Санта Клаус, кто ты?

Мак Кинко

 Не задумывались откуда взялся Санта Клаус? Говорят про это легенда даже есть. Мол, жил-был в Ликии епископ Николаус, который влазил в каминную трубу и вкладывал хорошим детям подарки в подвешенные специально для этого носки. А привозил свои подарки на оленях... Но, вы можете себе представить, как Санта в санях запряженных оленями, в красной шубе, варежках и шапке с меховой оторочкой едет в тени пальм по пескам пляжей Анталии? Почему Анталии? Просто родился Святой Николай (Санта Николаус) в стране которая в то время называлась Ликия. Ликия теперь, это часть Турции. Около Антальи, на тёплом море, если кто знает. Там и жизнь свою прожил, не выезжая никуда.
 Так что не надо нас дурить! Ни наряд Санта Клауса, ни его транспорт не соответствуют Средиземноморью. И почему епископ в дымоходы лазил? Что епископу в дымоходе делать? И как пролезть, если туда кошка с трудом пролазит не то что целый епископ? Откуда всё взялось, почему всё не сходится? Разберёмся?
 Так что, дело-то не так было. Хотите - верьте, а хотите - нет. Мой дед говорил, что ему его дед вот что про всё это рассказывал...
 
   
                Санта Клаус, кто ты?

Судя по цвету, огромная, в полнеба Луна, была сделана из куска льда. Такая бывает только на пустынных просторах Севера. Она лениво светила с неба опираясь прозрачной щекой на зубчатый гребень горы и в её голубом сиянии было видно почти как днём, разве что красный цвет казался чёрным, а голубой зелёным. Небо в эту ночь было сделано из чёрного панбархата и когда тщедушный человечек осторожно ступил в абрис огромного серебряного круга, казалось что он ступил на Луну прямо из ниоткуда. Меж тем он осторожно пробирался, как и раньше, по коньку крыши избушки Власа, подбираясь к дымовой трубе. Шапка с острым верхом и морским помпоном, стриженая борода, длиннополая шубейка, варежки. А за спиной бил по пятам большой пустой мешок.
 Человечек приладил мешок рядом с трубой, снял свою шубейку и его тонкая фигурка легко юркнула в трубу. Второй человек, который наблюдал за ним, выбежал из своего укрытия и, поскрипев снегом перебегая освещённую полянку, спрятался в тени дома.
 Осторожно спускаясь, вытягивая короткие ножонки в поисках нижней ступеньки, постоянно оглядываясь и наступая на свой длинный мешок человечек в шубейке приготовился спрыгнуть в снег.
- А! Так это ты?  - Пророкотал из темноты густой бас.
Маленький человек от неожиданности вздернулся и с перепугу завизжал как раненый заяц. Он бился и дёргался в объятиях здоровяка до тех пор, пока не извернулся так, что смог увидеть лицо напавшего. Тогда его глаза, отражавшие по целой луне, остекленели от ужаса, а рот выкривился.
- Влас!...  Отпусти... - Просипел он от страха сломавшимся горлом. - Я больше не буду...
Влас привязал человеку руки к туловищу, закинул его на широченное плечо. Сверху добавил мешок с украденными из дымохода копчёными белками и зашагал в сторону посёлка.
- Пойдём, я тебя людям покажу, - гудел своим басом Влас, - а то все думают что белок у них Дух тайги ворует. Уже на улицу выходить боятся. Детей не выпускают.
 И правда, посёлок был напуган. Кто-то воровал запасы копчёных белок у людей прямо из дымоходов, где их хранили.
- Они ка-ак раз у Митяя в пятистенке собрались, решать что делать. К Чёрному Шаману посылать хотят. А это ты, а никакой не дух! Да ещё с моим запасом белок! Так что - идём!
  В те стародавние времена во всех посёлках побережья Аляски, да и вообще по тайге, копчёные на можжевеловых ветках белки были не только едой, но и служили деньгами. Нет, были конечно и "настоящие" деньги. И металлические и бумажные. Со всего мира свезённые. Да только зимой еда сильно дороже денег. На кой чёрт, скажите, Вам нужны юани или талеры, если от голода идти дальше сил нет? Сколько таких с деньгами за пазухой под ёлками по тайге лежат? То-то. А белку в котелок бросить, водой залить или снегом засыпать, хвоинок молодых и вербной коры добавить, - ох какая похлёбка! Никакая цинга не пристанет! Вот почему у каждого жителя была своя "сберкнижка", - мешок с копчёными белками пристроенный где-нибудь в дымоходе. А то и два мешка. В дымоход ни мыши ни рысь не залезет. Даже муха, хоть и в оттепель, не залетит. Не попортят "валюту". Дыму боятся.
Только с недавнего времени в посёлке началось воровство. Кто-то стал белок копчёных воровать. Оно, конечно, могли и дети на лакомство, но вор ни одного следа не оставил и всё так чисто было сработано, что люди решили, - без нечистой силы тут не обошлось. Ходили к ковичинам, соседям-индейцам ругаться,- на них думали. Но те клялись что не брали, а идею подсказали: Дух Тайги белок крадёт, не иначе. Кто запросто может в узкую трубу залезть? Мол надо Чёрного Шамана звать, камлать надо, Духа Тайги изгонять. Только, мол, это дорого! Изгонять-то надо умеючи!
Влас бодро шагал по снежному полю, иногда проваливаясь в полноги. Человечек болтался на плече Власа и заунывно тянул:
- Отпусти-и Влас, отпусти. Я не буду...
Его шейный платок, противно щекотил лицо Власа своими засаленными уголками иногда попадая в глаз. Оно, так бы и не знал Влас, про эту "моду" на шейные платки, да только в их посёлке разного народу было. Всякого. В основном, правда такого, что пришёл он в новые земли счастья искать, чтоб жизнь новую начать, - а за ним через полземли от старой жизни виселица на верёвке тащилась. Народ, населявший побережье самого севера Америки был разношёрстный и "закон" тут простой был: кто сильней в ухо ударил, или запугал, - тот и старшОй. Вот и "модно" было носить на шее кусок висельной верёвки или платок из арестантской полосатой одежды прозванием хальс тух - память о том, что ты страшный разбойник. Мол, смотрите каков я, - от смерти смог уйти! И Клаус, так звали маленького человечка, тоже носил полосатую арестантскую одежду и шейный платок. Тоже удалью хвастал. Как маленькая собачка, что от страха загодя лает.
 За арестантскую полосатую одежду его и прозвали люди -  Полосатый Клаус. То ли немец он был по родителям, а может голландец, - никто и не знал толком.
 Когда в очередной раз уголок платка ткнул в глаз, Влас не долго думая перекинул свою ношу и уложил человечка вперёд ногами.
Однако пройдя шагов десять он завертел головой, закрутил носом и прогудел:
- Ну и дух от тебя! До чего же ты вонюч, братец! Ты что, правда прямо в штаны дуешь, как люди о том говорят?
Эти слова как плетью стегнули по человечку, он сжался, как от удара и притих.
- Ладно, пойдём, чего тут стоять? - Сказал Влас сам смутившись своих слов, - а то все разойдутся. Он поставил Клауса в снег.
- Давай, сам иди.
   Не прошли и половины пути до посёлка, а тщедушный Клаус выбился из сил и еле ноги волочил. Пришлось примоститься под ёлкой. Влас сломал пару веток, развёл костерок. Язычки запрыгали по веточкам - руки согреть. Дым настырно полез в глаза. Влас вытер слёзы и поглядел на Клауса.
 Клаус сидел на корточках опустив голову и беззвучно плакал. Плакал так, что слёзы в снег капали и проели дырочки рядом с костром.
- Э... Ты чего? Ты что, от дыма, да? - Влас взял его за плечо и потряс.
Клаус поднял зарёванное лицо, сузил глаза и прошипел:
- Ты думаешь я от хорошей жизни воровать начал?... Раньше я как все, на охоту ходил. Но как Грета бросила, я и ружьё своё кремневое в Митино заведение снёс, на сивуху поменял. Потом силки ставил. А потом... Клаус закрыл лицо руками и, хлюпая носом, окунулся в воспоминания...
...Руки скользили по мокрому.  Неширокая речушка, которая скакала по камням в тайге Аляски поймала свою жертву и не собиралась её отпускать. Течение переломило Полосатого Клауса в пояснице и с силой потащило ноги в промоину, под лёд. Он невольно вскрикнул, но вода сразу залилась в рот и крика не вышло. Вышло какое-то громкое бульканье. Да, если бы и получился крик, толку от него не много. Кто тут услышит? Кто может прийти на помощь на этой Богом забытой речке? Получается что криком можно только стаю волков или росомаху на обед позвать. Ну, рысь ещё. Эта тоже с радостью отведает человечинки на обед.
 Речка держалась за свою жертву, как будто в ней была какая-то необходимость. Честно сказать, этот человек был нужен речушке поиграться, да, может, своих рыб накормить. А так и не нужен. И не только речке. Никому он не был нужен. Жена была у него, Толстая Грета, но и ей он был не нужен. И радовалась она его приходу из тайги только тогда, когда он за ногу какую-нибудь добычу притаскивал. А так, - хоть пропади.
Цепляясь за веточки и травинки вмороженные в лёд Клаус всё пытался закинуть ногу на край и вертел головой, выискивал за что бы ухватиться.
 На дальнем пологом берегу глаза  заметили чёрно-рыжий косолапый силуэт: росомаха. Она шла опустив голову и принюхивалась к его следам.
Не зря росомаху  по латыни "обжорой" называют. Индейцы говорят, что медведь женился на соболе, вот и родился такой кровожадный урод. Пьёт кровь с живой ещё жертвы. Не великан, а злобы на стаю волков хватит. Много всякого зверья в тайге живёт, но этот, пожалуй, самый злобный.
 Слово "тайга" это монгольское слово. Смешно даже. В Монголии ни одного путёвого леса нет, а они слово "тайга" для всего мира выдумали. Этим словом даже эскимосы пользуются. А их родичи, иннуиты, живущие на другом конце мира,  занесли это слово в Америку. На Аляску.
 Кто такие иннуиты, спрашиваете? Те же эскимосы, только живут с американской стороны пролива.  Это для европейцев Америку открыл Колумб. А для эскимосов и иннуитов её и не закрывали никогда. По обе стороны родня была.
- Вот дурная голова! - Выругался на себя Клаус. - Тебя сейчас рыбы есть будут, если росомаха вытащить из воды не сможет, а ты про такое размышляешь.
Просто он сильно устал, вот и лезла в голову всякая чепуха. Организм как бы разделился. "Человеческая часть" смирилась со смертью и рассуждала о глупостях, от страха стараясь не думать о скором будущем. О том, что ледяная вода зальётся в рот, охладит лёгкие и глаза выпучатся от нехватки воздуха. И так будет продолжаться, всю жизнь. Всю оставшуюся недолгую жизнь. А "зверская часть", тот зверь, который сидит в каждом из нас, рыча от напряжения пытался воткнуть в окровавленный лёд сбитые, поломанные ногти. Время от времени руки менялись местами: нож, воткнутый в лёд, перехватывала левая, а правая продолжала её дело - обрывая ногти и кожу пыталась проковырять или протаять своей кровью дырку во льду, чтоб зацепиться за неё и уже ножом долбить, пробивая полынью к берегу. Да только пробьёшь ли?
 Во время рассказа Клаус снял варежки и слабый огонёк костерка высветил пальцы. Пальцы без ногтей. С кругляшками на концах.
- На эти ногти я свою жизнь выменял, - пробормотал.
Человеческая часть понимала, что спасения нет, что если даже и получится выбраться, хоть десять костров разводи потом, хоть ноги поджарь, - а выжить не удастся. Но звериная выла и скребла лёд огрызками пальцев.
- Держись! - Кричал зверь, - я должен жить! Держись!
- Я не могу, - шептал человек. - Мне больно, от боли и холода мой разум не слушает меня больше...
Сознание Клауса подводило его. Муть заливала глаза. То он видел одну росомаху, то их становилось две. То она бежала влево по берегу, а то вправо. И иногда у неё было не четыре, а две ноги. 
- Держись! Не утони! - Рычал Зверь.
Никаких индейских корней в роду Клауса не было, Но почему-то слово "держись" отдавалось эхом от горы по-индейски. Так, как его произносят местные, ковичины.
 Муть на время отступила с глаз и Клаус отчётливо увидел две косолапые фигуры быстро бегущие с пологого берега на индейских снегоступах. Одежды на них тоже были индейские, а голоса, - женские! Это была помощь, та помощь, на которую он уже и не не надеялся. Увидев такую картину и Человек и Зверь сняли с себя ответственность за спасение тела Полосатого Клауса и он сомлел.
Сомлел, потому не видел и не чувствовал, как эти две девушки вытащили его и довезли до индейской стоянки, как его растирали снегом и натирали травами, медвежьим и барсучьим жиром, как вливали в рот отвары трав и колдовские настойки. Не слышал как всё племя громко пело ему возле костра песню. Они пели очень громко, изо всех сил! Так громко, что часто песня срывалась на крик. Они пели так, чтоб он смог издалека услышать её, "с того света". От этих слов и ритма он должен был вернуться из страны мёртвых, куда он уже почти ушёл. Они звали его домой из вечности.
 Очнулся Клаус когда старик-индеец тёр ему вискИ .
  - Вернулся? - Сказал старик, - значит жить будешь!
А потом, под гиканье и улюлюканье всей толпы принесли две медвежьи шкуры сшитые мехом внутрь, детей от костра повыгнали, а полудохлого голого Клауса и двух его спасительниц под хихиканье молодух и наставления женщин опытных затолкали в этот мешок. Толпа ритмично двигалась вокруг костра и пела. Теперь это была совсем другая песня. В ней было и ритмичное, как удары сердца и что-то ласковое, нежное: Это была песня Любви. Этой песней люди призывали Бога Жизни. Бог Жизни должен был прийти и дать жизнь телу умирающего.
- Ай! - Говорил хриплый голос из мешка, - подожди не дёргай! Подожди я сам! Стой, оторвёшь! Оторвёшь, говорю! А!!
Ему вторил женский смех и это всё под аккомпанемент криков толпы пляшущей вокруг костра. От этой ли песни, или это заслуга спасительниц, только Зверь и Человек объединились опять в одном теле. Слились в одно. Голос Клауса обретал всё большую уверенность. Наконец  жалобные нотки исчезли полностью, выкрики перемежались рычанием и воем, наверное это появился Бог Жизни.
- Это был один род из племени ковичинов живущих неподалёку. Если бы не они, то не жить бы мне. Хотя какая она жизнь? - закончил Клаус свой рассказ глубоким вздохом.
Была у Клауса невеста, да после индейского лечения... Как ни таился Клаус, а Грета узнала-таки и про "индейское лечение" и про его болезнь теперешнюю. И быстренько спуталась с одним охотником. Так и остался Клаус один. Правду сказать ему было так даже лучше. Расходов меньше, кормить не надо. А главное, никто не требует делать так, а не этак. У охотников жизнь простая, если олени или собаки пытались бунтовать, то плеть их быстро успокаивала. Но с бабой это не шло. Она бегала по всему посёлку и, призывая всех в свидетели тупо в голос  визжала.
 После этого случая всё чаще и чаще заходил Клаус в Митино заведение, да и КАзино не пропускал. И если раньше он просто пил, то теперь запивался. А снимать штаны на морозе дело мешкотное, долгое. Бывало и не успевал. Проливалось. Как ни сучил ногами. И тогда он воспользовался индейским способом. Наталкивал в штаны мох, делал памперс, и штаны не были мокрыми. Нужно было только мох почаще менять. С тех пор проблема пропустить рюмку-другую у Клауса пропала! Не делал он лужу под столом! Впитывал мох всю влагу. Правда появился побочный эффект. Вода впитывалась, а запаху-то куда деться? Поэтому олени и стали ходить толпой за Клаусом. И даже ждали его под дверью, пока он в Митином заведении сидел.
- Ох и любят тебя олени, - подсмеивались над ним старожилы. Они-то знали, что оленей привлекает не сам Клаус, а запах, который был далеко слышен от него.
Вы, дорогие читатели, сейчас скажете что этакое благородное животное не интересовали такие неблагородные запахи. И прадед мой врёт. Ан нет! Интересовали.
 Хищник получает соль с кровью жертвы, люди за соль деньги платят, а оленям где её брать? Хоть и сделал Создатель оленя так, что соль организмом оленя почти не выбрасывается, а всё ж не хватает. Без соли желудок не работает. В дикой природе ходят все травоядные солонец лизать. Солонец, - это место, где в почве повышенное содержание соли, - дыры в земле выедают, так стараются. Прямо с глиной едят! И так нужна всем травоедам соль, что идёт он на этот солонец, хоть и знает что там и хищник может ждать и охотник. А домашнему где брать? Вот и бродили по посёлку, выискивая, может кто воды попил, и с солью вылил?
По запаху и дети дразнили Клауса.
- Кто уссатый полосатый? - кричал один, а ему хором отвечали:
- Клаус!
Да и взрослые, кто Полосатым называл, кто - Полуссатым, а то и вовсе - Ссатым.
Костерок погас, последние язычки перепрыгивали по хвоинкам ища чем поживиться. Луна отлепилась от вершины горы и опять поползла по небу.
- Ты бы отпустил меня, Влас, а? Я не буду больше воровать. Слово даю. А то на сходе люди меня забьют. 
Влас молчал, только сопел.
- Нет, правда, Влас, отпусти, а? Забьют меня! Всмерть забьют!
- Не боись ты, забить не дам, а к людям идти надо. Надо повиниться перед ними.
- Не надо! Не пойду! - Упёрся Клаус, когда они подошли к пятистенку.
Влас молча намотал полосатую капуцу Клауса на руку и толкнул дверь.

Поселок существовал давно и расстраивался постоянно.
- А что это за новый барак построили? - Спрашивали друг друга местные жители.
- А, это КАзино заведение, отвечали приезжим, - игорный дом.
Всех желающих приглашало Казино заведение. Там Казимир хозяином был. Кто в хорошей одежде поиграть входил, мог и без штанов выйти.
 Митяй тоже заведение поставил. Большую избу-пятистенок. Торговали там "пшеничным соком настоянном на травах" и в розлив и на вынос . "Митино заведение" - так его прозвали.
Митино заведение, к которому они подошли гудело как улей. Русские бабы. Это вам не скво, какое-нибудь безсловесное.
И сейчас в центре стояла расхристанная женщина:
- Вы мужики или нет? - кричала, - засаду на этого Таёжного Духа сделали бы! А то детей на двор нельзя выпустить!
- А ведь праздник на носу! - Выкрикивали с мест, - а мы по домам сидим. 
- Ага, - гудели охотники, - слышали что шаман сказал? Какой вам праздник, если такое творится?
Шаман и правда сказал, что если они Духа Тайги обидят, то он всю лесную живность от них уберёт и они помрут с голоду. А детей в тайгу на корм зверям сведёт. Страх, конечно, да только многие думали, что это Чёрный шаман цену набивает. Однако детей по домам заперли и даже погулять не выпускали. У кого душа за ребёнка не болит?
- Дети у нас совсем ничего не видят, хоть бы занятие им какое на праздник выдумать! 
В этот момент дверь в сени растворилась выбросив черт знает как прятавшиеся там облака морозного пара. Из них появился здоровяк Влас который за шкирку втащил Полосатого Клауса. Тот упирался и всё норовил вырваться из рук повторяя
- Пусти, пусти говорю...
- Вот, - прогудел своим трубным голосом Влас, - поймал вам таёжного духа, который белок в посёлке воровал.
В одной руке он держал мешок с копчёными белками, а на другую так намотал полосатый капюшон Полосатого Клауса, что язык  у того вывалился, а глаза выпучились.
Наступила тишина. Слышно было даже как Клаус сипло дышит сдавленным горлом. Но это была тишина перед бурей. Крик и шум мгновенно вскинулись стократно! Кроме того вперёд полезли желающие отвесить пару подзатыльников вору. Влас спасал его как мог: отталкивал особо напористых мешком, поднимал Клауса за шкирку повыше, отчего казалось что вот-вот голова оторвётся или глаза вывалятся в толпу.
- Ах ты зараза худосочная, пьяница пропащий! Такой мелкий, а столько страху на людей навёл!
- Ну-кось, дайте-ка мне его, я ему харю пощупаю! Он у меня всех белок украл!
- Выгнать его из посёлка, чтоб и другим наука была! - Кричал шотт Рудольф. Но, кричал-то он громче всех не ради справедливости. Влас знал теперь. Кричал Рудольф потому, что если бы Клауса из посёлка выгнали, то Рудольф в его избушке полновластным хозяином станет. К Грете-то он давно клинья подбил!
- Стойте! - Во всю мощь лёгких заорал Влас. - А то ей Богу сам вас побью!
От такого крика многие в толпе присели даже. Тяжёлую руку Власа в посёлке хорошо знали. Как против него идти, если он медведя на лопатки укладывал?
- Подождите, сказать надо.
 Влас коротко рассказал как он изловил Полосатого Клауса. И про его исповедь рассказал. И почему он воровать вынужден был. И руки показал.
 Русские люди отходчивые и бабёнка кричавшая громче всех к конце рассказа утирала концом платка глаза.   
- А давайте две беды в одну выгоду сведём. - сказал Влас тихим голосом. Но умные слова и шёпотом слышны. 
- Эк ты, востроногий какой! И как?
  - Заставим Клауса заняться детьми на праздник. Он-то хотя защитник никакой, зато дети под присмотром. А уж если не справится, - тогда и выгоним! И ему возможность дадим и нам хорошо!
 Просто Власу стало жалко Полосатого Клауса. Чем он дальше жить станет? А так хоть дело какое-никакое. Хоть временное.
- Точно! - оживившись загудела толпа. Отпадали сразу две проблемы. - И помощник ему не нужен, ему его Грета поможет!
При имени своей супруги Клаус затрепыхался и замотал головой.
 Слово «супруги», - это старинное слово. Происходит оно от слова упряжь. Мол супруги в одной упряжи, вместе, как лошади. Вдвоём груз жизни тащат. Хоть и не всегда поровну. Всё так, но когда судьба Клауса в эту упряжь одела - пересела Грета ему на шею.  Полосатый Клаус тащил, а Грета только фыркала. Бывает так в жизни, может знает их вас кто?
- Нет! - Послышался неожиданно твёрдый голос Клауса, - без неё буду за детьми глядеть, а её не надо!
И сказано это было так, что никто и спорить не стал.
 Тут вмешался поп которого привезли освятить посёлок от Таёжного Духа. Привезти-то его привезли, да он за делами не успел: то пьяный, на ногах не стоит, то с похмелья голову лечит. Так в Митином заведенье всё время и просидел.
- Правда! Братия, сестре! Рождество подходит, праздник великий! Давайте детям нашим настоящий праздник устроим? Как дома, в России!  Чтоб и подарки и веселье!
- Нужно чтоб такой поезд был, детей покатать, - рассуждали, - чтоб детям на всю жизнь запомнился! Тройку коней запрячь, как дома. С колокОльцами и бубенцАми! А Клауса Зюзей, нарядим! Будет он у нас Морозом Иванычем!
- Может переоденем этого антихриста во что-нибудь другое, не отправлять же его к детям так, арестантом?
- Одежду взять негде, а вот можно его одёжу сверху какой-нибудь материей покрыть. И свекольным соком выкрасить, чтоб красиво было. В синее-то не покрасишь, как у Мороза Ивановича, краски нету, пусть красным будет!
Много хороших мыслей было высказано. Но... Тройку коней не нашли. В то время коней мало было в тех краях. Ездили на собаках, да на оленях, которых у иннуитов выменивали. Больше, конечно на собаках, собака и на охоте помощник, да и в дороге волки не нападут. А для лошади где овёс брать? Не растёт овёс в вечной мерзлоте, привозить надо.

 В следующий день, только утро посерело, собрались под Митино заведение. Суетились охотники и жители, старались. Солнце в это время года в тех краях и не показывается. Так, серое утро, серый вечер и снова ночь.
- Нужно чтоб такой поезд был, чтоб детям на всю жизнь запомнился!
 Всяк своих собак для поездки предлагал. Отобрали 12 белых лаек, по числу месяцев. Нарты взяли самые красивые, с резьбой и росписью.
Кусок парусины свекольным соком выкрасили. Одели в новую одёжу Клауса. Красиво он смотрелся рядом упряжкой в двенадцать собак и расписными санками! Всем понравилось! Да только собаки признать его не захотели. Сначала вожак понюхал Клауса, пофыркал носом, прочихался, а потом отгрыз верёвку и убежал. За ним и остальные виляя хвостами и прижимая уши попрятались.
- Да, гудел Влас, - сильный запах от тебя! - Не хотят собаки везти тебя... Ладно, придётся оленей запрячь. Вон, они не отходят от тебя.
Мне ли вам рассказывать, как русские праздновать умеют? И гостей-соседей позвали, и горку залили, и карусель ледяную сделали, и хороводы водили, и на столб за подарками лазили, и... Да разве расскажешь всё? Клаус сомолично к ковичинам ездил, на праздник пригласил. Ковичинов Клаус не мог не позвать. И они чуть не всем племенем припёрлись! Кто верхом на оленях, кто на собачьих упряжках, а кто и на своих двоих. Бегом поспешали, так на праздник торопились! И все с подарками. Как в гости с пустыми руками идти?
 Крива своего медведя привёл. Любил медведь бороться, - хлебом не корми! Никто побороть его не мог, кроме Кривы и Власа! Да, между нами говоря, кабы не хитрость и сам Влас не смог бы побороть. Этого медведя они с Кривой с детства молоком выкормили. Вот и знали, что Миша щекотки боится. Не то, что боится, а млеет от щекотки. Это у всех медведей. Не верите? Проверьте сами! Сами попробуйте пощекотать медведя! Раздразнят Мишу, он рычит, с цепи рвется, на задние ноги встаёт! Порвать любого готов! Никто и на десять шагов не подойдёт. А тощий Крива юркнет под него, обхватит его руками, прижмётся к шерсти лохматой и щекочет подмышками. Морда у медведя от удовольствия расплывается и он сам на спину ложится! А люди думают, что поборол Крива Мишу!
Костер до неба развели, песни пели, Ярилу скорее прийти звали. Надоела зима, солнышка хотелось! По совету немцев ёлку нарядили, а ковичины сушёной рыбы корюшки вместо свечей привезли. Протыкали сушёных рыбок через глаз и с хвостика поджигали. Красивые свечи получились. Даже Митяй "от щедрот своих" выдал всем бесплатно по чарке!
Да, что я тут вам рассказываю, а то вы по-русски не праздновали! Никто бы и подумать не мог, что для Полосатого Клауса это окажется таким увлекательным.

- Влас! Влас, спаси!, -  Кричал на рассвете следующего дня голос Клауса. - Он что силы барабанил в дверь избы где жили братья Влас и Крива.
Дверь распахнулась, на пороге Влас.
- Ну, чего орёшь?
- Влас, родненький, помоги! Куча англичан приехала, меня поймали! Еле вырвался!
- А что им надо?
- Не знаю, меня схватили, про деньги, хаски и белок что-то толкуют! Не брал я ихних денег и белок у них никогда не брал! Спаси, вон они идут!
И Клаус пальцем показал на толпу.
Толпа и правда, была не маленькая. Они подошли и остановились на небольшом расстоянии. Клаус спрятался за Власа и держась за его одежду выглядывал из-за пояса. 
Но разъяснилось всё просто.
- Мы хотеть один день Клаус покупать. Праздник делать! Мы деньги дать. Мяса дать, рыбы дать.
- За Клаус два хороший хаски дать! -  Вышел вперёд самый длинный.
Не мог английский сухой язык выговорить слово "эскимос". Вот и произносили "хаскимос". А лаек, которые у эскимосов были - называли хаски.
- Кого покупать? - Вмешался Крива, - нашего Ссатого Клауса? И за него двух лаек дадите?
- Йэс, йэс, кивали головами англичане, - Санта Николаус!
- Нельзя этого пьяницу святым называть, - грех это! - Встрял батюшка.
 Да только англичане в русском слове "Ссатый" и английском "Санта", - разницы на слух не улавливали...
Кто в усы посмеялся, кто в бороду, а кому и платком пришлось закрываться. Посмеялись, но Клауса на праздник отдали. Да он и сам рад был!
 Поп, правда возмущался, да только кто его слушал?
Нужно ли говорить, что и самому Санта Клаусу понравилась это работа.
Он самолично Всех оленей украшал. Двум передним сушёные крылья от белых куропаток на холку приделал. И названия, клички каждому выдумал:

Дэшер («Стремительный»),
Тэнсер («Танцор»),
Прэнсер («Гарцующий»),
Виксен («Сварливый»),
Комет («Комета»),
Кюпид («Купидон»),
Доннер (Дандер) (от нем. и голланд. «Гром»)
Блитцен (Бликсем) (от голл. «Молния»)
Так до сих пор оленей и зовут!
 Кроме того получил Полосатый Клаус за Рождественскую неделю столько муки, рыбы, мороженого и вяленого мяса, что мог теперь не воровать белок по дымоходам, а жить припеваючи! С тех пор другой жизнью зажил. Говорят, что к нему даже какая-то Снегурочка индейская прибилась. Вроде как одна из тех двоих, что ему жизнь спасали. А что, оказалось вдвоём проще. Не все бабы одинаковые.
...И в следующий год на Рождество Христово он готовился уже загодя. Попоны своим оленям справил, пёрышками украсил. Ему этих оленей сход подарил, - так его работа понравилась всем.  Да, чуть не забыл, отобрал Клаус у Толстой Греты и Рудольфа ещё одного оленя. Поставил его позади поезда и бил его погоняя. А назвал РУдольфом. И на праздники по всей Аляске ездил. Подрабатывал. А потом много у него последователей нашлось!

P.S. Так с тех пор и ездит Санта Клаус на оленях, а не на собаках. Вернее на оленихах. Ведь самцы оленей на зиму рога сбрасывают, только самки рогатые, да что тут сделаешь, имена-то мужские Клаус уже дал. Не станешь же детям всех посёлков разъяснять, что олени раньше были мальчиками, а теперь стали девочками! Но кто не знает, что рога зимой только у олених бывают, тому и обман сойдёт. Но мы-то с вами про обман знаем!

Мак Кинко 09.12.2020.