Путь к счастью, ч. 8

Любовница лорда Джеймса   Мина  была до того безумна, что приводила в ярость светских «львиц».  После того, как лорд Джеймс  узнал, что Теодор участвовал в оргии с Миной, он решил расстаться с уже отягощающей любовницей и переселился временно к родителям  Томми и Таппи Форд, проживавшим в старинном особняке в тихом английском посёлке. Когда Джеймс поселился у родителей, их радости не было предела. Воспитанные в чисто английском духе, разумеется, они не подали виду открыто. Как-то лорд Джеймс стал разбирать старые книги в библиотеке и наткнулся  в одной из книг на странное зашифрованное сообщение, в котором утверждалось,  что проживавшая в этом доме Мэри  «умерла не своей смертью». Джеймс заинтересовался этим тайным посланием и решил найти и собрать информацию об этой загадочной Мэри. Лорду пришлось обратиться даже  к своим высокопоставленным друзьям из спецслужб. Друзья раскопали некоторую информацию,  стали опасаться и предупредили Джеймса о возможной опасности.  Тем временем лорд стал знакомиться со всеми  старожилами, пытаясь что-нибудь разузнать о местных тайнах и слухах давно минувших лет. Оказалось, что в этом посёлке  лет десять назад произошла скандальная история, связанная с продажей секретных военных документов. В качестве русской шпионки подозревалась молодая гувернантка Мэри. Вскоре она отравилась попавшими в салат ядовитыми листьями наперстянки, что всеми было принято за несчастный случай. Однако мальчик Яков, друг Медеи, проживавший в этом доме, узнаёт что-то, заставляющее его оставить тайную записку. В ней он сообщает, что смерть Мэри не была случайностью и повинен в ней кто-то из живших или бывавших в доме. Вскоре маленький Яков уезжает учиться. В ходе своего расследования лорд Джеймс начинает понимать, что давнее происшествие было чем-то более значительным, нежели просто событие, обросшее деревенскими слухами, и предупреждения друзей об опасности не являются пустыми слова. Кто-то явно не хочет разглашения подробностей этого дела. И этот кто-то не остановится перед новыми убийствами ради сохранения прежних тайн. Вскоре обо всём этом узнаёт Теодор, который
еле выпутался из сетей уголовного преследования, возникшего из-за убийств Медеи.
Но Медея каким-то невероятным образом освобождается под залог. Она и Теодор приезжают вслед за лордом Джеймсом к Фордам. Вечером Медея просит Теодора исполнить роль Ясона из трагедии Сенеки, написанной под влиянием трагедии Еврипида. Роль кормилицы она поручает Таппи Форд. На роль детей приглашает деревенских мальчиков. Медея переделывает сценарий на более современный лад. К вечеру в большом зале был устроен спектакль. Собралась вся окрестная публика. Домашнего театра не было давно. Поэтому интерес был велик. У Медеи были хороший вкус и умелые руки. Поэтому на импровизированной сцене всё выглядело достойно. Медея в античном наряде вышла на сцену и стала очень искренно и страстно играть свою роль. Декламировала она по-старинному, чётко выделяя каждый слог и делая ударение почти на каждом слоге.

Медея.
Мои злодейства? Я ушла из памяти?
Нет, не уйду! Все силы призову теперь,
Всю хитрость. Дали плод злодейства прежние:
Злодейством уж ничто нам не кажется.
Нет места козням: ждут их. Так рази туда,
Где и не ждут удара. Должно сделать мне
Всё, что Медея в силах, всё, что свыше сил.

Вот тело бесконечное влачит змея,
Кого ужалить ищет и раздвоенный язык
Нацеливает, но, колдовством смирённая,
Вся цепенеет и ложится, кольцами
Свернувшись. «Нет, ничтожно то оружие
И слабо зло, что дольняя родит земля;
Отыщем в небе яды. Час настал, пора
Подняться мне над кознями обычными.
Спустись ко мне с небес, змея, подобная
Реке огромной, двух зверей стеснившая
В могучих петлях — большего и меньшего
(Сияет первый нам, второй — сидонянам).
Пусть Змеедержец руки разомкнёт и даст
Отравы нам, пусть на мои заклятия
Сойдёт Пифон, враг близнецов божественных,
Пусть Гидра приползёт со всеми гадами,
Рукою Геркулеса умерщвлёнными,
И ты приди, Колхиды страж покинутой,
Впервые под моё уснувший пение!»

Прикликав змей породу многовидную,
Медея сносит вместе всё зловредное
Быльё, что Эрикс вырастил утёсистый
И кровью Прометея утучнённые
Хребты Кавказа под снегами вечными,
И яд, каким парфянских стрел напитаны,
Мидийских и арабских жала острые;
Берёт отравы, что под небом сумрачным
В лесах Герцинских ищут жёны свевские;
Всё, что растёт весною, в пору новых гнёзд,
И зимой, когда морозом скованы
Лишённые леса убора пышного,
Всё, что цветёт цветами смертоносными,
Всё, что родит и копит сок губительный
В корнях переплетённых, — всё ей надобно.
Одни растенья гемонийский дал Афон,
Другие — Пинд или хребты Пангейские,
Где нежный цвет серпом кровавым срезан был,
А третьи многоводным Тигром вспоены,
Или Дунаем, иль волнами тёплыми
Гидаспа, самоцветами богатого,
Иль Бетисом, что имя дал стране, где он
Течёт лениво в море Гесперийское.
Одни перед восходом Феба срезаны
Стальным серпом, другие — в полночь тёмную,
А третьи ногтём под заклятья сорваны.
Берёт Медея травы смертоносные,
Из гадов выжимает яд, и свежие
Птиц внутренности гнусных: сердце филина,
Совы ушастой печень. По отдельности
Раскладывает яды: сила хищная
Огня в одних, в других скрыт холод медленный,
Над ядом заклинанья столь же страшные
Твердит. Но вот шаги её послышались,
Запела. Мир дрожит от первых слов её…

(Кормилице)
Всё, что могла, свершила. Сыновей зови:
Невесте пусть несут дары бесценные.
(Кормилица приводит детей)
Ступайте, сыновья злосчастной матери,
Чтоб вашим видом, просьбами, подарками
Смягчить царевну-мачеху. Но вновь ко мне
Вернитесь: вас в последний раз обнять хочу.

Та месть — не месть, что рук не оскверняет нам.
Расти мой гнев, и сам зажгись, слабеющий,
В глубинах сердца черпай силу прежнюю,
Неукротимый! Что доселе сделано,
Пусть праведным зовут. Яви деяньями,
Что жалкими и всякому доступными
Мои злодейства были. Упражнялась лишь
Моя обида. Как руке неопытной
На многое дерзнуть? Что гнев девический?
Средь бед мой дар окреп: Медеей стала я.

Моих детей, родных моих, уже ли же
Я кровь пролью? Уймись, о гнев безумящий!
Гнуснейший грех, злодейство небывалое,
Прочь от меня! Какое искупать им зло?
Зло, что Ясон — отец им, зло страшнейшее,
Что мать — Медея. Смерть им! Не мои они.
Смерть им — они мои. От преступления
Они чисты. Но так же был и брат мой чист.
Что ты, мой дух, колеблешься? Зачем кропят
Лицо мне слёзы? Для чего любовь и гнев
Рвут сердце? На волнах ношусь, бессильная.

Как занесённый бич, змея огромная
Со свистом режет воздух. Головню в кого,
Мегера, мечешь? Тенью кто растерзанной
Явился? Это брат мой мести требует!
Заплатим — но не я одна. О, выжги мне
Глаза, терзай — грудь подставляю фуриям!
Брат, удались! Вели богиням мщения
И манам вспять уйти и не тревожиться;
Вверь мне меня, моею отомсти рукой,
Схватившей меч: умилостивлю жертвою
Твои я маны.
(Убивает сына).

Своих детей готовься схоронить, Ясон,
Насыпь курган им. Тестя и жену твою,
Как должно, погребла я и тела сожгла.
Убит твой старший сын, и на глазах твоих
Второй твой сын погибнет.

Ясон.
Меня убей!

Медея.
Ты просишь пожалеть тебя?!
Ну вот и второй!
(Убивает второго сына).

Всё кончено. Отдать мне больше нечего
Тебе, обида. Взоры подними сюда,
Ясон неблагодарный. Ты узнал жену?
Всегда бегу я так. Пути небесные
Открыты: ждут драконы, под ярмо склонив
Чешуйчатые шеи. На, бери детей тела!
В крылатой колеснице уношусь я прочь.

Ясон.
Лети среди эфира беспредельного:
Ты всем докажешь, что и в небе нет богов.

(Текст приведён по изданию: Луций Анней Сенека. Трагедии. Москва, «Искусство», 1991.
Перевод С. А. Ошерова с небольшими изменениями).

Публика была в восторге. Она аплодировала, вызывала несколько раз Медею. Наконец занавес был закрыт. Через некоторое время раздались вопли, крики, плач. Публика, не успевшая разойтись, не могла ничего понять. И тут, когда опять распахнули занавес, оказалось, что дети, приглашённые на роль детей Ясона и Медеи, были мертвы. Родители рыдали, возмущались. Накинулись на Медею. Медея оправдывалась. Теодор и Яков встали на её защиту. Вызвали полицию. Приехавшие двое полицейских зафиксировали состояние трупов, опросили свидетелей, вызвали экспертов, составили протокол. Затем эксперты и санитары увезли трупы в морг…