Дом, окнами на Юсуповский сад

Моей героини Софии уже нет. Она ушла из жизни совсем недавно и навсегда забрала с собой горькие воспоминания своей юности. О людях военного поколения столько уже написано, что ее судьба навряд ли кого-то удивит. Но мне так хочется, чтобы среди сотен похожих судеб дорога ее жизни не затерялась и не ушла в небытие.
 Окна квартиры, где жила Соня с родителями и братом, выходили прямо на Юсуповский сад.  Он стал частью ее жизни, приветствуя ее по утрам и провожая в ночь звездами, которые отражались в прудах сада. Эту парковую территорию между Фонтанкой и Садовой Петр Первый некогда подарил князю Дмитрию Юсупову. С годами этот рукотворный оазис в центре «достоевского» квартала получил название «Юсуповский сад» и стал одним из любимых мест отдыха ленинградцев.
Зимой деревья, укрытые белоснежными шапками, из окон Сониной квартиры казались дремлющими стражами, оживающими под порывами зимнего ветра. Весной сад наряжался в нежно-зеленые одежды, еще вчера сокрытые в набухших почках. Летом он приветствовал ее необыкновенной гаммой цветов, так ярко выделяющихся на фоне зелени. Но особо красив сад был осенью. Золото всех оттенков придавало ему особую торжественность и даже некоторую монументальность. Сад был одним из любимых мест отдыха ленинградцев и в любое время года был многолюден.
Соня любила этот парк и этот город. Ей казалось, что так будет всегда. Вот уже год, как она была студенткой 1-го курса факультета иностранных языков Герценовского пединститута. Позади мучительный выбор профессии, одной-единственной, так, чтоб на всю жизнь. По окончании школы она успешно сдала вступительные экзамены и поступила в Ленинградский медицинский институт, хотя и ужасно боялась крови. Ей казалось – смогу, преодолею. Запах формалина в лабораториях, где в стеклянных колбах хранились все части человеческого тела, завершил ее хождение в медицину. Так она стала студенткой педагогического и с увлечением готовила себя к будущей профессии – преподавателя немецкого языка.   Сессия подходила к концу, осталось несколько экзаменов - и впереди студенческое лето!  Это лето Соня запомнила на всю жизнь...
Она была дома одна, готовилась к экзаменам, когда услыхала по радио о начале войны.  Нет, ни страха, ни паники сразу не было – было просто какое-то оцепенение. Забежала соседка – она что-то кричала, металась по комнате. То ли время, то ли состояние шока, в котором тогда Соня находилась, стерли из памяти все подробности тех, первых часов войны. Она не помнила, как вернулась с работы мама, которая работала фармацевтом в одной из аптек города (отца уже не было в живых – он умер от тяжелой болезни), не помнила, о чем говорила с братом, студентом Ленинградской консерватории. Наверно, это и не так важно для нашего дальнейшего рассказа…
Я терпеливо выжидала паузу – София плакала и пыталась справиться со своими эмоциями. Мучительно, шаг за шагом, мы продолжали с ней путешествие в прошлое. Я смотрела на эту маленькую седовласую женщину с опухшими от ревматизма ногами и на какое-то мгновение мне показалось, что передо мной моя мама, такая же маленькая, седая, измученная болями. Комом к горлу подступили слезы, но расслабляться я не имела права – из-за плохого самочувствия Софьи мы несколько раз откладывали нашу встречу, и сегодня, когда она наконец состоялась, мне нужно было довести наш диалог до конца. Я корила себя за то, что невольно причиняю ей боль, но Соня, настроенная на нашу беседу, сама хотела ее продолжения…
Педагогический институт готовился к эвакуации. Софья не поехала – она не хотела оставлять мать, которая часто и тяжело болела. Брат в годы войны   возглавит Военный оркестр в Мурманске. После победы он вернется в родной город и 37 лет отдаст служению любимому делу - музыке. Вместе со знаменитым Оркестром Ленинградской филармонии он, первый музыкант Оркестра, объездит весь мир, ни на минуту не расставаясь со своим другом–контрабасом.
А Ленинград погружался в войну. В конце августа 41-го года город оказался в тисках. 2.5 миллиона ленинградцев остались в блокадном кольце. В ноябре ежедневная норма хлеба для служащих, иждивенцев и детей составляла 125 граммов. Эти маленькие липкие комочки из отрубей, чуть разбавленных мукой, только усиливали чувство голода. Вышла из строя система водоснабжения и воду брали из Невы или каналов. Из обрывочных воспоминаний Софии я пыталась составить картину пережитого ею. Раз в месяц она должна была пешком добираться до института, чтобы получить заветную карточку. Все чаще по дороге встречались шатающиеся от голода люди и все чаще на глаза попадались трупы, чернеющие на снегу. Потом были долгие, казавшиеся нескончаемыми, очереди за пайком. Впрочем, об этом написано много - Соня просто была одной из этих многих, оставшихся в блокадном Ленинграде. Теперь она почти не подходила к окну, чтобы полюбоваться на Юсуповский сад. Да и сам сад выглядел потускневшим и грустным. Может это впечатление исходило от заклеенных крест-накрест окон, таким образом защищенных от бомбежек? А может оттого, что сад опустел – никто не гулял по его красивым аллеям, не катались на замершем пруду фигуристы. Да и сами окна были занавешены тяжелой темной тканью, чтобы ночью не привлекать вражеские самолеты, несущие в город смерть.
И снова Соня вспоминала и плакала, а я снова ругала себя за то, что своими вопросами разбередила ее раны, которые, даже сквозь десятилетия, болят и обжигают душу. Она вспомнила, как с матерью ходила на Сенной рынок, чтобы обменять что только возможно на продукты. Семья жила небогато, а за отрез или недорогое колечко много не возьмешь, но горстке ячменных зерен и кусочку хлеба они радовались как самому дорогому приобретению. Жир не покупали, вспоминает Софья, поползли слухи о людоедстве, и они боялись, что этот продукт мог быть отнюдь не животного происхождения. Сенной рынок находился на расстоянии одной остановки от их дома. До войны Соня преодолевала этот путь за 10-15 минут. Сейчас они с мамой, поддерживая друг друга, шли по этой бесконечной дороге больше часа.  Они часто останавливались и, цепляясь друг за дружку, подолгу отдыхали. А ведь еще предстоял обратный путь…
 Когда они уже не смогли ходить, карточки помогала отоваривать соседка. За услугу брала немного – все, что еще можно было вынести из дома. К концу декабря паек несколько увеличили, но, к этому времени, уже основная часть людей погибла. Умерла и мама... Соня одна лежала в промерзлой комнате, потеряв счет времени и не ощущая ни холода, ни голода. Сколько прошло времени – она не помнит. Помнит только, что сильно беспокоили пролежни на спине. Но ей повезло. Во время очередного поквартирного обхода, на предмет выявления покойников и оказания посильной помощи живым, умирающая Соня была обнаружена и доставлена в лазарет, который был расположен в одном из небольших домов.   Строго дозированное питание в рамках отведенного времени постепенно делали свое дело. Скоро она начала ходить, жизнь к ней постепенно возвращалась.
В спальне Сониной квартиры на стене висит ее довоенный портрет – роскошные темные локоны, падающие на плечи, обрамляют молодое лицо, каждая черточка которого соответствует самым требовательным стандартам женской красоты. Разве могла тогда 19-летняя девушка представить, что ей предстоит пережить? Карина вынесла мне еще один портрет Сони – на нем трудно было узнать ту беззаботную девушку, которая смотрела на меня с довоенного портрета. Роскошные локоны спрятаны под беретом, военная гимнастерка, а самое главное – взгляд. Он уже не был легким и беззаботным, он был печальным и таким глубоким.  На меня смотрели глаза человека, познавшего такое, что нам, не испытавшим подобное, понять это не дано.
Военная статистика – вещь жестокая. София родилась в самый канун 22-го года.
Каждый второй ее ровесник не вернулся с той войны. У поэта Николая Рыбалко есть такие строки:

Год рождения 22-ой,
Рассчитайтесь на первый-второй!
- Первый!
Вместо второго молчанье.
Только ветер березы качает
Над звездой, над литою звездой,
Над плитой, над гранитной плитой…
Сколько первых и сколько вторых
Не вернулось с дорог фронтовых.

Сколько Сониных одноклассников, сокурсников погибли под бомбежками или умерли от голода в блокадном Ленинграде? Сколько из них было расстреляно или сожжено заживо? На мой вопрос, знает ли она что-нибудь об их судьбах, София только покачала головой и, закрыв лицо руками, снова заплакала.
Через 880 дней самая кровопролитная и героическая осада в истории человечества была прервана. Город медленно приходил в себя. Но война еще не была закончена. Прорыв блокады породил огромное количество военнопленных. И Соня, прекрасно знавшая немецкий язык (институт она окончила экстерном), была демобилизована в одну из частей Ленинградского фронта. После тщательных проверок в многочисленных инстанциях, в период которых она исполняла функции секретаря, подписок о неразглашении, София была назначена переводчиком. Допрашиваемые шли потоком - каждый день перед ней мелькали лица тех, кто еще вчера бомбил их город, один из самых красивых городов мира, кто безжалостно уничтожал все, что веками создавали великие зодчие. Каждый день она слушала и слушала признания тех, кто был виновен в том, что из 2.5 миллионов жителей города в живых осталось чуть больше 500. Большинство допрашиваемых не были профессиональными военными – это были люди самых мирных профессий. И это поражало более всего. Она помнит, как во время допроса один немец, служивший до войны актером, начал требовать переводчика-мужчину. Он все время повторял, что такие красивые женщины должны украшать дом, и это преступление привлекать их
на какую либо, а тем более, на военную службу. Практически, все пленные, вспоминала Софья, просили занести в протокол их слова раскаяния и все ссылались на то, что они поверили Гитлеру, что убивали людей против своей воли. Наверно, были и такие. Но нельзя историю массового уничтожения людей списывать только на политиков.
Выбор был и есть всегда. Сегодняшние события в мире – полное тому подтверждение.
Здесь, в воинской части, Соня познакомилась со своим Леонидом, ставшим ее судьбой на всю жизнь. Она часто ловила на себе взгляды ребят, окружавших ее на службе. И только этот коренастый, спортивный парень смог покорить ее сердце. Леонид был летчиком–истребителем, человеком отчаянно смелым – 14 орденов и медалей, среди которых орден Красной Звезды! Впрочем, и Соня не намного уступила мужу – на ее счету 11 боевых наград, каждой из которых она может гордиться по праву.
После войны София окончила отделение начальных классов того же, Герценовского пединститута, обучала детей-дошкольников иностранному языку, преподавала немецкий язык на курсах военных специалистов. А ее Леня работал сначала тренером по гимнастике, а потом руководителем Ленинградской Школы Олимпийского резерва, давшей стране много замечательных спортсменов. Но всю жизнь он тосковал по полетам. И 50 лет спустя бывший военный летчик смог опять покорить небо, но это уже было мирное американское небо.
В своей книге «Избранное» Валентин Левин написал об этой удивительной встрече двух летчиков-истребителей, произошедшей несколько лет назад. Занимаясь английским языком с одним из американцев, Леонид рассказал педагогу о своем прошлом. Вскоре его представили Джону, летчику–истребителю Второй мировой войны. Так Леонид оказался за штурвалом одного из самолетов американского аэроклуба. «В кабине самолета было два места рядом – для пилота и наставника, два штурвала, две панели с приборами - взлет, набор высоты. Американец внимательно посмотрел на Леонида: «Вы были летчиком? Так летите!» - и снял руки со штурвала». Это выдержка из рассказа Валентина Левина «В небесах мы летали одних». И пусть это был не боевой самолет, но 1.5 часа полета над городом через полвека вернули Леониду те ощущения, которые может испытать только настоящий летчик.  Встреча Джона и Леонида переросла в крепкую дружбу двух семей, говорящих на разных языках, но прекрасно понимающих друг друга. 
И снова мы возвращались в прошлое. Я смотрела на фотографию молодой супружеской пары и думала о том, как они внешне непохожи - светловолосый симпатичный парень и темноволосая красавица. Но как они гармоничны в этом своем внешнем различии. А вот фото, где они вместе с американцем Джоном  – уже поседевшие, с заметными морщинками на лицах. Озаренные каким-то особым



внутренним светом, который обычно исходит от людей, несущих в мир любовь и добро, они даже внешне стали походить друг на друга как два очень родных человека. О том, какой они были трогательной парой, рассказала Карина, подруга Софии: «Как Леонид любил и оберегал свою Сонечку, как он ее боготворил! Редкий человек!». Они прожили вместе 65 лет, но годы не только не остудили их чувств – напротив, они еще более эмоционально наполнили каждый миг, который они проводили вместе.
Вот уже столько лет, как Софья жила одна. Но о муже она не говорила в прошедшем времени – он был по-прежнему постоянно рядом с ней, пусть даже и незримый.  И я подумала, что, несмотря на все пережитое, эта женщина прожила счастливую жизнь! Наверно, до сих пор в ее короткие прерывистые сны приходит Юсуповский сад, когда-то днем и ночью глядящий на ее окна. Но почему-то даже во сне по ее щекам текут слезы. Радость и горе, пережитые ею за долгую жизнь, перемешались и растворились в ней, пережитое вновь и вновь захлестывает ее   и все время ищет выхода...
После встречи с Соней я рассказала своим внукам о том, с каким замечательным человеком я познакомилась и через что ей пришлось пройти в своей жизни. Слово «блокада» для них, хорошо знающих русский язык, было ново и непонятно. После моего объяснения мальчишки еще долго недоумевали, как можно было жить, когда в сутки тебе выдавали всего один кусочек хлеба, помещавшийся в ладошку?  Может быть, когда-нибудь, они расскажут своим детям и внукам о том далеком для них времени, когда умение выжить само по себе уже было подвигом. И, может быть, их сверстники будут понимать истинную цену миру и сделают все, чтобы нигде и никогда подобное не повторилось.