Рыбалка и охота в моей жизни

                Рыбалка  и охота в моей  жизни
                Глава 1.    Первая охота

        Мои первые охотничьи и рыбацкие подвиги относятся к 1933-му году, когда наша
семья, в составе папы Пети, мамы Люси и шестилетнего Вити 93-летнего в 2019  году
автора этих воспоминаний, бежала из Днепропетровска на Урал, то ли спасаясь от голода, то ли от ВЧК;  отец в 1919- 21 годах служил в «гвардии Лейб»  (не путать с лейб- -гвардией его императорского величества) - личной охране  Лейбе Троцкого.
        Вторая версия представляется мне более романтичной, но менее вероятной, т.к. на
 дальнейшей карьере отца это общение с лютым врагом Сталина никак не отразилось.
 Возможно, и  на старуху бывает проруха – я имею в виду не отца
         Подробности пробега Днепропетровск – Орск в памяти моей никак не отразились,
а вот приезд в маленькую, но уже испытавшую на себе все ужасы раскулачивания, деревеньку Сара (ударение на втором слоге) запомнился надолго. Большинство добротных домов, ранее принадлежащих «кулакам и подкулачникам», пустовали и были,
благодаря трудовому воодушевлению главной опоре советской власти – беднякам, на 50%  лентяям и пьяницам, полностью, вплоть до полов и крыш, ободраны и обобраны.
 В Сару из Орска добирались на одной из первых грузовых машин ГАЗ – АА, сошедших с первого же в СССР конвейера в этом же 1933 году.  Народная мудрость гласит, что первый блин комом, можно сказать, что и первый советский автомобиль был комком плохо обработанных и плохо подогнанных друг к другу деталей, издававших хором дикую какофонию труднопереносимых звуков. Сюда надо добавить дорогу, состоящую из колдобин, рытвин, ухабов и пыли. Поэтому не стоит удивляться, что шестилетний Витя запомнил эту дорогу на всю оставшуюся жизнь.
          Но…это были цветочки в сравнении с тем домом, в котором нас собирались поселить. Приехали мы глубокой безлунной ночью, каким-то чудом шофер нашел нужный дом и убежал искать самогон, даже я его понял. Несколько лет тому назад это был один из лучших домов деревни, краса и гордость Сары. Теперь…открыв непонятно как и зачем уцелевшую дверь, папа Петя захотел, согласно освященному веками церемониалу новоселья, внести маму Люсю в дом через порог. Мама Люся благоразумно
отказалась, тем самым спасая себя от серьезной травмы. Мама Люся не  была экстрасенсом, она обосновала свой отказ двумя причинами:
1) не было порога,
2) за дверью зияла черная пустота.    
  Папа Петя тоже не был экстрасенсом  и неблагоразумно шагнул через виртуальный порог  в реальную пустоту… раздался истошный вопль, в котором сквозь каскады ругательств на русском, украинском и на языке идиш можно было разобрать:
         - Я в каком-то … подполе! Ничего не вижу, выньте меня! Куда мы попали?! …
Сейчас, в начале ХХ1 века, я думаю, что в 30-х годах ХХ века очутиться в подполе было
значительно комфортнее, чем, даже, в виртуальном подполье.
        На очень редкий в то время и в тех краях звук визжавшего мотора и нередкий в тех краях мат начали собираться собаки и люди – немногочисленные жители Сары: саране или саранцы до сих пор не знаю, как правильно? Собак было значительно больше и они, так и не поняв, что случилось, громко лаяли.  Саранцы,  наконец  уяснив ситуацию, не менее громко смеялись, но папу Петю из подпола благополучно вытащили.
- Ну, куда вы полезли? Разве не видели, что дом ободран! Вы что – не соображаете?
Теперь нужно сказать, что в Сару мы приехали не случайно: недалеко уже началось строительство медеплавильного комбината, образованные кадры  были  очень  нужны,
и  родители  приехали  туда по контракту  (а может, по призыву партии или комсомола,
точно не знаю). Как принято при социализме, завод начали строить значительно раньше
жилья для строителей, и приезжавшие специалисты селились в окрестных деревнях.
Таким образом, мы были не первые, поселившиеся в Саре и выбравшие этот дом: именно
поэтому смех саранян был таким громким, и громче всех смеялись приезжие, уже побывавшие в аналогичной ситуации.
-      -  А зачем сняли крышку от подпола? – попробовал возмутиться папа Петя.
-               -   Не одному же мне быть дураком! -  совершенно справедливо ответил один из приезжих.                Однако все окончилось благополучно. Нас отвели в заранее приготовленную избу, накормили вареной картошкой (меня), ею же с самогоном (родителей), и уложили спать. Спали мы на полатях. Знает ли сейчас городская молодежь, что такое – полати? Это одно из величайших изобретений русского крестьянина, не менее важное, чем лучина и соха. Полати – это широкие нары, расположенные под потолком избы между огромной русской печью и противоположной ей стеной. На полатях было всегда тепло и сухо, там спали, сушили картошку и лук, грызли семечки, оплевывая шелухой тех, кто сидел на лавке под полатями. Я даже думаю, что более высокая рождаемость в деревнях по сравнению с городом объясняется наличием полатей в русских избах.

       На следующее утро родители занялись какими-то хозяйственными делами, а на второй день уехали на телегах в место со странным названием Блява, где и начиналось строительство. Это было недалеко от Сары, в километрах 5-6. Почему нас сразу не поселили в Бляве, так и осталось загадкой.  Туда мы переехали только через 2 года.
       Пора бы уже вспомнить, что рассказ мой не о полатях, а о рыбалке и охоте в моей жизни. Итак, год 1933, деревня Сара. Я был предоставлен самому себе. Быстро влился в компанию (шайку? банду?) мальчишек-однолеток, были там и ребята постарше. Банда состояла из местных и приезжих, приезжие резко отличались от деревенских хотя бы тем, что местные спали ночью в той же одежде, что и носили днем, обычай раздеваться на ночь был для них столь же экзотичен, как и для папуасов одевать на  ночь теплую пижаму. Думаю, это потому, что на полатях одеваться и раздеваться очень неудобно. И опять затесались полати! Хватит! Кроме того, приезжие и матерились и дрались гораздо лучше саранян, но значительно уступали им в знании местной географии, флоры и фауны.
       И вот, однажды, в начале лета, в самый подходящий день, по авторитетному  мнению  юных саранцев,  наша банда  отправилась  охотиться  на  воронят. Воронята – это не жеребята от кобыл вороной масти, а птенцы ворон в стадии определенной зрелости. Рядом с деревней был небольшой лесок, в котором гнездилось огромное количество ворон, чем они кормились, когда и людям-то корма не хватало – загадка.
         Наверое, головастиками и лягушками, этого добра в вялотекущей речке Саринке было во много раз больше чем ворон, как по количеству, так и по массе. Речка заросла водорослями, кувшинками, водяными лилиями, воздух гудел от множества разнообразных насекомых, в траве стрекотали кузнечики…такое обилие биомассы привело меня, горожанина в подлинный восторг, и отношения, взаимосвязи между элементами этого биоценоза стали занимать меня гораздо больше, чем отношения между людьми.   Но вернемся к первой в моей жизни охоте.
        - Самое время нынче, из гнезд стали выпадать воронятки - сказал местный вожак Васька.   – суп варить будем! 
          Предприимчивый Вася захватил с собой ведерко, соль, спички и несколько деревянных ложек.
           Пришли в лесок – небольшую рощицу около деревни. Говорят, что за деревьями не видно леса, здесь не было видно даже деревьев из-за обилия вороньих гнезд, украшавших
буквально каждую ветку каждого дерева. Земля под деревьями была усеяна яичной скорлупой, гниющими разбитыми яйцами, дохлыми, полудохлыми, полуживыми и вполне живыми  пищавшими птенцами. Пахло тухлыми яйцами. То, что этот запах -  запах сероводорода , я узнал значительно позже. Взрослых родителей – ворон видно не было, улетели куда-то подкрепиться и принести что-нибудь поесть прожорливым деткам.
 Думаю, если бы все вороны прилетели, они бы без труда съели нашу ватагу и остались голодными. Но вожак Васька знал, не хуже вожака ворон, распорядок жизни стаи и скомандовал:
- -Давай, робяты, собирай живых, и которые поболе, и живей! Вдруг прилетят!                Стали гоняться и хватать «которые  поболе». Они увертывались, некоторые даже взлетали, причем взлетали и воронята, и ребята – так представлялась моему неискушенному взгляду общая картина происходящего.
             Спустя много - много лет, я начал понимать какой страшной опасности мы подвергались. Вот что написано об агрессивности ворон:               
 
…вороны защищают свое потомство. Причем беспомощного птенца от потенциальной угрозы оберегают не только родители, но и вся стая… вороны очень умны и мстительны. Например, они запоминают человека, который убил птенца. И потом на протяжении долгого времени – даже не один год! – могут нападать на него и в одиночку, и всей стаей.

        До появления интернета оставалось еще более шестидесяти лет, поэтому ни мы, ни вороны об этом не знали. Собрав десятка полтора птенцов, выбрались бегом из рощицы
и остановились на берегу речки. Васька вывалил всех птенцов из мешка, и не дав воронятам опомниться, быстро свернул им шейки, мне было ужасно жаль воронят, но чувство любознательности – что же будет дальше? –пересилило жалость и я остался.
- А ну, давай очипывай поскорее! – скомандовал Васька.
Сначала я не понял, что надо делать, но когда вся ватага принялась дружно ощипывать малооперенные тушки, птенца для «очипывания» мне уже не досталось.
- Ты чё сидишь, городской? Дуй за хворостом! – приказал Васька.
В котелок уже были положены выпотрошенные птички, потроха выброшены в
речку, где на них дружно набросилась разнообразная живность Саринки, когда я приплелся с несколькими веточками и гордо сказал:
- Вот, принес хворост! 
  Видя, что с меня никакого толку не будет, Васька сказал:
-         Не лезь, лучше сбегай,  конфет притащи, дома, небось, жрешь, вы, явреи, богатые!
     То, что мы «явреи» я уже знал, но откуда об этом узнал Васька? Положение «яврея»
обязывало доказать, что мы, действительно, богатые и я помчался домой за конфетами. К
счастью, в тумбочке стояла тарелка с самыми примитивными конфетами – подушечками, и я приволок целую горсть. Этим было заслужено право есть, вместе со всеми, суп из воронят. С тех пор прошло около восьмидесяти лет, но и сейчас  кажется, что ничего более вкусного, чем это мессиво из полусырых птенцов я в жизни  не ел. Вечером, когда родители приехали со стройки,  я, захлебываясь от восторга, поведал папе и маме, как ловили воронят, варили суп, какой он был вкусный, и что мы опять завтра пойдем в лес.
Мама побледнела, потом покраснела, потом позеленела и схватив термометр, немедленно
уложила меня в кровать, заставила выпить ложечку касторки, и безапелляционно заявила:      
          - Завтра ты никуда не пойдешь! И немедленно дай мне и папе честное слово, что никогда больше не будешь есть такую гадость!
Слово я дал (интересно, а что бы было в случае отказа) и…сдержал. Никогда больше суп из воронят и, даже, взрослых ворон не ел! И неоднократно  задумывался – почему?
Потому, что дал слово, или потому, что не хотел испортить первое впечатление?



                Глава 2.        Балхаш

           Весной 1937 мы переехали из Медногорска в «город» Балхаш Карагандинской
области Казахстана. Пишу «город» в кавычках, так как в то время он  состоял из полностью барачного поселка «Набережный», казахского аула, название которого я забыл, и самого города, в свою очередь состоявшего из двух-трех десятков четырехэтажных домов, квартиры которых были в подавляющем большинстве своем коммунальными. Отец тогда числился в номенклатуре министерства цветной металлургии, и ему полагалась отдельная квартира. Вот в этой двухкомнатной  квартире и поселилась наша семья, в свою очередь, состоявшая из двух Россинских – папы Петра Мироновича, меня – Виктора Петровича, и двух Миндлиных – мамы Людмилы Львовны и маминой мамы, бабушки Веры Ноевны. В тридцатые годы прошлого века жить в отдельной квартире было неслыханной роскошью.
               А приехали мы в Балхаш из Москвы летом 1937-го года. До этого последний раз я был в Москве два года назад, летом 1935. Сейчас это была совсем другая Москва, тихая, малолюдная, объятая страхом. Наверное, совсем рядом была еще одна Москва, работающая, пьющая, что-то строящая, и почти не пересекающаяся с Москвой, в которой

жили мама и я почти целый месяц лета 1937-го года. Это была писательская и академическая Москва, Москва в «ежовых» рукавицах, где почти каждую ночь в дом писателей на улице Фурманова  (там жил брат мамы, известный журналист и писатель  Эмилий Миндлин) приезжал «черный ворон», где в квартире Григория Любарского,
профессора – химика, мужа папиной сестры и на их даче в Кратово только и было разговоров шепотом:
         - А сегодня увезли академика N, а я слышал, что семье народного комиссара NN предложили освободить дачу …и так далее…
…с февральско–мартовского Пленума ЦК ВКП (б) (23 февраля по 3 марта 1937 года) в стране развернулась очередная кровавая «чистка» длившаяся почти два года. В исторической литературе эта репрессивная политика именуется «Большим Террором»; в народе ее называют просто - «Тридцать Седьмой».
Именно, Тридцать Седьмой - стал в памяти людей зловещим символом системы массовых убийств, организуемых и проводимых государственной властью. Это был государственный террор против собственного народа.
    Это я прочел  о годе 1937…тогда  я  был мало что понимающий пацан, но эти разговоры запомнились очень хорошо. Кроме того, меня поразила еще одна вещь, мама взяла меня с собой на Казанский вокзал покупать билеты на Балхаш, вокзал был пуст – в кассовом зале мы были одни. В 1935 и вокзал, и площадь трех вокзалов буквально кишели людьми и машинами, под одну из них я чуть не попал. Вернемся лучше на Балхаш, или в Балхаш? Поскольку Балхаш – не только город, но и озеро, то, я думаю, «НА» в случае плавания и «В» в случае ныряния. А городом Балхаш стал только в 1937-м году, за пару месяцев до нашего приезда.
 
       На строительство второй очереди медеплавильного завода приезжали специалисты из Москвы, многие из них с семьями. Местные ребята, долго жившие в Казахстане (русские - казахов на строительстве было очень мало),  не жаловали москвичей. Когда вновь приехавший мальчик выходил во двор, его сразу же окружала толпа местных:
                -Из Москвы?                Приезжающие москвичи обычно с гордостью отвечали:
- Да, из Москвы!
- А хочешь увидеть свою Москву? 
       И не дожидаясь ответа, его хватали за уши, тянули изо всех сил вверх, от души сопровождая это пинками и подзатыльниками до тех пор, пока несчастный ребёнок не начинал плакать и вопить: "Хочу-у-у..." Но этим не ограничивалось, следовал вопрос "Видишь?" И пока он не отвечал "да", экзекуция продолжалась.
       Но вот вышел во двор я. Банда местных уже ожидала привычного развлечения.
                Приехал? Из Москвы, да?                Надо сказать, что последний год перед переездом мы жили уже не в деревне Сара, а в более благоустроенном  поселке  Блява, рядом  со строящимся городом Медногорском.      Москва была просто пунктом пересадки, и ответ мой был правдив:                .                Нет, я приехал из Блявы.                Откуда? Откуда?                Из  Б Л Я В Ы !!
           Им так понравилось это слово, что они сразу же решили: это свой!  Меня не тронули и приняли в свою компанию. И если другие банды пытались начать обычную процедуру издевательств над новеньким, их останавливали и говорили:
-                "Этого не трогайте, он свой, из Блявы"
          На Балхаше у меня появился настоящий друг, пожалуй, лучший друг во всей моей жизни – Володя  Назаренко,  сын репрессированного в 1937 году секретаря Карагандинского обкома партии. По каким-то соображениям, семью не тронули, ограничились высылкой из Караганды в Балхаш. Мы как-то сразу сошлись. В отличие от Онегина и Ленского,  которые:
                «сперва взаимной разнотой
                они друг другу были скучны…».
я и Володя с первого знакомства стали очень интересны друг другу. Мы оба много читали, обожали фантастику, химию, фотографию и главное – животный мир планеты Земля и других, выдуманных нами планет. Мы сильно отличались от ребят и, разумеется, девочек класса, у них были совсем другие «интэрэсы» (одесско - еврейский  жаргон считался тогда на Балхаше высшим шиком).
         Увлечение фантастикой (а тогда нам были доступны только Жюль Верн, Уэллс, В.Беляев,  А.Грин и кто-то еще, не помню) привело к тому, что, подобно Леве и Осе
Кассилям, создавших виртуальную Швамбранию, мы придумали свои две страны –
- два больших острова , один на самом юге, другой на самом севере Тихого океана              (в году 1938-ом это было маловероятным, но не совсем фантастическим допущением),       до сих пор не открытых человечеством. Что только мы не помещали на наши острова: силовые поля и межпланетные корабли, излучатели смертоносных лучей и чудесные растения, непроницаемый для тяготения «кэйворит» Уэллса и умение летать А. Грина,
полное изобилие продуктов, бесплатные столовые и, что вполне естественно для сынов
репрессированного  и скрывающегося от коммунистов отцов, полный коммунизм!
         Увлечение химией привело к тому, что мы научились запускать фейерверки,
узнали, соли каких металлов какой дают цвет при сгорании, как раздобыть эти соли
(моя мама работала тогда в аптеке). Большим плюсом этого увлечения было то, что мы
не сожгли нашу квартиру, хотя и достаточно близко подошли к этому. Володя жил в коммунальной квартире, и там опробовать взрывчатые смеси было невозможно.
         Фотоаппарат «Фотокор», который родители передали мне в полое владение, использовался не столько для съемок, сколько для различных опытов с применением фантастики и химии.
         Но главным нашим увлечением были походы в степь, точнее, полупустыню, которая
начиналась в полукилометре от поселка и не кончалась, как бы далеко мы не уходили.
         Каких только насекомых не встречалось нам в этой самой полупустыне! Разноцветные пауки, жуки-скарабеи, летающие твари, внешне похожие на стрекоз, но
учительница биологии сказала нам, что личинка этой «стрекозы» - самый хитрый и страшный хищник. и называется «муравьиный лев».                Там же водились и ядовитые твари - паук каракурт и скорпионы, я уже тогда знал, что пауки и скорпионы это не насекомые. По-моему, эти беспозвоночные боялись нас значительно больше, чем мы их, и при нашем появлении так хорошо прятались, что ни разу на глаза так и не попались.   
     Каждому пойманному насекомому (точнее беспозвоночному) давали звучное имя, например: «теркумпед бонус», что означало «спиноход хороший», фотографировали его,
увеличивали в десятки раз и поселяли на один из островов. Так создавалась фауна наших стран. К обычным земным позвоночным относились с презрением, подумаешь «жираф»,
«тигр»…то ли дело «окулмал алиенский», что означала «плохой незнакомый глазастик»
(у мамы был учебник латыни  для  медиков).                Местные ребята, в основном – казахи верили, что в степи живет двухголовая змея, головы – на противоположных концах тела, нечто вроде тянитолкая  К.Чуковского.
   Мы, естественно, не верили:
- Да не может быть такого. А как же она какала?  Через рот, что ли?!
- Почему через рот? Посередине.
- Так, может, это две змеи, сросшиеся хвостами?
- Нет! Точно одна!
       Значительно позже я узнал, что какая-то доля истины в этих слухах была.

Песчаный удавчик - небольшая (длиной до 60 см) змея буроватого цвета с коротким, тупо заканчивающимся хвостом. Издали оба конца этой змеи кажутся одинаковыми по толщине, что могло послужить основанием для легенд о змеях с двумя головами, которые могут двигаться то в одну то в другую сторону. Живет в песках на ...
              А вот с настоящей рыбалкой и охотой мне несказанно повезло. В нашем доме и в том же подъезде, только на другом этаже, жила очень интересная семья – Бану Валиевна, врач-терапевт, ярко выраженной татарской внешностью и мужем Виктором, непонятной профессии, ярко выраженной русской внешностью и большим количеством свободного времени. Детей у них почему-то не было.  Бану была лучшей подругой мамы Люси, у них было много общих интересов, обе медики, много читали, обе заочно изучали новейшую систему стенографии и английский язык (зачем?).  По-моему и то и другое заметных последствий в жизни мамы Люси не оставили.
      Муж Бану – Виктор стал моим настоящим другом. Спокойный, немногословный, страстный охотник и рыбак, он проводил все свое свободное время за изготовлением охотничьих припасов, снаряжения, всевозможных рыболовных приспособлений. Он очень интересовался жизнью и повадками самых разных животных,  мог говорить об этом бесконечно. Увидев, что я,  двенадцатилетний пацан, знаю о животных довольно много, книги Брэма я прочитал у дяди Эмилия Миндлина в Москве, он сначала увидел во мне интересного собеседника, а потом почти родственника. Я помогал ему заряжать патроны, отливать дробь и картечь, готовить удочки и переметы, а он рассказывал мне об охотах. Виктор охотился на птицу, перелетных птиц в Прибалхашье в те времена было полным-полно.  По-моему и время сезонов охоты не очень-то соблюдалось. Приходилось Виктору принимать участие в охоте на сайгаков, кабанов и даже один раз на тигра! Перед Войной в зарослях южного Прибалхашья еще водились, правда, в очень небольшом  количестве, туранские тигры. Считалось, что последнего убили в 1948 году.     НО…
                В поселке Карой Алматинской области найден Балхашский тигр
                Это я прочел в интернете 10.09.2012.
      Один раз, это было в 1940 году, Виктор взял меня с собой на охоту, осеннюю охоту на гусей и уток и даже дал пару раз выстрелить из ружья – берданки. Птицу я не подстрелил, никого не ранил и сам остался жив – мама посчитала это самым лучшим трофеем охоты. А на рыбалку мы с ним ходили довольно часто, иногда присоединялся и Володя Назаренко. Озеро было, примерно, в полукилометре от дома, но сами (я и Володя) ходить на ближнее озеро опасались. Надо было проходить через поселок Набережный, полностью состоящий из бараков. Между пацанами из Соцгорода, состоящего из двух десятков четырехэтажных новых, но уже облупившихся, домов и несовершеннолетними жителями бараков была смертельная вражда. Проникших на чужую территорию ожидало жестокое наказание. С Виктором безопасность гарантировалась уже одним его видом.
         Виктор научил меня правильно закидывать «закидушку», делать подкормку, выставлять перемет, в общем, всем премудростям охоты на рыбу – так он называл рыбалку. А рыбы в Балхаше было предостаточно. Нам попадались разноцветные окуньки, жирные карасики и, изредка, эндемик (это слово я тогда не знал) озера Балхаш- -знаменитая маринка. Казахи считали эту рыбу ядовитой, называли ее «карабалык», что означает «черная рыба» и плевались от одного ее вида. Черная – потому что, брюшина у нее угольно-черного цвета и, на самом деле, брюшина, икра и молоки содержат ядовитые вещества и то только весной, в период нереста. Виктор хорошо знал это и советовал тщательно вычищать эту рыбу не только весной, но в любое другое время года. А то вдруг какая-нибудь влюбленная  маринка захочет нереститься летом.
- Но это против законов природы! – горячо возражал я – этого просто не  может быть!
- А ты думаешь, маринка знает эти твои законы?
               
          Жареная, а еще лучше копченая маринка, одна из вкуснейших рыб, которых я ел в своей жизни.   
               
 

                Глава 3.    Последняя мирная рыбалка
        Лето, лето! Июнь 1941 года. Учебный год в школе позади, экзамены успешно сданы, тогда и в шестом классе были экзамены, какие – все не помню, помню только биологию, только называлась она как-то по-другому, и конституцию СССР – самую демократическую конституцию в мире. Германия быстрыми темпами завоевывает Европу, а мы радуемся – наша страна самая сильная, европейцы – слабаки, а нас все боятся. Но все-таки я, все еще полудетским умом (а мне уже 13,5 года) чувствую: что-то не так! Еще совсем недавно, прошлым летом я смотрел фильм «Доктор Мамлок», где были со страшной силой показаны издевательства фашистов над врачами – евреями, еще совсем недавно я написал первое в моей жизни политическое стихотворение, даже теперь помню, как оно начиналось:
 Нависла над Европой мрачной тучей                Зловещая тень Мюнхена. Она               
Заполнила весь мир дыханьем жгучим,                Над миром страшный призрак – новая война!
 Поэза, конечно, ниже всякой критики, но, по сути дела, так оно и было. Еще совсем недавно я прочел книгу» Истребитель 2Z» - автора не помню, в которой описывалось, как СССР с союзниками, Англией и США, разгромили злейшего врага всего прогрессивного человечества, фашистскую Германию во главе с извергом Адольфом Гитлером.  А сейчас, на одном из последних уроков, учитель истории и конституции говорил, что, хотя СССР  и соблюдает полный нейтралитет в европейской войне, симпатии наши на стороне Германии. При «полном нейтралитете» СССР уже захватил Прибалтику, Западную Украину и Белоруссию, Бесарабию, солидный кусок Польши и что-то еще.
          Но в этот день, один из двух самых длинных дней в году, а именно 21 июня 1941 года, я ни о чем таком не думал. Самой главной задачей в этот день была проблема уговорить родителей, а главным образом, маму, отпустить меня на ночную рыбалку. Группа ребят, в которую входили и я, и Володя Назаренко по «предварительному сговору» решили в этот вечер совершить поход к устью какой-то речушки, впадающей в Балхаш, и находящейся километрах в 12 от города. А «город» Балхаш, как и все города, в которых велось интенсивное строительство новых предприятий (пятилетку в 4 года!!), состоял из нескольких изолированных барачных поселков, в которых не было водопровода, а кое- где центрального отопления и даже электричества. Например, в поселке Казачий, где проживали только казахи, испокон веков вполне успешно обходились без первого, второго и третьего. И тинэйджерское  поколение всех этих поселков находилось  в состоянии перманентной войны с подростками так называемых «соцгородов», где жители новых четырехэтажек  пользовались не только вышеперечисленными тремя, но и совершенно немыслимым в те годы благом -                - домашним туалетом!! Но корни вражды, по-моему, заключались не в этом – здесь была более глубокая социальная подоплека. Подумаешь, домашний туалет! Да кому он нужен? Все несовершеннолетнее и подавляющее большинство совершеннолетнего населения Балхаша пользовались принципом: 
                Хорошо быть кисою,                Хорошо собакою,                Где хочу, я писаю,                Где хочу, я какаю.
             И были!          Но вернемся ко дню 21 июня 1941 года. Я и Володя дали своим мамам торжественное обещание обойти враждебную территорию, путь до речушки при этом удлинялся километра на два, обещание мы дали и наполовину выполнили, по пути туда. На обратном пути о нем забыли, причины были. Кроме того, моя мама Люся, в тайне от меня, взяла у Володи клятву, что он будет присматривать за мной, а Володина мама Клара, в тайне от Володи, взяла у меня клятву, что я буду присматривать за Володей. Все тайное становится явным и, буквально, через час мы поняли всю силу любви и заботы наших мам. Итак, было дано «добро» и компания отправилась к месту промысла. Нас было шестеро, значительно позже я прочитал книгу «Шестеро вышли в путь» Е. Рысса. Это не про нас, те шестеро шли на борьбу с НЭП-ом, а мы шли за приобретением частной собственности  -   рыбы. До места добрались, когда уже стемнело, рыба, в отличие от нас, легла спать сытой и клевать ленилась. Мы, в отличие от рыбы, были голодны и спать не хотели. Наломали веток кустарника, называемого саксаулом, который тяжело ломается, плохо разжигается, но хорошо и жарко горит, напекли картошки, ели, смеясь и обжигаясь, и до рассвета рассказывали анекдоты. Еще не было анекдотов про Чапаева, чукчу  и армянское радио, одушевленными объектами анекдотов были А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов и барышни Х1Х века, неодушевленными - их шляпы, шляпки, карманы и платочки, действиями – их естественные отправления и сочинение фривольных стишков. Незаметно наступил рассвет дня 22 июня 1941 года.
            Рыба проснулась голодной  и начался клев и какой клев! Ни до, ни после я такого в своей жизни не встречал, одну за другой мы вытаскивали крупных окуней, маринок, карасей, еще каких-то рыб и ликовали!                А в это самое время немецкая авиация бомбила Киев, Минск, города Прибалтики и Севера. А в это самое время десятки тысяч красноармейцев погибли или попали в плен, а в это самое время была уничтожена почти вся западная авиация и захвачена значительная территория .
           А мы радовались такому огромному улову и не торопились домой. Напекли в еще горячих угольях рыбы, с удовольствием ели без соли плохо очищенную, но горячую, частично обугленную, но очень вкусную. Домой пошли напрямую, через поселки ТЭЦ, больничный и набережный. Никто нас не тронул, редкие прохожие смотрели с уважением:
-                Вот это улов! Где рыбачили?
       Это было воскресенье 22 июня 1941года.  А выходной в воскресенье появился совсем недавно, только осенью 1940 года, до этого была пятидневка, и выходным мог оказаться любой день недели, да мы и плохо знали названия этих дней.
       Какая-то молодая женщина вышла из дверей барака в  поселке «Набережный»:
                Продайте немного свежей рыбы. Сами ловили?
      Мы продали, сколько она там заплатила, не важно, Важно то, что это были первые деньги, заработанные собственным трудом. Зашли в какую-то лавку и на все деньги купили простеньких конфет и каждый из нашей бригады притащил домой кучу рыбы. Самому удачливому рыбаку, «имя» вспомнил: «Кокля», досталась самая большая маринка.
          12 часов 22 июня, никто в Балхаше да и, наверное, во всей Карагандинской области и не подозревает, что война идет уже почти 8 часов. Уже Германия официально объявила войну СССР.  Уже подписан приказ о всеобщей мобилизации. Уже, уже, уже…                Уже рыба поджарена и наша семья в составе мамы Люси, папы Пети и  их сына – обеспечившего семью пищей, приступает к обеду. Местное время 2 часа пополудни. На улице какой-то шум, крики, очень необычный шум для нашего, вообще спокойного, района. Обед прерван, вышли…
          По уличным репродукторам (а других тогда в Балхаше и не было) передают выступление В.М. Молотова:
Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города - Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек…             Советским правительством дан приказ нашим войскам - отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины…                Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
        Все верно, только с числом  200 В.М.»слегка» слукавил, не добавив 2 или 3 нуля, а может быть, он еще и не знал, что маловероятно.
             И все сразу изменилось. В 2.15 во все магазины, что были еще открыты, вдруг выросли гигантские очереди. Хватали все, что нужно и не нужно. В 3 часа по репродукторам был передан строжайший  приказ: сдать по указанным адресам все радиоприемники. За неисполнение суровое наказание по законам военного времени. У нас был старенький, даже по тем временам, приемник ЭДС-4, состоящий из двух ящиков, приемника и динамика. Немедленно отнесли в подвал своего же дома, это был один из адресов. О том, что творилось на фронтах, ни 22, ни в ближайшие два дня никаких официальных известий не было. А слухи были отличные – мальчишки верили, что Красная армия «малой кровью, могучим ударом» дала достойный отпор агрессору, и бои идут уже на подступах к Берлину.                22 июня появились строгие нормы отпуска продуктов и промтоваров.                23 июня маму мобилизовали, и этим же вечером, в эшелоне мобилизованных специалистов, отправили на Дальний Восток. Там, недалеко от Читы, в небольшом пограничном поселке Харанор, она прослужила немного свыше 5 лет. Внесла свой вклад в войну с Японией в качестве начальника медснабжения дивизии. Я увидел ее только в августе 1946, она демобилизовалась в звании капитана и вернулась, уже в Орск с богатейшими трофеями: серебряным кувшинчиком из какого-то буддийского монастыря и отрезом цветастого китайского шелка «с драконами и змеями», как писал В. Высоцкий. А ее капитанскую шинель я донашивал в течение года.
            А отец…получилось так, что за несколько дней до начал войны, отца, Петра Мироновича  Россинского, перевели работать на новое место, в город Каменск-                -Уральский  Свердловскй области. Тогда не очень-то спрашивали, хочет ли человек сняться с насиженного места или не хочет, за неисполнение приказа – под суд!  Он должен был забрать к себе маму и меня, как только устроится.
           Итак, 24 июня 1941 года я остался один, правда, в нескольких тысячах километров от фронта, в большой квартире, набитой вещами и книгами, безо всяких средств существования. Мне очень помогли Бану Валиевна и Виктор, Что-то удалось продать, что-то просто раздарить, отправить багаж: большой сундук с летней и зимней одеждой, кое-какой посудой (в глубоком тылу это было еще возможно), Папа прислал телеграмму: «все бросай, приезжай». Остаток июня, июль кое-как продержался, билет на поезд помогли достать (уже и потом, в течение целого полувека, не говорили «купить» а только «достать»). Поезд на Каменск Уральский был без пересадок. На одной из станций я прочел в приколотой на стене газете: наши войска оставили города…Днепропетровск … Это город, в котором я родился, и в  эту минуту я понял: В О Й Н А.
          Отец жил в очень небольшом, вновь строящемся, поселке КМЗ – Каменский Магниевый  Завод – километрах в 8 от Старого Города, где была школа. Весь город состоял из небольших поселков при заводах: КМЗ, КТЗ, УАЗ, Буйново, ТЭЦ, Синарская и т.д. Школу пришлось бросить и пойти работать на военный завод, меня приняли в химическую лабораторию – я неплохо знал химию – на должность сначала ученика, а потом и настоящего контролера качества термита, из которого в на другом заводе делали зажигательные бомбы. Знание химии пригодилось только для понимания процесса, но не для его осуществления. Таким образом в победе над фашизмом есть и мой микроскопический вклад!
          А теперь я пропущу целых 14 лет. Это очень большой кусок жизни,  включавший в себя  голодные годы войны, учебу в техникуме,  который не закончил и сбежал в Москву, сдача экстерном экзаменов на аттестат зрелости,  два года в Москве,  из  них полгода тяжелой болезни,  возращение в родные пенаты, женитьба, рождение дочерей, смерть отца, заочную учебу,  результатом которой явились два красных диплома: машиностроительного техникума и мехмата пединститута  (хвастунишка несчастный!), работа в медицинском училище, индустриальном техникуме, и в институте, сначала заочном, а последние годы и нормальном. В этом орском институте я проработал 37 лет, до отъезда на историческую родину.
          А  пропустил эти годы потому, ни охотой, ни рыбалкой я в это время не занимался, не до того было…

                Г л а в а 4      Пятидесятые               
                Всеволод Сивицкий (я его называл просто Сева, княжеское имя ему не подходило хотя бы потому, что он  брюнет, а все известные Всеволоды были русыми)    вернулся из Германии весной 1955, где он служил в германской группе советских войск, и дослужился до старшего лейтенанта. Уволился по собственному желанию, словно предчувствуя хрущевский разгром Советской Армии, до него еще оставалось почти 10 лет. За плечами у него было только общевойсковое училище, надо  приобретать гражданскую специальность. За годы службы в армии он растерял все свои знания математики, если они, вообще, были. И, правда, зачем командиру строевой роты математика? Математериться? Так никто не поймет, проще без первых трех букв.
          Я в это время закончил институт (на этот раз хвастаться не буду!) и преподавал математику в Орском индустриальном техникуме и, как почасовик  в институте, и взялся подготовить Севу к учебе в нашем техникуме, в группе десятиклассников. Мы с Севой                были ровесниками, ими и остались, если Сева жив.  Подобно Владимиру Ленскому
                Он из Германии туманной                Привез  служения плоды…
            Здесь я обязан попросить прощения А.С. Пушкина за то, что осмелился заменить в его бессмертных стихах всего одно слово, «учености»  на «служения», что более соответствует данной ситуации. А теперь А.С. без искажений:
                Я подружился с ним в то время …
             Одной из причин дружбы а, возможно, главной являлись плоды, вернее плод, служения родине на территории Германии, в виде новенького автомобиля          «Москвич-401» мощностью аж в 26 л.с. Тем не менее, он успешно передвигался по дорогам того времени, имел вместительный багажник и радиоприемник. Тогда я еще не писал, а значит, достигать особых успехов было не в чем, и «Москвич» статусу соответствовал.  Самуил Маршак  написал об этом так:                               
             Писательский вес по машинам                А кто не сумел достичь
Они измеряли в беседе:                В искусстве особых успехов,
Гений - на ЗИЛе длинном,                Покупает машину «Москвич»
Просто талант - на "победе".                Или ходит пешком. Как Чехов.
               
              Кроме машины, Сева обладал еще целым рядом достоинств:                а) Страсть к рыбалке, материализованная новым хорошим бреднем,                б) я был его преподавателем, а он моим учащимся, хотя мы были одногодки,                в) оба считали, что небольшой допинг способствует большому улову,                г) Сева прекрасно знал окрестности Орска, т.к. его детство прошло здесь.      
             Без отрыва от вступительных экзаменов в техникум, Сева скоропостижно женился на молодой очаровательной и очень изящной татарочке Флоре, работавшей следователем городской прокуратуры. Я опередил его на целых 8 лет. Таким образом, проблема с защитой от обвинений нас в браконьерстве была решена. Конечно, молодая жена несколько отвлекала Севу от поездок с ночевкой, но будучи женщиной достаточно умной, отлично просекала ситуацию. Иногда к нам присоединялся преподаватель электромашин техникума Виктор Земцов.
             Село «Ударник», основанное в 1935 году находилось (да и сейчас находится) в черте города Орска, всего в 17 километрах от центра.  Народ, проживающий в селе, в свободное от пьянки время, трудился, не прикладая рук, в овощеводческом совхозе с одноименным названием, тщетно пытаясь обеспечить город Орск овощами. Совхоз и село возникли одновременно. Сейчас вместо совхоза частное хозяйство с другим названием, а село осталось «Ударником», бережно  храня память о героических тридцатых. В те времена в окрестностях совхоза было множество озер, возникших в результате весенних разливов сразу четырех рек и речушек: Урала, Кумачки, Ори и Елшанки. В озера (точнее, маленькие озерки не более 10 – 15 метров в диаметре и глубиной не более двух метров) попала рыба, водоросли и прочий корм, создались благоприятные условия для нереста и рыбы – карасей, подлещиков, язей и щук -  стало полно. Овощеводы, занятые перевыполнением плана, особенно не мешали рыбе питаться и размножаться.
          Мы с Севой решили немого уменьшить численность рыбьего поголовья в благих целях, как для рыбы, таки для нас. Для рыбы: предотвращение каннибализма, корма становится меньше, а рыбы больше. Для себя: …и если рыбы будет больше, чем мы сможем съесть, то излишки продать или раздарить друзьям, которым стало каким-то образом известно об этих излишках. Для охоты за рыбой мы использовали бредень.               
      Бре;день — небольшая рыболовная сеть (невод), которую люди, идущие бродом по мелководью (бредущие), тянут за собой на двух деревянных шестах (волокушах, клячах)[1]
         Клячи нужно было прижимать, как можно плотнее, ко дну, иначе хитрая рыба, благодаря генной памяти многих поколений, знакомых с бреднем, ускользнет под бреднем. Первый же улов превзошел все ожидания. Рыбы, в основном некрупных карасей, было несколько ведер. Полный багажник! Рано утром, в воскресенье, когда мы у дома открыли багажник, сбежались все соседи, привлеченные запахом, что ли, хоть и полагалось еще спать. Рыбу, по бросовой цене, расхватали моментально. Друзьям, на этот раз, не досталось ничего.  Еле - еле себе немного осталось.                Знаете ли вы вкус свежевыловленных карасиков, томленных в сметане, чьи кости так же мягки и съедобны, как и мясо? О, нет, вы  не знаете этого вкуса! Попробуйте их!  Я надеюсь, Н.В. Гоголь простит мне плагиат формы. Свой восторг невозможно выразить лучше!
      После мы еще много раз ездили с Севой на эти озера, но такого улова, как первый раз больше не было. Иногда к нам присоединялся преподаватель электромашин техникума Виктор Алексеевич Земцов, страстный рыбак, спортсмен, любящий одинаково свои машины и женщин, женщин за «ум и фигуру», как он говорил; машины – непонятно за что. Он перешел из техникума в институт лет на десять позже меня, мы работали вместе вплоть до моего отъезда на историческую родину. Каких только приключений с нами не происходило? Однажды мы попали на озерко, в котором раков было немеряно. Чем они там питались, до сих пор для меня загадка. Ну, съели рыбу, водоросли им не по вкусу, может, автоканнибализмом занялись? Маловероятно, раки, все-таки, не люди. Или, как у Пушкина:
.                …И в распухнувшее тело
.                Раки черные впились…                Но как мы не вглядывались  в неглубокую глубь озерка, никаких останков млекопитающих обнаружено не было. Поэтому, мы, не мешкая, принялись ловить, варить и поглощать лучшие части раков, бросая остальное в озеро. Съедят родственники, ведь некрофобия это не каннибализм!  Раки под водочку, оно, знаете, совсем неплохо. Говорят, правда, что раки без пива это  moveton, и не один порядочный человек такого себе не позволит. Даже фамилия есть ПИВОРАКИ,  я встречал такую в романе Лагина «Старик Хоттабыч», правда, потом носитель поменял  ее на инфантильную «Ессентуки». Но пива у нас с собой не было, не было даже «Ессентуков».
        Домой мы повезли полный багажник живых, полуживых и спящих крепким сном раков, свою долю я вывалил в ванну и залил водой. Было раннее утро, мама и жена собирались на работу, дети – в школу. Увидев черное, шевелящееся мессиво из клешней, хвостов, которые почему-то называют шейками, усов и еще чего-то, не менее страшного, мама Люся произнесла свою излюбленную сакраментальную фразу:
-                -Или я или раки! 
 - что не помешало ей этим же вечером уплетать сваренных по всем правилам раков. Жена Бетя неожиданно вспомнила о своем местечковом еврействе, и неуверенно сказала:               
- А у нас, в Ильинцах, говорили, что раков евреям нельзя есть, они некошерны…
                -А также кальмары, осьминоги, креветки и сомы! Кто на прошлой неделе        жарил сома, которого я привез с Ириклы, не только жарил, ел и хвалил!
   уверенно возразил я.        Однако, последнее слово всегда остается за женщиной :
                А в чем я стирать буду?
                Эра стиральных машин в СССР была еще в будущем.
              Кстати, о креветках. Любопытная история связана с этими маленькими симпатичными ракообразными. Год 1967, начало ноября, вся страна с упоением (в буквальном смысле) празднует 50-летие Великой Октябрьской Заварушки. Я с женой Бетей в Свердловске, в гостях у наших очень близких орских друзей, недавно переехавших сюда, Зискиндов. В связи с этим великим событием, разумеется первым, магазины столицы Урала, были облагодействольны рыбой хек, кальмарами и креветками. В те времена креветки еще были довольно редки в наших краях, и я, как большой любитель всего, что водится в морях и океанах, решил порадовать себя и близких редким деликатесом. И вот мы с Бетей в магазине, «дают» ( слово «продают» в те времена было столь же редким, как,  скажем, «гомосексуализм» , его в СССР, как и секса, вообще не было) водку, рыбу, что-то еще и креветки. Очередь небольшая, человек двадцать, большинство населения уже упоилось, и Бетя  вдруг замечает, что креветки не покупает никто, неужели вся очередь состоит из верующих в кашрут евреев? Не похоже. Чем ближе я подходил к прилавку, тем дальше отходила от меня жена. Она не хотела иметь что-либо общее с человеком, покупающим креветки. А когда я оказался непосредственно у прилавка и попросил взвесить мне килограмм креветок, Бетя была уже на улице, а продавец посмотрел на меня, как на чукчу, заказывающего в ресторане салат из кислой капусты.
           Поездки на рыбалку с Севой Сивицким, Виктором Земцовым, а иногда и с другими продолжались, с каждой новой поездкой мы открывали новые озерца, протоки, старицы и просто большие лужи. Кто сказал, что окрестности Орска – полупустыня? Это Венеция! Набирались опыта. Вспоминаю такой случай: начало октября, вода уже довольно холодная, лазить по воде с бреднем большого удовольствия не доставляет, набрели на глубокую протоку, клячи прижимать ко дну невозможно. Решили на этом рыболовецкий сезон закончить. И неожиданно повстречали четырех донельзя рассерженных мужчин, судя по удочкам, сачкам и котелку, рыбаков, и что самое невероятное – с тремя нетронутыми бутылками водки. Оказывается, они решили выпить под свежую ушицу, но так ничего не поймали, и шли в поселок покупать закусь, не везти же водку обратно, даже трехлетние дети станут смеяться над ними.
- Мужики! Дайте бредень, протоку пройдем, может, на уху и поймаем! А то      закуси совсем нет!
- Да тут глубоко. И вода холодная.
- Да мы в воду не полезем, берегами пройдем!
- Как так ?
   Оказалось так. К концам клячей привязали тяжелый груз и веревки, клячи стали вертикально, бредущие шли по берегам протоки. В бредне появилось с полведра рыбы. Видя, с какой жадностью набросились мужики на сваренную впопыхах уху, наша компания (я, Сева и Земцов) отказались от угощения. Донельзя обрадованные, что вся уха достанется им, безбредневые рыбаки растянули и высушили наш бредень и даже налили нам по 50 грамм из своих скромных запасов водки. И мы уехали домой, обогащенные благодарностью и новым способом использования кляч.               
           Г л а в а   5    «Профессура»  на  рыбалке
        Сева Сивицкий успешно закончил техникум, начал работать на одном из рудников, обеспечивающих Никелькомбинат последними поскребышами руды, виделись теперь мы очень редко, кроме того, у Флоры родилась девочка неизвестной национальности, отец на 0.5 русский, на 0.5 еврей; мать на 0.3 татарка, на 0.3 мордовка, на 0.3 немка, на 0.1 монголка (нашествие на Русь все-таки было татаро-монгольским а не монголо-татарским). Наши поездки на рыбалку практически прекратились.  В это же время, конец 50-ых –начало 60-ых, у меня появился новый знакомый – Саша Бобров, страстный рыбак, всесильный инспектор ГАИ и мой студент-заочник, един в трех лицах. В те времена в институте, а я уже там работал, был заочный автодорожный факультет, практически полностью заполненный милиционерами – сотрудниками ГАИ, стремившимися получить высшее образование для трех целей:                а) возможного, но маловероятного повышения зарплаты, б) весьма вероятного повышения уровня поборов с несчастных шоферов, в) ношения ромбика, способствующего реализации пункта «б».
            Саша Бобров после очень бурной хулиганской, с приводами в милицию, молодости попал в Советскую Армию, после чего, как и прочие хулиганы, был приглашен на работу в милицию. Окончил, без отрыва от прибыльной работы с шоферами, заочный техникум и поступил в заочный институт. Здесь мы и встретились, и как это ни странно, подружились. В это время он несколько остепенился, женился на очень интересной женщине – враче. В 70-ых она стала директором Oрского медицинского училища, и я там неплохо подрабатывал. Бобров был очень хорошим водителем, но с одной дурацкой особенностью – любой идущий впереди транспорт, от лошадей до скоростных мотоциклов, он воспринимал, как призыв к гонкам и старался обойти его любой ценой.
       Год 1958. В этом году началось заполнение Ириклинского водохранилища, высокую двадцатиметровую плотину уже построили, река Урал в верховьях начала разливаться. Вода сначала заполняла низменные места, превращая их в подобие саванны, где вместо больших акаций и баобабов были лужи, озерки, протоки и речки, названий которых никто не знал, потому их просто не могло быть.
     И в это благословенное рыбье царство Саша Бобров, с целью установления доверительных отношений с преподавателями, пригласил меня, физика Николая Иванченко, преподавателя немецкого Юрия Гальцева и и философа Альмухамедова. Интересна дальнейшая судьба этих людей: Иванченко стал деканом физического факультета Уральского университета, Альмухамедов окончательно спился и  разделил судьбу своей родной марксистко-ленинской философии, Гальцев умер от инфаркта совсем молодым в 1964 году, после того, как убрали Н.С. Хрущева; а диссертация Юрия была посвящена особенностям перевода речи Хрущева на немецкий язык. Уже из этого примера можно усмотреть, сколь опасно жилось в СССР гуманитариям, и сколь привольно представителям точных наук, если они не вмешивались в политику партии.
         Вернемся к рыбалке. Саша Бобров подготовился к ней весьма основательно, микроавтобус типа нынешней «газели» был загружен таким запасом алкоголя, что даже наш бездонный философ не просыхал всю поездку, и день после возвращения. Было всевозможное рыболовное снаряжение: бредень, сети, удочки и даже водолазный скафандр. Зачем он был нужен в Орске, если во всех водоемах в окрестности 200 километров глубина не превышала двух метров? И вот первое небольшое озеро, точнее, большая лужа. Теплый и влажный вечер, темно. Решили пройти его (её) бреднем, вышли из машины, достали бредень, Иванченко, Бобров и я разделись и …тут на нас набросились комары. Такого количества укусов на  каждый квадратный сантиметр поверхности тела я не получал ни до, ни после, комары организовали очередь и как только один  тяжело улетал, переполненный каплей моей драгоценной крови, его место занимал следующий. Философ и немец с дикими нечленораздельными воплями бросились назад в автобус, Саша тоже, но уже через минуту вышел и стал надевать на себя водолазный скафандр, шлем он не нашел, комары, выполняя свою человеконорму, густо облепили его лицо и вскоре оно стало похоже на бледную маску Пьеро. Я и физик схватили клячи и ушли под воду вместе с бреднем. Бобров попытался нам помочь, но резиновый легководолазный скафандр раздулся (наверное, от газов), и не пустил его в воду. Снимал скафандр он в несколько раз дольше, чем одевал.
      Рыбы оказалось на удивление мало, несколько подлещиков  одна небольшая щучка, но на примитивную уху хватало. Очевидно, объевшаяся комарами рыба мирно спала, решив не беспокоить нас попаданием в бредень. Кому чистить рыбу и варить уху? Я и Коля яростно чесались, одновременно бродя в поисках сухих веток для костра, Саша Бобров был занят снятием скафандра, сопровождая процесс мелодиями милицейского жаргона, то есть мата, Альмухамедов, в отличие от Диогена, не сидел бочке, а сам был бочкой, самозаполняемой водкой и пивом. Оставался Юрий Гальцев, ему чистить и варить!  И Юрий, никогда в своей еще очень короткой жизни не чистивший рыбу, согласился. Боже, какуни молока, ни вымени ю страшную ошибку мы совершили! Попробовав сваренную им уху мы поняли, что скорее всего, он клал в котелок внутренности и чешую, а остальное выбрасывал, и полуочищенную картошку сварил одновременно с рыбьей требухой. Картошка оказалась сырой, а требуха несъедобной, как в целом и вся уха. Только философ, мертвецки пьяный Альмухамедов, следуя примеру  стоиков, выхлебал миску этой бурды  и похвалил повара. Гальцев из принципа, давясь и отплевываясь, проглотил несколько ложек, и следуя заветам коммунистов искать врагов, в своем кулинарном провале обвинил комаров и погоду.  Остальные, даже приняв по триста, отказались. Хорошо, что запасливый автоинспектор, кроме алкоголя, взял с собой хлеб, тушенку, сало и даже соленые огурцы.
           После мучительной душной ночи в автобусе, пятеро измученных комарами,            не протрезвевших и еще не опохмелившихся мужчин поехали дальше. Саша мог вести машину в любом состоянии, я имею в виду не машину. Петляли весь день, рыбы было на удивление мало, забрели в какую-то вымершую, подлежащую затоплению деревеньку, поживиться там было абсолютно нечем. Встретили заблудившуюся корову – «надо подоить!» - загорелся философ.  – «Я умею!»  Вспомнили Маяковского:
              Если тебе корова имя, то у тебя должно быть молоко и вымя …
           Ни молока, ни вымени Альмухамедов у коровы не обнаружил, корова обиделась и    убежала.   - А может, это бык…- предположил Гальцев.  Философ с ним радостно согласился.
-            Его карьера дальше складывалась так: измученное регулярными запоями Альмухамедова, начальство института решило от него избавиться, с лектором горкома партии и собутыльником инструкторов горкома это сделать оказалось не так-то просто. Предложили поехать в один из институтов родной Уфы, куда он всегда рвался. Выдали характеристику, в которой Альмухамедов представлялся выдающимся философом  современности, отличным методистом и пр. и пр. не упомянуть о его запоях было невозможно, поэтому добавили бесцветную фразу: «в быту нескромен». Ответ из Уфы последовал немедленно: « у нас таких нескромных достаточно, еще один ни к чему». Спустя какое-то время отличный методист отлично и окончательно спился.
-             Всю пойманную рыбу отдали Иванченко. Он слезно умолял нас об этом такими аргументами: 1) его жена Наташа очень любит жареную рыбу, 2) увидев, что муж вернулся без рыбы, она заподозрит его в измене и устроит грандиозный скандал.
-              Жена Наташа, очевидно, не знала анекдот:
-       - И вы верите, что ваш муж на самом деле ездит на рыбалку?
-       - Конечно, верю. Ведь он никогда не приносит рыбу!
   На обратном пути машина, очевидно, от алкогольных паров, насыщающих салон, стала барахлить, приходилось часто останавливаться, и домой я вернулся довольно поздно, около двенадцати. Дома, как и следовало ожидать, был встречен скандалом, начатым женой Бетей:
          -Где ты шлялся целый день, c бабами, наверно!
и законченным глубоким обмороком с открытыми глазами, в совершенстве поставленным мамой Люсей и ей же исполненным. Жизнь продолжалась!

Г Л А В А  6    Первая (она же последняя)  косуля
             В 1956 году был образован Орский УКП ВЗПИ. Расшифровываю: учебно  консультационный пункт Всесоюзного заочного политехнического института. В 1957 году я начал в нем работать, год, как почасовик, а с 1958 штатным преподавателем кафедры высшей математики, физики и теоретической механики, где и проработал следующие 35 лет, последние два года – снова почасовиком, для симметрии. Вряд ли  где – нибудь еще  найдется одна столь «всеобъемлющая» кафедра.               
   Как известно, мы живем в расширяющейся по всем направлениям и во всех местах Вселенной. Наш УКП не стал исключением, и превратившись в 1959 году в филиал, стал стремительно расширяться и обзаводиться собственными УКП во всех близлежащих городках: Новотроицке,  Медногорске, Гае, Бузулуке и даже протянул щупальца в Казахстан:  Актюбинск и Никель – Тау. Первым был Новотроицк, вторым – Медногорск.
         Год 1962. Я и  недавно начавший работать штатным преподавателем института Владимир Смоляков командированы в Медногорск и, расположенный в 20 км. от него то ли поселок, то ли город Кувандык , для приема вступительных экзаменов по письменной и устной математике у групп абитуриентов.
         Медногорск и его окрестности, поселки Блява, Ракитянка, Сара – места,  где прошло мое детство, с 1933 по 1938 год. Сначала это был разъезд №10, потом разъезд имени Г. Пятакова, в 1937 «врага народа и вредителя, троцкисто- зиновьевца и шпиона японской, английской и новозеландской разведок» Пятакова расстреляли, разъезд стали называть «Медный», в1938 году опять переименовали, но уже в город Медногорск. Химический элемент медь (Cu) к врагам советской власти отнести затруднительно, поэтому дальнейших переименований не было…хотя по медным проводам и можно передавать агентурные шпионские данные за рубеж.
        Всем известно, что качество приема вступительных экзаменов на местах обратно пропорционально качеству приема экзаменаторов на этих же местах.                Водкозакускообильнный прием в Кувандыке превзошел все наши скромные ожидания. Среди абитуриентов были инструкторы райкомов партии и комсомола, руководящие работники кувандыкских заводиков. Отказаться от угощения и отплатить за это черной неблагодарностью означало бы расхождение с генеральной линией партии и влекло за собой непредсказуемые последствия.      
      Так и состоялось мое знакомство с Борисом Савельевым, продолжавшееся еще много лет. Тогда он работал, в ни к чему не обязывающей, должности заместителя главного инженера завода по технике безопасности. На самом деле, он занимался вещами опасными,  как в личном отношении, так и в уголовном – охотой  на грани браконьерства и замужними женщинами. Кроме того, он был председателем местного военно – спортивного общества, и имел в своем распоряжении много оружия, от охотничьих и малокалибренных ружей до пистолета Макарова. Одним из любимых развлечений кувандыкчан, лишенных ярких зрелищ, было зрелище тяжело нагруженного ружьями Бориса, идущего из своего дома к дому своего друга после очередного скандала с женой. Очень ревнивой жене Савельев оружия не доверял, чего доброго, перестреляет половину женщин Кувандыка.                После письменного экзамена Борис пригласил меня и Володю Смолякова на ночную охоту. С нами был и Саша Алимов, друг Бориса, хранитель оружия, хороший охотник, партнер Бориса в охоте на женщин. Полночи мы мотались по кувандыкской саванне, ночью похожую на африканскую, но только без баобабов и львов. Я был вооружен малокалибренной винтовкой, Смолякову, как более молодому и без очков, достался пистолет.  Борис и Саша были оснащены хорошими немецкими двустволками. С таким вооружением не страшно оказаться и в настоящей африканской саванне. Не знаю, как со слоном, но с зеброй мы бы точно справились. Однако, вместо зебры оказался одинокий заяц, которого Савельев сразу же пристрелил. Зайца  освежевали и сварили с картошкой и луком. Ничего более противного, чем свежезаячья похлебка, я в жизни не ел. Заяц оказался каучуковым, а похлебка и картошка в ней пахли чем-то труднопереносимым для моего обоняния, по-моему, заячьим пометом. Но я не знал, как пахнут заячьи экскременты, поэтому промолчал и просто отказался от похлебки, сославшись на застарелый гастрит. Борис и Саша хлебали эту гадость с удовольствием и нахваливали:
- Матерый попался зайчишка, в самом соку!
De gustibus non disputandum est– О вкусах не спорят! – говорили еще древние римляни, и я решил ограничиться хлебом и луком, предварительно выпив со всеми за дальнейшую более удачную охоту. И не зря выпили! Вскоре, блуждая по кувандыкской саванне, мы, совершенно неожиданно, наткнулись на небольшое, голов 8 – 10, стадо косуль, косули ели сено, сложенное в стог явно не ними. Они, как и многие граждане СССР, расхищали социалистическую собственность и, опять же, подобно гражданам, не страшились наказания. Парадокс состоял в том, что сами косули тоже являлись социалистической собственностью, так как за охоту на косулю надо было покупать дорогую лицензию. Борис подстрелил довольно крупного козла, претворив в жизнь известный лозунг В.И. Ленина «Грабь награбленное». К. Маркс выражался более интеллигентно: «Экспроприируй экспроприаторов».
         Обо всем этом мы даже не задумывались, бурно радуясь такому великолепному трофею. Домой, к Борису, вернулись часа в четыре утра. Четверку охотников встречали жена, сын и дочь Савельева, жена не удержалась от замечания:
           - Вот охота, рыбалка – это дело. А ты все за бабами бегаешь, ****ун!
Я и Смоляков несколько смутились от такой прямолинейности, а, между тем, в нем содержалось диалектическое единство тезы и  антитезы. Борис на такие сентенции или не обращал внимания или воспринимал их как руководство к действию, поэтому он спокойно пошел в чулан снимать шкуру с козла. Меня уложили спать и разбудили аппетитным запахом жаркого из свежайшего мяса.
         Домой я привез большую заднюю ногу косули, как правильно готовить мясо дикого животного, ни я, ни жена Бетя не имели ни малейшего представления. Наш близкий друг, выходец из Польши, Абрам Самойлович Зискинд, с гордостью заявил:               
                - Я знаю, как надо …готовить оленину, а косуля почти олень!
         Я тогда не знал песни Галича: бойтесь только того, кто скажет: «я знаю, как надо» и полностью положился на польско-еврейский опыт Зискинда. И не прогадал!  Нога получилась – объедение, и в этот же вечер от нее осталась только кость, обглоданная до зеркального блеска.
       Потом мы еще много раз бывали на охоте и рыбалке, я привозил домой рыбу, раков, даже сурков, но косуля так и осталась первой и  единственной настоящей добычей.
                Глава  6      Ирикла
           Здесь я хочу рассказать о своем неучастии в строительстве самого большого искусственного водоема Оренбургской области – Ириклинского «моря», от начала затопления в 1959 году до почти полного запустения в 2007 году и своем участии в грабеже его уникального рыбьего поголовья.               
       С Петей Ровным я познакомился в 1965 году. Высокий, полный, но не толстый, довольно начитанный, остроумный и, конечно, мой студент-заочник, еврей по Галахе…а теперь снова вспомним Пушкина:                Но в чем он истинный  был гений,                Что знал он тверже всех наук, была… 
    механика и автомобили. Это был самый настоящий мастер золотые руки. Свою машину «Победа» он переделал в «Волгу», да не простую, а типа милицейской, с форсажем. Наружность осталась «победная», а все внутренности «волгные». Плюс многочисленные знакомства среди сотрудников ГАИ и рыбаков. Плюс толстая жена Катя – великолепный кулинар. Петя был подлинным гурманом, и Катя с лихвой удовлетворяла все его не очень экзотические прихоти.               
Пик нашего знакомства пришелся на 1965 – 1973 годы. По сравнению с тем, что было до, и что стало после – это были годы изобилия. Экономические реформы председателя Совмина А.Косыгина, давшие частичную экономическую свободу предприятиям, привели к тому, что исчезли очереди за хлебом, в магазинах появились мясо и колбасы, стало легче…но старцы из Политбюро ЦК КПСС быстро это похерили, решив, что даже крохи свободы помешают победе коммунизма, благосостояния можно достичь, продавая на Запад нефть и газ. Полученные деньги никто проверять не осмелится, можно смело использовать некоторую часть на свои капризы. К чему это привело – всем известно.
  Однако, вернемся к теме. Эти же годы были годами расцвета Ириклинского водохранилища. Оно было почти полностью заполнено и зарыблено. Люди, покидая подлежащие затоплению места, оставили массу несъеденных и несъедобных отходов.   Quod licet Jovi, non licet bovi (Что позволено Юпитеру, не позволено быку) – говаривали древние римляне, что можно, согласно О.Генри, перевести так: что не съест человек, съест рыба. Ведь перевел он известную фразу Юлия Цезаря «Gallia est omnis divisa in partes tres» (Вся Галлия делится на три части), так: умного галла в три партии не обставишь. Так почему и мне нельзя? И рыба, питаясь продуктоотходами потопленной местной Атлантиды, быстро жирела, набирала вес и размножалась.
   И вот, в начале июня 1966 Петя Ровный взял меня с собой на Ириклу. В рыболовецкой артели, тогда еще очень немногочисленной, все рыбаки были ему очень рады, больше того, с другого  берега приплыл на лодке какой-то казах и пригласил только Петю на бешмармак. Причины такой популярности я понял значительно позже. Одна из причин приехала на Ириклу вместе с нами: это был друг Ровного довольно вредный автоинспектор, тогда еще старший лейтенант Черновалов. Он контролировал дороги на персональном мотоцикле, на нем и прикатил. Вторая причина в виде солидного запаса водки, тоже приехала с нами, но в багажнике. По дороге мы сделали несколько остановок по второй причине, и разгоряченный автоинспектор решил показать нам, профанам, на способен его мотоцикл, оседланный самим Черноваловым. Действительно, зрелище было впечатляющим, он крутился то на заднем колесе, то на переднем, то прыгал, то, нарушая законы гравитации, парил в воздухе. Печальным результатом этих экзерсисов было то, что он потерял партбилет. Потеря партбилета в то время, тем более, для представителя власти, была гораздо большим преступлением чем, скажем, изнасилование несовершеннолетней или разоблачение при получении взятки. Пропажа была обнаружена лишь на следующее утро, во время глубокого похмелья. Приехали мы поздно вечером, рыбаки сварганили нам поистину королевскую уху, не выпить под которую было бы просто невозможно. Кстати, автоинспектор был очень нужен  рыбакам, так как у каждого была машина, на которой он возил в город рыбу для не совсем законной продажи. Странная это была артель, сети были собственностью отдельного рыбака, каждый промышлял самостоятельно и самостоятельно же продавал. Сейчас я понимаю, что это был хищнический лов. А тогда я только радовался такому обилию и разнообразию рыбы.                Черновалов, приняв первый стакан, обнаружил отсутствие  (любопытный оборот, само слово «обнаружил» подразумевает присутствие чего-либо) главного документа и выпив с горя второй стакан, помчался на поиски. Быстро вернувшись с найденным партбилетом, Черновалов, уже от радости, принял третий стакан, и благодаря этому  (партбилету, а не стакану) стал через несколько лет начальником Орского ГАИ.
Я вообще никогда не похмеляюсь, как оказалось, Петя Ровный тоже – поэтому мы занялись тем, ради чего приехали. Хорошо знакомый Ровному рыбак из артели взял нас в свою лодку «посетевать», так на Ирикле называли процесс извлечения рыбы, по глупости, попавшей в сети. Рыбак, назову его Костя, достал тщательно отполированный рог сайгака и пояснил,
- Вот чем я «сетюю», смотрите: ни судак, ни щука, ни окунь, ни другая какая рыба ничего мне не сделают – и показал мозолистые ладони без ссадин и царапин.
Сеть у Кости – рыбака была крупноячеистая, в нее попадалась только крупная рыба, с  таким изобилием, какое было в «начале» Ириклы, я не встречался ни до, ни после. Запутавшаяся в сетях рыба одна за другой шлепались на дно лодки, каждая весила не меньше килограмма. Здесь были сазан, лещ, судак, сом, щука, гордость Ириклы – сиг, даже одна стерлядка попалась. В общем, улов составил не менее 60 – 80 кг. Вынимать рыбу из нейлоновой сети – работа не для профана, голыми руками тут ничего не сделаешь, только поранишься. Костя виртуозно орудовал рогом сайгака, едва прикасаясь к рыбе рукой в рукавице. Он дал мне пару громадных сигов, кое – что оставил на уху, снова поставил сети, а всю остальную рыбу поехал продавать в Орск.
          Воспользовавшись отсутствием Кости, Петя решил «посетевать» сам. В лодку мы сели вдвоем, было уже довольно темно, правда, светила полная луна.
-                Председатель Старгородского комхоза товарищ Гаврилин говорил:  «Трамвай построить – это не ешака купить», немного изменив эту знаменитую фразу, можно сказать: сетевать – это не рыбу купить. Несмотря на золотые руки, Петя Ровный в этом искусстве был жалким подмастерьем по сравнению с настоящим маэстро Костей рыбаком. Рога сайгака у него не было, орудовал он какой-то железякой, очень похожей на ложку для обуви. Часть рыбы была просто упущена, золотые руки покрылись ссадинами и царапинами, улов даже отдаленно не напоминал утренний. На следующее утро мы поплыли сетевать с Костей, рыбы было на удивление мало, а Костя все время ворчал:
-             - Какая это сволочь мне порядок попутала, узнаю – убью гадов!
- Мы благоразумно помалкивали, и только смущенно переглядывались, когда Костя не смотрел на нас. Учитывая, чт»о я до сих пор жив, Костя так и не узнал во мне одну из «этих сволочей».
-         Потом я еще много раз ездил с Петей Ровным на Ириклу, иногда на несколько дней, останавливались и домике для VIP персон. Разумеется, смотритель домика Андрей был хорошим другом Петра. Там были кровати, постели, было проведено электричество, полная цивилизация, одним словом. Рыба и зрелища! Точнее, зрелище. У Андрея были куры и петух-красавец, петух то ли ревновал Андрея к курам, то ли по другой, известной только ему причине, но каждое утро он вызывал Андрея на смертельный бой. Уморительно было смотреть, как петух, распушив ярко-красный гребень, наскакивал на Андрея, стремясь клюнуть в глаза, как Андрей, превратив старую фуфайку в сеть, преображался в гладиатора- ретиария.  А рыбу мы привозили великолепную – большущие 3-4 килограммовые лещи, сазаны, сиги с икрой, не хуже паюсной, сомы, окуни, которые считались сорной рыбой.
-          А с Ровным и его женой Катей мы стали «дружить домами», в 1973 году Петя с женой были на свадьбе моей старшей дочери Веры.
-
-             Заполнение водохранилища завершилось в 1966году, и это был пик рыбьего изобилия. Рыболовецких артелей, любителей и просто браконьеров становилось все больше и больше, а рыбы все меньше и меньше. В 70-ые годы на берегах Ириклы  построили большую ГРЭС и поселок «Энергетик».  И, как позже любил говорить Горбачев, «процесс пошел». Несчастной рыбе не давали набрать полный вес, динамическое равновесие между количеством выловленной рыбы и ее естественным приростом было нарушено.
-            Последний раз я побывал на Ирикле в 1996-м году. С 93-го года я уже жил в Израиле, и летом 96-го впервые приехал на доисторическую родину, как гость. Дочь Вера тогда была большим начальником, под ее неусыпным контролем находилась экология города Орска и всех его окрестностей, включая Ириклинское водохранилище, и главный рыбоинспектор Ириклы, Женя был ее подчиненным и хорошим другом.
-          Уже запущены все агрегаты ГРЭС и ГЭС, уже построен большой поселок, уже уровень воды  в «Ириклинском море» достиг нужной отметки… и мне, в качестве очень хорошего подарка, организовали поездку на Ириклу.  Поехали вчетвером: Виктор, Вера, Женя и я, остановились в избушке сторожа – рыбака, что он там сторожил, было не очень понятно, но большого сига на настоящую уху Женя у него реквизировал. Утром Настоящую Уху сварила Вера, мы выпили за обеих, потом за меня, потом за всех остальных, включая сторожа – рыбака и его поющую собаку, которая великолепно провыла полонез Огинского под аккомпанемент Витиного баяна. В программу входило и посещение ГЭС, которая выпивает сотни кубометров воды в сутки, и почти тщетно пытается спасти живущую в воде рыбу. Но главное зрелище было вечером, перед заходом солнца, мы наблюдали за постановкой и вытягиванием невода. Небольшой залив с песчаным  отлогим берегом. Приехали на собственных машинах человек восемь рыбаков, переоделись и трое на небольшой лодке стали тихо, старясь не плескать веслами, стали заводить невод. Потом, разделившись на две группы, и перехватывая так называемые «бежные арканы» - веревки, привязанные к клячам, начали втаскивать невод. Вот показалась мотня невода, которая должна быть заполнена пойманной рыбой, иногда от обилия рыбы, мотня, вместе с поплавками тонет. Сейчас она всплыла, и рыбы в ней оказалось до обидного мало: окуньки, подлещики и прочая мелочь, ни одного крупного леща или сига. Всего килограмм 60 – 80. 
-                - Все в магазин – проворчал старший рыбак – нет фарта!
- Как на такие уловы можно было купить машины?   Правда, домой мы вернулись с рыбой – не зря с нами был главный рыбинспектор!         
-           
-             Сейчас владельцем Ириклинской ГРЭС является ОГК-1: Первая генерирующая компания оптового рынка электроэнергии. Оборудование основательно состарилось и требует замены и модернизации. Но в России до сих пор нет закона, обязывающего владельцев электростанций заменять устаревшие агрегаты. Кроме того водохранилище - -это федеральная собственность, что тоже одна из причин конфликтов. Хищнический лов рыбы продолжается. Количество браконьеров сравнялось с количеством рыбы (вполне вероятно -  поштучно). Практически исчезли сиг и ириклинский большой лещ-
- - гордость водохранилища.      
 Криминогенная обстановка на Ириклинском водохранилище остается напряженной…
Новоорская газета  от 09/2012г.
-    
-                Глава 7   Охота на сурков
-
-            Существуют 15 видов сурков. Я лично очень близко знаком (ближе не бывает: носил зимой шапку из сурочьего меха)  только с одним из видов – степным сурком байбаком, на латыни marmota bobak. По-моему, более запиаренного грызуна из семейства беличьих просто не существует. Каких только поговорок  про него не сочинили!    «Спит как сурок»,  «Ууу, байбак!» …даже загадка есть:
-                До весны в норе глубокой, посреди степи широкой
-                Сладко спит себе зверёк! Как зовут его?   СУРОК.
- Существует традиционный праздник «День сурка», отмечаемый ежегодно 2 февраля в США и Канаде. Л.В. Бетховен написал прекрасную музыку на стихи И.В. Гёте  «Сурок всегда со мною» из пьесы «Ярмарка в Плундерсвейлере» (написал это название с единственно целью: прочтите без запинки).  Широко известен и американский кинофильм -  фантастическая комедия режиссера Ремиса «День сурка» и т.д. и т.д…

                Начиналось все, как всегда, с одного из моих студентов-заочников. Павел работал механизатором в одном из самых больших целинных совхозах Оренбуржья – «Комсомольском», Адамовского  района. Район прославился двумя событиями: трагическим и трагикомическим. Здесь упала капсула со сгоревшим космонавтом Владимиром Комаровым. Сейчас на этом месте мемориал и горит вечный огонь. В этом же районе снимался кинофильм «Иван Бровкин на целине». Жизнь целинного совхоза в фильме похожа на реальную жизнь совхоза как, скажем, Шварцнеггер похож на изможденного дистрофика.
          Летом 1975 года Павел пригласил меня и зятя Виктора к себе погостить пару дней, истинная причина этого приглашения прояснилась на месте. От Орска до совхоза около 300 км, поездка оказалась довольно сложной. В районном центре Адамовка нас остановил постовой ГАИ, увидел орские номера, увидел, что мы не пристегнуты…
        - «Вы что думаете? В провинции ничего не знают о правилах, в своем Орске пристегиваетесь, а здесь и на дурачка можно проехать! Штрафовать вас, злостных нарушителей, надо»!               
- -    Но милиционер не оштрафовал нас, потому, что: а) сказали, что и в Орске тоже не пристегиваемся, б) не стали выяснять, о каком дурачке он говорил, в) налили ему 100 грамм и сами выпили с устатку. В этом никакого нарушения не было!                Дальше и до пункта назначения мы ехали по совершенно безлюдным местам, только засеянные пшеницей и сорняками бескрайние поля и жалкие останки былого великолепия настоящих целинных степей. И чудо! Мы видели, как в нескольких сот метрах от нас промчалось стадо сайгаков. Это трудно сравнить с чем-либо! Отдаленно похожее я видел только по телевизору, в передаче «В мире животных».
-      Тогда еще, в середине 70-ых, в местах, по которым мы проезжали, еще  водилось  много этих уникальных степных антилоп. Но охотников появилось еще больше. Лицензию на отстрел получали, кто хотел, кто не хотел, стреляли без лицензии. Считалось, что сайгаки уничтожают целинные посевы. Да плевать они хотели на  отравленные ядохимикатопестицидами посевы! А если и уничтожали, то безо всякого удовольствия, а только из чувства праведной мести. И вот к чему привела эта война: из 500.000 сайгаков, кочующих по степям Северного Казахстана в 1970 году, осталось к 2010 году всего 25.000. Сайгак, как вид, отнесен сейчас к категории «CR», т.е. находящийся в критическом положении.
-         В совхозе нас ожидал почти торжественный прием. Директором совхоза оказался еврей Моше бен Арье Клейнман (в миру Михаил Львович). И я сразу вспомнил одну давнюю, времен начала освоения  целины, историю.  В комнату отдыха института заходит преподаватель истории КПСС:
-              - Слышали последний анекдот? Еврей поехал осваивать целину…Ха-ха-ха!
- Я не удержался и ответил:
-             - А вот и самый последний. В СССР нет антисемитизма!
- Все деликатно промолчали.
-         И вот перед нами герой анекдота (подозревает ли он об этом?), один из первооснователей освоения. Совхоз специализировался на производстве твердых сортов
- пшеницы и практически весь урожай шел на экспорт, главным образом, в Италию. Итальянцы делали из этой пшеницы макароны, не раскисающие при варке и от которых не поправляются, не обращая внимания на невест из песни: «Люблю я макароны, хотя моя невеста их не любит…». Ничего не пожалели итальянцы за любимые макароны, даже технологию на производство автомашины «Фиат», в СССР получившую имя в честь знаменитого пива «Жигули». Кое-какие жалкие крохи от экспорта пшеницы перепали и ее производителю – совхозу «Комсомольский». И кроха от этих крох, в виде упитанного тельца, т.е. барашка перепала нам на угощение. Барашек был приготовлен изумительно, у меня даже сложилось впечатление, что повар родом из Аргентины. Это был не элементарный шашлык, это было очень похоже на аргентинское асадо: большие, хорошо прожаренные , очень сочные и вкусные куски свежайшей баранины. Правда, сам я в Аргентине не был и асадо не ел, но, по заслуживающим доверия источникам знал, что асадо нужно макать в острый кетчуп и запивать терпким молодым вином. Ни кетчупа, ни молодого (да и старого) вина не было, была только водка в практически неограниченном  количестве. Аргентинцы пришли бы в прединфарктное состояние, увидев, что мы все делаем наоборот, т.е. не запиваем асадо, а водку им же заедаем. Во время пьянки выяснилась причина посещения передового совхоза: у Моше бен Арье собирался поступать в наш институт его родной племянник. В то же время мой зять Виктор, без отрыва от водки и асадо, установил, что окрестности поселка – это идеальное место для охоты на сурков и сюда надо обязательно будет вернуться.
Сказано – сделано! В июне 1977 года Виктор и его лучший друг Володя Афанасьев, до зубов вооруженные тремя мелкокалибреными винтовками, приехали в «Комсомольский».  Через день прибыл и я, прилетев на самолете «ЛИ-2» рейсом Орск – Комсомольский с тремя промежуточными посадками. Этот полет я запомнил надолго. На первом же приземлении в салон заскочил какой-то мужик и потребовал у пилота тару для червей, пилот не нашел ничего лучшего, как отдать ему все мешочки, предназначенные для менее благородного содержимого – рыгаловки. Это была ошибка! Уж лучше бы он отдал один из двигателей! После взлета сразу же началась тряска, да такая, что всех пассажирок (а пассажир был только один - я) начало выворачивать наизнанку. Куда? Во что? Спецтары уже не было, окна были закрыты, массовое производство полиэтиленовых мешочков еще не началось в СССР, потому пришлось использовать подручные средства, от носовых и головных платков до исподнего, у кого был запас. А у кого не было?  Во время второго приземления в каком-то совхозе разъяренные пассажирки поставили пилотов перед дилеммой: или он обеспечит народ тарой для изрыгаемого или никуда не полетит. Несчастный пилот сбегал к одному из местных рыбаков и конфисковал у него весь запас импровизированной черветары. Последний перелет прошел в относительно благоприятных условиях, было тихо, все пассажирки уткнулись лицами в горловины своих рвототар и лишь изредка издавали, трудно поддающиеся описанию, невнятные звуки. Вопли обезтаренного рыбака звучали громче.
Все на свете, в конце концов, заканчивается, закончился и наш перелет, меня встретили на машине Виктор и Володя, и не дав опомниться, и что самое непонятное, не выпив по поводу благополучного окончания моего злополучного перелета, сразу же повезли охотиться на сурков, вооружив до зубов одной из мелкокалибренных винтовок.
Сурок – существо очень любопытное, пока он не выяснит, кто именно целится на него из винтовки, как зовут этого человека, и имел ли он судимость – не спрячется в норку. Некоторые охотники (себя  не отношу к их числу) соображают быстрее сурка и успевают выстрелить. Очень хорошо стрелял Володя Афанасьев, он бил сурка в глаз, как сибирские охотники били белку. Мне удалось выстрелить только один раз. Но я попал! И мой трофей был присоединен к полутора десяткам тушек, добытых Володей. Чувствовали ли мы угрызения совести, стыд и жалость при таком безжалостном уничтожении ни в чем не повинных симпатичных зверьков? Во время охоты – нет! Это было спортивное состязание – кто кого перехитрит! Правда, сурок ставил на кон свою чудесную шкурку, а попутно и жизнь. Правда и то, что сурки, как правило, из человеческой кожи шапок себе не шьют, и поэтому жизни охотников ничего не угрожает. После охоты – да! Господи, и зачем только мы уничтожили столько Божьих тварей? Кому они мешали?
  Потом была тяжелая и довольно противная работа по снятию шкурок , предварительной обработке, и утилизации тушек. Когда шкурки были расстелены на  дворе для просушки, мездра кишела какими-то белыми личинками. Откуда они взялись? Я до сих пор не понимаю. Как их уничтожить? Вопрос был очень просто решен при помощи кур, которые дружно принялись клевать эту неприемлемую, и в то же время очень полезную для людей пищу. Мездра была вычищена до блеска! Тушки мы скормили собакам. А напрасно!
        Жир и мясо сурка чрезвычайно полезны, об этом знали еще Гиппократ и Авициенна. Несмотря на некоторый привкус дичины, правильно приготовленное жаркое из сурчины очень вкусно и питательно. Однажды я привез домой уже освежеванную тушку сурка. Благодаря приобретенному опыту, Бетя приготовила жаркое. И…появились гости, наши близкие друзья Белла и Юра Коростишевские.  Юра – военный, технарь, дослужился до подполковника в Орском отделении Оренбургского летного училища, того самого, где учились Валерий Чкалов и Юрий Гагарин. Юрий этим обстоятельством особенно не гордился, и все время рвался на «рiдну Украiну». Белла работала в проектном институте и держала мужа в ежовых  рукавицах.               
       Зная местечковую консервативность Беллы, я сказал, что это жаркое из кролика. Ели, пили и дружно благодарили Бетю за чудо кулинарного искусства. После того, как шедевр кулинарии был съеден и тарелки подчищены до блеска кусочками хлеба, я осторожно спросил у Беллы:
                - А ты знаешь, что сейчас ела с таким удовольствием?
Белла, уже чувствуя подвох, побледнела, но с исчезающей надеждой, прошептала:
-    - Кролика? Ты ведь сказал, что купил…                -Сурка! И я его не купил, а добыл на охоте…
 Лицо Беллы стало окрашиваться во все цвета, описанные Александром Галичем в знаменитой песне «Мадам Парамонова» - белый, желтый, синий, красный… Но этим она не ограничилась, из туалета, куда она помчалась, раздались громкие звуки позывов к рвоте, но сурок отчаянно не желал выходить, и не вышел! Дружеские отношения с Коростишевскими на некоторое время были прерваны.
          Вернемся в «Комсомольский», а оттуда домой, в Орск с солидными трофеями в виде двух десятков первосортных, тщательно очищенных от паразитов пушистых сурочьих шкурок. Куры были сыты, мы довольны. Но это было только полдела в смысле одного рассказа Ходжи Насреддина из Бухары. В своих странствиях Ходжа повстречал бедного дервиша, который поделился с ним заветной мечтой: Хочу – сказал он – жениться на дочери  багдадского халифа.  Полдела сделано – заметил Ходжа – надо еще согласие принцессы!
          Шкурки – это полдела только в указанном Ходжой смысле. Но была и существенная разница: дервиш никогда не видел свою мечту-принцессу, а мы видели шкурки воочию. И поэтому свою мечту (точнее – план) смогли реализовать, превратить шкурки сурка в сурочьи шапки. Но и этого было мало, шапки нужно было превратить в наличные деньги. И вот, с риском для имиджа Вера и Виктор продавали эти шапки на рынке.
          Это была моя последняя охота, хотя о предыдущих похождениях можно было бы еще многое рассказать. Но хватит, считаю, что тема себя исчерпала.

                К о н е ц !