Филипок

А помнит ли дорогой читатель, для кого-то далекие, для кого-то близкие годы, когда он пошёл в первый класс? Это сейчас невозможно себе представить, чтобы первоклассник шел в школу без родителей. И не только 1 сентября. В моё же время всё было как-то обыденнее. Нет, конечно, белые фартуки у девочек были, и линейка перед школой была, но вот родители в школу не провожали, хотя была она от нашего дома в двух кварталах и даже дорогу малышам переходить приходилось. Впрочем, какое там движение было в конце пятидесятых в небольшом уральском городе Нижнем Тагиле, где я родился и жил не выезжая все свои шесть лет.
Утром 1 сентября мой брат ушел в школу, во второй класс, а я, как обычно, гулял во дворе. Только собрался покричать своего дружка, как увидел его, выходящим из своего подъезда в форме и с портфелем.  Форма школьная в то время была почти солдатской. Хорошо хоть без сапог. Снизу мышинного цвета брюки, а сверху самая настоящая гимнастерка, правда с отложным воротником. Подпоясывалась она черным солдатским ремнем с пряжкой, только вместо звезды было непонятно, что. А на голове у Сашки красовалась еще и фуражка.
На мой глупый вопрос: «Ты куда?» - он сквозь зубы сплюнул на землю и ответил: «Да вот, в школу отправили». Решение было принято мгновенно. Желая поддержать друга в беде, я уже на ходу бросил ему: «Подожди, я сейчас» - и влетел в подъезд. Через три минуты с букварем и тетрадкой подмышкой я выскочил на улицу и мы, попинывая камешки, двинулись в школу. Первый «А», в который был записан Сашка, на линейке стоял рядом с каким-то постаментом, из-за которого мне не было видно выступающих и поздравляющих. Это уж потом я узнал, что на постаменте стоял раньше вождь и лучший друг детей Сталин, но недавно в одну ночь он слетел не только с нашего постамента, но и отовсюду, а замену на наш пока не нашли. Между тем стало мне уже как-то скучно, и я уже подумывал, что пора бы возвращаться в свой двор, но началось какое-то движение и вскоре мы оказались в классе. А потом учительница стала называть всех по фамилии и дети должны были вставать. Уже и Сашка  вставал, а меня всё не называли. «Дети, всех ли я назвала? – произнесла Евдокия Леонтьевна – так звали учительницу. «Нет» - говорю: «меня не назвали». Все смотрят на меня неназванного. Говорю фамилию, имя и слышу: «Хорошо, садись. Пока». Слово «Пока» мне, помню, не понравилось. Тревожно как-то стало. А через какое-то время в классе приоткрылась дверь, и я увидел свою маму и ещё дядьку какого-то. Дверь закрылась, и понял я, что всыплют мне сегодня за мое «рвение к знаниям» по первое число.
Оказалось, что пока я был в школе, происходили следующие события. Поиски меня во дворе были, и это понятно, безрезультатны.  Однако, не было бы во дворах сидящих на скамеечках бабок, многие преступления не были бы раскрыты,  а события имели бы совсем другой ход.  Бабки поведали маме, что ушел я вместе с Сашкой и букварём, и тогда поиски меня продолжились уже внутри школы - по первым классам. Дядька рядом с мамой оказался директором школы, который маму мою знал, потому что она была учительницей и только недавно перешла преподавать в другую школу. «Будет учиться – пусть учится, зачислим задним числом. Не будет – заберешь» - вынес вердикт директор. И я еще три месяца ходил в школу без портфеля. И все называли меня Филипком.
А Сашка (вот что значит – ни себе, ни людям!) в первом же классе на второй год остался.