Шарф

Я связан из чистой шерсти. Цветовая гамма не самая изысканная, но затейливый узор, рельеф и кисточки на обоих концах всегда привлекали внимание посторонних.
«Где ты раздобыл этого удава?» — спрашивали любопытные. Художник щурился от дыма, который сам же и производил, с помощью старой, покарябанной трубки, отчего я пропах табаком, как предбанник, перед выходом на сцену.
«Бабушка связала, сто лет назад...» — следовал ответ после затяжной паузы. Конечно ко мне примешивались ароматы парфюма, которыми пользовался мой хозяин. Это были строгие и дорогие запахи. Если вы обладаете безупречным обонянием, то я могу с вами поделиться своей коллекцией. Бабушка была ворожея и наделила меня сполна такой возможностью. Здесь вы найдёте тончайшие оттенки зачитанной до дыр книги или ветренную пудру мимолётной девицы, цепляющейся и виснущей на художнике, и следовательно на мне, как диковинная обезьянка на лиане. Мало того, она испачкала меня своей помадой и зацепила ноготком, вытянув петлю, что не придаёт мне изящества, но благодаря своей змеиной гибкости, изворотливости и длине, я всегда вьюсь кольцами и меняю внешний вид. Когда мы прогуливаемся в парке, я впитываю всю палитру наступающей зимы: вороний грай, морозный воздух, снежную жуть и вечерние светляки фонарей в голых ветвях деревьев.
Я связан с хозяином каждой ниточкой, тончайшим волокном, замысловатым узелком, на котором бабушка сбилась со счёта и колдовство прервалось на полуслове, обещая своё непредсказуемое коварство совершить в будущем, в самый неподходящий момент. При всей своей мягкости, если нужно, я бываю колюч и словно выпускаю мельчайшие коготки, что раздражает художника, и он начинает тереть шею ладонью, приговаривая:
— Жарко у вас, душно!
— Подписывайте, и приступайте к работе, — настаивает директор.
Хозяин делает вторую попытку, но тут я сжимаюсь уже и уже, и чувствую кадык на горле неразумного человека.
— Воды? — спрашивает злодейский голос.
— Да, пожалуй...

Сколько опрометчивых шагов, ведущих в бездну, я предотвратил, а всё потому, что он со мной никогда не расстаётся; сидит ли в кофейне и рассеяно рисует в блокноте, я спадаю сплеча, напоминая — пора уходить; бредёт ли по переулку, готовый ступить на проезжую часть, по которой мчится автомобиль — распускаюсь до самых пят и хозяин наступает мне на кисточки, и споткнувшись, останавливается, осматривается вокруг и чует приближение сказки.
Я тяну его нетерпеливо вперёд, что б не задерживался. Подсовываю ему под нос запахи красок, которые я впитал в его мастерской, на тот случай, если он станет слишком рассеянным и забудет  о своём основном предназначении. Хозяин втягивает носом воздух, сквозь вязанную шерсть и десятки картинок проносятся в его голове.
И болтливая красотка, с приторными, соблазнительными духами, ярко-красным ртом и прищуренными глазами возникла на миг и колеблясь, как отражение в воде, растворилась. И запах новеньких купюр, тоже застрял в моих складках и никак от него не избавиться. И шум торгового центра, сияющего, как заливная рыба в диодном желе, плавится и переливается многоцветием ярмарки и наживы, распуская свои осминожии щупальца...

— Дорогой, где ты шатался весь день. Тебя обыскались, — восклицает розово-нежная особа.
— Я гулял, душа моя. Такая погода!
— Какая такая погода? — возмущается та, которая имеет над хозяином даже большую власть, чем я. — Договор не подписал!
— Не подписал, — соглашается художник.
— И опять этот безобразный шарф!
Нежно-розовая хватает нас обоих и обнюхивает.
— Фу, какая гадость, — взвизгивает она. — Дай, хоть, постираю.
Дальше всё повторяется, как по писаному: меня замачивают в тазике, посыпают порошком, выдерживают пару часов в этом ведьмином растворе, затем полоскают в тёплой воде, нежно отжимают и выкладывают сушиться. Пройдёт немало времени, пока я приду в себя, и ко мне вернуться прежние  силы, волшебство и магия. Художник, лишённый моей опеки, наделает всяких глупостей, например — подпишет договор и вместо того, чтобы гулять по городу, будет торчать в театре, занимаясь декорациями к бездарному спектаклю.
И куда только смотрит бабушка?..

       08.12.20