текст про ряженку

вначале было слово. потом – слово за слово.
на скале у моря все они писали, что хотели. стройотряды, пионерлагери, влюбленные отдыхающие. мне три года, я уже могу написать, что угодно, но еще не знаю, зачем. как будто бы, если не напишу ничего – море не запомнит мое имя. ой ли.
в другой жизни я была исследователем Антарктиды. у меня был огромный такой, смешной дутый оранжевый комбинезон, у меня были сани и сейсмограф, годовой запас консервов и портвейна, я была в одном часовом поясе с любым человеком Большой Земли и иногда дразнила пингвинов.
в другой жизни я была собирательницей скальпов. утром – суровой и жестокой, прорубающей себе путь в дождевых лесах Амазонии, вечером – мягкой, податливой и чертовски хитрой, Матой Хари, Анной Болейн, Лиличкой Брик.
в другой жизни я была седовласым американским писателем, написавшим, ко всему прочему, восемьдесят шесть заметок о колонизаторах, и зимой с исполинских сосен сильный ветер сбивал пласты снега на крышу моего дома.
была амбициозным велогонщиком, которого постигла карма за желание владеть всем миром.
была монахом ордена францисканцев, бичевала плетью себя за непослушание.
говорила на всех мыслимых и немыслимых языках, даже со львами – на языке храбрости, даже с младенцами – на языке мудрости, даже с тобой – на языке тоски.
и каждую мою жизнь, всегда, всегда достигала катарсиса. а потом приходил покой.
в другой жизни ноябрь подарил мне слепой сон тутового шелкопряда.
но сегодня я услышала, как бьется мое сердце. и значит, как бы там ни было, так или иначе, я все равно выиграла.
и успокоилась.
-
что до ряженки – тут дело нехитрое: полезна она очень. а кефир, так и вообще, знаете ли, наше всё.