинстве очень и очень многих стихотворений.

         Нельзя было оставлять такой богатый материал разрозненным – и начальником Управления по связям с общественностью и маркетингу  Д. Е. Филипповым, при непосредственном участии редактора «Университетской набережной» Е. В. Колесник, а также личной поддержке М. Янина была найдена возможность выпустить настоящую антологию в свет. Теперь не только читатели «Университетской набережной», но и все желающие смогут непосредственно познакомиться с молодыми поэтическими талантами, воспитанными в стенах Челябинского государственного университета.   

         В задачу составителя входил отбор наиболее удачных и наиболее показательных поэтических произведений тех авторов, чье участие в разные годы оживляло и украшало «парнасские» страницы. Кроме того, представляется не лишним сказать кое-что о творчестве каждого из представленных в антологии участников, – а вы, уважаемые читатели, надеюсь, не откажетесь сопоставить собственные впечатления от поэтических текстов с их эскизными интерпретациями. Если поэтическое слово настоящее – оно само скажет за себя лучше, полнее и точнее любого критика.
         Итак, по порядку.               

         Студентка факультета журналистики Алена Латмарина за свое поэтическое творчество была удостоена диплома I степени в номинации «Стихи» на Второй межвузовской научно-практической конференции «Вузовские и студенческие СМИ», проходившей весной 2002 года в Москве. Так что можно со всем основанием говорить, что поэтические опыты студентов ЧелГУ получают признание на общероссийском уровне. Стихотворения Латмариной по праву этого заслуживают. Каждое из них – небольшая, иногда совершенно миниатюрная, всего в четыре строки, но при этом очень емкая и выразительная психологическая сюжетная новелла, облеченная в простую и строгую поэтическую форму. Их минорная тональность только отчетливее подчеркивает чистое и сильное звучание молодого голоса. Это настоящие стихи о любви, лирическая исповедь, произнесенная на взлете отчаяния и надежды, грусти и веры, трагизма неразделенных чувств и внутреннего упрямого тепла глубокой, гордой и в то же время очень ранимой души. Но каждая их этих ран отзывается проясненным движением поэтической строки, и поэзия служит если не искуплением, то своего рода горестной и высокой наградой за пережитое страдание, нашедшее выход в слове.               

         При чтении виртуозных стихотворений молодого поэта, скрывшего свое имя под псевдонимом Марк Шакуло, невольно возникает ощущение, что имеешь дело с весьма искусными переводами европейской лирики эпохи Возрождения, настолько непривычными для современной поэзии кажутся их высокая торжественная лексика, безукоризненная отточенность формы и какое-то словно бы старинное благородство чувств. Но это не переводы и не подражания, а зримое свидетельство того, что классические традиции по-настоящему изящной словесности, «лучших слов в лучшем порядке», все-таки продолжают существовать в мимотекущем литературном процессе. Литературные ассоциации искусно вплетены в переливающуюся многомерными образами и тонко выверенной мелодичностью ткань его стихов. При этом молодой автор не боится идти на дерзкий эксперимент, бросая вызов всё той же классике и предлагая свое, сугубо индивидуальное прочтение хрестоматийно знакомых вещей, как, например, в «Деревьях-любовниках»  – блистательной вариации гейневских «Сосны и пальмы», широко известных по вольному переводу Лермонтова. В противовес знаменитым верленовским «Романсам без слов» он создает «Романс в одно слово», и выбор этого слова безошибочен – это «единственное имя» любви, вернее, имя любимой, заключающее в себе всё бесконечное богатство и разнообразие внешнего мира, более того – придающее хаосу пестрых вещей сосредоточенное единство и подлинную красоту.

         Со страниц лирики Юрия Бочкова предстает образ по-настоящему мужественного и сильного духом человека, многое испытавшего в жизни и по праву сделавшего свой богатый опыт основой искренних и выразительных стихотворений. Способность напряженно, со всей полнотой переживать непростые перипетии любовного чувства и обостренная чуткость к одухотворенной красоте природы, к особой поэзии сельской жизни, протекающей в согласии с извечным природным ритмом, составляют главные, определяющие черты его творчества. В некоторых стихах отчетливо слышатся отголоски мотивов Есенина – «последнего поэта деревни», однако автор вполне самостоятелен и по-своему, очень ярко и убедительно, воссоздает свой собственный поэтический мир.   

         Еще один, на этот раз маскирующий женское имя,  поэтический псевдоним нашей антологии – Blasе. Тематически ее стихотворения в чем-то сродни латмаринским, но радикально отличаются сознательно зыбкой, неровной, даже нервной, пульсирующей ритмикой, очень точно воссоздающей напряженность и смятение прерывающегося от внутреннего волнения голоса; и наиболее действенным способом справиться с этим волнением становится претворение его в зримый поэтический образ, в частности, осени, навсегда запомнившей и золотой листопад объятий, и слезы дождей разлуки. Лаконичным стихотворениям Blas; присущ лирический сюжет, однако же не излагаемый прямо, а передаваемый одними лишь искусными полунамеками, красноречивыми недомолвками, как будто из суеверного опасения, так до конца и не раскрывая сокровенную тайну слез и смирения, грустной иронии над собой и острого сострадания к близкому человеку.

         За псевдонимами следует полупсевдоним, причем его обладатель, Алексей Воронин-Неизвестный, имеет все шансы опровергнуть вторую часть свого литературного имени и достичь заслуженной известности. Центральной в его творчестве оказывается проблема времени, а подробные и обстоятельные стихотворения становятся попыткой отыскать философское разрешение этой проблемы и дать психологическое осмысление времени. Так, в «XXI веке» наблюдательно подмечен феномен несовпадения нового хронологического отсчета и устоявшегося, извечно неподвижного быта: «Старый двор, и деревья, и каменный дом – / Всё из прошлого тысячелетья», а образующие своеобразный диптих «Критская Атлантида» и «Рукотворный предмет» демонстрируют возможность различных подходов к единой теме – реальному присутствию исторического времени в обыденной повседневности, хаотически сместившей культурные пласты, в том числе и в человеческом сознании. Но творческий диапазон Воронина-Неизвестного не ограничивается философско-психологическим контекстом – он предстает как проникновенный лирик в «Листопаде», а в «Ангеле ночи», разрушая канон романтической условности и рассеивая поэтические миражи, приоткрывает завесу над суровым, жестоким, чуждым всяческих сантиментов миром современной неустроенной жизни, в котором приходится существовать и с которым вынужден считаться стремящийся быть честным по отношению к себе и к миру поэт.               

         Студентка Троицкого филиала ЧелГУ Алена Бреусова воплощает в стихах свой особый, неподдельный мир, наполненный борением самых противоречивых настроений, эскизно обрисовывая галерею достоверных образов внутреннего самовосприятия – от чуть-чуть наивной, очень домашней, легко ранимой девушки-подростка («Клубочком тихим, мягким...») до условной, но яркой маски отчаявшейся и разуверившейся во всем посетительницы увеселительных заведений («В сигаретном дыму ночных дискотек...») и, наконец, молодой женщины, глубоко переживающей симптомы семейного разлада («И вот – прощай. Оставь ключи на полке...»).  Но за всеми этими образами явственно ощущается тонкий душевный лиризм и несомненная талантливость молодой поэтессы, ищущей в этом холодном мире самого важного и дорогого – нежности, любви, тепла.

         Стихи другой студентки этого же филиала, Ольги Катаевой, примечательны тем, что в них непосредственно отразился процесс возникновения поэтического слова из впечатлений и событий реальной, повседневной человеческой жизни («Это ты приехал ко мне!»). Перед нами, прежде всего, исповедь сердца, поэтому эмоциональность и искренность интонаций здесь важнее, чем приблизительность рифм или ритмические перебои. Но именно поэтическое чувство позволило автору так четко и выразительно сформулировать свое напряженное восприятие мира («Тесно в мире от раздумий, / Тесно в доме от людей»), передать стремление через житейские неурядицы прорваться к подлинному счастью бытия: «Ждем, когда ворота рая / Нам откроются, скрипя». Искренность и безыскусность стихов Катаевой, совмещающих в себе и «рай», и «депрессняк», и наивность веры в лучшие чувства, и горький сарказм изверившегося житейского опыта, составляют их главное и бесспорное достоинство.       

         В стихотворениях Вероники Соколовой мир природы тесно переплетен с миром человеческих чувств, где порой так много боли и печали и так редко звучит долгожданная заветная речь «о любви, красоте и добре». Но мир природы, как и мир души человека, весь наполнен неудержимым стремлением, жизнеутверждающим порывом – к любви, к преодолению одиночества, к обретению счастья. Поэтому осенний листок, как человек, «одержим любовью» и наделен способностью рассказать о себе другим, поведать им правду своего существования в этом тревожном, горестном, пронизанном ледяными сквозняками, но все-таки прекрасном и чудесном мире.

         Доцент-экономист Александр Липенков, человек строгой и точной науки, уже в зрелые годы неожиданно ощутивший магическую власть поэтического вдохновения, предстает в своих стихотворениях не только тонким лириком, сумевшим сохранить в душе и замечательно выразить в искреннем слове всю красоту и глубину неувядающей с годами любви, волшебно преображающей человеческую жизнь, но и подлинным гражданином своей страны, болезненно реагирующим на переживаемые родиной нелегкие времена. Четкая гражданская позиция придает внутреннюю прочность его стихам, подчеркивает мужественность их тона.   

         Мечтой о возвращении в сказочный мир счастливого детства проникнуты стихотворения Татьяны Ватутиной. И это желанное возвращение становится возможным благодаря тонкому лиризму воспоминаний и яркой романтичности образов чуть-чуть по-детски наивных, но подлинно прекрасных грез о светлой и чистой любви, которые завершившееся детство передает вступающим в широкий жизненный мир людям как самое важное и ценное свое наследие.   

         Поистине вечный шекспировский вопрос: «Быть или не быть?», проблема принятия или отвержения этого «больного, но безгрешного» мира вдохновили Юлию Карабуту на парадоксальное и вместе с тем очень верное определение, емко запечатлевшее главное противоречие человеческой жизни – потребность в счастье и осознание его недостижимости: «В этом мире счастья нету, / И поэтому он дорог». Едва ли не единственно возможным выходом из безысходного противоречия как раз и становится поэзия – «строгая, но послушная» напряженной жизни души, обостренно и тонко воспринимающей (а значит, и принимающей) этот «тесный сердцу» мир.

         Два стихотворения Анны Медведевой контекстуально читаются сродни знаменитой пушкинской поэтической переписке Татьяны с Онегиным: волнующие образы сами ложатся на бумагу, их спонтанный порыв трудно укротить и «страшно перечесть», от чего и возникают эти оборванные на полуслове, словно бы в смятении недоговоренные строки первого стихотворения. И хотя его «адресатом» является всего лишь ночь, но как не уловить в повторенных эпитетах «милая, тихая, близкая» чудесные женственные черты? Второй лирический монолог, искусным пунктиром усложненной рифмовки набрасывая романтический образ прекрасного юноши, невольно ассоциируется с восторженным «незримым, милым виденьем» Татьяниного письма.

         Марина Попова, судя уже по заглавиям ее стихотворений – «Холодный разум», «Мысли», –  придерживается интеллектуальной, психологической творческой направленности. В основе первого стихотворения – неизбывная коллизия рокового несовпадения двух взглядов на мир: с одной стороны, разочарованного скептика, замечающего прежде всего «грязные стекла», отгораживающие его от широкого, открытого мира, цветущего красотой и надеждой на счастье, и, с другой стороны, проникнутого оптимизмом и жизнеутверждающим пафосом поэта, даже в разгар молодости всё-таки сохраняющего свежесть и остроту взгляда, свойственного именно ребенку, верящему в волшебные видения из мира детских грез. Это стихи о трудном и долгом, но необходимом диалоге двух по-разному видящих окружающее, но духовно близких друг другу людей. «Мысли» же интересны как попытка найти поэтическое слово для воссоздания призрачных, текучих образов, возникающих в мечтах и снах, но тщетно стремящихся перелиться в реальность, остающуюся обидно безразличной к ним.

         Лингвист Елена Табарницева, преподаватель университета, пишет о внезапном чуде рождения поэтического слова из трудных обстоятельств повседневного быта («Рвется ткань сурового стиха...»), сравнивая состояние своего сознания, своей души в эти мгновения с полетом «промерзлого» воробья, для которого только в вечном неустанном движении – надежда на спасение от ледяного холода мира. Так и для поэта – лишь в поэтическом разговоре с собой скрыта надежда на возможность достучаться до глухой и равнодушной жизни: «Точно ты ответил на звонок, / На который век не отвечали...» Ощущением трагического соседства солнца и дождей, осенней красоты природы и неотвратимости увядания всего живого, «блуда» и невинности жизни проникнуто и второе стихотворение молодого автора – «Я верю, что осень-блудница...»

         Лирический герой первого из стихотворений Caress (снова поэтический псевдоним) изо всех сил пробивается сквозь заколдованный туман холодного и глухого непонимания, стремясь к самому сложному и самому ценному в человеческих отношениях – честной ясности, возможной только при обоюдном желании достичь ее. Именно поэтому как заклинание, как мольба звучит в финальных строках обращение к той, в ком сосредоточено всё солнце мира: «Проведи ты меня сквозь туман». Медитативные интонации сокровенной надежды второго стихотворения обращены не только к объекту любви, но и к самому себе – как последнее, отчаянное средство самоубеждения в возможности реального осуществления этих призрачных, но жизненно необходимых надежд.   

         Минорная тональность стихотворения Анны Пойловой, с настойчиво проходящими сквозь него нотами отрицания всего, что принесло лишь разочарование («Никогда. Ни за что. Ни к кому»), с напряженными повторами-заклинаниями, все-таки в финале («будут люди, которые ждут») оставляет, как кажется, место какой-то надежде вопреки отчаянию. Молодость живет надеждой – мы сами видим эту общую закономерность в стихотворениях двух совершенно разных авторов.

         Небольшое, с контрапунктным рефреном, стихотворение Юлии Клейменовой своей яркой образностью и кокетливым, дразнящим, пружинящим ритмом очень удачно передает ощущение самоупоения человека возможностями прихотливой игры творческого воображения.

         Поэма Яниса Корпелюка «Нейрос» написана с предельной открытостью и честностью, передавая самые сокровенные, в буквальном смысле интимные подробности частной жизни двух людей, воспринимаемые, однако, в контексте авторского сверхинтенсивного монолога как универсальные закономерности психологического и физиологического, духовного и телесного союза мужчины и женщины. И дело здесь даже не столько в сюжете и тематике, подпадающих под известную формулу Иосифа Бродского: «От любви бывают дети», сколько в самом стремлении автора (лирического героя) через процесс исповедальной поэтической речи осмыслить величайшее таинство человеческого бытия – реальное воплощение любви, облечение ее в плоть и кровь. Костяк поэмы – мучительные попытки понять, почему исполнение всеобщего природного закона окупается для человека такой дорогой ценой. Характеризующий душевное состояние героя поэмы традиционный медицинский термин «невроз» был бы слишком поверхностным и упрощенным, поэтому автор обоснованно заменяет его своим вариантом – «нейрос», более полно и точно охватывающим ситуацию крайней потрясенности одновременно и рационального сознания, и субъективных переживаний сердца.   

         Стихотворение Ольги Исламовой представляет собой любопытный синтез двух весьма, казалось бы, различных областей – точной науки в геометрии и художественного слова в поэзии. Но в результате получилось именно единство – оперирующее строгими научными терминами лирико-психологическое исследование проблемы одиночества, поиск выхода из тенет повседневности, беспощадное в своей четкой логичности осознание того, что надеяться в жизни придется только на собственные силы: «...нам не помогут».    

         Изящная поэтическая миниатюра Виктора Шевченко, невольно заставляющая вспомнить знаменитое державинское сопоставление антитез («Я царь, – я раб, – я червь, – я Бог!»), лучше всего доказывает умение автора быть лаконичным и убедительно-точным в своем лирическом самовосприятии: «Я здесь и везде».

         Константин Харламов искренен в своих чувствах, аллегорически сравнивая способность самозабвенно отдаться сердечной страсти с безрассудным полетом Икара к неотразимо влекущему солнцу: ожог обостряет боль, но только в этой боли – условие рождения новых, более глубоких и просветленных чувств, «сильнее прежних».

         У многих предшествующих авторов нередко встречались наглядные образцы горестной иронии, невеселой усмешки над собой или над судьбой, язвительного сарказма, позволяющего абстрагироваться от внутренней боли. В «Поэте и Пегасе» Максима Новокшонова мы имеем дело со стихией светлого юмора в чистом виде – юмора, придающего крылья поэтической мечте, вознося ее над прозой жизни. Ведь у Пегаса есть не только тяжелые копыта, но и резвые крылья. В конце концов, следует вспомнить о том, что в искусстве есть нечто от божественной игры, и само легкое, озорное веяние вдохновения тоже входит в ее правила.    

         Наряду с поэзией, заключительным разделом антологии (не без тайного умысла) представлена также и проза, вернее, лирические миниатюры, своего рода стихотворения в прозе, отказавшиеся от внешней рифмы, но не пренебрегшие внутренней хитрой ритмикой. Почувствуйте и вы, как все-таки зыбки и условны границы между поэзией и прозой – двумя равноправными сферами художественного слова. И если стихи некоторых авторов явственно тяготели к четкой сюжетной повествовательности, то и представленные далее новеллы, в свою очередь, стремятся к ничем не стесненной свободе лирической экспрессии.

         Для Марии Савиной, как филолога, в голосе пробужденной весенней природы слышна прежде всего тайная речь, которую она очень удачно пытается «перевести на человеческий язык», найти для нее выразительный словесно-образный эквивалент, убедительно передать средствами фонетики оттенки настроения – своего и природного, внутреннего и внешнего, сиюминутного и вечного.

         Очаровательные лирические новеллы Анастасии Берсеневой можно определить как романтические идиллии-фантазии, виртуозно сочетающие элементы вымысла, тонкого психологизма и бытовой достоверности сюжета. Цвет травяного чая, напоминающий цвет любимых глаз, дает возможность вновь и вновь мысленно возвращаться в прошлое, к чарующим образам незабываемого счастья. Подкупающий эффект «Кошачьих дрем» состоит в том, что читателю почти до самого финала невдомек: эта вещь не о шаловливой кошке – она о счастливой человеческой любви, озаренной теплым и нежным солнцем, оранжевым, как самый сочный, спелый апельсин, принимаемый из ласковых рук любимого. По-кошачьи изысканно-грациозный стиль новеллы очень удачно отражает ее содержание.

         Миниатюры автора, обозначившегося инициалами V. D., не озаглавлены, да и трудно было бы найти им строгое аналитическое заглавие, поскольку они – подлинные стихотворения в прозе: лирическое начало в них полностью преобладает над предметным описанием. По сути, перед нами интуитивная фиксация художественными образами мимолетных состояний поэтически мечтательной души, обладающей способностью видеть, чувствовать, осязать в окружающем обыденном мире небывалое, но столь желанное – иглу Южного Креста, горький аромат Космоса, слышать таинственную Песню, доносящуюся из неведомых глубин мироздания. Это – островок романтической земли, окруженный шумящими волнами чужой и негостеприимной для поэта современности. В этом отношении особенно примечательна миниатюра «Вчера выпрыгивало сердце из груди...», начинающаяся строкой, ритмически готовой перерасти в стихотворную мелодию. Но этого не произошло, напряженные порывы сердца так и обречены остаться в плену грудной клетки, в тисках повседневности, и лишь острая щемящая печаль нового дня напоминает о несостоявшемся  выходе в иную реальность – в мир творческой свободы и вдохновения. Это прочувствовано и передано поэтом, избравшим для себя форму лирической прозы, опоэтизированного дневника.

         Вот каков Парнас нашего ЧелГУ. Читайте, судите, постарайтесь найти что-нибудь созвучное себе, отвечающее вашему сиюминутному настроению или издавна укоренившемуся представлению о поэзии. Двадцать пять авторов – чей-нибудь голос да совпадет с внутренней мелодикой вашей души, чье-нибудь чувство затронет ваше сердце, чья-нибудь мысль вызовет ответные размышления в вашем уме. Вслушайтесь же в эти голоса. А возникнет ли отголосок, придете ли вы к согласию с ними? Это решать вам самим.

         Двадцать пять авторов, двадцать пять поэтических манер и творческих индивидуальностей. И есть то, что, при всем различии, их объединяет – талант и принадлежность к ЧелГУ: у кого-то уже в прошлом, у кого-то в настоящем. А в поэзии, хочется верить – в будущем. Университет указал им путь на Парнас. Пройдут этот путь сами поэты.   

        Август 2003