а это тебе для души

В тот день должна была приехать очередная проверка. Че именно они ехали проверять, никто не знал, но все дружно боялись. Просто потому, что начальство им сказало: «Бойтесь, а то зарплаты не дадим». Решение бояться было объективно единственно-верным. И Катя тоже боялась. Четырнадцать раз за утро она спросила у Анечки, че именно будет проверять проверка.
Тринадцать раз Анечка ответила: «Не знаю, че именно будет проверять проверка», и еще один раз ответила: «Отвали, сука». Кате некуда было отвалить, но обиду она, конечно, затаила, и ещё подумала: «А вот черта с два я теперь выделю тебе кусок торта на день рождения. Вот специально вкусный куплю, килограммовый, на заказ! Всех коллег позову, даже пидоров-коллег позову, а тебя не позову. И сама ты сука, сука.»
А проверка взяла и не приехала. Во второй половине дня начальство сказало, что никакой проверки сегодня не будет и вообще, «нече выдумывать всякую чушь, а то зарплаты не дадим».
Зарплаты не дали и Катя, увидев на часах семнадцать ноль шесть, потопала домой. Вообще, Катя всегда уходила в шестнадцать пятьдесят восемь, но сегодня решила не дразнить судьбу. Да и с коварной Анечкой до остановки идти не хотелось, она бы снова начала свои расспросы про «то и сё», а Катя ведь, вы помните, затаила на нее обиду, и про «то и сё» больше ей рассказывать не желала. И Анечка ушла одна. И Катя ушла. В семнадцать ноль шесть.
Жила Катя в съемной однушке, ну такой, где на стенах обычно висят выеденные молью коричневые ковры с белыми вензелями, а сантехника в последний раз (он же был и первым) устанавливалась во времена, когда Хрущев Никита Сергеевич весело и задорно лупил туфлей по столу во время заседания 15й Генеральной Ассамблеи ООН.
С сантехникой все было именно так, а вот ковров в Катиной квартире не было. Хозяйка квартиры, отдавая Кате ключи, подумала: «Ишь, небось курящая мразюка будет, пропалит тут мне добро», предусмотрительно поснимала ковры, скрутила в рулоны и, водрузив на плечи зятя, увезла еще в день Катиного заселения.
Катя оказалась курящей. И немножко мразюкой. И сильно параноиком: ей явно виделось, что за ней из дома напротив следит усатый мужчина весьма уважаемого возраста, поэтому Катя плотно закрывала шторы. Но иногда не закрывала. Когда пребывала то ли в игривом, то ли в меланхоличном настроении – не закрывала. И когда пила вино тоже. «Смотри на меня, божья тварь, венец увядающей эпохи», - красиво мыслила Катя и на выцвевшем махровом халате ослабляла пояс. У божьей твари, по правде сказать, была близорукость. А еще артрит и болезнь Паркинсона, но разве это было важно?! Важно было другое: Катя все еще питала нежные чувства к своему бывшему мужу. Бывший муж сделался бывшим пять лет назад, оставив Кате кредит на угловой диван и горькие сожаления о разбитых вдребезги мечтах. И больше ничего не оставил. Именно поэтому Кате приходилось снимать замусоленную однушку у откровенно немолодой дамы с завивкой цвета йода и скрипучим голосом, которая, к тому же, еще и плевалась при разговоре. Даже телефонном. Ну и поснимала со стен ковры. Но на ковры Кате было наплевать: точненько по центру, прям над кредитным угловым диваном, в окружении не то желтых, не то, уже коричневых от старости, цветов на обоях, у Кати висела «та самая!» фотография, где в формате 15х21 ей во все 28 зубов улыбался (на тот момент вовсе еще и не бывший) супруг, как водится, наряженный в серый блестящий пиджак, и зачем-то в шляпу. Эта фотография периодически вызывала в Кате, помимо острых приступов нежнейшей любви, сумасшедшую вину перед мужем за ослабленный пояс на махровом халате, и вот именно в такие моменты шторы в однушке плотно закрывались, и усатый мужик из дома напротив оставался «с носом». И с усами под ним.
В тот день, когда должна была приехать очередная проверка, но не приехала, когда еще зарплату не дали, Катя пришла домой, включила свет и бросила взгляд на милую сердцу фотографию бывшего мужа. И подумала: «Какой ты был счастливый, какой молодой, какой безкредитный! Как бы мне хотелось вернуть те времена, сученыш». И была уже готова пойти варить гречневую кашу на ужин, но.
Сученыш услышал ментальный скулеж Кати и написал ей в социальной сети «VK». Фамилия и имя его не совпадали с фамилией и именем Катиного бывшего мужа. Потому что написал не он, а тот Сученыш, с которым Катя имела удовольствие якшаться до него. «Вот Сученыш!», подумала Катя. И очень обрадовалась.
Сученыш написал: «Здравствуй, моя Катрин. Ты наверное уже и позабыла...»
У Кати закололо внизу живота. То ли оттого, что она так и не сварила себе гречневую кашу, то ли от нахлынувших эмоций. Но в любом случае, Катя вовсе и не позабыла. Катя помнила. Катя помнила, точно это было вчера, как он целовал ее руку, отмечая, что перчатки чрезмерно пахнут кожей, и, значит, «настоящие», помнила букет мокрых полевых цветов, которые он нарвал ей в майскую грозу, помнила восхитительный ужин в итальянском ресторанчике «Mamma Mia» (куда их, однако, сперва и пускать не желали, но он, разумеется, все уладил, и, на баснословную сумму счета (по Катиным меркам баснословную) вовсе внимания не обратил), еще помнила, как вместе часами смотрели концертные записи Дэвида Боуи.
И так светло Кате сделалось, что она почти забыла и о бывшем муже в сером блестящем пиджаке, и об усатом похотливом мужчине с артритом из дома напротив, обо всем забыла, кроме тех восхитительных трех недель, проведенных с Сученышем во времена сопливой беззаботной юности.
Сученыш написал еще: «так вот, Катьк, ты, наверное, уже и позабыла, помнишь, ужинали в том ресторане, ну там еще напротив стекольный завод был, нас еще пускать не хотели, потому что ты в голубых шлепках была, ну тех, с бабочками. Смешно так было. Верни, кстати, косарь. Ну, за ужин тот. Ты ж так и не вернула тогда, а я и уехал, блин. Вот.
Как сама там?
Можешь на телефон, кстати, кинуть мне. Мой номер: тристасемьдесятпятьсорокчетыретритройкичетыревосемьшесть»
А потом еще написал: «А это тебе для души. Ты же любила, Катюш, я все-все помню»
Экран телефона высветил «David Bowie – Space Oddity».
Кате стало чертовски грустно. «вот Сученыш!», - подумала Катя.
А потом еще подумала: «Но ведь помнит про Дэвида Боуи».
И отчего-то обратно раскрыла шторы.