Кондитер литературы

В последний вечер уходящего 1831 года в Московском благородном собрании состоялся бал-маскарад. Аристократы, сановники, военная и статская молодежь, красавицы замужние и помолвленные, и только начавшие выезжать в свет, оставив лакеям шубы, шинели, салопы, надев домино, маски и полумаски, они входили в простор Колонного зала блещущий хрусталем люстр, улыбками, нарядами, звездами, лентами, золотом мундиров, полный сверкающей музыки. И рассаживались за столами, расставленными в кулуарах и за колоннами. Загремевшие на хорах трубы возвестили о наступлении нового года.

В разгар праздника распорядитель объявил о появлении астролога. Вошел гость в маске, в причудливом костюме, с огромной книгой под мышкой. Раскрыл ее переплет, в котором к каждой странице наподобие кабалистических знаков были приклеены огромные китайские буквы, вырезанные из черной бумаги. Перелистывая страницы, прорицатель начал читать предсказания – это были остроумные эпиграммы и мадригалы, адресованные гостям.

В числе других была прочитана и такая эпиграмма:

Вы не знавали князь Петра?

Танцует, пишет он порою.

От ног его и от пера

Московским дурам нет покою.

Ему устать бы уж пора –

Ногами, но не головою.

Только немногие из гостей смогли угадать, что под маской астролога скрывался студент Михаил Лермонтов, в то время семнадцатилетний студент Московского университета. Зато адресата эпиграммы узнали многие – это был известный всей первопрестольной стихотворец и журналист князь Петр Иванович Шаликов, издатель «Дамского журнала» и редактор газеты «Московские ведомости», последний на Москве сентименталист, адресат многочисленных насмешек и эпиграмм.

Потомок небогатого грузинского княжеского рода, Шаликов в молодые годы служил в гусарах, в 1799 году вышел в отставку и поселился в Москве. В свет вышли изящно изданные книжки «Плоды свободных чувствований» и «Цветы граций». Разыгрывая роль вдохновенного поэта, князь стремился быть в центре внимания. Толпа любопытствующих москвичей на почтительном расстоянии наблюдала прогулку Шаликова по Тверскому бульвару. Быстро шагая по аллее, он иногда останавливался, что-то записывал в памятную книжку и продолжал прогулку. «Вот Шаликов, – говорили в толпе шепотом, – и вот минуты его вдохновения».

Опять в твоих прохладных тенях,

О роща милая моя!

На мягких дёрновых постелях

Пришел вкусить спокойство я.

И тихо жалобы сердечны

Твоей глубокой тишине

Вверять опять! Ах! слезы вечны

Судьбой назначено лить мне.

В ранней юности младший современник нашего героя П.А. Вяземский сам испытал «шаликовские» настроения. В своих воспоминаниях он не без юмора рассказал о том, как однажды во время прогулки на Воробьевых горах повстречался с крестьянином: «Под сентиментальным наитием Шаликова начал я говорить крестьянину о прелестях природы, о счастии жить на материнском лоне ее и так далее. Собеседник мой, не вкусивший плодов, которыми я обкушался, пучил глаза свои на меня и ничего не отвечал. Наконец, спросил я его: «доволен ли он участью своею». Отвечал: «доволен». Спросил я его: не хотел ли он быть барином? Отвечал он: «Нет, барство мне не нужно». Тут я не выдержал, вынул из кармана пятирублевую синюю ассигнацию, единственный капитал, которым я владел в то время, и отдал ее крестьянину. Долго радовался я впечатлению, которое оставила во мне эта прогулка а lа Сhalikoff»

В 1827 году М.Я. фон Фок сообщал И.И. Дибичу: «Редактор „Московских Ведомостей“ есть известный князь Шаликов, который с давнего времени служит предметом насмешек для всех занимающихся литературой. В 50 лет он молодится, пишет любовные стихи и принимает эпиграммы за похвалы…»

Крайне самолюбивый и тщеславный, князь Шаликов добивался популярности и своими странностями вскоре сделался известен всей Москве. Он старался быть оригинальным во всем, даже в одежде, и первое время вполне достигал цели, вызывая в простодушных москвичах чуть ли не благоговение к себе, как поэту. Однако подобное восторженное отношение продолжалось недолго. Вскоре читателям стало ясно, что князь отнюдь не обладает таким талантом, как предполагали по первым его стихотворениям.

Между тем, упоенный первыми успехами, Шаликов жаждал славы. Видя, что "Письма русского путешественника" Н.М.Карамзина приобрели автору многочисленных поклонников, он тоже стал мечтать о путешествии. Судьба была к нему благосклонна, и вскоре страстное желание его исполнилось - он совершил две поездки на Украину или, как говорили тогда, в Малороссию. Они дали ему повод написать два сочинения, в которых Шаликов стремился подражать Карамзину. В этих "Путешествиях"нет ни описания местностей, по которым проезжал сочинитель, ни описания нравов и обычаев жителей, ни вообще чего-либо касающегося Украины. Зато они дают много материала, чтобы заключить, какое нежное,"чувствительное" сердце у автора! Шаликов упорно продолжал не замечать, что люди, идеи, даже самая жизнь, изменились вокруг него, что, если еще так недавно, в конце ХVIII cтолетия общество приходило в восторг от чувствительных и сентиментальных произведений, то уже в начале ХIХ века появились новые идеи, новые веяния. Видя, что общество начинает к нему охладевать, что издатели уже неохотно принимают его стихотворения, Шаликов решил издавать свой собственный журнал под названием "Московский Зритель". В напечатанном по этому поводу объявлении он обещал своим будущим читателям, что «хороший вкус и чистота слога, тонкая разборчивость литераторов и нежное чувство женщин будут одним из главных предметов его внимания".

Но "Московский Зритель" просуществовал всего один год – журнал не имел успеха у читателей. Однако Шаликов не желал отказаться от издательской деятельности и вскоре печатно объявил, что в следующем году будет издавать новый журнал под названием "Аглая". Хотя и этот журнал князь по-прежнему большей частью наполнял своими произведениями, потерявшими уже для читателей всякий интерес, все же благодаря сотрудничеству в нем известных писателей В.В. Измайлова, И.А.Крылова, А.Ф. Мерзлякова, И. И. Лажечникова "Аглая" просуществовала четыре года.

Несмотря на княжеский титул Шаликов был небогат и в небольшом домике на Пресне жил скромно. Об этом говорят посвященные ему строки И.И. Дмитриева:

К портрету князя Шаликова

Янтарная заря; румяный неба цвет;

Тень рощи; в ночь поток, сверкающий в долине;

Над печкой соловей; три грации в картине –

Вот все его добро – и счастлив! он поэт!

В 1813 году по протекции Дмитриева Шаликов получит должность редактора газеты «Московские ведомости». Хотя руководство князем большой политической газетой и продолжалось почти четверть века, но было неудачным. «Редактор «Московских ведомостей» есть известный князь Шаликов, который с давнего времени служит предметом насмешек для всех занимающихся литературой, – писал управляющий Третьим отделением М.Я. Фон Фок генерал-адъютанту И.И. Дибичу. – В 50 лет он молодится, пишет любовные стихи и принимает эпиграммы за похвалы».

Однако благодаря этому он мог не только получать жалованье, позволявшее содержать семью, и занимать казенную квартиру в доме на Страстном бульваре, но и бывать в светском обществе, посещать спектакли и концерты.

Вот как изобразил в своих воспоминаниях литератор В.П. Бурнашев Шаликова:

«…В гостиную впорхнул небольшой человечек на высоких каблуках лакированных сапожков, очень смугло-желтоватый, с черным с проседью огромным хохлом над высоким лбом, от которого шел длинный, горбатый, попугайный нос. Худощавые, впалые щеки этого господина украшены были густыми, темными, тщательно приглаженными блинообразными бакенбардами, касавшимися самых оконечностей длинного рта, обнаруживавшего довольно хорошо сохранившиеся, а как злые люди говорили, будто бы искусственные ряды зубов. Костюм этого господина был довольно пестр и претенциозен: он состоял из модного того времени фрака светло-бронзового цвета с золотой искрой и металлическими миниатюрными пуговицами, оранжевого открытого жилета с шалевым бордюром и гриделеневых узких панталон с длинными штрипками, на шее был шелковый бирюзовый галстук с огромным бантом, и из галстука выдвигались воротнички, до неимоверности туго накрахмаленные, словно картонные. В левой петлице отложных отворотов фрака колыхалась пышная алая живая роза, под левой мышкой была шляпа-кляк, а правая рука, одетая в плотно натянутую соломенного цвета лайковую перчатку, держала двойной лорнет в золотой оправе. Новопоявившийся персонаж имел вид веселый, оживленный и был вертляв не по годам, так как ему тогда уже было около шестидесяти. Он с некоторою изысканностью прикладывал лорнет к своим черным глазам, осененным широкими черными бровями, казавшимися как бы нафабренными и насурмленными».

Не было литератора, который подвергался бы стольким насмешкам и нападкам своих собратьев по перу, как Шаликов. "Кондитер литературы", "вздыхалов", "князь вралей", "присяжный обер-волокита" — вот эпитеты, которыми сопровождалось его имя.

С собачкой, с посохом, с лорнеткой

И с миртовой от мошек веткой,

На шее с розовым платком,

В кармане с парой мадригалов

И с чуть звенящим кошельком

По свету белому Вздыхалов

Пустился странствовать пешком.

– так описал путешествие Шаликова П.А. Вяземский.

Дитя пастушеской натуры,

Писатель Нуликов так сладостно поет,

Что давно пора ему назваться без хлопот

Кондитером литературы

– такую эпиграмму посвятил Шаликову поэт В.И. Туманский.

В стихотворение «Разговор книгопродавца с поэтом» при первой публикации А.С. Пушкин включил, по собственному его признанию, «мадригал князю Шаликову». Отказываясь воспевать «милых дам», поэт говорит:

Пускай их Шаликов поет,

Любезный баловень природы.

«Он милый поэт, человек, достойный уважения, и надеюсь, что искренняя и полная похвала с моей стороны не будет ему неприятна, – писал Пушкин Вяземскому. – Он именно поэт прекрасного пола»

С 1823 по 1833 год Шаликов издавал собственный журнал, уже по названию коего – «Дамский журнал» можно было понять, для кого он в первую очередь предназначен, который по сентиментализму и нежной чувствительности (вернее сказать, чувственности) был достойным продолжением прежних его изданий. Однако в последнем журнале нежная чувствительность странным образом сочеталась с полемикой, которую с большим основанием, пожалуй, можно было бы назвать грубой бранью.

Петр Иванович Шаликов прожил долгую жизнь и умер глубоким стариком, оставшись в истории литературы последним сентименталистом. Вполне возможно, что он стал прототипом старого князя в повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» – не по летам молодящегося и влюбляющегося старца с искусственными зубами, в парике.

Две дочери Шаликова также оставили о себе память. Старшая из них – Наталия сделалась писательницей и первой в России журналисткой. Младшая София стала спутницей жизни известного консервативного публициста Михаила Каткова, снискавшего известность основоположника русской политической журналистики и, как ни удивительно, возглавившего газету «Московские ведомости», которая мало походила на ту, которую редактировал его тесть.