Солдатские мамы в мятежной чечне

   
                СОЛДАТСКИЕ МАМЫ В  МЯТЕЖНОЙ   ЧЕЧНЕ

             Я взяла в руки зеркало и поглядела:
             Поседела, осунулась и побледнела…
             И упала слеза ... А потом,  как прозренье:
             Да не в зеркале надо искать отраженье!
             Отраженье моё надо мною склонилось:
           - Мама! Мама, ты плачешь? Скажи, что случилось?..
               
                Татьяна РОМАНОВА-НАСТИНА
      
       
         Мать – Имя существительное. Такое же, как Хлеб, Земля, Вода и Воздух.  Это надо знать всегда, в любой период жизни, в любое время, независимо от политической погоды  во дворе. Надо всегда помнить и понимать, что  без родной мамы  этот  безумный, беспощадный  и прекрасный мир  вообще бы  не существовал  для всех нас.
        Мать в каждом из нас навсегда с  самого начала до конца. В  утробе   мамы и в утробе Матери-Земли, в своей постели и на дне воронки от  тяжелой авиабомбы  мы  все лежим  в одной  и той же позе –   в форме беспомощного, робкого зародыша. 
        Жена и мать без любви – ничто, нет в ней никакой пользы миру, а только один  соблазн, обман и зло, как от  избалованной царём Иродом   красавицы-плясуньи  Саломеи или  от  роковой  красавицы Раав-блудницы из  Иерихона. 
      Мать – цель сама в себе, она  основанной инструмент наследственности, задача которого  –   произведение  наиболее пригодного для мировых целей потомства, возвышение  и усовершенствование  человеческой природы в условиях совершенно невыносимого насилия, половой психопатии и  вульгарной психологии  публичного дома-лупанария. (1)
       Мать постоянно восполняет все утраты мира, побеждая зло и смерть своей любовью. Её любовь никогда не перестаёт, даже тогда, когда всё превращается  в  прах, в мертвую пустыню, где все языки умолкают,  где умирает мысль и теряется  сознание.(13  1Кор. 8)
       Совсем не случайно, что  после всех ужасов  второй мировой  бойни, унесшей свыше 100 млн. жизней,      правительствами  многих  евразийских   стран был утвержден   светлый праздник День Матери, который  в Эстонии, США, Дании, Финляндии, Германии, Италии, Турции и Японии отмечается во второе воскресенье мая.
       В РФ (в порядке лакейского подражания  Большому Западу?)  официально праздник всех матерей появился в 1998 году, когда вышел Указ Президента Российской Федерации № 120.
        В России в этот день было  рекомендовано   проводить  акции «Мама, я тебя люблю!», благодарить  своих матерей  за любовь  и заботу, отправлять  мамам поздравительные открытки и дарить (в начале зимы) им  живые цветы,  желательно «нежные  незабудки».
        В этом году 2020  году  он  отмечался  29 ноября в условиях второй волны пандемии довольно скромно. В Петербурге в этот день в духе  нашей гнилой и лицемерно-ханжеской  эпохи  не обошлось без очередного  шоу – выбирали самых обаятельных и  внешне привлекательных (сексапильных) мам.  Кроме этого в Петрозаводске в этом, 2020 году, был открыт Памятник солдатской матери  по инициативе ветеранов войны в Афганистане  в рамках празднования  75-летия Победы. Монумент представляет собой композицию из трех фигур: женщины и двух детей. Женщина защищает детей плащом.  Больше нечем. (2)
        День Матери в России – особый день.   В советско-буржуазной  России он возник   в общественном сознании  задолго до  указа  запойного «царя Бориса», ещё в первую чеченскую войну, когда   почти  стихийно  по всей  стране возникло женское движение  особого свойства и предназначения  -   ДВИЖЕНИЕ   СОЛДАТСКИХ МАТЕРЕЙ.
       До этого,  в прошлом веке-людоеде,  в  авторитарной Аргентине, где правила военная хунта, уже было  нечто подобное  нашему женскому   движению.  Это были «Матери площади Мая» –  матери похищенных и без вести исчезнувших людей –   во главе с легендарной Асусеной  Вильфлор,  той самой героиней-матерью,  которая  была подло  сброшена с самолёта в Атлантический океан агентами  спецслужб.
      Мамы, матери, мамаши –  все такие разные и  внешне непохожие, а по сути, по природе и предназначению, почти все одинаковые  в глазах людей и перед зеркалом.   Их дочери и сыновья – самые   честные зеркала, отражающие   извилистые, непростые  материнские судьбы. Россия – страшная страна, страна солдатских вдов и матерей, страна разбитых судеб и зеркал. (см. Анатолий Апостолов, Дом разбитых зеркал. Роман. М.: ИСП, 2016)
     Любовь всегда жертвенна, всегда альтруистична, всё переносит и не боится смерти. Любовь сильнее страха.  Гибнет, защищая своих котят, кошка. Погибла в своей берлоге  мать-медведица от подлой пули политического животного, экс-премьера РФ косноязычного тугодума Виктора  Черномырдина. Была  для забавы расстреляна в упор  с вертолёта  депутатом Государственной думы  беспомощная горная  коза с козлятами. Бессильна мать-коза, стоящая  на уступе скалы, перед    железной хищной  птицей, изрыгающей огонь. Нет у неё «Стингера» и нет ПЗРК.  На глазах ограбленной  матери  была зверски изнасилована и замучена   бандитами  её дочь. И не нашлось  у неё  в тот час защитника, народного заступника и мстителя. И не случилось чудо, не сработал Закон Возмездия – не оказалась  рядом  мужественная  девушка-дворянка  Шарлотта  Корде  с кинжалом в руках. И не было тогда крутой девчонки из спецназа или  из ОМОНА.    Была  тогда в сердце матери лишь ярость благородная и  синий пламень мщения. И была  в ней материнская всепрощающая любовь ко всему страждущему  роду человеческому. Трудно быть человечным на всемирной  скотобойне. Но любовь не гневается, не гордится, ничего  не требует.    Любовь  русской матери  не злопамятна, не проклинает, многое прощает и долго терпит.         Так вышло, так легли   краплёные карты  отечественной истории, что День 29 ноября – День Матери  стал у нас в России   ещё одной скорбной датой.
       Для  нас, детей войны и ГУЛАГА,  День Матери  стал Днём солдатских матерей. Еще одной датой   скорбной Памяти, как  22 Июня и 9 Мая.   После войны в Афганистане и в Чечне, этот день стал  почти   мистически сравним  ещё с одним трагическим евангельским событием – празднованием 11 сентября/29 августа по церковному  календарю   Усекновением  главы  Иоанна Предтечи. Главной иконой в этот  День  Матери для всех православных христиан  вдруг  оказалась   икона «Ангел пустыни», где   изображен посреди пустыни одинокий человек с отрубленной головой, которую он держит за волосы  левой рукой. Он один в пустыне. Людей нет, они все вымерли.   Нет   людей  на пиру жизни.  Одни скоты блаженствуют, палачи и  цари  Ироды… 
      И почему-то  сразу в этот  День вспоминаются обезглавленные в Афганистане и в Чечне   наши солдатики и офицеры. Вспоминается  сорокалетняя Танечка  Теплова, мать обезглавленного  чеченскими бандитами  солдата Антона и  Люба Родионова  из деревни Сатино-Русское под  Подольском,  мама замученного  бандитами Шамиля Басаева обезглавленного  солдата  Жени.    Вспомнилась  также и чудом не сошедшая с ума, солдатская  мама Аня  из города Воронежа, нашедшая    на поляне (на импровизированном  футбольном поле)  голову сына с отрезанными ушами. Бандиты-террористы иногда использовали отрезанные головы русских новобранцев  в  качестве  мяча во время игры в футбол. 
       Вслед за этим  перед глазами возникает образ другой солдатской мамы, прозванной в советско-буржуазной прессе святой Ольгой, которая в поисках своего мальчика обошла и объездила  всю Чечню, была тяжело ранена в голову, вытащила из плена 400 солдат, но своего   сына так и  не нашла. И вспоминаются другие мамы, ищущих в морозильниках среди гор изуродованных  трупов фрагменты тел своих мальчиков-призывников. И встаёт тогда перед  глазами  облик Руси изначальной  и России многострадальной  -  страны  солдатских и соломенных вдов, одиноких многодетных  матерей, страны великомучениц и страстотерпиц,  святых Матрон Московских и Ксений Петербургских.
       Вспоминаются   мамы, похоронившие  в цинковых гробах  неопознанные  тела своих мальчиков. И вспоминаются  мамы, вытащившие из лап смерти  изуродованных войной своих мальчиков-калек и инвалидов,  забравших их, никому не нужных,  к себе домой  на всю оставшуюся жизнь.    Их было  много в лихие,  воровские, позорные  90-е и  в  «нулевые»  годы этих   солдатских мам-страдалиц, воистину  пресвятых Богородиц и  заботливых  евангельских  Марф, тех,  кого я помню,  кого продолжаю помнить  и любить. Их целый легион святых и мучениц  в России просиявших, но уже забытых и так до сих пор никем   не канонизированных.   Среди таких подвижниц  духа  знакомая мне до боли  Вера Волобуева, мать  солдата-инвалида Лёнчика, с пробитым горлом и перебитыми минными осколками ногами. Она  свою единственную   кровиночку не держит дома взаперти,  она старается с ним даже путешествовать по области, не лишать его  радостей жизни, во многом потакать ему, а порой и баловать. Не для монашеского  же послушания она вытащила его из кровавой мясорубки, и  не для казённого  дома инвалидов и не для психбольницы   лагерного сталинского  типа.
      Мать и сын до сих пор стоят у  меня перед глазами, и слышится тяжёлое, скрипучее дыхание Лёнчика. Его  свистящий, надтреснутый и механический  голос:
     -Мам, буль-буль! Мам, буль-буль! (Лёнчик, хочет водочки!)
     -Мам, пых-пых! Пых-пых! (Лёнчик хочет покурить табачок с  «травкой»!)
     -Мам, пипка-пипка! Киска-киска! (Лёнчик хочет  девочку!)
      Чтобы  налить  сыночку Лёнчику  («буль-буль»)  стаканчик  водочки, чтобы  достать  ему   «пых-пых» (да ещё  с  травкою)  и   в придачу ещё  и «киску»,  нужны большие деньги. Но где  сорокалетней вдове  Вере их  взять? За всё в этой жизни  приходится платить. За  дешёвую, контрафактную водку, за гашиш и маковую соломку.      
      Горе, горе  побеждённым! За всё надобно платить. Фамильными драгоценностями (если они есть), деньгами (если их не отняли бандиты),  но чаще всего –  собой, своим телом (если оно ещё свежо и соблазнительно). Это понимали многие  молодые  многодетные матери и вдовы, любящие жены, дочери  и сестры. Собой платили все  женщины филантропического, жертвенного   склада, дворянки и крестьянки, аристократки  и рабыни,  все мамы, в том числе и  многодетная вдова  великого  поэта  и  должника  Пушкина, красавица Наталья Николаевна.   (3)
        И  в этом нет  ничего плохого и предосудительного. И никогда не будем осуждать тех, кто из солдатских мам  и многодетных вдов шел  на любые жертвы во тьму  неизвестности, преодолевая страх. Любовь не ведает стыда, она  сильнее страха. Не будем фарисействовать лицемерить, быть ханжами и морализировать,    а лучше  будем   восхищаться отцелюбием древней  римлянки, благородством русских  жен-декабристок  и жертвенных мам  всех стран и всех народов, святым альтруизмом  своих славных современниц. Будем  никогда не забывать, что  к солдатским мамам и  многодетным одиноким вдовам  никакая грязь  нашей  подлой  повседневности не пристаёт,  что они в своей любви всегда  навек святые. 
        За каждый шаг своего хождения по мукам «здесь» и «там», в России и в Чечне приходилось  платить свою цену многим солдатским  мамам.      За все надо  было заплатить.  Деньгами или самой собой, своим пока  ещё не увядшим телом.  Кому-то  из них  везло и/или  не везло  в городе, а кому-то  везло и/или не везло в горах. Кому-то  из матерей командиры воинских частей  обещали помочь вызволить из плена их сыночков, а кому-то  категорически отказывали. Кого-то из  солдатских матерей  в горах  Бог миловал, а кого оставлял на муки в лагере бандитов. Как известно, на Кавказе уважают матерей, но, увы,  и в здоровой    семье  не  без урода.  И среди чеченцев  можно без труда  найти  разных  извергов, мужепёсов  и немытых шакалов. Всё зависело от того, где, в каком месте и  на какой отряд боевиков наткнёшься. Так, например,   учительница русского языка и литературы  Нина Гераскина из Ростова-на-Дону с подругой   в поисках сыновей    наткнулась в горах  на  бандитов-террористов  Хаттаба. Две    сорокалетние  женщины свалились, чуть ли  ни  с неба  на  сорок  «сексуально голодных» и бородатых мужиков. Сначала двум  мамам   было страшно. Они испугались. Но к счастью, режим содержания  отважных   пленниц  под стражей в сексуальном  рабстве  у бандитов был щадящим и вполне сносным.  Кормили  бандиты  солдатских  мамок  тем, что сами ели, что  сами готовили на огне. Был даже суп из говяжьей  тушенки и сгущенное молоко в банках российского производства. Почти такой  же  щадящий  режим содержания в плену был и у похищенной бандитами-боевиками  тридцатилетней журналистки-красавицы Леночки Масюк. (4) 
      А вот солдатской  маме Любе Родионовой  в горах мятежной Чечни не повезло. В одном ущелье около Бамута она наткнулась на банду Шамиля Басаева. Бандиты требовали у женщины деньги за то, что  они укажут место захоронения в лесу её сына.  Более того, боевики, участвовавшие в мучительной казни Евгения, избили несчастную  мать, изнасиловали  её с особой жестокостью, повредили позвоночник. За что? За то, что, мол,  слишком  борзого сына  она воспитала!  (5)
      За всё приходилось сполна  платить  солдатским мамам. Никто без  денег не займется поисками  твоего сына. Никто без денег не  поможет   опознать его  среди  груд замороженных, растерзанных трупов.   Только  один  генный  анализ  останков   стоил тогда   5 миллионов рублей. (6).    А где их взять одинокой многодетной маме и вдове? Никто без денег  разговаривать с тобой  не хочет. Никакой информации нет! Ходи сама, ищи... В руках  только  одна фотка допризывника,   — но кто под обстрелом, когда все рвется вокруг и взлетает в воздух,  запомнит чьё-то  лицо? Тяжёлым  испытанием для солдатских  мам было  посещение вагонов-холодильников, спешно устроенных     морозильных трупарен, где по обеим сторонам — трёхъярусные деревянные нары с трупами и прочими останками-фрагментами тел (отрезанными головами,  оторванными руками и ногами, половыми органами и тазобедренными костями)   под своим  инвентарным  номером. 
       За каждую бумажку  и справку с  гербовой печатью надо было мамам  заплатить  деньги.   За любую информацию о  пропавшем сыне: жив, попал в плен и сидит в яме?  Если он  убит,  то где и как найти    его останки?  Как опознать,  как похоронить?  За всё  приходилось  сполна  платить солдатским  мамам.  За вызволенного   из  чеченского рабства сына, за долги брата или мужа, и за то, что  война  твоей  страной проиграна, и за то,  что ты – законная добыча  победителей  - их  услада  и раба.  Такое наступило сучье время, позорная, постыдная эпоха. За все надо  было заплатить сполна солдатским мамам.  За справку  о том, что твой  сынок-призывник  погиб в бою, а не сбежал из части, не стал дезертиром,  тоже надо  было заплатить. Солдатской матери  приходилось  самой  идти в суд и отстаивать  не жизнь сына, — а  его достойную смерть. По этим выстраданным и  оплаченным справкам солдатские мамы получали дополнительные социальные льготы, (бесплатный проезд  по стране раз в год, право выхода на пенсию в 50 лет).
      У меня до сих пор стоят  перед глазами десятки и сотни   российских солдатских матерей с портретами пропавших без вести  сыновей, стоящие вдоль дорог, по которым идёт советская военная  техника двух противоборствующих сторон — Ичкерии и России. Их, женщин из Майкопа и Краснодара, Пскова, Петербурга, Москвы, из Урала и Сибири было много  в Чечне, особенно   в  Моздоке, на главной  перевалочной базе  воюющей армии.  Они обезумели от горя, когда увидели войну не по телевизору. На улицах обезображенные тела наших солдатиков. Первые  тела  мамы   увидели уже скоро —  они лежали просто на дороге,  или на обочине, в кустах — разорванные. Они  осматривали всех, понимая, что  среди обезображенных и разлагающихся трупов могут быть их дети…
     Альтруистический подвиг  солдатский матерей лег тяжёлым несмываемым позором на  страницы истории  страны под  трафаретным,   невзрачным,   сереньким  названием  —   РФ.    Нам нужна документальная Книга Памяти солдатских матерей, все эти их святые слёзы, сдавленные стоны и всхлипы, с их тяжелой и пугающей женской жертвенной простотой, готовностью сделать   все-все-все и даже больше, что взбредет  посреднику, пообещавшему найти её любимого  сыночка  и  вызволить  его из плена за две тысячи «гринов».
     Мы должны знать всю правду об их мытарствах, хождениях по  мукам, по горящей Чечне и по морозильным камерам и вагонам холодильникам в надежде отыскать останки (фрагменты) тел своих мальчиков-кровиночек, зачатых ими в хрущёвских пятиэтажках в годы «благодатного застоя».  Мы должны о них знать всё, в том числе и о том,   каким путём, какой ценой  им удавалось на пике третьей кромешной Смуты 90-х в своей провинции  собирать для выкупа  своих  от  двух  до семи  тысяч  американских долларов.  Нам надо  знать, какая  могучая  сила помогла  солдатским  матерям  объединиться и поступать  в условиях войны и нестерпимого дефицита женщин  не только  по физиологии, женской психологии и инстинкту, а по  святому  материнскому  долгу.
       Нам надо знать,  как дикий рынок, пришедший в мирную жизнь  и на войну не смог сломить их  волю и  природный альтруизм.  Мы должны знать, как и почему   вопреки всему на свете,  что у войны с  Ичкерией-Чечнёй  вдруг  оказалось сугубо женское лицо в образе святых солдатских матерей    —    Ольги из  Рязани, Евгении из  Бугульмы, Елены из Тамбова и доярки Анюты из воронежской деревни.   Жертвенный подвиг солдатских матерей в Чечне выявил, что война  дело чувствительное, что она полна суррогатных, окопных и не окопных,  военных  чувств, порой простых и тёплых, но  и не примитивных на уровне  основных инстинктов. Казалось бы,  простые и странные чувства  внезапной симпатии и эмпатии  возникают тут и там среди своих федеральных офицеров и среди полевых командиров и главарей  стихийных горных банд. Но они, как живые искорки во тьме чужой  пещеры – они искрят, они пробивают наш ежедневный страх смерти.     Но материнская любовь сильнее страха и сильнее  смерти.  Любовь  способна одерживать великие победы.  Деньги  грязный, но очень чуткий инструмент. С ними можно делать  многое. В  горящей  Чечне деньги  работали безотказно, а большие деньги творили чудеса.   Многое зависит от того,  какие  это деньги – чистые или грязные, а также от того, кем именно и  на какие цели собираются они.  Когда речь идёт о спасении солдата, о  выкупе  его из плена, из рабства, то  грязных денег не бывает, тогда священна  каждая лепта гулящей весёлой вдовы и каждый цент юной проститутки. Об этом знали русские люди ещё  четыреста лет назад, когда платили специальный налог, вносили в казну  «полоняничные деньги».       
     Мы должны всё знать всю горькую  правду о подвигах солдатских матерей, без той прежней советской  ложной героизации и  романтизации гражданской, братоубийственной бойни  в духе  советского менестреля Михаила Светлова. Без тех  его  окопных героинь, без атаманш и командирш, без его   боевой подруги, идущей в шинели  с винтовкой в руках  горящей Каховкой, готовой  сеять вокруг себя смерть и разрушение, шагать  к светлой жизни через трупы своих врагов, их жен, детей и внуков.   (7) 
      Мы должны знать, по чьей вине была  обесславлена России, почему она была ограблена, изнасилована, раздавлена морально, почему после Чечни она надорвалась, перенапряглась, а в смысле высоких идей и  благих  порывов стала никакой   —  просто  РФ.
       Наконец, мы должны узнать   всю  ПРАВДУ об этих двух криминальных и  омерзительных  чеченских войнах. Сегодня,  о  войне в мятежной  Чечне в лихие, разорительные 90-е годы нужны не  детективы, не   приключенческие романы и  повести, тем более не стихи и  патриотические  песни, а только   честные  свидетельские исповеди и показания  тех, кто с лихвою пережил третью кромешную Смуту 90-х.  (7).   
       Мы должны знать, по чьей вине  из-за чего именно  возникла эта позорная война на Северном Кавказе, почему ельцинская армия, попав в Чечню, не смогла жить  дальше дисциплиной, а  стала жить по криминальным законам  «дикого рынка»?  Почему на войне вдруг стало возможным  всё продавать и  всех предавать, продавать за доллары в  чеченское рабство своих солдат, отдавать в сексуальную аренду на ночь своих  женщин-военнослужащих, медсестер и юных поварих за две бочки бензина АИ-92  и одну бочку дизельного топлива?  Кто именно и почему послал  этот недозрелый молодняк, этих  необученных,   провинциальных  русских мальчиков в камуфляже и с автоматами  убивать людей  в Чечню?       Мы должны выяснить для себя,  с каких это пор солдатские матери и вдовы должны сами  собственными силами освобождать из плена своих проданных  российскими властями в рабство сыновей?
      Передо мной лежат две книги о первой и второй войнах  советско-буржуазной олигархической  России с мятежной Ичкерией-Чечнёй. Это книга генерала  Геннадия Трошева «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала» и книга   Анатоля Ливена «Чечня: Трагедия российской мощи. Первая чеченская война». (8) 
      В них много горькой правды о войне с Чечнёй, правда участников,  свидетелей  кровавых  и не  совсем  героических  событий, пытающихся дать свою личную оценку своей эпохе. В них доказательно и документально рассказывается о моральном разложении российской армии, о глубоком духовно-нравственном  кризисе России  на грани двух веков и двух тысячелетий.    
      Это была такая  никчемная    война, какая  была и в Афганистане, только более позорная и разорительная.  Эта была  одна из тех войн, которыми не следует гордиться никакому государству и народу. 
Война  с мятежной Чечнёй  - это гибридная, гражданская и партизанская война за людские и природные ресурсы, за власть и  большие деньги, а не за единую и неделимую, суверенную  Россию, не за её могущество и процветание. У этого военного конфликта, помимо удержания территории мятежной республики, была ещё одна  довольно веская (экономическая) причина — нефтепровод, проходящий от нефтяных месторождений Азербайджана через Дагестан и Чечню до порта Новороссийска.   
      Война с  Ичкерией-Чечнёй во всей своей отвратительной наготе  отобразила полное моральное разложение и вырождение правящего коммунистического режима,  неисправимую ущербность его  политических эпигонов,  идеологических оборотней и перевёртышей, идейных ренегатов, явных  и  латентных коллаборационистов. Именно на волне первой  войны  с мятежной Ичкерией явился миру ещё один демон-соблазнитель,   гениальный  демократ-экономист из правящего Дома Ельцина, который предлагал  странам Большого Запада, «пустить  шапку по кругу», сброситься на 100 триллионов долларов США, и купить  честно и законно на эту сумму всю Россию вместе с её излишним народонаселением».  Третья кромешная Смута 90-х, с её двумя чеченскими войнами, весьма негативно отразилась на репутации страны и её правящего режима, стала его дурной славой  и  несмываемым позором.  Этот  несмываемый позор России в лице её правящей клики начался в 1994 году, когда в Чечню вошли  танки Главнокомандующего Бориса Ельцина и несколько полков необученных и необстрелянных  солдат-призывников. Для многих российских родителей та военная кампания стала личной трагедией — она забрала жизни их сыновей. Что касается призывников, то это было  просто преступлением  —  посылать этих мальчишек в Чечню на бойню, под пули и огнемёты  хорошо обученных и хорошо  оплачиваемых  бандитов-террористов.
      Противоборствующие стороны были вооружены не кинжалами и шашками, не кремнёвыми  пистолетами и ружьями, а гранатомётами, «Градами», миномётами, танками, БМП, огнемётами «Шмель», а посему потери  были огромными.  И в этих двух чеченских войнах, как и во всех   предыдущих советские и постсоветские командиры предпочитали  по привычке воевать мясом, производя после каждой боевой операции  много раненых, калек, без вести пропавших и убитых. Для них и сегодня важна  любая победа любой ценой, даже пиррова победа для торжества на час, для политического  бахвальства. Для политических животных и их  генералов  из Генштаба  все рассуждения о  сбережении   живой боевой   силы являются  пустой риторикой, особенно облетевшая весь  крылатая  фраза     капитана Ганса Лангсдорфа:  «Мне тысяча живых молодцов  милее тысячи  мёртвых героев».   (см. Анатолий Апостолов, История не терпит  оптимизма. – ПРОЗА.РУ)
    О том, что  обе стороны, российские войска и чеченские боевые отряды, убивают  свой («совковый») народ, понимали все  патриоты-либералы и  патриоты-демократы, понимали все  простые мирные люди  и большинство  кадровых военных, людей  служивых. Один  из боевых русских генералов Рохлин не раз категорично заявлял: «Мы не хотим,  чтобы Россия убивала  русских. Мы определенно не хотим убивать женщин и детей по приказу этих падких на деньги  кремлёвских   патриотов-олигархов.  Если Ельцину, Березовскому  и Грачеву нужна эта война, пусть они сами приедут сюда и воюют, а не посылают нас на смерть» (Михаил Полторанин)
       Во время первой чеченской войны обе стороны, российская и чеченская, широко практиковали  продажу друг другу пленных и убитых. Похищения людей, заложничество и работорговля велись под прикрытием гуманных лозунгов и благородных целей, что якобы  все   деньги за выкуп  из рабства пленных и заложников (предателей и должников)  идут не на продолжение джихада, а на восстановление разрушенных федеральными войсками   чеченских городов  и сел.
       Похищение людей и работорговля стала в РФ и в Чечне накануне XXI века вполне «легитимным  бизнесом».  Война в Чечне  реально  установила среднюю цену  жизни  простого постсоветского человека.  Увы, она оказалась  весьма невысокой, «просто смешной». 
       Что касается воровства в зоне боевых действий, то этот фактор стал еще одной из причин провала военной операции в Чечне. «Именно масштабная коррупция лежит в основе многих или даже большинства проблем, с которыми российские войска столкнулись в Чечне, — от слабого боевого духа до плохой подготовки и плохой техники» — полагает Анатоль Ливен.
       Огромное значение для подрыва моральных устоев военных имел скандал, который случился осенью 1994 года вокруг генерала Матвея Бурлакова, тесно связанного с министром обороны Павлом Грачевым и трагическая  гибель ставшей легендарной 6-ой роты.    Двадцать лет назад, в ночь  с 29 февраля на 1 марта 2000 года в Чечне,  в  Аргунском ущелье на высоте 776.0 в жестоком  неравном  бою с чеченскими бандитами полегла 6-я рота 2-го  батальона  104-го полка  Псковской дивизии ВДВ.  Эта дата навсегда вошла трагической  страницей в историю десантных войск, датой  беспримерного  жертвенного героизма бойцов и  подлой измены  (коррупции) со стороны  российского командования. Увы, тысячу раз  прав был Уинстон  Черчилль, когда речь заходила о военном героизме и о цене победы и поражения: «Храбрейшими  из храбрых  часто  руководят гнуснейшие  из гнусных». (см. Анатолий Апостолов,  Страна  засекреченной правды. – ПРОЗА.РУ).   Официальное расследование по гибели  6-й роты  давно закончено,  его материалы ЗАСЕКРЕЧЕНЫ, НИКТО НЕ НАКАЗАН. 
       Сегодня многим солдатским матерям живётся трудно, одиноко, тяжело. Многим из них далеко за 60 и они продолжают в одиночку нести свой непосильный  материнский крест.  Это только в надрывной советской  песне  поётся о солдатской матери, которой «несказанно повезло», когда «все три сына возвратилися в село/ руки целы, ноги целы – что ещё?» Однако, не всегда из песни можно сделать быль, а из  суровой были  песню для наших солдатский матерей.   Не все  их сыновья вернулись из Чечни  физически и психически здоровыми  людьми. Они возвращались домой другими. Многие из них не раз пережили  на войне довольно  глубокие психические травмы.  У многих наблюдался  ярко выраженный «чеченский синдром» (последствия посттравматических стрессовых ситуаций, или ППСТ), который  психиатры наблюдают у ветеранов «горячих точек». Для  участников  чеченской мятежной войны был характерен  когнитивный диссонанс – чувство  тотального одиночества,  ненужности, ощущением себя  брошенным государством  и обманутым  обществом, жгучая ЖАЛОСТЬ К СЕБЕ и  лютая  НЕНАВИСТЬ  К МИРУ, который тебя так грубо и подло обманул.  (см. Анатолий Апостолов, Мальчик хочет умереть. – ПРОЗА.РУ) 
     Длительное, затяжное  тревожное   беспокойство, неадекватность в восприятии окружающего мира, агрессия и неспособность адаптироваться в мирной жизни - человек теряет самоконтроль даже в стандартных ситуациях и способен на безумные поступки.   (По мнению заместителя директора Национального центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского Юрия Александровского, примерно полтора миллиона (включая служащих внутренних войск и милиционеров) российских ветеранов войны в Чечне испытывают «чеченский синдром»). Ещё хуже и безотраднее пришлось  тем, кто на войне в Чечне стал инвалидом, «контуженной  шизой и психом».  Они, кроме своих родных  мам, были никому не нужны, ни  обществу, ни государству. Такие  становились тяжёлым бременем для всей семьи, особенно для одиноких без мужей солдатских матерей.  Они были неспособными  найти себе  жену, создать свою семью и народить здоровое потомство.
        Раздражительность, агрессивность, неврозы, истерия - на это жалуются многие ветераны  «горячих точек» и локальных войн.  И если вовремя не оказать помощь, то наступает та стадия, когда психическое заболевание становится очевидным, а порой и опасным для окружающих, а последняя стадия болезни ведет к разрушению личности. Человек становится враждебен к окружающему миру, не редко случаются самоубийства, но чаще всего насилие направлено вовне.
      Так же по данным Союза ветеранов участников локальных войн, сегодня около 100 000 ветеранов локальных войн сидят в тюрьмах и колониях только за тяжкие преступления, а ведь есть еще и не тяжкие. Сегодня официально не существует статистики по преступлениям совершенным ветеранами боевых действий в Чечне, они  строго засекречены и являются государственной тайной, разглашение которой  преследуется в уголовном  порядке. То, что мы знаем на эту угрюмую тему  из печатных СМИ, является лишь вершиной айсберга тех  семейных трагедий, которые пришлось героически преодолеть солдатским мамам. 
     Увы, они возвратились с войны  в мир убогой нищеты, в развалившуюся жизнь, из которой невозможно было  вырваться, не ограбив и не обокрав  кого-нибудь, не убив, не обманув  и не изнасиловав. Они вернулись из Чечни в колониальную и зависимую Россию. Они из мятежной Чечни вернулись в страну,   добровольно выставленную  компрадорской властью на продажу вместе с людскими и природными ресурсами.   Они вернулись в чужой мир, где прежняя тотальная и лживая советская идеология робко уступила место  коммерческим соображениям, где мальчики  мечтают стать  крутыми киллерами,  а девочки – валютными путанами, содержанками  и моделями. Проблемы ветеранов великой войны и двух последних локальных войн никого в России не волновала. Монетаризм заморочил всем мозги и разъел человеческие души, он оказался токсичней  всех  марксистско-ленинских идей и религиозно сектантских  постулатов.   Многие из них, кто  вернулся в дом из Чечни  целым и невредимым, оставались на том же  социальном уровне, что и до призыва  в армию. Мало кто из них поднимались из низов и были востребованы новым  постсоветским обществом.
      Из тех ветеранов  Чеченской войны, с кем мне  довелось не раз общаться, были разные типы.  Были те, кто с тихой грустью ненавидел новый мир и был готов воевать с ним, заложить окна собственного дома мешками с песком, сделать амбразуру,  взять  автомат или пулемёт  и стрелять в толпу или бросать в  омоновцев гранаты РПГ, привезённые из Чечни в качестве сувенира. Были и такие, кто был готов связать свою судьбу  с вооружённой группой экстремистов-отщепенцев, какой-нибудь организованной преступной группировкой или уехать к палестинцам, в Уганду, в Ливию к  полковнику Муамару  Каддафи или  в Центральную  Африку воевать за деньги за каких-то  диковинных людей, за какой-то  «великий» маленький народ. У них была своя идеология и своя «философия жизни». Они считают, как Лимонов и  Жириновский,  что в мире всегда будет неравенство и несправедливость. И что у них  всегда будет право на протест, на революцию (террор) и контрреволюцию (на тотальное насилие и сталинский ГУЛАГ). Право на протест и на возмездие, по их мнению,  есть   у каждого  обманутого, ограбленного и  униженного. Капитализм и  коммунизм – выдумки  лукавых людей, политических животных, монстров власти, а протест и мщение –  явления природы как ураган или волна цунами. (Эдуард Лимонов) 
      Звериная и циничная  борьба  внутри  страны за   несметные богатства СССР  сделала простых советских людей в большинстве своём ненужными и чужими   в  своей стране. Таких лишних и ненужных людей в России оказалось свыше 45 миллионов душ. Приходило трезвое осознание, что твоя война велась не ради победы, а в интересах  чужих и подлых людей, что ты в ней  был ничтожной фишкой, «пушечным  мясом» в большой политической и финансовой игре, что  ЭТОТ МИР  ТЕБЯ ЖЕСТОКО ОБМАНУЛ, и теперь твой долг этот мир как можно скорее уничтожить  и разрушить. Призыв автора «Дневника неудачника» Эдварда Лимонова: «Убивайте всех, всех убивайте! Такую цивилизацию надо уничтожить!»  —    завтра станет  руководством  к борьбе  сотен тысяч  неудачников и подранков этого безумного мира.   
     Их адаптация к мирной жизни  проходила  иногда  мучительно и трудно. Их крайне возмущало и обижало  то  тупое  и равнодушное  непонимание обществом и окружающими людьми непонимание  их мирной жизни после войны в Чечне. В таких условиях, в такой глубокой  социальной выгребной яме, в которую их  опустили  демократы-олигархи,  утомительно и стыдно  быть русским.  Профессия защитника Отечества, чей долг Родину защищать, не жалея жизни оказалась временно невостребованной. Здесь есть от чего сойти с ума  контуженному  войной и жизнью солдату или офицеру, есть множество причин, чтобы  от  отчаяния  напиться пьяным  до  беспамятства, изнасиловать родную сестру, потом задушить её и убить себя. Внести, так сказать, свою  кровавую  лепту в «энциклопедию  ненависти и смерти». Сегодня мы имеем десятки и  сотни примеров, когда вчерашний герой, уйдя с передовой на гражданку, становится преступником. Медики-психиатры и психоневрологи   объясняют это малоизученным «посттравматическим синдромом».      
     Некоторые  тихо спивались, некоторые становились домашними тиранами и стали утверждать себя  на своих родных и близких, быть на их  полном  иждивении, ни в чём себе не  отказывать, и жить в своё удовольствие. Философия любви уступила место философии ненависти и смерти. Дух насилия и вседозволенности сводил с ума людей.  Подобное наблюдалось у американцев после  войны во Вьетнаме,   многие из  ветеранов  попали в тюрьму, тысячи покончили с собой. Именно тогда американцы поняли: в современной войне без психиатра не обойтись. Сегодня и нам стало ясно, что  и нашему советско-буржуазному, мафиозному и олигархическому обществу  без легионов психотерапевтов и психиатров тоже никак не обойтись: после  кромешной третьей русской Смуты полстраны  оказалось психически нездоровой и готовой  в любой час наложить на себя руки.
      В Нижнем Новгороде 21-летний ветеран чеченской кампании через неделю после свадьбы зарезал свою жену, не пожелавшей стать надомной секс-работницей.  В Кирове бывший контрактник убил двух  родных сестёр, не пожелавших жить с ним  гражданским (инцестным) браком. В Челябинске,  вернувшийся с чеченской войны солдат срочной  службы   изнасиловал  собственную мать и принудил её стать ему женой.  Другой  ветеран войны  вернувшийся  домой,  на почве  ревности,  убил свою невесту и её отца, усадил  тела  мнимых  «любовников» за стол,  умело привязал  их  к спинкам  стульев и  двое суток пил  с  мертвецами водку. (Сергей Доренко)
«Насилие для тела и ложь для души» разъели традиционную русско-советскую семью, отравила радость бытия, познания и созидания.  Тотальное насилие над человеком  никому никогда  не приносило пользы,  кроме страданий и болезней. Родоплеменные, варварские привычки и приобретенные  повадки  выживания, фобии и страхи ещё никогда не приносили людям счастья.

Многие мамы падали духом, спивались или уходили в монастырь, многие смирялись и сегодня  продолжают  нести   смиренно свой крест до могилы.   Всегда есть исключения  из правил вопреки всем моральным установкам, как  есть    исключения из правил и в  самой  психической природе  женщины.Бывают и такие женщины, которым даже нравится, когда их насилуют (кому-то нравится быть желанной жертвой,  быть  великомученицей и страстотерпицей), страдалицей. Конечно, это аномалия, своего рода наш  русский национальный садомазохизм, который грозит нам стать нормой жизни.   Но есть  пока  и много таких женщин и мужчин не жить в мире тотального насилия,  которые после изнасилования лезут в петлю, вешаются на капроновых колготках, которые не хотят рожать больных, дефективных детей, обрекать их на нищету и вечные страдания. 
       Солдатские мамы.  Солдатские жены.  Их  всегда было много на Руси после каждого  «исторического» побоища и великих битв «за веру, царя и отечество» – кормящих, ублажающих, утешающих нянек и сиделок, мам, жен и волонтёрок в одном лице и образе. Тех самых жертвенных   солдатских мам, которым в этой  омерзительной до тошноты   жизни «очень крупно  повезло», которым удалось  своих сыночков вырвать из  лап  смерти, выкупить их   из  вражеского  плена, измождённых юных старичков,  калек и инвалидов.
      Мать и сын до сих пор стоят у  меня перед глазами, и слышится тяжёлое, скрипучее дыхание Лёнчика. Его  свистящий, надтреснутый и механический  голос:
     –Мам, буль-буль! Мам, буль-буль! (Лёнчик, хочет водочки!)
     –Мам, пых-пых! Пых-пых! (Лёнчик хочет покурить табачок с  «травкой»!)
     –Мам, пипка-пипка! Киска-киска! (Лёнчик хочет  девочку!)
     –Нет у меня денег, Лёнчик! Вконец поиздержалась. Потерпи, сынок, до пенсии.  До пенсии четыре дня осталось. Вот получим  пенсию, сынок, тогда и оторвёмся.  Будет тебе водочка, будет и пых-пых.
      Кто  сегодня способен безвозмездно, от щедрот  души, от всего сердца  хоть  немного скрасить старость  мам, надломленных неправедной  войною сыновей, и бабушек  зомбированных внуков, зачатых в кромешной   русской Смуте 90-х, в эпоху криминально-сексуальной революции?
       Кто в РФ  во имя всех  солдатских матерей издаст, наконец,  Федеральный Закон о  бесплатной  медико-криминалистической идентификации личности человека, чтобы они больше не скитались  по «горячим точкам» и по бандитским  лагерям  в поисках,  пропавших без вести сыновей и дочерей, а обращались напрямую в Министерство обороны страны, в  СМЛ МО РФ?
        Кто расскажет  всю горькую правду о третьей кромешной русской Смуте  90-х годов? Кто поведает своим потомкам всю  правду  о двух позорных   войнах с Ичкерией-Чечнёй, об ограбленной, изнасилованной России, о несчастных солдатских матерях и вдовах, кто впишет  их хождения по мукам отдельной  честной и беспощадно правдивой   главой   в нашу новую  отечественную историю?
      Кто напишет  для своих потомков честную правдивую историю  отечества Нового времени? Кто назовёт имена тех, кто предал свой народ и стал нашим общенациональным стыдом и позором, кто  осквернил  наши  души  и умы, студёные ключи  и  родники, развратил детей и внуков, загадил и отравил   реки и озёра, наши кедровые и пихтовые  леса,  плодородные поля и  ягельную тундру?       Грубую реальность  бытия  невозможно прикрыть красивыми  легендами мифами о прошлом и настоящем.  История не терпит сусальной позолоты и  ложного  величия. История порой  допускает с   властолюбивыми и честолюбивыми людьми  злые  шутки, иногда  она  корчит им  свои гримасы, превращая их блистательные  мнимые победы в поражения, а великие  достижения народа, героические подвижничество   отдельных граждан или стихийно  организованных социальных групп,  в  стыд и позор правящего режима. (9)
       Так, например, беспримерный  героизм  русских женщин  в XX  веке-людоеде, хождение по мукам  солдатских мам и  многодетных вдов по мятежной Чечне, в поисках своих пропавших сыновей уже сегодня   стал  одним из  самых позорных фактов в истории современной буржуазной, олигархической России.    История не терпит лжи и баснословия, она,  как и искусство, не может, не имеет права лгать. Лживая история  страны вредит доброй репутации её народа, порождает о стране дурную славу.   (см. Анатолий  Апостолов, «История не терпит  оптимизма» – ПРОЗА.РУ)         
примечания, источники, литература
1. Соловьёв В.С.  Смысл любви. // Сочинения в  2 томах. Т.2. М.,1988, с.493-547.
2.   Надо признать, что с приходом к власти царя Бориса (Ельцина) в РФ,  благодаря ему,   возникло много официальных   праздников (например, «День Предпринимателя», «День  банковского служащего», «День Банка»),  в некоторых городах появились  памятники Остапу Бендеру, трём самогонщикам,  торговке-«челночнице». И только  отдельного памятнику   солдатской матери и многодетной вдове-солдатке в России долго не находилось времени  и места. И не потому, что власти очерствели и стали видеть мир  через  тусклое стекло,  а потому что знали – мать подождёт, еще не вечер, ещё не «сумерки богов». Мать подождет, ведь   материнская любовь долготерпит,  милосердствует,  не бесчинствует, не ищет своего,  не раздражается, не мыслит зла,  всё покрывает,  все переносит…»  (13  1 Кор. 4-7).   Памятник солдатской матери впервые был открыт в 2020 году  по инициативе ветеранов войны в Афганистане в Петрозаводске  в рамках празднования  75-летия Победы. Монумент представляет собой композицию из трех фигур: женщины и двух детей. Женщина защищает детей плащом. Девочка и мальчик держат у груди портреты близких, ушедших на войну.  Автором памятника является народный художник России Салават Щербаков. Однако, в чисто историко-хроникальном  плане, этот памятник  имеет  мало общего с материнским  подвигом солдатских матерей в  мятежной Чечне.
3. Андрей Белых. Мог ли Пушкин отдать долги? // Экономическая политика. 2019. Т. 14. № 3. С. 176–191.   В статье, приуроченной к 220-й годовщине со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, ставится вопрос о создании экономической хроники жизни поэта.  В его экономической жизни выделены четыре грани: книгоиздательская  деятельность, управление имением, карточная игра и жизнь в городе.  Показаны роль министра финансов Егора Францевича Канкрина в определении условий кредитования Пушкина и отношение императора Николая I к выдаче поэту ссуды. В статье ставится вопрос о том, была ли у Пушкина принципиальная возможность расплатиться с долгами. На момент смерти его долг Казначейству составлял 43 333 руб. 33 коп., долги частным лицам — 95 655 руб. Суммарный долг Пушкина на момент смерти составлял 138 988 руб. 33 коп.  Это огромная по тем и по нашим временам (в золотом эквиваленте) сумма.  Для того, чтобы их отдать, Пушкин  должен  был  признан банкротом, взят под арест  и отправлен со всем  своим семейством на  всю жизнь в деревню и жить  там скромно до конца жизни, чуть ли  ни  на биологическом уровне, отрабатывая  свои долги литературным трудом и продажей полного собрания  своих сочинений. Современные книгоиздатели и продавцы книжной продукции  оптимистического  толка утверждают, что  Пушкин  мог  бы расплатиться  с долгами при  упорном труде за 4 года, книгоиздатели-пессимисты и реалисты утверждают, что Пушкин  не смог бы отдать свои  долги и умер бы в нищете. А посему, не будем уподобляться тем  нашим писателям, которые любили беседовать с Сократом и совершать мистические «Прогулки с Пушкиным», которых в первую очередь  интересовали ответы на вопрос: «Дала Наталья Николаевна Дантесу или не дала?», а не то, как трудно было жить  вдове после потери  кормильца семьи,  или о том,  как  многодетная вдова была вынуждена бороться за  благополучие своих детей, что дать хорошее  им   воспитание и образование. А посему будем  только радоваться за прелестную многодетную вдову, что она  проблему огромного   долга мужа-игрока  сумела разрешить по милости самого   государя-императора, а не на иных условиях нескромного характера  со стороны людей сомнительной репутации.  «Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть тому назад он тоже был у нее, и, вследствие этого визита или просто случайно, только Пётр Ланской вслед за этим назначен командиром Конногвардейского полка, что, по крайней мере,  временно, обеспечивает их существование», - писал в 1844 году член Государственного совета и будущий директор Публичной библиотеки Модест Корф.  В этих словах почтенного современника  нет ни слова осуждения, вдова поэта до конца исполнила свой материнский родительский долг –вырастила и воспитала всех своих детей. Всё остальное  от  лукавого  и подлого человека.  Остальное, как сказал премудрый Соломон,   «суета сует и всяческая  суета», или  как писала  Наталья Пушкина (в девичестве Гончарова)  генерал-лейтенанту Петру Ланскому: «Суета сует, все только суета, кроме любви к Богу и, добавляю, любви к своему мужу, когда он так любит, как это делает мой муж».
4. Более   «щадящий»  режим содержания был и у похищенной бандитами-боевиками  тридцатилетней журналистки-красавицы Леночки Масюк. И  условия  быта  пленниц были разными, и разною была цена  для выкупа   из плена. Для освобождения двух солдатских мам у страны и у властей не оказалось  денег,  как не было  и желания их освободить.  Их жизнь и жизнь их сыновей и дочерей тогда ничего не стоила. Бандиты это знали,  и  через месяц отпустили сами на свободу двух  солдатских мам.  А за сексапильную  журналистку Леночку  московскому олигарху Гусинскому  пришлось заплатить  2 млн.  долларов  США. 
5.»Родина». Исторический научно-популярный журнал. Декабрь 2020, №12, СС. 28-38 – Владимир Нордвик. «Андрей Коробцов. Творец  Солдата».
 6. Так вышло, так легли   краплёные карты  отечественной истории, что День 29 ноября – День Матери  учредил своим указом  властолюбивый и тщеславный  Борис Ельцин, который ради личной власти готов был уничтожить полстраны. (Александр Коржаков). Это Ельцин и его банда  в интересах  комсомольцев-олигархов, нефтегазовых королей   и советско-буржуазной  номенклатуры  развязал гражданскую войну в Чечне, позорно проиграл её, и ушёл благополучно в мир иной  от суда  и проклятия  своего униженного и  обнищавшего народа.  Это  большевизм    породил на свет новый вид жертвенных  солдатских матерей, универсальных советских женщин. Это  о таких русских  многожильных  матерях   пелось  в СССР  в частушке:
                Я  и лошадь, я и  бык,
                Я и баба и мужик!
         Именно такие «мамки-коровы», по мнению чекистов-коммунистов,  должны были рожать, выхаживать и растить  для них и  советского  государства  даровое «пушечное мясо». А потом, если   оно (родное чадо) вернётся чудом из «горячей точки»   в материнский дом больное и изуродованное,  –   лечить, кормить и обихаживать  его за свой счёт (за жалкую пенсию)  до конца жизни…
7.  Геннадий Трошев, «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», Вагриус, 2001. Анатоль Ливен, «Чечня: Трагедия российской мощи. Первая чеченская война», Университет Дмитрия Пожарского, 2019; В январе 1997 года организация «Мемориал» привела следующую оценку потерь среди российских войск: в общей сложности 4379 человек убито, 703 пропали без вести (частично захвачены чеченцами, частично убиты), 705 дезертировали.
8.Носков В.Н. Любите нас, пока  мы живы. Боевые действия в Чечне и  Дагестане в очерках и рассказах. М. 2006 
      Только  один  генный  анализ  останков   стоил тогда   5 миллионов рублей. А где их взять одинокой многодетной маме и вдове? Кто даст ей  безвозмездно   такую  сумму? Тогда на всю страну, всё-таки нашелся  один благодетель  и филантроп Безработную  солдатскую маму  Милованову (по старой школьной дружбе?) однажды  выручил  тогдашний  губернатор Тюменской области  Леонид Рожецкий (выделил  на экспертизу всех трёх  останков 16 миллионов  рублей). Но это был единичный случай, о котором   восторженно   на всю страну  трубила «Российская газета». 
          Город Моздок был  главной  перевалочной базой  воюющей армии.  Там  находились  тысячи матерей со всей России, а  сотни  солдатских мам  бродили по горам  Чечни и долинам  Дагестана. Тела убитых  мальчиков-солдат лежали  просто на дороге или в кустах, разорванные, без рук, без ног, с отрезанными головами, с языками,  вырванными  через разрезанное горло. Было жутко и страшно. Осматривали всех, понимая, что среди  изуродованных трупов могут быть их дети. Неопознанных  солдат  хоронили партиями по 20-30 гробов.   Прочие останки уже отдали матерям погибших: те согласились забрать гробы без всяких опознаний и вскрытий. Вторым тяжёлым испытанием  для солдатских матерей были  вагоны-морозильники, где нужно  было  просматривать  сотни  мерзлых, обгоревших и сожженных  трупов на трёхъярусных деревянных нарах.  В период боевых действий в Чечне    не только городу Моздоку, но и Ростову-на-Дону  выпала печальная  участь принимать останки  погибших русских мальчиков-солдатиков, сортировать фрагменты тел, сохранять  тела для опознания в морозилках и вагонах-рефрижераторах. Был создан даже Центр погибших, где  опознанные трупы, обмыв и переодев  в новенькое обмундирование, закатывали в цинк, грузили в «Чёрные тюльпаны» и отправляли воздухом к себе  в свой край родной, к отцам и матерям.  Обезличенные, безглавые   (неопознанные)  тела  военнослужащих оставались в ведении 124-й  судебно-медицинской  лаборатории СКВО, перед которой была поставлена задача с помощью матерей идентифицировать  всех погибших.
 9. Нам пора перестать спорить между собой, когда речь заходит   о  перманентном геноциде русского народа  в большевистской России. Крайне глупо и безнравственно спорить    о «точных  цифрах» бухгалтерии войны и о числе жертв в ходе принудительно-добровольного  социалистического строительства, о численности жертв социально-экономических  репрессий,  по     голоду  и по раскулачиванию, которые тоже входили в 110 миллионов потерь указанных  Александром   Солженицыным. Споры эти    в XXI   веке  стали  крайне аморальны,  некорректны и  неэтичны. Ведь когда речь идет  о  невозвратных живых  потерях на войне или во  время людоедских социальных реформ, «малых» (минимальных) и тем более «оправданных» потерь  никогда не бывает.  При любом раскладе (после  поражении и  после победы), после любой социально-антропологической катастрофе  любые «малые»   потери  велики и невосполнимы.  7 млн.  или 4,5 млн.   человек умерло  от голода  в 1932-33 гг. после раскулачивания – это не так важно, когда речь идёт о дурной репутации правящего режима. Пол Пот уничтожил физически 1,5 млн. камбоджийцев,  Мао – уморил голодом и репрессиями 60 млн. китайцев, кто из них для нас сегодня  лучше или хуже – вопрос риторический на уровне политической шизофрении.  И не так сегодня важно, кто прав, кто лжёт и кто  говорит правду – Солженицын, который утверждал, что от раскулачивания  пострадало 15 миллионов человек, или  авторитетный  статистик Земсков, который, подсчитал, что всего из русского крестьянства  большевиками  было раскулачено чуть более 1%.  Это – 1 миллион 800 тысяч человек. В ссылку из них отправилось 1 миллион 300 тысяч. Совсем пустяк, по мнению  советских  и советско-буржуазных патриотов разного политического окраса и масти, которые почему-то не учли, что в ссылку, в гиблые места,  кулаки отправлялись в  вагонах для перевозки скота без ничего (без еды и одежды)  вместе с детьми, беременными женщинами, стариками и старухами. Соответственно, где-то свыше 7,8 млн. живых душ.   (См. Анатолий  Апостолов, Дурная слава  большевизма. –ПРОЗА.РУ)   
12.12.2020