Taedium Vitae

Я уже ко всему готов в уходящем високосном. Насколько может быть человек. Потому что это год опустошения и ощущения сиротства.

«Я никогда не воспринимал театр как театр. Для меня там всё было настоящим». (Валентин Гафт).


Он был разный. Любимый всеми – «О бедном гусаре замолвите слово». Причастный к спорту как страстный болельщик – «Футболист». Раздражающий – прообраз Берии в «Мастер и Маргарита» Бортко. И не считал себя крупной фигурой в артистической плеяде СССР, потому что знал Высоцкого, Даля, Смоктуновского, Ефремова-ст. «Что вы… Кто я, и кто – они».

Но именно потому он и велик. Благодатно недооценивал свой талант.

Первое, что вспомнил, узнав об уходе Валентина Иосифовича – любимые фрагменты из сериала «Визит к Минотавру». Павел Иконников, гений скрипки, которого сгубило ровно то же, что и Сальери: мерил себя, глядя на других. И не мог избежать ревности. Что и породило taedium vitae (отвращение к жизни).

Но образ, конечно, гораздо глубже слов. Сейчас пересматриваю эти фрагменты, и понимаю, что taedium vitae и мой главный враг. Не сдаваться. Отыскивать смыслы. Созидать. Не завидовать, а признавать иной и больший талант. И уметь порадоваться за него.

Валентин Иосифович, в этом смысле, прожил счастливую жизнь. Не сдался до 85-ти. И уверен, не случись инсульт, играл бы с прежней страстью на сцене «Современника».

Впрочем, как мы знаем, для него это была не игра, а жизнь.


***


Живых всё меньше в телефонной книжке,
Звенит в ушах смертельная коса,
Стучат всё чаще гробовые крышки,
Чужие отвечают голоса.

Но цифр этих я стирать не буду
И рамкой никогда не обведу.
Я всех найду, я всем звонить им буду,
Где б ни были они, в раю или в аду.

Пока трепались и беспечно жили —
Кончались денно-нощные витки.
Теперь о том, что недоговорили,
Звучат, как многоточия, гудки.

Валентин Гафт