Загс в чужом городе

 Подошла  пятница,  последний день командировки. А линия, на  которую послали меня с Федором, капризничала, никак не выходила на параметры.  В пятницу пришлось нам опахать по-стахановски в две смены. И, если не обращать внимания на некоторые мелкие погрешности,  мы  из линии выжали все соки. 
 
Возвращались в гостиницу поздно. Вымотанные. Что такое ночь в восточном провинциальном городе? Темнотища. Редкие фонари на углах. Шли, сквозь черный ночной кисель. Густой кисель, чувствовалось, что собирается дождь.

Никуда кроме гостиницы нас не тянуло. Мы неделю тут проработали. Столичных  развлечений  тут не сыщешь.  Да и народ тут, видно, не охоч до этого. И нам  - не шибко разгуляешься. Только стемнеет, мы  с завода - в  продуктовый. А оттуда  в гостиницу смотреть телевизор. А в этот раз, пока дойдешь,  и программа закончится. Средневековье. Тьма и тишина.

Явно  собирается дождь.  Все замолкло. И цикады не стрекочут. Теперь основная задача дойти до гостиницы, не промокнуть. Без дневных ориентиров, мы немного поплутали в темноте. А когда дошли, слава богу, сухими до гостиницы, тут же завалились спать.
 
Говорят, что чистая совесть – лучшее средство от бессонницы.  Ливень шумный,  отчаянный, разразившийся ночью, был такой силы, что разбудил нас, умотавшихся за день. Порывы влажного ветра  мотали занавески. Створки окна ходили, как шальные. Капли дождя разбивались о наш подоконник с остервенением пикирующего камикадзе. Холодные брызги доставали до наших подушек. И мне пришлось,  чтобы  подушки совсем не замокли, покинув теплую постель, закрывать окно. Но этого было мало. Окна стучали,  разболтанные  шпингалеты не держали их плотно. 

 К утру дождь закончился так же внезапно, как начался.  Стало тихо. Но от закрытого окна  в нашей комнате  стало  душно. Я встал и открыл, чтобы впустить прохладный чистый воздух тихого утра. Федор не изъявлял желания вставать. Ночью нам не давал спать дождь. А теперь  яркий  южный свет заглядывал  в окна.  Но я лег с твердым намерением отваляться до последнего. Суббота наша. Командировка закончилась. Самолет только завтра.

Залитый потоками дождя город, наконец, мог вдохнуть полной грудью ароматы природы после долгого изнурительного зноя.  Перекликались неизвестные нам местные птицы. В арыках журчала вода.  Вот оно блаженство южного летнего утра после дождя.

И вдруг  за окном возникла возбужденная суета, не вписывающаяся в медлительную субботнюю мелодию просыпающегося города. И заставила прислушаться. Послышался громкий мужской голос. Ему ответил другой громкий голос. Прямо под нашими окнами шло какое-то бурное обсуждение. На местном  не понятном нам языке.
 
Спать уже не дадут. Да и пора вставать. Я вылез из кровати, перегнулся через подоконник. Из окна нашего второго этажа площадка перед гостиницей была  видна, как  сцена театра из ложи бельведера.

Нам, подпрыгивающим с  капризной заводской установкой, было совсем не до того, что  на первом этаже гостиницы расположен загс. А суббота день свадеб. Оживление под окном объяснялось просто. Это приехала первая по расписанию  пара.

Но это было  не простое праздничное  оживление. Слышны раздраженные голоса. И раздражение объяснилось просто. После дождя перед загсом образовалась нешуточная лужа. Маленькое море. Пока с неба не капало ни капельки, люди  ходили по этой площадке, даже не задумываясь, как станет после дождя. А дождь, как назло, прошел  в ночь на субботу. И вот, как жениться – так и лужа перед загсом. Можно сказать, первое испытание на семейном поприще.

И вот я вижу, как жених уже подняв невесту на руки,  осторожно ступает к двери по кирпичам, которые прямо ему под  ноги заботливо выкладывает его друг. Как тут, наверное, говорят, кунак.  Настоящий  верный друг. Плевать, что в бежевом парадном костюме и  белой рубашке. Он подвернул до колен свои нарядные брюки, снял туфли и босиком выкладывает кирпичную дорогу к счастливой новой жизни для своего товарища. 

 Но не это самое интересное. А интересно то, что передо мной, как на картинке, лежит на руках жениха невеста в роскошном подвенечном платье. И никуда  жениху с кирпичей не сойти.  Обратного пути нет. И невесте с его рук – только в лужу. И лежит  она я вся из себя. Жених ни на невесту, ни вокруг не смотрит. Он смотрит под ноги.  Вытянув, как цапля, шею, старается увидеть кирпичи,  не промахнуться ногой.

 А невесте делать нечего. Она плывет на руках будущего мужа и, наслаждаясь моментом,  смотрит прямо на меня. А куда ей еще смотреть, как не на мужчину, перед глазами  которого она предстает, точнее, лежит, во всей  красе.

Мой период свадеб давно позади.  К тому же  я не ценитель азиатских женщин. Короче, посторонний  случайный наблюдатель на чужом празднике молодости. Но я вполне могу почувствовать со всей остротой, что невеста  очень даже хороша собой. Говоря следом за  поэтом, есть женщины в местных селеньях. Хороша своеобразной, непривычной для жителя русских равнин экзотической восточной красотой. Вдобавок,  она украшена с той великолепной роскошью и причудливостью, с какой изощряются,  прибирая к свадьбе местных  невест.

Она смотрит на меня и чуть-чуть улыбается.  Ее улыбка как поощрительный приз. Она чувствует, что незнакомый мужчина, глядящий на нее из окна гостиницы, даже не старается скрыть своего восхищения. И игривый изгиб ее резко очерченных губ еще больше ее красит. Вот она я, как самоцвет в драгоценной оправе, вся на показ. И даже пожелай я  уйти от чужих досужих взглядов, деться-то мне  просто некуда. Кругом вода. Так что, любуйтесь.

 В это время друг жениха, выложил дорожку до двери загса. Прямо под нашим коном.  Дернул дверь. Но дверь закрыта. Наглухо. И что делать? Жениху становится не до шуток. Невеста не пушинка. А с невестой на руках он на кирпичах развернуться не рискует. И те родственники молодых, что сгрудились у границы лужи, тоже нервничают. Идет  крайне эмоциональное обсуждение ситуации. Наверное, на узбекском, которого я не понимаю. Все, включая жениха, переговариваются. Только невеста молчит, улыбаясь. Смотрит мне в глаза, и вся поглощена производимым ею эффектом.

Для нее все происходящее - развлечение. Ей, не до закрытых дверей. Она смотрит вверх. Она вся поглощена тем, как ее во всей подвенечной красе, в самые последние минуты ее незамужней жизни с явным восхищением разглядывает совершенно посторонний мужчина. Какая невеста не жаждет такого, чтобы  в самый последний день ее девической жизни  на нее смотрели, как на богиню? И причем не по обязанностям родственных связей,  а из чистого сердца.

Ночной дождь и лужа дали ей возможность покрасоваться. Причем тайно покрасоваться. Может быть, ее родня, заметив меня в окне, возмутилась бы. Но они меня не видят, решают инженерные проблемы.  А невесту, я вижу, возбуждает ее тайна. То, что никто кроме нее не видит, какими взглядами мы обменялись. Вряд ли она была рада, чтобы вся родня заметила мой оценивающий взгляд. Восток – дело тонкое. Но она отвечает мне,  приезжему, глядящему из окна,  тайным влекущим, даже слегка игривым взглядом. Этот взгляд - только мне. И его никто кроме меня не должен видеть. И все так здорово складывается. Она парит на руках жениха, в то время как он со всей  праздничной компанией занят вопросами преодоления лужи и открытия дверей.
 

 И тут из двери ювелирного магазина, что  через дорогу, выходит немолодая полная женщина и окликает собравшихся. Улица узкая. Всем друг друга прекрасно слышно. Но разговор сразу переходит на повышенные тона. Почти сразу полная женщина переходит на русский. И теперь я  понимаю, в чем проблема.

Женщина, вышедшая из магазина, и есть  служащая  загса. Придя утром на работу, она нашла лужу у своего порога. Как  по луже она туда доберется? И почему она должна в ее возрасте мочить ноги, в то время как она уже сто раз обращалась куда надо, чтобы сделали ремонт. Все-таки загс. Если наверху чихать хотели. Так она не собирается чихать, замочив ноги. В ее обязанности ремонт не входит. И по воде аки по суху она ходить не умеет.

Она между делом информирует собравшихся, что у стены гостиницы давным-давно сложены на случай наводнений кирпичи. Когда сухо, их отодвигают к стене, чтобы не мешались под ногами.

Поэтому она решила подождать посетителей. Дорога к записям актов  - дело тех, кому записи нужны.

Ну а пока посетителей не было, она решила заглянуть в ювелирный магазин. Что через дорогу, напротив загса. Продавщица ювелирного сообщила по-приятельски, что вчера вечером завезли товар. Серебро. Восточная вязь. Недорого. Почему бы не прикупить что-нибудь? Если она сейчас не купит, потом все разметут. А ювелирное изделие не лаваш. Его нужно примерить и на себя, в зеркало посмотреть. Она уже выбрала себе кое-что,  и осталась минута. А тут ее отвлекают и даже обижают криками и грубостью. Зачем на свадьбе грубость? Свадьба, в отличие от серебра, не убежит. Пять минут и всех распишут. 

 Кто-то из родственников молодых тоже переходит на русский. Наверное,  на этом языке легче обсуждать проблемы. Поступает  предложение, чтобы  работница загса дала ключ.  Сколько можно  жениху качаться  на кирпичах, как канатоходцу.
 
Но работница строга. Загс - режимное учреждение. Внутри важные государственные бланки, печати. Доверишь ключи посторонним – и страна наводнится поддельными  документами.  Она ключи от загса бережет как зеницу ока.
 
Босоногий друг жениха бросается к служительнице загса и вымаливает ключ. Босому больше доверия.  Ключ  вручен на  условии, что туда зайдут только молодожены. А потом за ними закроют дверь и вернут ей ключ.

Так и происходит. Невеста, бросив лукавый прощальный взгляд на меня и на все, что она видит,  пребывая еще невестой: на  гостиницу, зелень деревьев и синее небо, -  исчезает под сводами храма Гименея. Кунак запирает дверь, возвращает ключ. Родня остается ждать снаружи. Служительница загса прячет ключ в кармане и возвращается в магазин. Все безропотно ждут. Работница загса – уважаемый человек, представитель власти.  Вот она выходит из магазина и по кирпичам,  неуклюже балансируя, расставив руки,  по кирпичам направляется по месту службы. За ней - родня молодоженов.

Я продолжаю смотреть в окно. Дожидаюсь  выхода из загса молодоженов и всей родни. И вовсе не потому, честно говоря, что мне торопиться некуда. Целый день свободный. А потому больше, что лукавый взгляд невесты зацепил. Интересно посмотреть, как она теперь посмотрит на меня, досужего наблюдателя, будучи в новом статусе, став законной супругой. Женщина, такое своеобразное существо, что эти несколько минут кардинально изменить ее.

Но теперь невеста шагает по кирпичам, не оборачиваясь в мою сторону, словно не помнит своих пронзительных взглядов. Она идет, высоко подобрав подвенечное платье. Теперь ей  понятно, как  неудобно в белых туфельках на шпильках ходить по кирпичам. Пышная  юбка мешает ей увидеть, где кирпич.  Теперь она смотрит только под ноги.  Лафа закончилась.

 Для жениха и невесты подан автомобиль. И тут молодая жена, улучшив минуту, бросает взгляд на мое окно.  Видит меня,  и как прима со сцены после окончания спектакля, награждает своего преданного терпеливого зрителя обворожительной благодарной улыбкой. И  эта улыбка говорит: не даю гарантии, что я запомню тебя, глядящего из окна, но думаю, надеюсь, ты не забудешь меня, молодую и красивую. 
 
Машина дала долгий громкий гудок на весь квартал и уехала. А я двинул в  ювелирный магазин. Я слышал, что в этих краях продают интересные серебряные   украшения. И недорогие. Мне по карману. И, тем более, что-то завезли. Почему бы не купить жене.