Продолжение 2 Мы с Юриком

Мы - художники.

Ночью Юрик опять исчез. «Это дело надо проследить», - подумалось мне, и я уснула опять. На утро я долго будила Юрика. Он мычал, прятался под подушку головой, ругался – словом, ни за что не хотел просыпаться. Мне пришлось взять пёрышко, торчащее из подушки, выдернуть его и пощекотать у него в носу.
- Ещё чего?! – закричал он и чихнул, только тогда соизволил встать.
После отсутствия ночью у Юрика весь глаз был чёрный. Я послюнила палец и потёрла пятно под глазом, оно не отмывалось. Это был синяк. Отмахнувшись от моей руки, Юрик сам удивился, глянувшись в зеркало:
- Ну и ну! – сказал он, рассматривая синяк.
Я оделась и вышла на улицу Юрик вышел за мной. За нами появилась Сашка с лыжами. Увидав синяк, она опять присела от смеха. Юрик взял лыжи в руки, и мы пошли пешком, а Сашка уехала на горку вперед нас. Сегодня идти было веселее. Я люблю ходить по знакомым местам, а мы шли той же дорогой, и я узнавала дома напротив, деревья и всякие другие предметы. Вот и гора. Мы влезли наверх. Юрик что-то долго высматривал вокруг.
- Ага, вот та. – наконец сказал он, про сосну, торчащую ветку которой он в темноте видимо, не видел, я тогда не поняла. Потому что мне показалось, что в другой стороне к лесу пробежал заяц: «сон про зайцев – вспомнился мне». Я понеслась с горки не куда все катаются и где устроена площадка и трамплин, а в противоположную сторону «за зайцем», и вдруг провалилась в глубокую яму (это был овраг, отделявший гору от леса, полностью занесённый снегом и незаметный). Хотела вылезти после падения и не смогла. Тогда я устроилась поудобнее и стала думать, я медведица в берлоге. Занесёт меня снегом и будет только дымок идти, как в одной книжке. Проснусь – а уже лето…
Проснулась я оттого, что кто-то размазывал мне по лицу снег. Я страшно обиделась и хотела стукнуть обидчика, но вдруг заметила, что у всех вокруг очень испуганные лица. Я тоже очень испугалась:
- Юрик! – закричала я, - Куда делся мой Юрик?! –
Но Юрик был тут рядом, это я его не заметила, и я успокоилась и спросила: «Что случилось?».
Юрик мрачно фыркнул.
- Что ты делаешь в яме? – спросил он.
- Я была медведицей в берлоге, - отвечала я ему.
- Ты же могла замёрзнуть, - сказал он.
- Медведи в берлогах не замерзают, - весело ответила я.
- Но ты не медведь, – не согласился он.
- Я одета не хуже – и куртка и свитер. Вот если бы была без куртки или без одежды – могла бы замёрзнуть, а так – нет. –
- Ну, тебя не переспорить, - сказал Юрик.
И он повёл меня домой и уложил в кровать. Сам тоже уснул на своей. Когда мы проснулись было уже темно.
Мы поняли, что проснулись от голода. Юрик уже не надеялся на свою «самостоятельность» - магазины в посёлке точно были, наверное, закрыты.
- Так и подохнем, сказал Юрик мрачно.
- Так и «подохнем», - подхватила я не очень знакомое слово: дохлый для меня означало «худой», «тощий», но никак не «мёртвый».
- Пойди к Сашке, и попроси чего-нибудь поесть, - сказал он.
- Какой хитрый! Сам и иди, и проси, - не сдавалась я.
Так мы немного спорили, - кто из нас решил «жить самостоятельно» в отдельной комнате. Или я не желала, чтобы мной командовала тётенька, как Мама, или Юрик, чтобы ходить в наливайку, под предлогом ходить в магазин. В итоге пошли вместе. В комнате Сашки было пусто. Мы полезли наверх, в «мастерскую художника». Сашка возилась с картинами.
- Чего вам? – строго спросила она с серьёзным лицом, а то всё смеялась, а тут лицо строгое и серьёзное через-чур.
Мы молчали.
- Ну, чего вам? – спросила она помягче.
- Ребёнок умирает с голоду, - выпалил Юрик.
- Мы долго ничего не ели, пояснила я.
Сашка опять присела на корточки и принялась хохотать.
- Оболтусы, настоящие оболтусы! –
Наконец она спустилась вниз и разожгла печку. Очень быстро начистила картошку и поставила варить. Она поставила на стол: хлеб, огурцы, селёдку, лук… Зелёный лук. Про него она сказала, что выращивает его сама там наверху, в мастерской.
Вскоре всё было готово. Вот это была еда!!! В своей жизни я не ела ничего вкусней. А потом мы пели песни. Какие-то новые хорошие песни:
Листья желтые над городом кружатся…
… ночью Юрик опять исчезал. А я только подумала, что «надо проследить», как быстро сморил меня сон опять.
Прошло уже кажется много дней. Жилось нам очень хорошо. Мы очень подружились с Сашкой. Я уже здорово каталась на лыжах с горы. Иногда мы с Сашкой выходили вдвоём кататься, оставляя Юрика досыпать в постели.
Беспокоило меня только одно: куда же Юрик ходит по ночам, всё-таки? Я решила проследить за ним и легла спать одетая. Среди ночи я проснулась. Юрика в комнате не было. Из соседней комнаты раздавался смех. Осторожно я открыла дверь.
- Не включай свет, - услышала я Сашкин голос, - иди сюда.
Я пошла на голос. Сашка сидела на столе и смотрела в окно.
- Влезай, - она подвинулась.
Я залезла через стул на стол к окну.
- Делай себе окошечко. –
Я подышала на замёрзшее стекло и увидела Юрика во дворе. Он надевал лыжи.
- Так вот куда он ходит по ночам, - поняла я.
- Каждую ночь помираю от смеха, - сказала Сашка, - пойдём одеваться, проследим. –
Мы быстро оделись, вышли на улицу, прикрепили лыжи и пошли за Юриком. Луна светила вовсю, светло было почти как днём, снег отражал свет. Снег был голубоватым, ёлки казались серебристыми. Было таинственно и тихо. Мы шли по свежему следу, на вновь нападавшем легком снежке. Наконец пришли к нашей горе. Юрик был уже на вершине. Вот он оттолкнулся палками и понёсся.
- Здорово насобачился, - сказала Сашка, когда увидела, как Юрик крутится и вправо и влево спускаясь зигзагами.
- Мда, - сказала я, - хитрюга! Мы спим, а он себе на лыжах катается. –
- Лезем на гору, - почти приказала Сашка. – Сейчас мы ему покажем.
Мы влезли, Юрик медленно поднимался в стороне. Иногда он падал – подниматься на лыжах в гору не легко. Мы прыскали со смеху.
- Ну, пора, - сказала я.
Но Сашка почему-то задумалась, помрачнела, с ней что-то случилось.
- Ну, пора же, - тормошила я её. –
- Катись одна. Я-то тут причём!.. – вдруг строгим голосом сказала она, такой голос бывал у Сашки, когда «вдохновение» находило и она после этого запиралась у себя на верху в мастерской. И сейчас она побежала на лыжах в другую сторону.
Я посмотрела ей вслед, потом оттолкнулась палками и понеслась на Юрика. Я сбила его с ног и очень напугала. Так ему и надо, будет знать, как кататься по ночам. Сашку мы нашли под горой, она сидела на кривом дереве, смотрела на небо и болтала ногами.
- Что с ней? – удивился Юрик.
- Отвяжитесь! – и голос был грустный и совсем уже не строгий.
- Белены объелась, сказала я и дёрнула Сашку за ногу. Она взвизгнула и свалилась с дерева.
- Ах, так! – сказала она и припустилась за мной, но я на лыжах и быстро убежала. Тогда она набросилась на Юрика: толкнула его, он на лыжах стоял, поэтому упал, а Сашка стала закапывать его снегом. Я сняла лыжи и подкралась сзади, и прыгнула на Сашку. Образовалась куча мала… Целую ночь, почти, мы веселились как сумасшедшие. Мы каталась с горы, играли в снежки, отплясывали весёлые танцы. Замечательная была ночь, и зачем люди спят по ночам, да ещё и под таким большим фонарём на небе в виде большой круглой желтой луны!
---------------
А этот день (последний) был мокрый. Сашка закрылась наверху – со своим «вдохновением». Юрик болтал ногами на диване у окна. Среди зимы случилась оттепель, морозные узоры на окнах растаяли, снег прилипал к лыжам, кататься тоже было плохо. Я ходила по дому и думала, чем бы заняться. Наконец я придумала: полкухни занимала большая белая печка. Наши комнаты были за ней, так что в комнате вместо одной стены была тоже стена белой печки. Я пошла наверх и попросила у Сашки краску и кисть, потом влезла на стул и нарисовала на печке зайца голубой краской.
- Будет на что смотреть перед сном, - сказала я.
- Что ты говоришь? – отвлёкся Юрик и заметил мой рисунок. Он заинтересовался и тоже сходил наверх, и взял краски и кисть. Он развёл краску и нарисовал на печке слона, тоже голубого, с цветными красными пятнами-яблоками. В это время я нарисовала ещё зайца. Потом Юрик нарисовал птичку. А я ещё зайца, Юрик – таракана. Я – зайца, очередного в ряд поверху печки. Юрик – кошку. Я - зайца. Юрик – жирафа. Я - зайца.
Я уже начала жалеть, что умею рисовать только зайцев, когда пришла Сашка.
- Гении! – сказала она. – Как я раньше не догадалась… - И предложила идти на кухню и разрисовать печку там.
- Начать надо сверху. – Она забралась на табурет и начала, а я только подавала ей краски снизу. Рисовала она очень странно: ей ничего не стоило пририсовать таракану хвост, а рыбе ноги, а лягушке крылья. Потом она нарисовала Юрика с лыжами на ногах, как смешной шарж. Потом нарисовала меня в виде горохового стручка. Мы так и покатывались со смеху.
И тут приехала Мама, совсем не вовремя. Юрик стоял на печной плите, и рисовал на трубе кита, снова в красных яблоках, а мы с Сашкой рисовали друг другу на своих лицах усы. Мама ни капли не удивилась.
- Так, сумасшедший дом, - сказала она.
- Как умеем, - обиделась я.
Юрик застыл на печке и не знал, что делать с кисточкой и с краской, налитой в крышечку от банки.
- Может ты спустишься на землю? – сказала ему Мама.
- А это что ещё такое? – удивлённо спросила Мама у Юрика.
- Где, что? – переспросил он.
- У тебя под глазом. –
- У меня? – не понял Юрик.
- Да, да, у тебя, - строго сказала Мама и стала ждать ответа. И долго ей пришлось бы ждать, если бы не Сашка.
- Понимаешь, Даша, - сказала она деланно-серьёзно, но со смешком в голосе. – Юрик у тебя герой, он защищал нашу честь: он катался на лыжах с большой нашей горы и отклонялся от веток всех деревьев, а от одной ветки не смог уклониться! –
Я так и фыркнула, сдерживая смеха. Но это фырканье и кашель за ним произвели совсем другой эффект.
- Ты простужена, - сказала Мама, - тебе надо в кровать. –
И, не слушая никаких возражений, она загнала меня лечь в кровать, а Юрика послала за градусником.
Нас опять спасла Сашка. Она быстро приготовила чай, согрев воду на этот раз в электрическом чайнике.
- Ругаются, ругаются! – сказала Сашка, - Гулять надо, - на улице тепло, солнечно, - а не ругаться.
Температура была нормальной, и после чая мы вышли на улицу. Тут Сашка нашла нам лыжную мазь для оттепели, чтобы лыжи скользили, как в морозную погоду. Все встали на лыжи и пришли к нашей горке. Здесь мы почувствовали себя увереннее. Здесь мы были – «как рыбы в воде».
Мама притихла, она стояла в стороне, а мы демонстрировали ей все наши достижения: мы ездили зигзагами, и с разворотами на полный круг, все вместе, и по отдельности. А Мама смотрела на нас и молчала. Да и сказать ей было нечего: на лыжах мы были «ассами».
Гордые и счастливые мы шли домой к вечеру. Мы чувствовали себя победителями. Мама нам явно завидовала.
- Раньше я тоже умела, - сказала она Сашке, - а теперь… - И она махнула рукой. Лицо у неё стало немного грустное и махнула она так, что мне стало её жалко: всё учится и учится, сколько себя помнила Мама всё училась.
- Ты приезжай почаще, мы тебя вмиг научим, - сказала я Маме.
- Вмиг научим, - хором подхватили Юрик и Сашка. Мама внимательно посмотрела на нас и ничего не сказала.
-----------
Вот и всё.
И вот мы уезжаем. Юрику пора было на работу, отпуск заканчивался. Сашка была грустная.
- Замечательный был отпуск, - всё говорила она, несколько раз повторяя – просто замечательный.
Я считала, что грустить не надо, - ведь мы ещё приедем. Юрик молчал.
- Правда же, мы ещё приедем? – приставала я к нему.
Юрик молчал.
И мне тоже сделалось грустно, - наверное, больше не приедем!
Конец всей повести.