Дело было в Харькове. Мы разъезжаемся

       Начало в  http://proza.ru/2020/12/09/604

               XVIII. Мы разъезжаемся

       С его отъездом наша жизнь стала правильной и пресной. Мы что-то написали и обозвали написанное «отчетом о производственной практике на авиационном заводе». Потом у нас состоялось нечто похожее на зачет, хотя это официально значилось, как защита отчета по практике.

       Во время защиты отчета Валентин был хмур и неразговорчив, оценки выставил скромные, не приличествующие оценкам, какие куратор мог бы выставить своей собственной группе. Мне кажется, что парни из параллельной группы были им оценены гораздо выше.
       Может, и за него мы тоже расплату понесли? За то, что в Харькове испортили человеку размеренную жизнь и не предоставили возможности поработать над диссертацией? Не знаю, вполне вероятно. Однако у меня осталось чувство, что все-таки он был к нам несправедлив. Впрочем, это теперь неважно.

       Денег на празднования у нас уже не было, хватало только на скромное проживание и на покупку билетов домой. По вечерам мы вели не совсем сытую жизнь, но никто об этом, естественно, не жалел.

       В один из таких «разгрузочных» вечеров, когда мы вспоминали богатое застолье в «Интуристе», Игорь вдруг спросил:

       - Шура, а почем у вас в Ашхабаде дыни?
       - Да копейки стоят!.. Помню, что когда-то были расценки такие: килограмм арбуза по пять копеек, а дыни по двадцать. Сейчас все стало дороже, но все равно – за гроши.
       - А давай так: когда будешь возвращаться после каникул – привези дынь!
       - Да, да! – загалдели остальные, - Привези! А мы подготовимся и накроем стол!
       - Ладно, только вы меня должны в Борисполе встретить. Они тяжелые…

       Собственно, это был наш последний вечер в полном составе, если не считать Исмаила.

       Следующим утром Гросс улетел в Адлер, а Федька в Тбилиси. Остальные разъехались на день позже и все потому, что в те времена не так просто было с билетами. Лящ и Генносе улетели в Баку, Сруль отправился в Минск, Карпо – куда-то под Киев, где обитали его родственники. В этот же день собрался уезжать и я.

       Так вышло, что из всей компании удобнее и ближе всех добраться домой было мне. Родители с братьями летом приезжали в Полтавскую область, где в одном из сел на речке Хорол жили дедушка и бабушка, а в середине августа всегда возвращались в Ашхабад.
       Поэтому воссоединение с семьей произошло в двухстах пятидесяти километрах от Харькова, куда я доехал на рейсовом автобусе. В августе мы все вместе должны были улететь из Борисполя в Ашхабад.

       Но перед отъездом из Харькова я наведался в больницу. Я приехал вместе с Витиным земляком Лехой, но в палату нас не пустили: операция только закончилась. Зато нам встретилась Витина мать. Она была взволнована, но всем своим видом излучала надежду:

       - Врачи говорят, что все сделали хорошо. Все почистили, все убрали, результат хороший. Теперь надо, чтобы он после наркоза пришел в себя. Это не скоро произойдет, но потом нужен будет уход и все наладится.

       Ее можно было понять – столько времени наблюдать за мучениями сына, без всякой надежды и возможности ему помочь. А тут врачи говорят:

       «Все прошло хорошо…»

       И исстрадавшаяся женщина поверила. Человек живет надеждой.

       Мы с Лехой тоже приободрились, но не сказать, что я до этого был в сомнениях по поводу результата. Как бы ни было плохо Вите, я думал, что все образуется. Не может быть по-другому! После рассказа его мамы я уверовал в это еще больше, и со спокойной душой отправился в свое село на заслуженные каникулы. К ночи я добрался на место.

       Первый день каникул я посвятил красочным рассказам об учебе и практике, не раскрывая, что само собой разумелось, все живописные мелочи харьковской жизни. Родители с братьями внимательно слушали, а бабушка подкладывала мне в тарелку вкусные кусочки из сельской еды. Я с благодарностью все это проглатывал, ибо последние три дня в Харькове наше питание было весьма скудным. 

       После завтрака или обеда я скрывался на лугу или, по-местному, луках, которые в том году начали стремительно и вовсю зарастать вербами, отчего здесь образовывалось немало укромных мест. Затаившись в облюбованном уединенном уголке, я включал транзистор на волне радио Румыния, где попадалась приличная музыка, открывал книгу и доставал сигареты.
       Естественно, сигареты назвались «Ту-134».  А какие я бы курил после авиационного завода, где «тушки» и выпускались?  Когда-то эти сигареты поставляла Болгария в Советский Союз...

       Мне не хотелось курить перед родителями, и они оставались в неведении долгое время, хотя младшие братья меня выследили и знали мой секрет. Это им давало повод таинственно, но с ехидством на меня посматривать, а также намекать, что, мол, «от нас не скроешься…»

       Но ничто не могло омрачить ощущение моей полной свободы и блаженства. Только иногда, как наяву, перед глазами вспыхивали разные эпизоды из нашей харьковской жизни. И тогда на душе становилось немного грустно оттого, что закончилось веселое время, но грусть тут же сменялась ожиданием скорой встречи с друзьями, сулившей новые приключения.

       «Сколько еще за три года институтской жизни будет всяких историй!» - думал я, разлегшись на траве под вербами, - «Эх, хорошо-то как!..»

      
        Продолжение в http://proza.ru/2020/12/10/804