Камбала. Роман. Ч. 2. Глава VII. Погружение

     Глава VII. «Погружение»

     Видимо кульминацию своего падения по синусоидальной траектории в отрицатель-ную четверть я еже прошёл, теперь требовался резкий подъём, даже лучше, если это будет взлёт. Где его можно было добиться? Я же не на российско-китайской границе, где можно было бы легко поймать лазутчика. Да и мичману Кушмиру на складе ГСМ делать нечего, чтобы на нём отыграться. Остаётся что? Остаётся отличаться там, где у меня лучше всего получается.
     И я с большим усердием начал готовиться к политическим занятиям, у меня уже практически не оставалось места в 96-листовой тетради. Ну, если и вырвал из неё для письма пару листиков, не больше. Всё значимые работы Ильича были кратко, по существу, законспектированы. Кто этого раньше не делал, даже не знает, что в них является важным, а что можно опустить. Это я так рассуждаю потому, что выполняю эту работу уже повторно.
     Но, а кому это интересно, главное – результат. А результат был «на лицо».
Мы побывали экскурсиями в Военно-историческом музее Черноморского флота, на Графской пристани, посетили Мемориальный комплекс Малахов Курган. Посчастливилось не только побывать на фестивале конкурса патриотической песни, проводимом на Сапун-горе, но и посмотреть знаменитую диораму. После принятия присяги, были по-пытки давать увольнения в город, но и сразу же запрещены.
     Просто первые же увольняемые, так «хорошо» отдохнули, что их пришлось забирать из комендатуры. На том, не успев, как положено начаться, эта привилегия «накрылась медным тазом».
     В строевой подготовке, в физической и в учёбе у меня результаты были примерные. Во многом из-за того, что за время госпитализации меня хорошенько привели в себя. Теперь я понимаю, что наша военная медицина всегда на высоте.
Неожиданный приезд мамы, как бы «проездом» из мест отдыха в Анапе, через Кер-ченский пролив и Симферополь в Севастополь для того, чтобы доставить мне приятных несколько часов общения – это очень дорогого стоит и это нужно ценить. Такое могла сделать только мама. И она сделала. Вот только сейчас я пожалел, что всю учебку лишили увольнений из-за проступка 2-3 наших курсантов. Ну, да Бог с ним, с этим увольнением. Мама увидела сына, а я её.
     Мы сидели в беседке возле КПП и в отведенное по разрешению командования время, могли общаться. Потом я возвращался к тем делам, которые пропускать не разрешалось, а мама в это время «била свои ноги», знакомясь с достопримечательностями Севастополя. Я вспомнил, как мы с ней навещали старшего брата в армии и, хоть я мало что из того помню, но в увольнение его с нами отпускали.
     Мама угощала меня персиками и другими покупными продуктами, потому что из дому специально, конечно, привести и сохранить где-то на квартире частного сектора не могла. Да и не это важно. Главное, увидеть дорогого, самое родного человека, какой только есть – маму. Единственное, что осталось на память – фото о её пребывании у меня в учебке, в Севастополе.
     Мама уехала, и дикая тоска начала преследовать меня. Душа была растравлена, после трёх месяцев службы, когда уже привыкаешь к службе и не тоскуешь, как в начале по дому. И тут опять. Но не мать же в том виновата, а человеческая сущность. Главное, что мама уехала с уверенностью, что видела сына здорового, у него всё как бы хорошо и даже замполит отзывался лестно. Её материнское сердце успокоилось на время, как минимум.
     Я как-то не вытерпел и похвастал уже заранее, что за примерную службу и, в основ-ном за большой вклад в помощи организации и проведении занятий по политической подготовке и оформлении учебного класса, мне был объявлен краткосрочный отпуск домой. Это было сделано заранее, до окончания учебки, видимо, из-за того, чтобы можно было мне и второму счастливчику до экзаменов и распределения по флотам, успеть вернуться из отпуска.
     Ох, если бы меня отправили в отпуск сразу же на следующий день. Но нет же, это требовало оформления документов и из-за этого задержался мой отъезд. А тем временем, жизнь в учебке текла своим чередом. Я уже мечтал, что я буду делать на гражданке, как покажусь перед теми, к кому рвался всем сердцем.
     Начался сезон сбора винограда, где-то на виноградниках за Херсонесом. Что-то я так расслабился, что не изъявил особого желания в этом участвовать. Высказал своё нежелание, ну конечно, кому же ещё, как не своему дружбану, Сане одесситу. Тот, как всегда, стоял «за любой шухер» и на этот раз, тоже поддержал меня в моей авантюре.
     - Погодка прекрасная, солнечная и уже не так жарко, можно позагорать. Ты, как, чтобы на крыше нашего бункера пол дня поваляться?
     - Шанец есть позагорать, нужно использовать, раз сильно хорошо хотите, - спокойно ответил Санёк.
     Решено, после завтрака, сразу «линяем». Обычно в таких случаях, в отличие от культпоходов по «парадке», переклички не делали. Кто-то был на вахте, кто-то в лазарете. Короче, я сейчас раскрыл «пробел» существовавший в вооруженных силах СССР. Мог бы стать ценным «агентом ЦРУ», если бы не был по-настоящему патриотом своей Родины, хоть и порядочным разгильдяем одновременно.
     Поступила команда, при выходе из камбуза, перекур 5 минут и построение на плацу, где должна была ставиться задача для личного состава, отбывающих на оборудован-ных для перевозки личного состава ЗИЛ-131. Что другое, а «линять» нас учить не нужно было, движенья отработаны и на подъем мы были легки – шесть секунд, все шесть до взрыва гранаты, после того, как вырвана чека и сработал спусковой механизм и столько же нужно было нам, чтобы нас уже не достали не только осколки разорвавшейся гранаты, но и зоркие глаза командиров.
     Прислонившись к остывшему камню бункера, неспеша   достав сигареты, прикури-ли и столь же медленно, расслабленно выпуская струйки дыма, наслаждались хорошим утром. С плаца доносились команды о погрузке личного состава то одной, то другой роты. Взревели моторы и колона автомобилей двинулась в сторону КПП.
Когда гул стих, я предложил Сане:
     - Может на крышу, позагораем, пока не жарко и «шарик» не такой раскалённый?
     - Ко мне вопросов быть не надо, - как всегда, жаргоном одессита ответил дружбан и прыжком опёршись на край крыши, уже вскарабкался наверх.
     Из-за того, что уклон был с юга на север, потому и солнечные лучи сильно не жилили, а лишь нежно ласкали наши оголенные торсы. Подстелив под себя снятые голландки, устремив взор в чистое крымское небо, мне предались не по возрасту наивными мечтами, иногда схожими с юношескими грёзами.
     Саня высказал мнение, что, как отслужит, вернётся в свою любимую Одессу, устроится в Ильичёвский морской торговый порт в Черноморске на какой-нибудь сухогруз и будет бороздить моря и океаны. Как он будет иметь хорошие «бабосы», боны и классное шмотьё из-за «бугра», девахи табунами за ним будут убиваться – не жизнь, «малинка».
     - А ты, Санчо, не думал после службы «в загранку» походить? А-то ко мне приедешь, я из тебя настоящего одессита сделаю. Ты ел когда-нибудь камбалу черноморскую, запечённую до золотистой корочки? А форшмаком водочку приходилось закусывать? Нет, вот видишь. А бычки по-одесски не ел?
     - Вот что-что, а бычки я по домашнему приготовлению очень часто ел. Мне бабушка готовила, я, как наловлю ей «черпаком» из гардины, с привязанной для приманки свежей макухой, бубырей и пескарей ведрами ловил. У нас в пруду, пока окунь не расплодился, столько было. А на удочку, на вареную кукурузу или молодую картошку карпов или ди-кого сазана когда-нибудь ловил? Вот это удовольствие. Крючки и леску рвёт, удилища ломает, сила – не сазан.
     - Я ж на море вырос, не на пруду, вот барабульку ловил с дедом, он меня брал часто на рыбалку. В море, да ещё дилетантам выход закрыт, опасно. У нас сколько детворы пропало. Не кому ничего не говоря, брали лодки и глаза загорались, что они «робинзоны», а когда опомнятся, то уже и не понять, в какую сторону грести. Я тебе скажу, что вкуснее вяленного донского, цимлянского леща, да ещё и с пивом, вот сейчас бы, ох, лучше я не знаю. Вкуснятина. Мой дружбан, когда я в институте учился, чемоданами возил из дому, а мы её без хлеба жрали. Даже окуни вяленные такие вкусные, а жирные, не передать. До полусотни за раз ловил, посолю и на просушку, вещь деликатесная.
     - Шо, ты мне аппетит всё нагоняешь? Мы так до приезда наших, без «ДП» не протянем и «раскрываться» нельзя, «спалимся». Давай менять тему разговора.
Я рассказывал ему свои истории из счастливого детства и занятные, лирические из студенческой юности, Саня отвечал тем же. Время летело быстро. Лишь изредка, мы поднимали головы, чтобы осмотреться, но больше надеялись на слух. Да и кто нас тут будет искать, думали мы, когда все уехали на виноградники, а начальство, воспользовавшись этим затишьем делало свои личные дела. Ох, как мы в этом ошибались.
     Потеряв бдительность, даже вздремнув на солнышке, мы не видели и не слышали, как по дороге от штаба в сторону камбуза, по каким-то своим делам шел штабник, капитан 3-го ранга и, видимо совсем не был озабочен какими-то глубокими раздумьями, с обычным в таких случаях, потупленным в землю тусклым взглядом, а совсем наоборот. Он видимо прогуливался и радовался теплому и пока не жаркому августовскому деньку, рассматривая с любопытством всё вокруг до тех пор, пока его взгляд не привлекли два светлых пятна, контрастно выделяющиеся на крыше склада утиля, который мы прозвали «бункером» - это были наши с Саней, размякшие в неге тела на чёрном фоне рубероида.
     Когда мы услышали отклик, сразу и не поняли, что попались. Офицер стоял на рас-стоянии метров в 50-ти от строения, врытого в косогор, иначе, с более близкого расстояния он или мы, как лучше сказать находился, или находились в «мёртвой зоне», вне дося-гаемости не только «для обстрела», но и для обзора.
- Матросы, ко мне! – скомандовал капитан 3-го ранга, не сводя с нас взгляда, как бы желая нас поджечь, подобно великому греческому инженеру и учёному Архимеду, который время Второй Пунической войны, сжёг целый флот римлян с помочью луча, сфокусированного мощными зеркалами, при попытке захватить греческие Сиракузы, где тогда и жил Архимед.
     Мы могли бы, конечно, спрыгнув со стороны камбуза «сделать ноги» и где-то «перешхериться» до приезда наших с уборки виноградников Херсонеса. И вспомнив это, сопоставил два события, в которых отличились греки: сожгли римский флот и построили крепость и целое государство. Но как это давно было, ещё до нашей эры. Но я бы не удивился, если бы оказалось, что этот штабной офицер по национальности грек. Так часто бывает, стечение, казалось, изначально несовместимых событий в одном месте и в одно время.
     Я к тому же вспомнил, что сам мог являться потомком скифов, проживающих в Приазовье, и то, что их попытка завоевать Херсонес ими была неудачной. Князь Владимир намного позже не только смог взять это византийский форпост, но и дочь императора Анну, заодно и распространив заодно и христианство на всю Киевскую Русь.
     О чём я думал, мне о другом нужно было думать, а не высоких материях. Я даже не почувствовал, как обычно, что мое «движение по синусоиде» успехов и неудач, устоявшись некоторое время, как поршень «двигателя прогресса» в «верхней мёртвой точке», стремительно движется вниз, с ускорением, превышающем ускорение, при «разгоне» до третьей космической скорости, равной 16,6 км/с. Столь стремительного падения, даже не с ускорением свободного падения, а значительно большим я обрывался в пропасть, даже не с высоты крыши бункера, а с высоты тех успехов, достигнутых честным трудом и стараниями, без подхалимажа   и «прогиба шестёркой».
     Если бы и «сделали ноги» сейчас, то нас на раз-два вычислили, устроив перекличку прибывающего с работ личного состава. И тогда бы нашему начальству влетело, а не только нам. Нужно быть мужчиной, принявшим присягу и по уставу отвечать за проступок. И мы ответим, правда немного по-разному, имею в виду Саню и меня.
     Я не мог врать капитану 3-го ранга, к которому я подошел первым, на ходу заправляя голландку в брюки под ремень и представился, как полагается по уставу:
     - Курсант 7-й учебной роты, матрос Иващенко.
     - Курсант 7-й учебной роты, матрос Крамарец, - доложил Саня, став рядом со мной плечо в плечо.
     И ростом мы были с ним одинаковы и даже чем-то схожи внешне, как в сказке, вернее в мультфильме – «два брата из ларца одинаковых с лица».
     - Доложите командиру роты, что вы наказаны. Я вынужден буду на вас написать рапОрт на имя начальника училища. Сейчас бегом в расположение роты, а я проверю.
     - Есть! – в один голос ответив, сделав поворот «кругом» побежали в свою казарму.
     Наши сослуживцы приехали вместе с облепившими их, не дававшими даже прохода, осами, обожающие просто виноградный сироп. Гальюн, по понятным причинам стал, после приезда роты, самым посещаемым местом, как музей виноградарства и доказательство того, что немытые фрукты могут быть причиной непредсказуемых обстоятельств. И от этого мне было бы смешно, если бы не было грустно.
На следующий день, при построении роты, был зачитан приказ командира части:
     - …За нарушение воинского распорядка, неподчинение приказа командира роты и нахождение на территории части с нарушением установленной формы одежды, приказы-ваю:
     1. матросам, Крамарец Александру Викторовичу и Иващенко Александру Ивановичу, объявить по трое суток дисциплинарного ареста с отбыванием на гауптвахте;
     2. матроса Иващенко Александра Ивановича, лишить, объявленного ранее, краткосрочного отпуска домой, сроком 10 суток.
Командир воинской части 34204, капитан 3-го ранга, инженер, Бронштейн… Дата. Подпись. Печать.»
     Зачитан был перед строем приказ и воцарилось такое молчание, что бесшумный обычно хронометр, размещенный на стене у поста дневального по роте, каждую секунду отбивал ударами корабельного колокола и секунды были неизмеримо длинными и мучительными. В крайнем случае, так мне, казалось, и продолжалось это до тех пор, пока не послышалась команда – «разойдись!»
      Есть поговорка, что «не бывает огня без дыма», а другая гласит «это только цветочки, будут ещё и ягодки». Тем более, что осень – пора сбора урожая. По своему внутреннему ощущению, я в движении по синусоиде вниз, не достиг «абсолютного нуля», скажу лучше языком механика – «не достиг нижней мёртвой точки».
     В один из дней к нашему общему другу с Саней Крамарцем, а для него он ещё и зёма, к Степану Добринову приехали родители из Одессы. Как и в моём случае, его не отпустили в увольнение, и он также довольствовался тем, что встречался с родителями у КПП.
     - Пацаны, сегодня на ужин не идём. Я банкую! - объявил нам Степан.
Ну, банкуешь – банкуй, какие вопросы у матросов? У матросов нет вопросов.
В нужный час, по кивку головой Степана, мы сорвались одновременно со своих мест и как в полёте звена истребителей, ведущим в котором был Степка, а мы, справа и слева – ведомые, «полетели» туда, «куда не ходят одесские поезда», ещё точнее, если сказать – «место встречи изменить нельзя» - в бункер.
     Когда мы проворно и привычно опустились в это «злачное» и до тошноты знакомое и привычное место, как по трапу в рубку подводной лодки, Стёпа с улыбкой, взяв в руки край какой-то ветоши, возможно, что раньше это были форменные брюки рабочей формы м с магическими словами:
     - А теперь, брюки превращаются…, превращаются брюки…, в пузыри чачи! – и одновременно поднимает тряпку в руках.
     Мы не поверили глазам, но перед нами, на перевёрнутой боком тумбочке лежали три бутылки, закрытые пробками и рядом какие-то свёртки.
     - Падайте! Не светитесь, - произнёс уже тише Стёпа, сам занимая место за «банкетным столом».
     Братцы мои, «кролики», я пробовал чачу впервые в жизни, да и как бы не впервые вообще спиртное за четыре с лишним месяца службы. В свёртке была колбаса и что-то запечённое из домашней дичи, а также несколько персиков. Виновник торжества банковал, как и обещал. Благо, что мы к концу пиршества не запели, потому что крепкий спиртной напиток домашнего приготовления серьёзно тупил наши мозги.
     Благо, что вечерело уже раньше, чем наступал отбой, иначе налива не избежать бы-ло бы. Закуску под такую-то выпивку грех было не скушать. Одна бутылка оставалась нетронутая.
     - Назавтра, - сказал Стёпа, - опохмелимся с утра.
     - Завтра же экзамен по устройству ПЛ, - вспомнил Саня.
     - Одесса-мама, Ростов-папа! Прорвёмся! – утвердительно сказал Степан, явно навеселе, как и мы все, поднялись и «пошли на всплытие».
     На вечерней поверке всё прошло штатно. Спали, как младенцы, так думаю и за сво-их товарищей, как и за себя. Утром присутствовал ощутимый «сушняк», хоть голова и не болела, но состояние было угнетающее.
     На первом же круге мы со Стёпой привычно «сошли с дистанции» и направляясь на тропу, ведущую вверх к входу в бункер, оглянулись на третьего нашего товарища, но Саня покачал головой и как-то без задора «замкнул» собой колонну удаляющейся роты.
     Первые глотки и внутри всё обожгло 60-градусным напитком, заодно вспомнилась поговорка: «Водку, в жару, гранёнными стаканами? Давай, наливай!» А тут и гранённого стакана не было. Да и на гражданке, когда приходилось выпивать где-нибудь за клубом или на тенистой скамье в парке, то не такой же «огненный напиток». На первый раз ещё оставался один персик.
     Потом уже пришлось, занюхивая рукавом и закусывая сигаретой. Как-то быстро время пролетело. Выглядывая, привычно, в щели, видели, как строились роты и проходили мимо на завтрак.
     - Не пойдём? – спросил я, уже чуть изменившимся голосом.
     - Не пойдём! – ответил Степан.
Допили бутылку, меня серьёзно повело. Стёпа, с материнским молоком, как истинный болгарин, приученный к вину, а с годами, наверное, и к чаче, держался как-то уверенней. Заметив, что у казармы снова началось движение, поняли, что это построение на экзамен, раз все были одеты в парадную форму. Праздник же. У нас тоже – вчера к Стёпе родители приезжали, однако.
     - Где вас носит? – прикрикнул старшина Коломиец, - живо одеваться и на построение!
     Старшина привёл нас без строя чуть позже остальных. Экзамен уже начался. Меня замутило, я подошёл к умывальнику, расположенному в углу коридора и начал жадно пить воду, от чего мне лучше не становилось.
     Проходивший офицер, увидев меня сгорбленным над умывальником, подозвал старшину и сказал:
     - Старшина, ваш матрос? Смотрите, ему плохо. Может быть в санчасть отвезти.
     - Хорошо, товарищ капитан 3-го ранга, я разберусь.
     Принимали экзамен, каплей, который вёл у нас занятия, незнакомый старлей и ассистентом был наш старшина. Коломиец, давно поняв, что со мной, цепко держа меня выше локтя, провел в учебный класс и остановив перед столом, сказал:
     - Тяни билет. Садись готовься.
     Какой там готовиться. Умереть бы сейчас или от стыда провалиться, но стыда, почему-то я не ощущал. Офицеры переглянулись, но ничего не сказали. Когда я сидел без признаков обдумывая вопросов билета уже приличное время, каплей подозвал старшину и что-то сказал.
     Николай Коломиец, пододвинул ко мне стул и сказал:
     - Рассказывай по билету.
     Я, осознавая, что прекрасно знал вопросы билета, но мозги заклинили и я никак не мог найти другой клин, которым можно было вышибить первый. Что-то отрывками всё же сказал, а старшина заполнял «пробелы» в речи и таким образом, «дуэтом» мы ответили.
     Старшина вывел меня на улицу, проследив, как я буду спускаться по трапу и потом, внизу спросил: «Дойдёшь сам?» На что я ответил: «Так точно!»
- И спать, ложись спать! – добавил старшина, проводил меня немного взглядом и возвратился туда, где продолжался экзамен.
     Больше всего был расстроен капитан-лейтенант Осипов, а ведь я подавал такие надежды. Конечно, он не знал, что я подвержен колебаниям волн, волн правильной синусоидальной формы, давшей, как на кардиограмме сбой: в тот момент, когда линия должна была плавно ползти вверх, «самописец» наткнулся на некачественный материал моего сознания, сделав скачок и «слетел», как игла патефона, попав на глубокую риску поперёк музыкальной дорожки, резко съехав с характерным звуком. Каким?
Это был очередной приказ, в котором и к счастью, что называлась всего одна фамилия, и к моему же несчастью, мне было объявлено «пять суток дисциплинарного ареста».
     Учёба подошла к концу, а служба только начиналась. Леша Дубровин ввернулся из отпуска счастливый, как и положено отцу будущего казака. Я начинал службу вновь «с нуля», как секретарь, исписав лист на печатной машине, прокручивает барабан, убирает лист в папку или отлаживает на подпись, если работа завершённая, а новый лист заправляет. Так и я, писал-писал историю, вынул исписанный лист, смял и выбросил в урну. Зарядил новый лист и жду, обдумывая, с чего начать. Всё нужно начинать сначала и на новом месте. Я готов. Я настроил себя на подъём, я обязательно поднимусь, я добьюсь, я всем докажу…

продолжение следует