Жанночка

Зинаида Федоровна механически помешивала овсянку. Мысли ее скользили с предмета на предмет, но неизменно возвращались к дочери.

Жанночке было уже, страшно сказать, почти сорок, но ни мужа, ни детей, ни работы у неё не было и не предвиделось. Она не была ни больной ни уродливой, просто творческой личностью и, как ни печально было это осознавать умной и деятельной Зинаиде Федоровне - женским воплощением Васисуалия Лоханкина.

Нежный ангелочек, родившийся в семье партаппаратчика и переводчицы, порхал по жизни бабочкой, а все заботы неизменно лежали на плечах любящих родителей. Годы перестройки, развал страны и партии, потеря отцом работы и даже его преждевременная смерть никак не отразились на незамутненном прозой жизни мироощущении этой воздушной вечной девочки, когда-то закончившей Литературный институт и витающей в облаках рифм и аллегорий. Казалось, Жанночка не замечает ни убожества их жизни, ни дороговизны магазинов, ни отсутствия у себя стильной одежды. Правда тут была большая заслуга её матери. Кроме пенсии, Зинаида Федоровна зарабатывала переводами и репетиторством, сама шила и вязала Жанночке вещи по выкройкам из журналов, а также сдавала квартирантам дом в пригороде. День её был расписан по минутам. Продукты с оптового рынка, готовка, стирка, уборка. На ней было вообще все, даже Жанночкин маникюр.

«Мамуля, чем ты меня покормишь?» В дверном проеме мелькнуло нежное облачко светлых кудряшек. «У Бори сегодня выставка, так что не жди меня, скорее всего буду поздно, а может быть и завтра». Зинаида Федоровна давно перестала следить за частой сменой Борь, Артемов и прочих Аристархов. Всегда жутко талантливых, молодых и голодных и не могла отказать Жанночке, когда той срочно нужны были деньги, вот букваЖанночкально на пару дней, а потом он обязательно отдаст, просто вокруг так много завистников и бездарей, а талант вынужден  прозябать. Неужели ты, мамочка, не можешь ему помочь? Нужно признаться, что некоторые из этих талантов изредка возвращали одолженное и эти деньги ненадолго оседали у Жанночки. А потом ей нужно было срочно что-то отпраздновать или кого-то утешить, что невозможно без хорошего вина и сыра. Ну и как тонкая поэтическая натура, Жанночка вынуждена была любить ананасы в шампанском, хотя частенько после таких поэтических вечеров пила соду и альмагель.

Зинаида Федоровна бережно хранила несколько старых газет, в которых промелькнули стихи дочери, а также тонкую брошюрку: «сборник молодых поэтов», где на 14 странице красовалось имя её девочки.

Жанночка уже давно ничего не писала. Она ждала вдохновения. Иногда, как сегодня, она ранним утром выпархивала из дома, возвръащаясь через несколько дней уставшая, пропахшая табачным дымом и вином, с головной болью и изжогой. А иногда целыми днями лежала в своей комнате, закинув ноги на спинку дивана, уставившись в потолок, изредка выходя на кухню за новой порцией кофе по-турецки. В такие минуты атеистка Зинаида Федоровна истово молилась и верила, что сегодня к Жанночке вернется вдохновение.

Так проходили годы.

Но сегодня, когда за Жанночкой захлопнулась входная дверь и от сквозняка в мойке с грохотом посыпалась горка грязной посуды, а на кафель звонко опрокинулась и раскололась Жанночкина чашка, Зинаида Федоровна, неожиданно для самой себя, неинтеллигентно, по-бабьи всплеснула руками, села на табурет и, облокотившись на скрипучий кухонный столик, разрыдалась. Выплакав все свои мечты, сожаления и несбывшиеся надежды, женщина стала вспоминать, когда в последний раз дочь сталкивалась с жизнью без её материнского буфера и, не вспомнив ни одного такого момента, вдруг ясно осознала свою вину перед дочерью.

Уныние в её глазах сменилось холодной решимостью и фанатичным блеском. Зинаида Федоровна привычно вымыла посуду, сварила борщ, пожарила котлеты, перегладила ворох белья, убрала квартиру и только потом начала действовать. Позвонила своему старому поклоннику, затем квартирантам и, ссылаясь на семейные обстоятельства, попросила их съехать через неделю, а пока потесниться и принять её в доме. Она стала упаковывать чемоданы, собирать посуду, белье, словари для работы, потёртый ноутбук, ожидая своего старинного друга, пообещавшего помочь с переездом.

В мастерской Бориса, который когда-то считался молодым перспективным художником, собрались единомышленники, отмечая фееричный успех своего товарища. В чем именно он выражался, никто из присутствующих не понимал, зато любой из них мог навскидку назвать несколько поводов считать Бориса успешным в далеком прошлом.

Праздник был в самом разгаре. Двое хмурых мужиков спорили о первых нонконформистах, компания действительно молодых художников взахлёб  ругала какую-то лично им знакомую бездарность, а давняя подруга хозяина мастерской - поэтесса Жанночка нараспев читала что-то возвышенное, но не своё. Она вообще была забавная. Совершенно непонятного возраста, словно постаревший ребёнок, с едва заметными морщинками на невинном лице. То ли наивная до глупости, то ли расчетливая гениальная актриса, умело использующая ангелоподобную внешность. Никто из них никогда не видел её расстроенной, хмурой или озабоченной. У неё всегда можно было одолжить небольшую сумму. Единственное, что всегда раздражало в ней окружающих, что она могла часами с печальной блуждающей улыбкой говорить о муках творчества в ожидании музы и регулярно читала свои юношеские стихи. Надо сказать, довольно неплохие, но немногочисленные, поэтому все знали их наизусть.

Вечер продолжался. Сменяли друг друга гости, на столе менялись винные бутылки, кто-то мыл посуду и пепельницы, споры становились громче, сизыми лианами под потолком вился сигаретный дым, Боря переходил от одной группы гостей к другой, а Жанночка декламировала вновь прибывшим своё «то самое стихотворение» из сборника молодых поэтов.
Проснувшись в Бориной холостяцкой квартире, Жанночка сморщилась от запаха перегара, отвернулась от храпящего Бори и, найдя у кровати хозяйские тапки, прошмыгнула в ванную. Позже, высыпав в кружку пакетик Нескафе 3 в 1, брезгливо глянула на плиту с жирными замшелыми конфорками и, тихо одевшись, вышла.

Вернувшись домой, Жанночка решила, что мама ушла за продуктами и пошла в свою комнату досыпать.

Проснувшись, она с удовольствием пообедала холодными котлетами с чаем и принялась звонить загулявшей где-то Зинаиде Федоровне.
«Мамочка, ты скоро?» весело спросила Жанночка и, услышав ответ, недоуменно нахмурила чистый лобик. «Как это, ты мешаешь мне самореализоваться? А на что я буду жить? Дома осталась твоя банковская карта, куда будет перечисляться пенсия... Но этого, наверное, недостаточно? На работу? Я? А как же тогда я буду писать?» Жанночка удивленно таращилась на отключившийся телефон, пытаясь найти хорошее в сложившейся ситуации. «Деньги пока есть, к себе можно пригласить пожить Борю, здесь гораздо уютнее, чем в его клоповнике, дома можно устраивать творческие вечера, а потом, потом все как-нибудь образуется. Ведь мамочка никогда надолго не оставляла меня одну, поэтому обязательно вернётся. Просто она устала от рутины. Скоро она отдохнёт, соскучится и вернётся» и Жанночка, прихватив мамину карточку, побежала покупать недорогое, но приличное Кьянти.

Вечер был прекрасный и Жанночка чувствовала себя хозяйкой старинного литературного салона. Стихи, песни под гитару, споры до хрипоты о личности в искусстве. Утром выяснилось, что некоторые гости остались ночевать, поэтому утренний кофе снова разбавили вином и разговорами. И впервые за много лет друзья увидели озадаченную Жанночку, которая не смогла зайти в свою ванную, потому что там кто-то заперся и уснул. К концу второго дня все разошлись и Жанночка осталась с Борей, ощущая себя почти женой.

Утром Боря долго плескался в душе, а затем вышел со словами: «Жанночка, чем ты меня покормишь?» и она вдруг раздраженно подумала, что это её фраза, это её должны оберегать и кормить. И это она почти каждое утро начинала с этих слов, никогда не задумываясь, как на них нужно отвечать. Она заглянула в холодильник в поисках маминых котлет, но там было пусто. Подвыпившие гости за два дня опустошили все мамины припасы.

Боря, умилившись её растерянности, стал демонстрировать, как правильно запаривать овсянку и жарить омлет, попутно забрызгав плиту кипящим маслом. Жанночка морщилась, думая, что мужчина в её доме - не лучшая идея. Проводив его, Жанночка попыталась привести квартиру в тот вид, что был при маме и в процессе решила, что вечеринки лучше посещать, чем устраивать самой.

Совершенно вымотавшись, она собралась пообедать в маленьком кафе напротив дома, так как готовить не было сил, да она и не умела. Денег оставалось не так много, но на несколько дней, пока мама не образумится, ей должно хватить.

Шли дни, сначала Жанночка ждала маминого звонка, потом обиделась и решила не брать трубку, даже если та позвонит. Но мама не звонила.

Жанночка лежала на диване, уставившись в потолок и ждала маму и музу.

В перерывах между ожиданием выходила в соседнее кафе, а однажды, устав ждать, плюнула и поехала к Борису в мастерскую. Странно, но он работал. Выдавливая из тюбиков разноцветные капли красок, он что-то перемешивал и добавлял, иногда размазывая краску по холсту пальцем. Чертыхался, вытирал и рисовал заново.
Жанночка подошла сзади и стала смотреть, как он работает. Это было настолько сексуально, что Жанночке захотелось сказать что-то выдающееся, что запомнится ему навсегда: «Ты прекрасен, мой гениальный творец», воскликнула она с придыханием. Он вздрогнул, повернулся и, увидев её, вдруг злобно рыкнул: «Пошла вон, дура. Ненавижу, когда за мной подсматривают».
Жанночка и не думала обижаться, зная, что артистичные натуры склонны к переменам настроения, а гении имеют полное право на такие выходки и, тряхнув кудряшками, вышла в соседнее помещение, где налив себе чаю, принялась размышлять, что если мама не вернётся к пятнице, то Жанночке самой придётся ехать к ней с уговорами.
Подошёл Боря и, вытирая тряпкой руки, стал пристально рассматривать Жанночку.
«Жанна, замуж тебе надо.»
«Это предложение?» смутилась Жанночка, лихорадочно соображая, под каким предлогом ему отказать.
«Что ты, если я когда-нибудь и женюсь, то на женщине, а не на старой безмозглой курице, застрявшей в пубертатном возрасте. Будешь уходить, оставь ключи на столе», чётко артикулируя, произнес он и, не дожидаясь реакции, ушел в мастерскую.

Когда кровь ударила ей в голову, Жанночка подумала, что наверное, именно  это состояние в литературе называют апоплексическим ударом. Она выложила из сумки ключи и вышла. Пульсирующим фонтаном кровь билась в голове, горле и сердце, пока Жанночка на дрожащих ногах спускалась по лестнице, шла по двору и дальше. Мимо машин, магазинов и людей. Кровь так шумела, что Жанночка не могла сосредоточиться на своей обиде и отчаянии. Она просто шла, переставляя ноги и слушая этот бурный поток внутри себя, пока не выдохлась и, обнаружив скамейку, обессилено рухнула на неё. Через какое-то время к ней вернулась способность чувствовать и соображать, и Жанночка тоненько тихо завыла. «Господи, ну почему? За что? Почему меня предали самые близкие? Мама и любимый мужчина?», она уже не помнила, что совсем недавно сама хотела порвать с Борисом, пытаясь найти приличный повод для отказа.

Сейчас ей казалось, что именно он был любовью всей её жизни, отчего его предательство выглядело ещё ужаснее и больнее. «Мамочка, как ты могла меня бросить, когда мне так тяжело?» подвывала Жанночка, у которой в голове перепуталась очередность событий. «Господи, я же никому не завидовала, никогда не интриговала, довольствовалась малым и ко всем относилась по-доброму. За что Ты так со мной?», но Небеса оставались безответны и безучастны. Когда у неё не осталось ни сил, ни слез, опухшая Жанночка пошла домой, купив по дороге бутылку водки и хлеб. Водку она не любила и редко пила, но повод был именно водочный.

Дома Жанночка налила две рюмки, одну себе, а вторую накрыла куском хлеба и поставила на комод перед свечкой, устроив поминки по своей любви. Опьянев, она позвонила маме и, путаясь в падежах, стала о чем-то просить: то ли вернуться, то ли забрать её к себе. Взволнованная Зинаида Федоровна, выяснив, что Жанночка дома, успокоилась и ответила, что завтра ждёт её в гости и, посоветовав лечь пораньше, положила трубку.

Под стук колёс пригородной электрички Жанночка бубнила чужие гениальные строчки: «трясясь в прокуренном вагоне, он полуплакал, полуспал» и представляла, как прямо у порога упадёт в мамины тёплые руки, как они вместе сладко поплачут, потом мама попросит прощения, а вернувшись в квартиру, укроет Жанночку одеялом, и до полуночи в соседней комнате будет стрекотать швейная машинка.

За забором их старого дома грозно залаяла большая собака. Жанночка не рискнула войти в приоткрытую калитку и позвонила в звонок. Мужской голос у крыльца шикнул на пса: «молчать, Разбой, свои!» и из-за забора показался Василий Иванович, который ещё лет 15 назад хотел жениться на маме. Тогда Зинаида Федоровна советовалась с Жанночкой, что ответить Василию Ивановичу на его предложение. Жанночка честно сказала, что он совсем не похож на сказочного принца и вообще, зачем агроному имя, как у Чапаева. Мама тогда возразила, что он не просто агроном, а преподаватель в сельхозтехникуме, но Жанночку это ещё сильнее позабавило и она смеялась, что из вдовы партийного работника мама решила переквалифицироваться в агрономши. Честно говоря, больше она о Василии Ивановиче никогда не слышала и даже не предполагала, что мама до сих пор поддерживает с ним отношения.

Василий Иванович как-то смущенно посмотрел на Жанночку и приглашающе взмахнув рукой, повёл к дому. Мама стояла на кухне с противнем, полным пирожков и тоже выглядела необычно. Старательно отводя взгляд от дочери, она преувеличенно бодро прокричала: «здравствуй, мое солнышко! Вася, покажи, где Жанночке можно умыться с дороги». Жанночка удивленно передернула плечиком, поблагодарила суетливого Василия Ивановича и зашла в ванную.

За столом мама беспрерывно говорила, подкладывала пироги и закуски, подливала чай и постоянно вскакивала с места, предлагая все новые и новые блюда, пока Василий Иванович, крякнув, не сказал: «Зина, сядь. Я сейчас все объясню. Жанночка, мы это, расписались с твоей мамой.»

«Второго подряд апоплексического удара я не выдержу», подумала Жанночка, когда кровь опять хлынула ей в голову. Она сидела с таким ошеломлённым и обиженным лицом, что мама подскочила к ней и стала оправдываться и объяснять, что это как-то все спонтанно получилось, что она и не думала скрывать, что их семья теперь стала больше, что это хорошо и ещё много-много разных, каких-то совершенно ненужных сейчас Жанночке слов. 
И Жанночка завизжала. Впервые в жизни она орала и брызгала слюной, топала ногами и была близка к тому, чтобы повалиться на пол, как капризный ребёнок в супермаркете. Жанночка тыкала пальчиком то в маму, то в её мужа, обзывала их предателями и эгоистами. Жаловалась, что о ней никто никогда не думает и всем плевать, что у неё на душе. Она стала повторяться, потом охрипла, а после замолчала, удивляясь своей первой в жизни истерике. Пока она кричала, мамино лицо темнело, спина выравнивалась, а губы сжимались в тонкую строчку и напротив замолчавшей Жанночки стояла уже не добрая всепрощающая мама, а бесстрастная Фемида.

«Вася, покажи, пожалуйста, Жанночке её комнату, ей нужно отдохнуть и прийти в себя. Мы поговорим с ней позже.» Жанночка хотела подбежать к маме, расцеловать её, обернуть свою истерику в шутку, но под строгим взглядом она стушевалась и пошла за Василием Ивановичем в комнату. Там Жанночка совершенно неожиданно уснула и только ближе к вечеру проснулась под доносящиеся из кухни тихие голоса и звон посуды. И таким уютом и теплом отозвались в её сердце эти звуки, что несмотря на все свои трагедии, Жанночка улыбнулась.

Молодожены встретили её радостно и приветливо и Жанночка, смущаясь, неловко подсела к столу. Каждый тщательно оберегал хрупкое перемирие и обходил опасные темы, поэтому в основном разговор шёл о погоде, дачниках и огороде, а Василий Иванович предложил устроить завтра в саду пикник с шашлыками.

Утром Жанночка подумала, что совсем не против пожить здесь подольше, а если  мама так хочет остаться с Василием Ивановичем в доме, то можно жить всем вместе, а городскую квартиру сдать. С этим предложением она пошла к маме.

Зинаида Федоровна очень внимательно её слушала, кивала, когда та приводила весомые, с её точки зрения, аргументы и когда Жанночке показалось, что мама почти согласилась, та вдруг странно хрюкнула и отвернулась, трясясь всем телом. Такой реакции Жанночка никак не ожидала. Мама хохотала.

«Доченька, твою бы энергию, да в мирных целях. Я же тебе все объяснила по телефону. Мы должны жить отдельно. Тебе нужно искать работу и, желательно, мужа. Ну тут уж, как получится. Максимум, на что ты можешь рассчитывать, так это на мою пенсию. Еще могу помочь тебе составить резюме. И, конечно, на выходных буду рада видеть тебя в гостях.» Жанночка, прислушиваясь к себе, ждала третьего апоплексического удара, но, видимо, организм стал привыкать к ударам судьбы и Жанночка почти спокойно восприняла эту информацию.

Выйдя из дома, Жанночка подошла к Василию Ивановичу, вскапывающему грядки. Он, поддев лопатой корень какого-то бледного голубого цветочка, стал тянуть его из земли.

«Понимаешь, Жанночка, есть растения полезные, а есть декоративные. Вот видишь, какой милый и трогательный, но картошку заглушит напрочь.» Жанночка усмехнулась, уловив эту корявую агрономическую аллегорию. «Так что, нужно уничтожить красоту, чтобы картошку не душила?» с отчаянной злостью спросила она.

«Ну зачем?» не повелся на провокацию отчим. «Просто цветы должны расти на клумбе, а картошка на грядке, вместе им не выжить». Жанночка фыркнула и вернулась в свою комнату, так как лёжа ей было привычнее думать. «Кажется, мне все-таки придётся жить одной и найти работу. Интересно, кому я нужна после кафедры русского языка и стилистики?». Кроме должности редактора или копирайтера больше ничего в голову не приходило, поэтому Жанночка окунулась в привычные мечты, как она раздаёт интервью и подписывает книги своим почитателям. «Только нужно дождаться вдохновения» - думала Жанночка, представляя страдающего и униженного Бориса, который с лихорадочным румянцем, мольбой в голосе и тоской в глазах, умоляет простить его. Так она промечтала, пока её не позвали в сад есть шашлыки.

«Опять муки творчества?» - с надеждой спросила Зинаида Федоровна. «Ага» - привычно соврала Жанночка и впилась зубами в сочный кусок мяса.

«Девочка моя, ты должна понимать, что муза может прийти в любую минуту. И не обязательно в тихую комнату к белому листу бумаги. Может быть однажды, по дороге на работу, на тебя спустится ангел вдохновения». Жанночка настороженно наблюдала за мамой и словила себя на мысли, что сейчас маму можно дожать и повернуть свою жизнь в привычное русло. Но к столу вернулся Василий Иванович с новой порцией шашлыка и все очарование момента тут же схлынуло. Мама снова внутренне подобралась и предложила после обеда пойти составлять резюме. Вздохнув, Жанночка согласилась.

Возвращалась Жанночка нагруженная тяжелыми сумками и тяжелыми мыслями. Она и хотела и боялась ответов на своё резюме. Периоды, когда она считала, что достойна самой высокой оплаты и должности сменялись сожалениями о своём ничтожестве.

Жаночке настолько было все равно, где и кем работать, что первое же собеседование закончилось трудоустройством журналистом - копирайтером в автосалон. Теперь по утрам Жанночка ехала в офис, где сочиняла дурацкие слоганы и листовки, а для рифмы: «автомобиль - шикарный стиль» музу можно было и не будить. Начальница отдела маркетинга, естественно, оказалась редкой стервой и постоянно выговаривала Жанночке, что та совсем не умеет писать, не чувствует конъюнктуры рынка, а хорошие автомобили увидела только здесь. Она много чего говорила, и в глаза и за спиной, но Жанночке было все равно. В ней что-то потухло и надломилось. Она даже перестала ездить за город к маме, а выходные проводила за ранее презираемым, плебейским занятием - у телевизора.  И в один из таких вечеров, путешествуя по каналам, набрела на мультфильм: «Стрекоза и муравей». «Жизненно» - подумала Жанночка и рассердилась, наконец, не на маму, не на Борю, не на начальницу отдела маркетинга, а на саму себя.

Воскресное утро Жанночка встречала в парке. И, гуляя по тропинкам, подбивала носком туфли листья, в поисках желудей. Она вспомнила, как любила в детстве гладить их лакированные бока и пупырчатые шапочки с хвостиком. А наполнив ими карман, зарывала ладошку на всю глубину, перекатывала их между пальцами, слушая деревянный стук. На душе было светло и чисто и Жанночка, подивившись своей внутренней чистоте, захотела, чтобы не только внутри, но и вокруг неё все тоже стало чистым и благостным, а вспомнив мамины оладушки, вернулась домой с мукой и кефиром.

Квартира сияла вымытыми зеркалами и окнами и пахла ванилью. Хотя Жанночка впервые готовила что-то сложнее магазинных пельменей, у неё получилось. И пузатый заварочный чайник времён её бабушки соседствовал на покрытом скатертью столе с яблочным вареньем в розетке и огромным блюдом свежеиспеченных оладьев.  И Жанночка испытала какое-то удивительное, забытое чувство, родившееся где-то внутри живота и похожее на щекотку, от которого хотелось смеяться и петь. «Боже мой, кажется, это счастье! То самое, беспричинное детское счастье!»

И абсолютно счастливая Жанночка побежала к компьютеру писать давно требуемую начальницей статью «Volvo S60: динамичный седан со спортивным характером».

Она думала, что теперь так будет всегда, что работа, уборка, прогулки или чтение, ну то есть вся её нынешняя жизнь станет приносить ей постоянную радость, но проснувшись, Жанночка скептично взглянула на свою вчерашнюю эйфорию. «Тоже мне, предел мечтаний, статья и оладьи. Осталось только завести кота и типичный портрет неудачницы готов». Вяло пережёвывая остатки «так и хочется обозвать их останками» вчерашних оладий, Жанночка побрела на выход. На работе начальница впервые встретила её без своей обычной язвительности и сухо сообщила, что главный уже подписал статью. Жанночка кивнула и отправилась на рабочее место сочинять текст для новых листовок.

Возвращаясь домой, она, пытаясь достать проездной, наткнулась в кармане на жёлудь и улыбнулась. В голове, помимо её воли завертелись строчки и Жанночка, опешив, застыла у турникета, не обращая внимания на толкающихся возмущенных прохожих.