Синдром любви. 11. Простая женщина

 
(или История одной командировки)

Это была первая ночь, когда удалось поспать, лежа на скамье. Предыдущие две еле находилось место, чтобы высидеть зажатым между такими же горемыками. Если бы ему пришлось и эту ночь провести в сидячем положении, то была высокая вероятность заработать «сидячую» болезнь.
Анатолий Петрович Сорокин уже стал проклинать мысленно эту дальнюю командировку, на которую сам же дал согласие. В глубине души он все-таки был рад этому путешествию. Полудремотные ночи на аэровокзале – всего лишь эпизод, одно из приключений, которые случаются в любой дороге.
Командировка случилась для Сорокина совершенно неожиданно. Начальнику участка позвонили сверху: срочно найти человека для сопровождения груза. Когда начальник остановил свой взор на Сорокине, тот пожал плечами, не выказывая особого желания, но и не отказываясь: мол, раз больше некого – что поделать? Желающие стояли рядом, но Сорокин имел небольшую провинность, а именно: позавчера ушел с работы на час раньше, и начальник только что вызывал его к себе на «ковер», где у них вышел крупный разговор. Начальник, несмотря на интеллигентность, был резок, и диалог завершился обещанием Сорокина представить объяснительную через двадцать минут, хотя виновным себя он не считал. Но тут раздался этот звонок, и до объяснительной записки дело не дошло.
Сорокин равнодушно пожал плечами, но в душе настойчиво билось: «Хоть бы не раздумал!». Любая дорога, куда угодно, по каким угодно причинам устраивала его гораздо больше, чем сидение на одном месте. Судостроительный завод, в ведении которого было их инженерное предприятие, находился в Комсомольске-на-Амуре. Задача была: попасть в Архангельск, где находился груз, жизненно необходимый заводу.

Назавтра Сорокин вылетел в Хабаровск, откуда «ИЛ-62» понес его над извивающейся лентой Амура и бесконечными, в темных крапинках хвойного леса, сопками на запад. Дорога в западную сторону проблем не вызвала: пересадка в Москве на самолет до Архангельска. В Архангельске – заселение в гостиницу и поездка в город-спутник Северодвинск на родственное предприятие.
Первая загвоздка случилась на судостроительном заводе, куда он был командирован.
- Телеграмма? – переспросил начальник отдела снабжения. – Телеграмма была. Груз, естественно, не готов. Нужно ехать на склад, выбирать вам нужный кабель, затем отрезать от бухты на кабельном участке и упаковать.
Он дал указание своему заместителю заняться этим делом. Совсем иначе представлял свои обязанности Сорокин. На своем предприятии ему объяснили, что кабель – тот самый ценный груз – должен быть упакован, а ему остается только взять и довезти до места. Однако события показали, что взять нечего. Пришлось приниматься за работу. Груз был срочный – на амурском предприятии простаивало оборудование.

Склад находился в километрах пяти от заводоуправления. Пришлось ждать, когда дадут машину. Машину дали тогда, когда понадобилось перевезти собственный груз, а груз Сорокина – попутно. Свой груз забрали. На улице бушевала пурга, поэтому Сорокин ждал их в вагончике кладовщиков. Заподозрив неладное, вышел в пургу. Оказалось, что про него забыли, его груз не взяли – собрались уезжать. Искали бухту с его кабелем с явной неохотой. Водитель подъемника намекал, что не мешало бы согреться.
Сорокин отшучивался. Эпоха развитого социализма предполагала во всем и везде, за каждый чих, плату – бутылку водки.
На участке застывший на морозе кабель должен был «отойти» в течение суток, чтобы его можно было разрезать на куски необходимой длины и упаковать. Для упаковки нужно было найти мешковину и проволоку. Сорокин обратился к бригадиру, щуплому, маленького роста мужчине с испитым лицом. Монтажники, находившиеся в «шаре», небольшом прокуренном помещении из листового железа и фанеры, собрались вокруг и шутили:
- Бутылка делов, и этот кабель моментом, только скажите, упакуем!
- А что, – вроде бы в шутку подхватывал Сорокин, - я согласен.
Они с бригадиром вышли в цех. Бригадира звали Вася. Пока Сорокин объяснял Васе, какой длины должны быть куски, тот, заговорщицки прищурив глаза и отвернувшись от людей, тихо намекал:
- Вы бутылку мне ставьте, все будет, как положено. Насчет этого не беспокойтесь. – Он делал успокаивающий жест ладонью. – Только вы никому не расскажите, хорошо? – Он заглядывал в глаза Сорокину.
- По-честному, ладно? – И подавал заскорузлую ладонь.
- Ладно, ладно, - говорил Сорокин. Пока он находился в цехе, бригадир Вася несколько раз подходил к нему и повторял одно:
- Только вы никому не расскажите, ладно?
- Ну, зачем это мне? – удивлялся Сорокин, - конечно, не расскажу.
Вася отходил и – через некоторое время – возвращался с таким же вопросом. Делать ему явно было нечего.

На следующий день Сорокин пришел на кабельный участок к началу работы. Бригадира Васи не оказалось – ушел в другой цех. Сорокин поговорил с молодым монтажником Сергеем, который вчера участвовал в обсуждении его проблемы. Сорокин не прочь был сам упаковать, но где взять материалы? Так или иначе - придется обращаться к монтажникам.  Он нашел лучший выход. Когда вернулся бригадир Вася, работа кипела. Сорокин с Сергеем обматывали свернутые бухты кабеля рогожей. Понадобилось перевезти упакованный кабель в другое место, чтобы не мешался до погрузки. Сорокин подошел к бригадиру Васе. Кран находился в его ведении. Сорокин повторил дважды вопрос: «Можно вас попросить перевезти кабель?». Ответа не получил. Удивленный, оглянулся и увидел проходившего мимо Сергея, который, улыбаясь, делал какие-то знаки. Бригадир Вася вел себя так, словно Сорокина не было рядом, словно вчера не разговаривал с ним и вообще никогда не видел. Тайну раскрыл Сергей через пять минут.
- Бесполезно, ты же бутылку ему не поставил. Теперь он тебе ничего не сделает! – Он смеялся. – Ничо-о, сами перетащим!
Действительно, это оказалось совсем не трудно. Бухты кабеля были не столь тяжелы – около семидесяти килограммов. Перекатить в другое место вдвоем не составило большого труда.
Когда были оформлены документы, выявилось, что машина в аэропорт будет только во вторник, то есть, через четыре дня. Машина выделялась два раза в неделю – во вторник и четверг. Как Сорокин ни убеждал начальство, оно не могло ничего поделать. С упаковкой кабеля произошла заминка, поэтому документы были оформлены в четверг вечером. Везти груз на попутке или рейсовом автобусе было абсурдно, все-таки 400 килограммов. Для местного начальства груз не был срочным. Пришлось давать телеграмму о задержке вылета.

Каждая дорога дает новых попутчиков, которые назавтра забываются, а в редких случаях оставляют о себе память. Так было с Сорокиным в самолете «Москва - Архангельск». Он спокойно сидел с кроссвордом на своем месте, когда объявили, что пролетают Каргополь. Название заинтересовало его. Он решил поглядеть в иллюминатор. Это был редкий случай, когда иллюминатор находился между рядами кресел. Женщина, сидящая в  кресле перед ним, наклонилась к иллюминатору. Туда же прильнул Сорокин в надежде что-то увидеть за облаками.
- Это уже Архангельская область, - сообщила женщина. – Давненько я здесь не бывала.
Говорила она Сорокину, видя, что он смотрит туда же, куда и она.
- А вы жили здесь? – заинтересовался Сорокин.
- Жила, жила… - с явной ностальгией  женщина стала вспоминать.
Она жила на реке Мезени, впадающей в Белое море, три послевоенных года. Затем уехала. Когда через двадцать лет попала сюда в гости, Архангельск совершенно не изменился. Тот же низкий, деревянный…. Когда приехала вновь через восемь лет, город было совершенно не узнать: центр отстроен заново, построен морской порт, новые кинотеатры, микрорайоны…. А сейчас выросли высотные здания – дома проектных организаций, управления Морфлота. Совсем другой город. На окраинах, конечно, остались еще старые дома…
От попутчицы Сорокин стал иметь представление об этом месте, узнал новые наименования. Малые Корелы – музей деревянного зодчества, Соловки, как она называла Соловецкие острова, называла с восхищением другие достопримечательности.
Это был единственный случай за все командировки Сорокина, когда он не видел лица собеседницы во время беседы и не увидел потом никогда. Он сидел позади ее, и она не оборачивалась. Вскоре самолет приземлился, собеседница вышла первой, и больше он ее не встречал. Если встречал, то не мог узнать, что одно и то же.
Но беседа их запомнилась, поэтому Сорокин время зря не терял. За четыре дня обошел весь Архангельск, сходил в местный театр на спектакль «Делайте добро!», съездил в Малые Корелы, где пригодился его фотоаппарат «Зенит-С», в общем, где смог, побывал. Не смог попасть на Соловки, куда сообщение было только морем, что зимой невозможно, как сообщила словоохотливая попутчица.

В отделе грузоперевозок архангельского  аэропорта задержек не было. Судостроительный завод получает и отправляет много грузов, поэтому снабженцы договорились с кладовщицей, и груз был отправлен в первую очередь. Когда Сорокин прибыл в Москву, его груз уже был в Шереметьево.
Не удалось выяснить, когда он уйдет в Домодедово, но, как пояснили ему в отделе перевозок, не сегодня, так как трайлер уже ушел утром. Была пересменка, и толковой информации получить не удалось. Как часто ходит трайлер  между аэропортами, узнать не удалось. Оставаться смысла не было, и Сорокин решил автобусом отправиться в столицу. Он размышлял над словом «трайлер», впервые им услышанным, смутно предполагая нечто мощное. Кажется, что-то такое читал или слышал. На его билете не было даты отправки, места в гостинице не было. Ночь, по его мнению, одну ночь, можно провести на скамейке. Осталось сдать портфель в камеру хранения и можно прокатиться по Москве. Он с удовольствием ощущал предвкушение этой радости. Сдать портфель, почистить обувь – и в путь!

В камере хранения рослый кладовщик ответил, что неупакованных вещей не принимают. Сорокин пытался возразить, но получил ответ: «Я за ваши вещи не ответчик, наверху вам упакуют». Поднявшись к упаковочному месту,  обнаружил длинный хвост очереди. За столом кто-то храпел.
- Может, это упаковщик спит? – спросил он. Очередь не знала. Минут через десять упаковщик нашелся. Упаковав одну вещь, тот отправился за бумагой. Прошло с полчаса. Какой-то мужчина впереди Сорокина стал возмущаться:
- В стране – нехватка бумаги, а тут тоннами в сутки понапрасну уходит! На ветер выбрасывают добро!
- Зато надежно, вещи в целости вернут, - возражают ему.
- Можно что-то еще придумать, в конце концов!
- Ох, не говорите, - вздыхает женщина с грудой сеток и авосек.
Когда дошла очередь до Сорокина, упаковщик ловкими движениями завернул портфель в плотную бумагу, перетянув бечевкой:
- Готово, шестьдесят копеек.
- Шестьдесят?  - переспросил Сорокин, досадуя, что дорого.
Упаковщик  кинул в ответ квитанцию: мол, смотри, если не веришь. Сорокин ее не взял: что с ней делать? Когда отходил, к упаковщику выстроилась вторая очередь – прислали с регистрации: неупакованные вещи в багаж не принимаются. «Неплохо организовано, - думал он, сдавая портфель в камеру хранения, - минуты за три – шестьдесят копеек. Но в других местах нет же такого! Значит, можно обходиться… какая-то упаковочная мафия».
Чистильщик обуви – женщина средних лет, грузноватая, в запачканном переднике. Пока стоял в очереди, Сорокин наблюдал за ее работой. «Раз-два, вжик-вжик» - мелькали ее мощные руки. «Раз-два, раз-два» - быстрыми отточенными движениями – в каждой руке по щетке с ваксой – ботинок приводился в порядок. Еще два движения мягкой материей – и, обшарпанный в московской суете, ботинок или сапожок становился блестящим, как новый. «Вот так женщина!» - восхитился внутренне Сорокин, ставя ногу на подставку. Женщина тут же сменила крем на коричневый, взяла две щетки. Сорокин ощутил крепкие, но ласкательные, движения по сапогу. Через пару минут сапоги блестели.
- Хватит? – робко спросил он, подавая двадцать копеек.
- Такса – тридцать копеек.
- Тридцать так тридцать, - добавил монетку в пятнадцать копеек.
«За две минуты – тридцать копеек… и все-таки целый день сидеть на одном месте, - начал он искать оправдательные мотивы, - попробуй вот так посиди весь день… среди грязных сапог». Все равно он был доволен очищенными сапожками – это было главное, но поймал себя на мысли, что стал мелочным, хотя себе же стал возражать: «Какая же это мелочь – копейка к копейке рубль бережет…». Бережливость была заложена в него с детства, так как денег в семье не хватало, родители постоянно занимали денег у соседей, чтобы прожить до получки. Он вспомнил, как в Архангельском драмтеатре гардеробщица говорила, что в Москве за каждое движение копейку возьмут. Он ей тогда возразил: «Ну, что вы, это же – центр культуры!». В Москве он бывал и раньше, но почему-то не обращал на это внимания, быть может, везло, и он не сталкивался с этим? Нет, было, было как-то. В московской столовой в гардеробе попросил поставить портфель у вешалки – не хотелось с ним таскаться. На что гардеробщик – крепкий мужчина лет тридцати пяти, только грузчиком работать – ответил: «Двадцать копеек за хранение». Тогда Сорокин возразил, что берут за это пятнадцать копеек – на том и сошлись, хотя гардероб - не камера хранения.

О грузе Сорокин не забывал. Передремав ночь на скамье, стал с самого утра звонить в Шереметьево. Десяток двухкопеечных монет истратил на то, чтобы дойти до нужного номера. Потом оказалось, что у них «пересменка». Нужно звонить через час, чтобы выяснить, у них ли груз. Через час он сообщил номер квитанции: да, все сходилось – груз у них. А вот когда будет трайлер, ему ответили, что никто этого не знает.
- Может быть, сегодня, может быть – завтра, узнавайте, - сказал женский голос.
- У меня очень срочный груз, девушка, - добивался Сорокин.
- Хорошо, я отмечу, что срочный. Но когда будет трайлер, зависит не от нас.
В первый день он звонил несколько раз – из различных московских уголков. После второй ночи, проведенной на аэровокзале в сидячем положении, у него уже не было такого энтузиазма. Он понимал, что не только от него ничего не зависит, но и от никого ничего не зависит. Понятие «трайлер» для него стало каким-то потусторонним, неземным, божественным, ведь только богу было ведомо, когда он придет.  Делать было нечего. Оставалось только ждать.
Когда он позвонил на второе утро, ему ответил другой женский голос, но такой же предупредительный:
- Да, есть пометка «Срочно», но трайлера нет, пока неизвестно, да.
Сорокин извинился. Он имел помятый вид, он это знал: скамейка зала ожидания, конечно, не гостиничная кровать, но делать нечего. В Москву! Он прошлялся по городу до глубокого вечера и не чувствовал угрызений совести. Что-то внутри подсказывало, что можно не торопиться. Он не ошибся. Вечером выяснилось, что трайлер в Шереметьево не появлялся. Бог с ним! Но ему предстояла еще одна ночь на скамейке зала ожидания. И кто знает, может, не последняя? Сколько же можно сидеть, в конце концов? Был вариант: не сидеть, а ходить, но ходить он уже не мог – Москва вымотала все силы. Однако на этот раз ему повезло. Народу было гораздо меньше, чем в предыдущие дни, и он смог, положив под голову свернутое в виде подушки пальто, заснуть спокойно, насколько позволяла выгнутая жесткая скамья.

Проснулся Сорокин с неясным ощущением чего-то радостного. Он вспомнил, что ему снился сон, но что там происходило, вылетело из головы – осталось только радостно-счастливое ощущение. Он встал, потряс, разворачивая, помятое пальто, уложил его свободно на скамью и пошел к телефону-автомату. Он уже решил, что если сейчас трайлера не будет, то в Москву он не поедет. Наступило некое состояние пресыщенности «прелестями» столицы. Так бывает, когда переешь сладостей – потом видеть их не можешь. Что он предпримет, если трайлера не будет? Он еще не решил, но знал, что – на этот раз – просто так – ситуацию не оставит. Настроен он был решительно.
В Шереметьево долго не брали трубку. Затем женский голос ответил, что трайлер загрузили еще вчера вечером, но номер квитанции искать некогда: идет «пересменка». Через час – пожалуйста. Сорокин погулял по зданию аэровокзала, поднялся в буфет – выпил кофе. Ждать больше было нельзя. «Квитанция была с пометкой «срочно», следовательно, должны погрузить, надо узнать, ушел ли трайлер», такова была мысль. Он спустился, набрал номер. Тот же женский голос ответил, что трайлер только что ушел.

Отдел грузоперевозок находился отдельно от аэропорта, неподалеку от поселка Домодедово, поэтому Сорокин изрядно поплутал, попав вначале на остановку электрички, пока милиционер не объяснил точнее, по какой дороге идти. Оказалось, все просто, когда знаешь. У диспетчера узнал, что трайлер еще не разгружали, а насчет груза нужно обратиться к Тишкиной, кладовщику по транзиту.
- А где ее искать? – уточнил Сорокин.
- Там, в складе найдете, - неопределенно махнула рукой диспетчер.
Огромное складское помещение имело несколько въездов. Сорокин спросил проходящего мужчину:
- Тишкину - где найти можно?
- С той стороны склада, по первой линии пройди.
Сорокин прошел через склад, махнул трактористу, въезжающему в склад на «Беларуси» с тележкой, тот приостановился.
- Тишкина, не знаете, где?
- Тишкина? Прямо и направо, голубой вагончик – там она сидит.
Один из двух вагончиков, притаившихся за углом у ограды, был действительно голубым. Поднявшись по ступенькам, Сорокин заглянул в приоткрытую дверь.
- Простите, мне Тишкину…
Женщина, сидящая за столом напротив двери, отняла голову от листа бумаги, в котором что-то заполняла шариковой ручкой.
- Это вы? Здрасте, - сказал Сорокин.
- Что у вас?
- Да вот груз сейчас пришел…
Женщина оглядела его с ног до головы.
- Подожди.
И продолжила свое занятие. Сорокину были видны крупные буквы заголовка: СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ВЕДОМОСТЬ. На краю стола аккуратной стопочкой были сложены папки с деловыми бумагами. Женщина, стукнув костяшками счетов, записала итог и, расписавшись, протянула бумагу мужчине, ожидавшему на лавке у входа.
Номер квитанции? – спросила она Сорокина и записала его на клочке бумаги.
- Идем, узнаем, пришел твой груз или нет, - она сразу же, с первого слова, стала обращаться к Сорокину так запросто, словно его видела, по крайней мере, не первый год. Сорокин прошел за нею в соседний вагончик. Здесь она, порывшись в бумагах, узнала, что груз пришел.
- Ну, что ж, - чуть помедлив, даже как-то задумавшись о чем-то мимолетном, молвила она, - пойдем в склад.
- Быстро надо? - спросила она, осторожно спустившись с обледеневшего крылечка, и, остановившись, поглядела Сорокину в глаза. Но тут же продолжила путь.
- Ну да, срочный груз, - заискивающим тоном произнес Сорокин, следуя за ней. – Два дня трайлера не было.
То, что он долго ждал, было видно по его помятому пальто и небритой физиономии.
- Ну, что ж, – Тишкина замедлила движение. Маленькая, полная, она не шла, а семенила ножками, но тут почти остановилась и быстро, незаметным движением, глянула вокруг себя:
- Бутылка, и все будет сделано.
Эта спокойная фраза сняла гору с плеч Сорокина. Он был сейчас готов на все, на любые издержки, только бы груз был отправлен в ближайшее время. Сколько дней зря потеряно! С парнями в Архангельске было проще: перебросился шуткой, договорился – и дело сделано!  Но и там парни первые предложили механизм дачи взятки. У него язык не повернулся бы! Предложить самому подобное было невозможно! Неудобно, стыдно, в конце концов! Никогда в жизни не приходилось Сорокину сталкиваться с подобной ситуацией, для него такое было непривычным – он просто не знал, как себя вести. Бутылка – взятка или не взятка? Улыбнуться, предлагая взятку, а серьезно – как предложишь? А за «так», говорят, ничего не протолкнешь.
Может быть, он об этом не задумался, но еще на своем предприятии заместитель директора, напутствуя в дорогу, говорил: «Кому надо, можно дать, но в разумных, конечно, пределах». Видя нерешительность во взгляде Сорокина, добавлял: «Не больше пятерки, в зависимости от обстоятельств, ну, ты понимаешь, кабель нужен срочно, срок – десять дней», Сорокин не представлял, на что тот намекал: КОМУ дать, КАКИЕ будут обстоятельства – но все равно, якобы, понимающе кивал головой. И вот они – эти обстоятельства – стояли над ним: срок, поставленный ему на заводе, прошел, надо быстро отправлять груз. Как вести себя с женщинами, он не представлял. Предложить женщине бутылку – как? «Я вам бутылку поставлю». - Сказать такое женщине для Сорокина было невероятным. Ведь любая уважающая себя женщина, по его мнению, должна надавать ему по щекам за такое! Сорокин не мог представить более страшное действие, на какое способна оскорбленная женщина. Но его неразрешимые сомнения  так неожиданно и просто разрешила Тишкина, сказав магическую фразу о бутылке обычным деловым тоном, не делая ударения ни на чем.

«Как все просто и гениально в этой простоте! Вот где, оказывается, заключена великая движущая сила всех грузоперевозок, вот где нужно искать ускорение научно-технического прогресса! Старое, как мир, средство. Когда, когда это случилось в первый раз? Наверное, еще не было бутылок, не было водки, но существовало это понятие: «Ты мне, я - тебе». Как мы далеко, неизмеримо далеко, ушли от того состояния, когда ничего не было вокруг – люди, как животные – почти без вещей и пищи, но уже можно было сказать, в порядке взаимности: «Ты мне это, а я тебе – то сделаю», а если говорить еще не могли, то показали бы знаками».
Сорокин мысленно Тишкину называл Тришкиной, так как помнил басню о тришкином кафтане. Он уже испытывал к Тишкиной нечто вроде уважения или благоговения, мол, хороший она человек: все просто объясняет и знает меру – могла бы назвать другую цену, видя его положение. Поэтому Сорокин тут же согласился – разве могли быть другие мнения?
- Ну, конечно-конечно. Вам или… - он хотел уточнить.
- Нет. Ну-у, потом увидишь, - ответила Тишкина.
Оба вздохнули с облегчением – вопрос решился.
- Ну, что ж, - заключила она разговор. – Тогда что тут тебе делать? Иди, занимайся своими делами. У тебя билет-то есть? На какой рейс?
- Да нет еще, нужно взять…
- Первым рейсом твой груз отправим. В два часа приходи. После обеда. Все известно будет.
Окрыленный обещанием Тишкиной, Сорокин не заметил, как оказался в здании аэропорта – у диспетчера по транзиту.
Диспетчер сообщила, что билеты есть только на следующий день – на один вечерний рейс и всего один билет. Сорокина такое не могло устроить. Он попытался объяснить, что сопровождает срочный груз и показал квитанцию. Однако такой довод диспетчера не убедил.
- Ну, хорошо, - сказал он с твердым намерением идти к начальству: сейчас его ничего не остановит. Диспетчер-женщина, видимо, что-то прочла в его решительном лице.
- Вообще-то, - сказала она невинным тоном, когда Сорокин уже отходил от окошка, - вообще-то есть один билет на сегодня, но только на вечер.
«Ну, вот это другое дело. Оказывается, иногда женщины могут читать мысли мужчин!». Сорокину нужен был билет именно на вечер. Ему вновь повезло, но на этот раз без материальных потерь. Ночь провести в самолете, чтобы утром быть в Хабаровске – это же прекрасные условия для акклиматизации! Время сократится на семь часов, а ночь будет состоять из шести часов полета «ИЛ-62» - вполне хватит времени выспаться.

В два часа на территории склада Сорокин встретился с Тишкиной. Не зная еще, как обычно совершается обряд передачи взятки, он полез во внутренний карман пиджака и достал бумажник:
- Э-э… ну-у…
- Что ты! – Тришкина отвернулась. – Не здесь, чтобы никто не видел!
Она мельком оглянулась. Они стояли у раскрытых ворот склада и со всех сторон просматривались. Своей неторопливой походкой Тишкина направилась в темный угол склада. Сорокин молча двигался за ней, на ходу вытаскивая «пятерку» из бумажника и складывая ее в кулаке. Тишкина остановилась:
- Вот твой груз.
К стенке были прислонены шест бухт кабеля. Сорокин растроганно посмотрел на них:
- Ну… как мы договорились.
И вложил в руку Тишкиной синюю бумажку. Тишкина встала спиной в угол так, что ей было видно все со стороны входа.
- Так надо бы еще рубля три накинуть, - возразила она, - ведь это только наверх… - она таинственно показала пальцем в потолок, - а…
Сорокин подождал, когда Тишкина завершит фразу, но фраза осталась незаконченной, а сама она замялась, считая, видимо, что и так понятно, но Сорокин понял и завершил мысленно за нее: «А мне?».
Груз лежал здесь – поэтому деться было некуда: «Вот они – обстоятельства!». Пришлось доставать кошелек.
- У меня только два рубля, вот, видите, да мелочь еще.
Он показал ей внутренность кошелька.
- Ну, давай два, - нерешительно согласилась Тишкина, - я тогда по четыре разделю.
Как она будет делить семь рублей, чтобы получилось по четыре, Сорокин не стал гадать, но был собой доволен: хоть рубль, но сэкономил!
Часа через три он, для пущей надежности, зашел в склад – груза на прежнем месте не было. Недалеко оказалась хорошо знакомая ему Тишкина, подтвердившая, что груз отправлен.



На следующее утро судьба груза зависела от кладовщицы отдела грузоперевозок Хабаровского аэропорта, девушки, которую звали Леной. Помещение, которое занимали кладовщики, делилось на две части деревянной перегородкой с прилавком, на который можно было, при надобности, опереться. С этой стороны перегородки сидел парень в рабочей одежде и балагурил с Леной – похоже, он был грузчиком склада.  Сорокин тоже поговорил с ними на различные темы, посмеялся довольно прозрачным шуткам грузчика и вскоре договорился, что его груз будет отправлен, как срочный – в первую очередь. Кладовщица Лена в верхнем углу квитанции, которую уже выписал Сорокин, подписала красным карандашом «Срочно!» и подчеркнула.
Для страховки он зашел к диспетчеру и выяснил, что свободных рейсов сейчас нет, но завтра должен быть дополнительный грузовой рейс.
- Значит, грузы вы будете забирать?
Диспетчер-женщина подтвердила.
- Дело в том, что у меня груз срочный, нельзя ли его в первую очередь?
- Диспетчер этим не занимается, - ответил мужчина в летной форме, выяснявший с диспетчером вопросы грузового рейса.
- А кто?
- Кладовщица, здесь по коридору налево, все в ее руках.
- Лена?
- Да, да.
Поблагодарив, Сорокин решил еще раз зайти к кладовщице, несмотря на то, что она уже сделала нужную пометку.
- Я попрощаться, - улыбнулся он. – Лена, груз будет отправлен в первую очередь, как договорились7
- Да, конечно. Я же написала на квитанции, - ответила она, но в словах чувствовалась недосказанность.
У Сорокина в портфеле была шоколадная фигурка Деда Мороза, он решил, что сейчас самое время подарить ей подарочек. Мысль была: «Как она отнесется?», что приводило его в сомнение. «Молодая, возможно, еще не развращена подарками, наоборот, в последнюю очередь отправит. Разве люди не могут помочь друг другу бескорыстно, просто от доброй души? У нее глаза хорошие, ясно, что скажет: взятка. Разве шоколадка – взятка? Просто гостинец». Пока Сорокин колебался, в помещение вошли люди, при которых он не решился это сделать.

На следующий день Сорокин заверял начальство на работе, что груз прибудет вечером. Самолет, о котором говорила диспетчер, действительно пришел, но груза не оказалось. Не было его и на следующий день. Самолеты приходили – груза не было.
Всю неделю Сорокин звонил в Хабаровск, выяснял до хрипоты в голосе.
Груз пришел через восемь дней. Ему не помогла ни пометка «Срочно» ни заверение кладовщицы Лены. Теперь Сорокину становилось понятным, что его груз для кладовщицы Лены оставался таким же заурядным, как тысячи других, не облагодетельствованных, не обласканных ее вниманием, потому что проку лично для кладовщицы от груза не было никакого.
Когда груз все-таки пришел, Сорокин окончательно понял простоту задачи, которую он, не имея опыта, со своими раздумьями и сомнениями, не смог довести до ума. Не смог, потому что не подозревал, что в этом таинственном мире грузоперевозок между людьми, занятыми в цепочке движения груза, существуют особенные взаимоотношения, и другими они быть не могут, потому что укоренились в мыслях, душах, сознаниях и плоти этих людей. Но разрешаются эти связи очень просто. В который раз Сорокин вспоминал простую женщину Тишкину, которая четко назвала цену срочности, избавив его от мыслей: бутылка водки - с правом замены на денежную сумму.
Теперь ему было ясно, как божий день.

Часть 12: http://proza.ru/2020/12/11/1050