Глава 11. Вэй-цзи. Всё впереди I

"Ночь, одержимая белизной кожи..."
Иосиф Бродский

- У Вас уютно. – Анжелика вальяжно развалилась в одном из кресел у журнального столика, перебросив обтянутые джинсами, красивые ноги через мягкий подлокотник. На следующий день после возвращения, последовавшего за исполнением 30-й гексаграммы, они все вновь собрались в коттедже Зэева. На столе стояла всё та же бутылка Chivas, правда, с заметно понизившимся «уровнем заполнения». – Как будто не уходили…
- Кажется бессмысленно спрашивать: «Как было?..». – Зэев несколько виновато развёл руками. – В этих временнЫх парадоксах никак не приспособлюсь употреблять глаголы в правильном времени. А точнее – само понятие «правильное время» теряет смысл. Хотя, невозможность пересечения включающих отрезков вносит во всё это некоторую упорядоченность. Один из основателей Института Судьбы, в конце прошлого века, сформулировал ещё один любопытный постулат – в жизни каждого человека есть пять пространственно-временных точек, через которые его линия судьбы должна пройти ОБЯЗАТЕЛЬНО. Их координаты, включая время, устойчивы даже к петле обратной связи. То есть, даже знание будущего, своей судьбы не может их изменить. Это, кстати, нейтрализует противоречие, выводимое из формул Пуанкаре-Лоренца, как доказательство невозможности «путешествий» во времени.
- И снова число «пять»! – Задумчиво начала Анжелика. – Пять органов чувств, пять линеек нотного стана, пять Лучезарных Дельт… А кроме того, ПЯТЬ – центральное число китайской нумерологии, символ утраченной гармонии, о которой так поэтично говорит также и Махабхарата: «Все человечество соблюдало божественный закон - дхарму, и преданно служа дхарме, все люди честно исполняли свои обязанности. Учителя, правители, торговцы и ремесленники с удовольствием делали предназначенную им Богом работу. Все так ревностно хранили добродетель, что не наблюдалось никакого падения нравов, как это нередко случается среди процветающих народов. В должное время женщины рожали детей, деревья приносили цветы и плоды, а коровы – приплод…» .
- А потом «что-то» происходит! – Словно подхватил эстафету Борис. – Устная традиция магов Сумрака, откровения Ле Юйкоу – Даосского монаха VI века до нашей эры, Махабхарата – разделённые веками и цивилизационным менталитетом, все они указывают на некий «Рубикон», точку невозврата, за которой – страдания и хаос! При этом, страдания и хаос предопределены с той же роковой неизбежностью, что и Благодатное Процветание. Ни то, ни другое совершенно не зависело от воли людей – нестабильность динамической системы, лишённой механизма саморегуляции.
- Который обусловлен бинарными алгоритмами формирования управляющих воздействий, то есть – принятия решений. – Зэев отсутствующим взглядом «зацепился» за изображение Великой Арки в долине Тимна на противоположной стене. – В человеческих сообществах это называется СВОБОДОЙ ВЫБОРА! Именно этой свободой обусловлен гомеостаз социальной системы. Никогда не думал, что обрывки древних легенд и туманные откровения сакральных текстов будут иметь такое непосредственное влияние на мою жизнь. Полезно знать, что «взмах крыльев бабочки на одном континенте может вызвать ураган на другом» – важно ещё суметь не оказаться в его эпицентре!
- Вы только что процитировали слова графа Сен-Жермена, которые он мне сказал при нашей встрече в Вене. – Усмехнулся Яир.
- Может быть Вы ещё и с Кантом беседовали? – Почти непроизвольно «съехидничал» Зэев, грустной иронией литературной ассоциации  констатируя утомляющую «неадекватность» реальности.
- Беседовал. – Проигнорировал иронию Яир. – Но я сейчас не об этом. Свобода выбора – это инструмент. НЕОБХОДИМЫЙ, но не ДОСТАТОЧНЫЙ. Стабильность социальной системы обеспечивает КОЛЛЕКТИВНАЯ способность делать ПРАВИЛЬНЫЙ выбор. Конфуций и учитель Мо, чуть ли не первыми в истории философии, наиболее внятно, связали эту способность с НРАВСТВЕННОСТЬЮ. Туманно-интуитивному понятию нравственности они придали достоверность «математической» категории. Сен-Жермен очень живо интересовался «философией морали». Удивительный феномен! Человек, вошедший в историю, как хрестоматийный образ авантюриста и жулика, на самом деле, никогда не врал (в отличие от своего антипода и современника – Калиостро). Просто, сообщаемая им правда, была неприемлемой для окружающих, среди которых было немало «сильных мира сего», в силу их патологической ограниченности. Граф видел в этом некий глобальный дефект мироздания. По большому счёту, философские системы, пытающиеся формализовать понятие нравственности, можно объединить в три большие группы. Первая – этика «разумного эгоизма» (консеквенциализм): я не буду подличать – убивать, воровать, лжесвидетельствовать, прелюбодействовать и т.д., потому что это причинит вред, в том числе, и в первую очередь – мне самому. Вторая – этика «долга» (деонтология): я не буду убивать, воровать, лжесвидетельствовать, прелюбодействовать, потому что это запрещается правилами. Третья – этика «добродетели»: я не буду этого делать, потому что это противно моей человеческой сущности (Кант). Превращение всех этих подходов в факт КОЛЛЕКТИВНОГО сознания, как считал Сен-Жермен, обеспечивается наличием СОВЕСТИ. Совесть, в отличие от всех прочих человеческих эмоций – эмоция СОЦИАЛЬНАЯ, которую он полагал инстинктом самосохранения нации.
- А теперь Вы, уважаемый – с подчёркнутой вежливостью, однако, лишённой сарказма, заговорил Зэев – цитируете слова, сказанные мне мистически-загадочным Гончаром, когда он убеждал меня в необходимости войти в камеру Козырева. Гончар полагал, что СОВЕСТЬ – это социальный аналог Первобытной Энергии, которую мы называем ВРЕМЯ. А поскольку речь идёт о виде энергии, это возвращает нас из области философско-этических построений к физике – объектам, доступным изучению методами естественной науки.
- Я бы сформулировал твой тезис иначе. – С той же нарочитой демонстративностью, перешёл «на ты» Борис. – Это делает «доступным изучению методами естественной науки» те самые «философско-этические построения». Лучезарные Дельты, мистическим образом, воплощают феномен этого единства. Но как только мы признаём этот феномен реальностью, мистика кончается – начинается физика!
- Другими словами, ты хочешь сказать, что нравственные деформации человеческих объединений обусловлены некими, фиксируемыми приборами, энергетическими возмущениями? А власть над этой энергией даёт неограниченную власть над миром живых, над той самой «живой материей», одной из форм существования которой, согласно теории Зэева, является Время? То есть, это ВЛАСТЬ, реализуемая не только «здесь и сейчас», но распространяемая в прошлое и будущее?! ИСТИННАЯ МАГИЯ! – В голосе Анжелики звучала искренность осознания «величия» обсуждаемого «предмета», что так смешно контрастировало с её вызывающе-декларируемым «имиджем» безнадёжно-яркой блондинки.
- Почти так. – Не сумел скрыть улыбку Борис. – Вот только с «приборами» неувязка. Мы их ещё не изобрели. А главное – вряд ли сможем! В какой-то мере, такими приборами являются наши Лучезарные Дельты, но мы ещё не научились правильно «считывать их показания». Тем более, что прибор этот не только и не столько «счётчик», сколько «генератор», создающий те самые «возмущения»! А ВЛАСТЬ, о которой ты говоришь, даётся их полным набором. Но тогда исчезновение двух Дельт – это не «диверсия», а «акт милосердия». Совершенно очевидно, что мы к этой ВЛАСТИ абсолютно не готовы!
- Так что ты предлагаешь? Прекратить поиски?!
- Я предлагаю относиться к этому ОСОЗНАННО. Без слепого, а значит – управляемого, фанатизма, часто именуемого «исследовательским азартом».
- Редкий у тебя талант – испоганить удовольствие авантюры! И какой!! – Анжелика снова «надела блондинку».
Трогательная непосредственность этой перемены «включила» у Бориса череду воспоминаний о прошедшей ночи. Оставив Яира в лаборатории (похоже, поглощение информации стало для него физической потребностью – разновидность голода, иногда это даже пугало, но вчера, после возвращения, у них не было сил даже на страх), они поехали к нему. Борис снимал просторную квартиру в жилой высотке одного из «спальных» районов Большого Тель-Авива. Добирались машиной – после пережитого хотелось ощутить реальность физических законов окружающего мира, приятную, как бриз, скорость хай-вея, нетерпеливые гудки и томительные пробки жилого района – мелочи, составляющие приятно-предсказуемое пространство, в котором было УДОБНО жить.
- У тебя мило. – Доброжелательно-равнодушно произнесла Анжелика, оглядевшись в просторном холле.
- Выпьешь?
- Немного Хеннесси. – Она устало опустилась в одно из кресел, с видимым удовольствием ощущая уютную продуманность обжитого пространства.
Борис вложил в её руку стакан, на треть наполненный янтарной жидкостью, как бы завершающей мизансцену словом КОМФОРТ. Анжелика жадно сделала большой глоток.
- Тебе нравится Яир?
- Мне нравится тебя им дразнить. А Яир – хороший парень. И, если ты хоть немного разбираешься в женщинах, то знаешь, что эта «фигура речи» – смерть любым романтическим отношениям. А если ты хоть немного знаешь меня, то понимаешь, что это правда. Иди ко мне…
Подойдя к её креслу, он опустился на колени, обхватив и крепко сжав её бёдра. В устремлённых на него глазах возникло то странное, трудно передаваемое словами, выражение отрешённой готовности, предвосхищения наготы, обозначающее «точку невозврата». С уже знакомой жадностью, она припала к его губам. Они поднялись, по пути в спальню срывая друг с друга одежду, жадными прикосновениями, словно, освобождаясь от гнетущего напряжения последних часов. Наполняя свои ладони этой гладкой упругой плотью, он ласкал её там, где вожделенно «нельзя», заставляя содрогаться её тело, изрыгая этим нежным красивым ртом брань, столь изощрённую, что этой изобретательности позавидовал бы портовый грузчик. Это было неуместно смешно, дополняя горячий восторг единения весёлым азартом ЖАЖДЫ. Ещё… И ещё… И ещё… Они уснули под утро, в сладком изнеможении не в силах оторваться друг от друга даже во сне.
Их разбудил звонок Яира. Яир звонил на мобильный Бориса.
- Нас ждёт Зэев. Почему-то он решил позвонить в лабораторию. Кажется, это важно. Тебе не трудно будет связаться с Анжеликой? Её мобильник не отвечает.
- Не трудно. – Буркнул Борис, с удивлением услышав в собственном ответе интонации непроизвольной двусмысленности.
К реальности салона в коттедже Зэева его вернул напряжённо-сосредоточенный взгляд Анжелики.
- Извините. Отвлёкся.
- Бывает. – Понимающе (интересно, с чего бы?) улыбнулся Зэев. – Но я должен объяснить, зачем я вас вызвал. Когда-то Эйнштейн, переходя от Частной Теории Относительности к Общей, сформулировал принцип эквивалентности инерции и гравитации. Таким образом, он создал прецедент сведения к ДВИЖЕНИЮ, к скоростям, близким к световой, совершенно разных, на первый взгляд, никак не связанных между собой, природных явлений. Мы уже столкнулись с тем, что человеческая эмоциональность позволяет проявляться релятивистским эффектам в состоянии покоя. Это значит, что наша эмоциональность, с точки зрения физики, также является эквивалентом такого движения. Я должен это испытать! Мне это необходимо, но я не стал бы обращаться к вам с этой просьбой, если бы не чувствовал, что это необходимо НАМ!
Борис, Яир и Анжелика переглянулись.
- Ну что ж, – озвучил общее согласие Борис – добро пожаловать в «клуб», уважаемый профессор. И значит, у нас «всё впереди»! В буквальном смысле! НАС ждёт последняя гексаграмма.

Оказавшись вновь под сводами подземелья, Борис испытал, не перестающее удивлять своей новизной, чувство, похожее на трепетное восхищение. Пока он рисовал 64-ю гексаграмму, Анжелика внимательно следила за «профессором». Лицо Зэева выражало, почти мистическое, замешанное на тревоге, изумление и, в тоже время, искреннюю, неподдельную радость. Инициация Лучезарных Дельт рисунками гексаграммы, ожидаемо, наполнила подземелье ярким, всё усиливающимся свечением.
Когда свет рассеялся, они обнаружили, что по-прежнему находятся под сводами подземелья.
- Упс! Кажется, что-то «не сработало» … – Анжелика растерянно оглядывала окружающее пространство.
- Сработало. – Из тени пустующих ниш вышли два человека – атлетического сложения мужчина и темнокожая девушка с правильными европейскими чертами лица. – Мы вас ждали. Добро пожаловать в 2121-й год…

(Продолжение следует)