Зима не шутит

       

        Сельцо, где мы тогда жили, притулилось к самой тайге на взгорке.      Зимой обычно, в смысле транспорта, выручали  лошади. Их на конеферме, которая  в березнике на другом взгорке стояла, было до полусотни, и два конюха их обихаживали. Розвальни - для ежедневной работы скотникам, а кошёвки для выезда   по неотложным делам.
        Речка опоясывала село и уходила в сторону райцентра, так что, если напрямую, да по ней в одном месте зимой, то путь был много короче. Назывался он зимником. Как только она вставала, и лёд держал, связь с цивилизованным миром – райцентром Тягуном  налаживалась до весны.
        В бураны, вьюги, метели, позёмки дорога замирала, но лишь до ясных морозных дней, а потом служила сельчанам верой и правдой. Жили в то время беднее, труднее, но дружней. Взаимовыручка помогала в нужное время.
        Так вот, в один из таких зимних мглистых дней, я с учителем Фёдором Гавриловичем в кошёвке держал  путь в Тягун. Он на семинар учителей в среднюю школу, а я по сельсоветским делам, в райисполком. Обычное, казалось бы дело, но задержались до вечера. Его ждать пришлось. На внеклассном мероприятии застрял.
        В сумерках уже выехали. Гнедко, настоявшийся у коновязи весь день, был   накормлен сенцом и овсом, что дали конюхи в дорогу, напоен водицей. Почуяв дорогу домой, взял он бодрой рысью. Час – полтора и мы дома были бы…
        Вот не загадывали бы, не напророчили бы себе на голову. А то уже предвкушали себе и сытный ужин, и чай с шанежками. Успели бы и радио послушать, и газеткой пошуршать, и книжку читнуть, и свежие деревенские новости узнать.
        Телевизоров и холодильников тогда не было, прочей бытовой техники тоже… Глушь и покой, да девственная природа, лишь дым из печей в зимние вечера, предвещая мороз,  кучерявясь, подпирал небо с первой звёздочкой на нём.
        Сегодня же погода стала меняться, как только мы выехали на зимник. Пошёл снег, тихий, навесной, застилающий всё окрест. Видимости почти никакой. Сумерки сгущались, и лишь топот копыт по накатанной дороге, успокаивал.
       Гнедко дорогу знает, чует, что домой ведёт она, быстро домчит. Не впервой. Да оплошал я. Не проверил крепость упряжи. Пришлось останавливаться, поправлять съехавшую  было на спину коня дугу. За ней и оглобли. Подтягивать подпругу. Одним словом, провозился. И уж когда мы спустились в ложок, снегопад усилился. Цокот копыт уже не долетал.
       На взгорке нас догнал ветер. Хорошо то, что дул - подгонял в спину. Я правил, а Фёдор Гаврилович притих, прикорнул посапывая. Суматошный, видимо, выпал денёк: с ребятишками не соскучишься.
       Я приподнял воротник пальто, нахлобучил на глаза шапку, причмокнул - присвистнул. Гнедко прибавил ходу. Проехали согру. Стали спускаться к речке. Место узкое, здесь  справа, недалёкий перекат, не даёт своим быстрым течением схватить русло полностью, и полынья напоминает о себе опасностью.
       Это место мы благополучно миновали. На подъёме Гнедко перешёл на шаг. Потом вдруг остановился и заржал. Мы ещё не успели придать этому никакого значения, как к нам с обеих сторон приблизились словно тени,  облепленные снегом, с большими сумками в руках, две девчушки.
      По голосам узнали наших, деревенских:  Глашу и Варю – студенток. Прямо с автобуса  они держали путь домой. Прошли уже половину пути. Устали. Коня они перепугались здорово. Не ожидали, что кто-то их догонит.
      Мы потеснились. Отрезок пути пролегал пустошью. Ветер крутил и подымал позёмку на крыло. Вот тут-то и сделалась, прямо как по Пушкину, метель. Одно было нам на руку - с дороги снег сметало. Копыта вновь застучали по зимнику.
      Я сидел на облучке, на самом обдуваемом  месте, и размечтался о тёплой избе, чарке водки для сугреву и запашистом наваристом борще с куском мяса. Мечтать, конечно, не вредно, но ведь вспомнилось же.  Моим попутчикам было уютней, хоть и тесновато.
      Вдруг с громким тревожным ржаньем мимо нас пронесся конь, запряжённый в розвальни. Без седока. Гнедко устремился следом. На рысях мы домчались до самой конефермы. По огороженной территории носился конь и  ржал, словно звал на помощь.
      Девчушки тут же покинули нас: дома их были рядышком. Судьба к ним сегодня благоволила. К нам тоже.
      А вот конь!  В свете мотавшегося от ветра фонаря, дежурный в ночь конюх сразу  определил, что этого молодого, пугливого, но самого быстрого коня сам помогал запрягать в розвальни Ивану, чтобы тот срочно доставил в роддом свою жену Клаву и сопровождающую их фельдшера - Ксению Петровну.
      Понятное дело, роженицу там оставили, а сами-то где? Значит, если конь мокрый, розвальни разбиты, льдом подёрнулись…
      И мы, забыв про ужин и прочие домашние дела, кинулись по улочке от дома к дому подымать народ. Вскоре, кто верхами, кто в розвальнях… Снег валит, глаза слепит, одна отрада – луна из-за пригорка выглянула, чуток светлее стало.
      У речки цепью стали прочёсывать каждую пядь. Спустились к полынье. Вода на перекате журчит, пенится, страшит тёмным зевом. Там хоть  по пояс местами, но ведь зима. А если их под лёд затянуло? Так ни с чем и вернулись. Утром в сельсовет позвонила из роддома наша фельдшерица с новостью, чтобы я передал Ивану, что у него родился первенец - сын.
      А ближе к полудню мужики нашли Ивана. Выпал он из угодивших в полынью розвальней. Конь вырвался и умчался, а у Ивана хватило сил выбраться и, срезая путь по заснеженному пустырю, идти к деревне. Но – не дошёл.