Вальс во тьме, 15 глава

     На следующее утро он решил, что никогда еще не видел ее такой хорошенькой и такой нежной. Все ее прежние изъявления любви казались холодностью по сравнению с нынешней заботливой теплотой.
Она была одета в лиловый шелк, по которому, с какой стороны ни посмотреть, пробегали сверху вниз серебрящиеся волны. При ходьбе ткань вздыхала, словно от восхищения перед ее красотой. Она не осталась сидеть за столом, как раньше, она проводила его до парадной двери, тесно прижавшись к нему и обхватив рукой за талию. И, глядя, как косой луч утреннего солнца брызнул ей в лицо ярким светом, потом отступил, потом снова поймал ее и так продолжал играть с ней на протяжении всего пути через прихожую, он подумал, что такой ангельской красоты ему еще не доводилось созерцать, и затрепетал при мысли, что она принадлежит ему и ходит по его дому, рука об руку с ним. И, прикажи она ему лечь и умереть прямо здесь и сейчас, он был бы рад это сделать, и рад был бы получить подобный приказ.
Они остановились. Она оторвала голову от его плеча, взяла его шляпу, стряхнула с нее пыль и подала ему.
Они поцеловались.
Она приготовила его куртку, распахнула ее, помогла ему одеться.
Они поцеловались.
Он распахнул дверь, приготовившись уходить.
Они поцеловались.
Она вздохнула.
— Терпеть не могу, когда ты уходишь. Мне теперь целый день одной томиться.
— Чем же ты займешься? — сокрушенно спросил он, внезапно и лишь на мгновение, как это бывает с мужчинами, осознав, что ей тоже как-то нужно провести этот день, что она и в его отсутствие продолжает существовать. — Наверное, пойдешь по магазинам? — заискивающе предположил он.
Ее лицо на мгновение просветлело, как будто он угадал ее тайное желание.
— Да!.. — И снова померкло. — Нет… — упавшим голосом проговорила она.
Он насторожился.
— Почему же? Что случилось?
— Нет, ничего… — Она отвернула голову, не желая отвечать.
Взяв ее за подбородок, он повернул ее лицом к себе.
— Джулия, я хочу знать. Скажи мне. В чем дело? — Он коснулся ее плеча.
Она попыталась выдавить из себя улыбку. Глаза ее смотрели через порог.
Ему пришлось догадываться самому.
— Деньги?
Он догадался правильно.
У нее и ресничка не дрогнула, но она каким-то образом дала ему понять. Но уж точно не словами.
Он, смеясь, облегченно вздохнул.
— Ах ты моя бедная глупышка! — Он мгновенно распахнул полу пиджака и полез внутрь. — Да стоит тебе только попросить, разве ты не знаешь, что?
На этот раз ее ответ не подлежал сомнению.
— Нет!.. Нет!.. Нет! — почти яростно, с детской капризностью воскликнула она. И даже ножкой притопнула. — Я не могу просить денег. Это неприлично. Не важно, что ты мой муж. Все равно это неприлично. Я ничего не могу с собой поделать, меня так воспитали.
Он глянул на нее, улыбаясь. Он ее обожал. Но он не мог ее понять.
— Чего же ты хочешь?
Ответ последовал типично женский.
— Не знаю. — И она задумчиво подняла глаза, словно ища выход в глубинах своего сознания.
— Но ведь ты же хочешь пойти по магазинам? По тебе вижу, что хочешь. А денег ты у меня брать не желаешь.
— А как-нибудь по-другому нельзя? — жалобно простонала она, моля его помочь ей выпутаться из силков предрассудков, которые она сама себе расставила.
— Может, мне тебе их незаметно подкладывать под тарелку за завтраком? — предложил он с глупой ухмылкой.
Не увидев в этой мысли ничего смешного, она рассеянно покачала головой и, прижав пальчик к губам, продолжала размышлять над проблемой. Вдруг она, просияв, подняла на него глаза.
— А нельзя мне тоже завести свой собственный счет?.. Как у тебя, только… Ну, совсем маленький… малюсенький… крошечный…
Но не успел он, как совсем уж было собирался, дать ей свое согласие, как она передумала:
— Нет, слишком много мороки ради каких-то перчаток и шляпок… — И уже готовая снова впасть в удручительную задумчивость, она вдруг опять встрепенулась, как будто ей в голову пришла еще более счастливая мысль. — А может, я лучше буду пользоваться твоим? — Она торжествующе всплеснула руками. — Так будет еще проще. И новый счет открывать не надо. У нас будет один — общий.
Он немного пригнулся и звонко шлепнул ее по бедру.
— О Господи! Всего-то! И тогда ты будешь счастлива? Ах ты моя милая малышка! Мы так и сделаем!
Она, завизжав, как пожарная сирена, метнулась к нему в объятия.
— Ах, Лу, я чувствую себя такой важной дамой! Правда, можно так сделать? И я даже смогу выписывать чеки, как ты?
Любить — значит отдавать и хотеть отдать как можно больше, без всяких вопросов. А если начинаешь задумываться, значит, любви уже нет.
— Да, свои собственные чеки, своей собственной рукой и получать по ним свои собственные деньги. Встретимся в банке в одиннадцать. Тебя это время устроит?
Она лишь прижалась щекой к его щеке.
— Найдешь, где это?
Она снова прижалась щекой к его лицу, с другой стороны.

Как и подобает женщине, она чуть-чуть опоздала к назначенному времени, пропустив его вперед. Но задержалась она лишь на долю минуты, появившись сразу же вслед за ним. Собственно говоря, так незамедлительно, как будто следовала за ним по пятам, и у него даже возникла мысль, что она поджидала его, стоя где-то поблизости, чтобы дать ему войти первым, а потом уже отправиться за ним самой.
Не успел он сделать и нескольких шагов, как подошла она.
— Луи, — обратилась она к нему, доверительно кладя ладонь на его запястье, чтобы отвести в сторону. — Когда ты ушел, я тут все думала. И я… я не знаю, может, тебе и не стоит этого делать? Ты можешь подумать, что я из тех требовательных жен, которые… Давай оставим все, как было…
Он потрепал ее по обхватившей его запястье руке.
— Ни слова больше, Джулия, — по-мужски требовательно приказал он. — Я хочу, чтобы у тебя был свой счет.
Теперь он был уверен, что это — его собственная мысль, и именно ему она пришла в голову.
Она, как и положено жене, подчинилась его воле, что и показала, покорно склонив голову. Взяв его под предложенную им руку, она грациозно поплыла рядом с ним через вестибюль в глубь банка, где их поджидал управляющий, с почтительной предупредительностью вышедший им навстречу и стоявший за низкими деревянными перилами со стойками в форме амфор, огораживавшими дверь, ведущую в его личный кабинет. Это был господин с округлым, как луна, лицом, форма которого подчеркивалась серебристой бахромой тщательно завитых усов, в то время как подбородок и щеки оставались чисто выбритыми. Золотая цепь, похожая на якорную, красовавшаяся на его жилете, была, вероятно, составлена из самых толстых в Новом Орлеане звеньев.
Даже он, глава такого солидного учреждения, надулся, как голубь, при виде приближающейся к нему Джулии. Стоило полюбоваться хотя бы на то, какой гордостью сиял Дюран, сопровождаемый своей очаровательной супругой, не говоря уже о других прелестях этого зрелища.
По случаю этого непредвиденного вторжения в обитель коммерции и финансов она облачилась в лазурно-голубой кринолин, вызвавший в помещении волну шепота; кринолин, отделанный симметричными рядами миниатюрных розовых бархатных пуговиц и розовыми рюшками на шее и запястьях; крошечная шляпка из лазурно-голубого бархата накренилась на один глаз, как сползший компресс от головной боли, и держалась завязанными под подбородком ленточками, а сверху нависала малюсенькая вуаль, достающая лишь до нижних ресниц с набрызганными на нее, словно конфетти, розовыми, точками. Она семенила такими крошечными шажками, будто шла на ходулях, а корпус ее склонился вперед в «греческом поклоне», бросая вызов замыслу природы, по которому человеку надлежало держаться прямо, а при таком немыслимом наклоне — потерять равновесие и упасть.
Никогда еще по банковскому залу так быстро не распространялся переполох, перескакивавший, словно огонь пожара, от одного зарешеченного окошечка к другому по обе стороны пути ее следования. Одна пара глаз за другой отрывалась от сухих цифр и скучных счетов, чтобы проводить ее мечтательным взглядом. В те времена банковские служащие, равно как и почти все клиенты, принадлежали исключительно к мужскому полу. Правда, для нужд редких посетительниц (вдов и им подобных), которым за неимением никого, кто мог бы заниматься их денежными вопросами, приходилось самолично совершать унизительные сделки, был стыдливо, как вход в гарем, отгорожен закуток под вывеской: «Окошечко для дам». Это, по крайней мере, освобождало их от позорной необходимости стоять в одной очереди с мужчинами и подвергаться всеобщему обозрению во время получения денег. Они могли отгородиться занавеской и общаться со специально выделенным для этих целей кассиром, который всегда оказывался намного старше и обходительнее, чем другие.
Не то чтобы посещение банка накладывало на женщин несмываемое пятно позора, в отличие от салунов и определенных видов театральных представлений, где носили трико, а также почти всяких атлетических состязаний, вроде боксерских матчей или игры с мячом. Просто необходимо было отгородить их от опасности замараться о деньги, заниматься которыми все-таки считалось в основном мужской прерогативой и потому неподобающим для дам делом.
Дюран со своей обворожительной (но должным образом сопровождаемой) супругой остановился перед усатым управляющим, и тот распахнул им навстречу дверцу в деревянной перегородке.
— Разреши мне представить тебе мистера Симмса, дорогая, — произнес Дюран. — Мой добрый друг.
Мистер Симмс ответил с галантным поклоном:
— Я уже склонен в этом сомневаться. Что же вы меня раньше не представили?
Она обратила на него лучезарный взгляд, в котором, разумеется, не было оскорбительного для Дюрана флирта, но лишь нечто вроде манящей игривости.
— Я удивлена, — сказала она, ничего больше не добавив, чтобы выделить последовавшие за этим слова.
— Как так? — с сомнением в голосе спросил Симмс.
Вместо того чтобы высказать комплимент непосредственно адресату, она обратилась к Дюрану:
— Я до сих пор думала, что все банковские управляющие — старые и неприглядные.
Пуговицы жилета мистера Симмса никогда не подвергались подобному напряжению, даже после воскресных обедов.
Затем она добавила, оглядываясь вокруг себя с неподдельным интересом:
— Я никогда раньше не была в банке. Какой великолепный мраморный пол.
— Мы им очень гордимся, — признался мистер Симмс.
Они вошли в кабинет и сели. Мистер Симмс лично подал ей стул.
Они еще какое-то время вели исключительно светскую беседу, а дела вежливо скрылись за кулисами сцены дружеского общения, несмотря на то, что участвовали в ней одни мужчины. (Разумеется, одинакового социального положения.) Сразу брать быка за рога, без предварительного любезного вступления считалось дурным тоном. Год от года такое вступление делалось все короче.
Наконец Дюран заметил:
— Ну что же, мы не должны отнимать у мистера Симмса столько времени, он — человек занятой.
Они подошли к цели этого посещения.
— Чем я могу быть вам полезен? — осведомился мистер Симмс.
— Я бы хотел устроить так, — начал Дюран, — чтобы моя супруга наряду со мной имела полный доступ к моему счету.
— Да, вы знаете, — проговорила она, поднимая руки в знак своей непричастности. — Он так настаивает…
— Это очень просто, — объяснил Симмс. — Мы просто изменим счет с единоличного, каковым он является сейчас, на совместный, принадлежащий двум владельцам. — Он порылся в бумагах на своем столе и отыскал две нужные ему. — А для этого мне придется лишь попросить вас, чтобы вы соблаговолили поставить здесь свои подписи. Вашу — на доверенности. А вашу, моя дорогая, на этом чистом бланке, просто как образец, который бы мы знали и к которому относились бы с должным почтением.
Дюран, склонившись над столом, уже расписывался.
Симмс подтянул к себе еще какую-то бумажку и спросил:
— Вы желаете проделать эту операцию в отношении обоих счетов — и текущего, и сберегательного — или только одного?
— Пусть будут оба, давайте сразу с этим разделаемся, раз уж мы сюда пришли, — без колебаний ответил Дюран. Раз уж делать подарок, то не скупиться, и любой другой ответ, как казалось ему, был бы неприличным.
— Лу, — попыталась возразить она, но он жестом приказал ей молчать.
Симмс уже предупредительно протягивал ей вынутое из чернильницы перо. Она нерешительно повертела его в руках, чтобы хоть немного замедлить процедуру.
— Как мне расписаться? Своим именем или…
— Наверное, лучше всего будет поставить фамилию вашего мужа. Миссис Луи Дюран. И каждый раз, когда вы будете выписывать чек, вам следует в точности повторять вашу подпись.
— Постараюсь, — покорно кивнула она.
Он заботливо промокнул за нее бумагу.
— И всё? — изумленно спросила она.
— Вы сделали все, что требуется, моя дорогая.
— Ах, как все просто оказалось. — Она облегченно подняла голову, словно ребёнок, дрожавший перед визитом к зубному врачу и обнаруживший, что это совсем не больно.
Двое мужчин, при виде такой неопытности, обменялись снисходительными взглядами мужского превосходства. Когда женщины себя так вели, это льстило их тщеславию.  Симмс проводил их до двери своего кабинета, сопроводив прощание такой же порцией формальностей, какая приправляла их встречу.
И снова в деловой атмосфере банковского зала поднялась суматоха, равной которой здесь никогда не случалось. За исключением той, которая сопровождала ее появление. И снова телячьи глаза оторвавшихся от работы клерков, кассиров и бухгалтеров проводили ее тоскливыми мечтательными взглядами, а в воздухе навис унылый романтический вздох. Словно разноцветная радуга, озарив мрачную трясину, растаяла в воздухе. Но след от этого краткого мгновения надолго остался в сердцах.
— Как он мил, правда? — доверительно обратилась она к Дюрану.
— Недурен, — по-мужски сдержанно согласился он.
— Можно мне пригласить его на обед? — почтительно осведомилась она.
Он, повернувшись, крикнул:
— Миссис Дюран желает, чтобы вы как-нибудь отобедали с нами, Я пришлю вам приглашение. Симмс с нескрываемым удовольствием отвесил им вслед изысканный поклон. После того как они вышли на улицу, он с минуту продолжал стоять на месте, поглаживая свои усы и завидуя Дюрану, которому достался в жены такой образец совершенства.