В церкви

                В ЦЕРКВИ

              Недалеко от моего дома, на Рязанском проспекте, есть очень хорошая аптека. Я часто в ней бываю. Летом у аптеки высадили чудесные цветы: алые, жёлтые, белые… Мы с Ларисой и Машей каждый день ходили смотреть на эти цветы. Посреди клумбы, со временем образовалось золотисто-бордовое слово «Выхино»,-- шедевр районных цветоводов. Мы стояли у этого лейбла и смеялись…
              Наступила осень, цветы выкопали, а аптеку закрыли на ремонт. В начале зимы она открылась и я туда поспешил. Перед входом в аптеку появилось небольшое возвышение, покрытое блестящей плиткой, припорошённой свежим снежком. Я остановился перед этим возвышением, убрал снег, всмотрелся в плитку и оцепенел. Это была та самая плитка, скользкая как лёд, на которой я четыре года назад, в центре Москвы сломал ногу в двух местах и попал в институт Склифосовского.  Не передать мучения,  которые я перенёс. Два года я восстанавливался. До сих пор спуститься с лестницы для меня проблема…
             Я еле вполз в аптеку и, отдышавшись, стал громко объяснять, что эта плитка предназначена для внутреннего  использования, что выстилать ею вход в помещение нельзя ни в коем случае. Что особенно странно видеть её у входа в аптеку, которая благодаря этой плитке, стала ужасной ловушкой для и без того больных людей. Я напомнил, что у нас в России и так полно мест, где плодят инвалидов. Около меня столпилась администрация аптеки. Все они говорили, что они совершенно со мной согласны, что это безобразие, преступление, что на владельцев аптеки надо подавать в суд, но что сами они ничего сделать не могут, поскольку, если они выскажут свои соображения какому-то начальству, их тут же выбросят на улицу. Кстати и эту подлую плитку провизоры выпросили еле –еле…
              Я понял, что дебаты бесполезны и хотел уйти домой. Но вдруг почувствовал, что выйти из аптеки и пройти по плитке я не смогу. Мне было страшно. Призрак больничной палаты, двухмесячная неподвижность, гиря, висящая на верёвке, продетой через мою просверленную ногу—всё это возродилось в моей более—менее  успокоенной памяти и я схватился за голову. Давление резко поднялось, мозг горел и что-то в нём пульсировало… Надо было срочно идти домой, выпить лекарство и лечь.
              Я не понимаю, как я пролез, прополз, проскользил через плитку и пришёл домой. Способность к соображению вернулась ко мне, когда я понял, что лежу в своей кровати и ноги целы. ( Тьфу! Тьфу! Тьфу!) Я шепотом сказал  несколько нехороших слов, выпил глоток коньяка и уснул.
               Через два дня, мы с Ларисой  оказались у метро «Парк культуры».  Было семь часов вечера. Площадь перед зданием метро была ярко освещена. В белоснежном, кружевном  магазинчике, похожем на игрушку, торговали розами. Мы зашли в одну контору, получили свои бумаги и вышли. И тут я вспомнил, что у нас дома нет церковных свечей. Недалеко от метро находился храм Николая Угодника. Скользя по льду, ржавыми буграми, полностью покрывшему асфальт, мы добрались до храма. У входа я увидел плитку, занесённую коричневым, мокрым снегом. Я подкрался к ней и осторожно наступил. Плитка не скользила. Я осмелел, походил по ней немного и понял, что она так же безопасна, как чистый сухой асфальт. … Мы вошли в церковь , встали к иконами и долго молились… И так нам стало хорошо, так уютно, так светло, что передать это чувство - я не могу!