Решатель-Робинзон

Просыпаюсь и, ещё не успев открыть глаза, понимаю: тут что-то не так. Слишком яркий свет не позволяет сразу сориентироваться. Когда глаза немного адаптировались в этому свету, взору открывается престранная картина. Я лежу на песке в спортивных штанах, без рубашки, а в пятнадцати метрах ласково плещется голубое море. Вокруг никаких признаков цивилизации. Лишь тень тропической пальмы прикрывает моё тело от обжигающих лучей ослепительного солнца.

Первое впечатление: пока я спал, некая машина времени переместила меня из далёкой Сибири на этот необитаемый тропический остров. Но, с другой стороны, я совершенно трезв, голова работает ясно, никаких похмельных явлений. И в то же время, вся эта обстановка кажется миражом, бредом больного воображения.
Первым порывом человека, оказавшегося столь в непривычной обстановке, является желание осмотреться, чтобы понять, как из этой ситуации выбраться. Я поднялся на ноги и пошёл вдоль береговой линии. Всё это оказалось, на самом деле, небольшим островком. Весь обход уложился в четыре тысячи шагов. Никаких признаков животных я не обнаружил, хотя с верхушек пальм раздавались крики попугаев. Кажется, я оказался Робинзоном, у которого нет ни инструментов для добывания пищи, ни средств для разведения огня. Завершив круг, я оказался на прежнем месте, сел в тени пальмы и закрыл глаза.

Ещё через минуту я сижу на песке, а передо мной, поджав под себя ноги, сидит молодой мужчина в бейсболке, шортах и маечке, на которой написано эпатажное «You are all nerds!», что в переводе означает «Вы все кретины!». По повадкам – крутой программер-системщик или хакер. Он читает нам лекцию об интеллектуальном интерфейсе, который доступен в любой обстановке без использования специальных технических устройств. Я говорю «нам», хотя никого вокруг не вижу. Просто речь этого мужчины как бы обращена к неведомым слушателям, а не ко мне одному.

Мужчина не представился, поэтому я не знаю, как к нему обращаться. Впрочем, обратная связь его совершенно не интересует. Впечатление такое, что он должен отчитать свою лекцию, а насколько студенты её поймут, его вовсе не интересует. Он произносит слова на русском языке, но слова эти, большей частью, специализированные программистские термины, смысл которых я знаю слабо, поэтому общее содержание лекции я угадываю по мимике и жестам лектора. Речь, кажется, идёт об использовании интеллектуального текстового интерфейса на естественном языке, понятном даже идиотам, которые пишут с ошибками. Впрочем, лектор читает свою маловразумительную для меня лекцию, одновременно показывая, как общаться с этим интерфейсом, тыкая пальцами в песок, как будто там спрятана невидимая клавиатура.

Из его лекции я, наконец, улавливаю понятное для меня слово «стент», одновременно понимая, что этот термин он употребляет вовсе не в знакомом для меня медицинском значении, а в каком-то совсем другом. Полная абракадабра. Хуже, чем при первой встрече Миклухо-Маклая с папуасами. Немного поразмыслив, я прихожу к выводу, что самая правильная линия поведения в данном случае состоит в том, чтобы не конфликтовать с этим парнем, а, наоборот, подружиться и, тем самым, исподволь выяснить, как он (а заодно и я) здесь оказался. Это даст шанс отсюда слинять быстро и без проблем.

– Бен, – я протянут ему руку, взяв себе первое имя, которое пришло мне в голову.

– Андрей, – отрекомендовался он.

– Причём тут стент? – проявил я, наконец, интерес к его лекции.

– Всё очень просто, – охотно пояснил Андрей. – В кардиохирургии стентом называют маленькую пружинку, которая вводится в артерию в месте сужения, чтобы восстановить нормальный кровоток. В нашем случае, мы назвали «Стентом» интеллектуальный интерфейс, который способен обходиться без терминальных устройств типа клавиатуры, мышки, лазерных пойнтеров и прочего компьютерного хлама. Ты, насколько я знаю, владеешь гитарой, поэтому вся твоя музыкальная память сосредоточена на кончиках пальцев, а мелкая моторика закреплена в рефлекторных движениях, которые немедленно извлекаются из памяти в виде готовых подпрограмм или микрокоманд, заставляя все девять играющих пальцев мгновенно расположиться на нужных порожках грифа и на нужных струнах.

– Причём тут гитара? – недоумённо воскликнул я, поражённый столь необычной ассоциацией.

Андрей объяснил мне, что, в принципе, можно было бы снимать сигнал не с движений мелкой моторики, как в языке глухонемых, а прямо с нейронов мозга, но уровень распознавания сигналов в этом случае получается намного ниже, потому что человек параллельно генерирует множество слабо связанных между собой мыслей. По этой причине, все мысли, кроме главной, представляют собой шум, какофонию, в которой трудно отфильтровать в чистом виде главную мысль. Скажем, в ходе доказательства теоремы математик думает также о свидании с этой капризной Нинель, а также о последующих предполагаемых действиях, часть из которых столь нескромна, что он сам слегка стыдится об этом думать. Кроме того, для снятия, дешифровки и трансляции весьма ёмких мыслеобразов требуется громоздкая и дорогостоящая аппаратура, в то время как снятие движений мелкой моторики легко осуществляется весьма дешёвой миниатюрной камерой, которая расположена вне объекта наблюдения и, тем самым, нисколько не стесняет этот объект в процессе общения. А уж дешифровка языка этой моторики вовсе не представляет никакой сложности.

– Раньше письма писали гусиным пером, – пояснял Андрей. – Это требовало неторопливости движений при обмакивании пера в чернильницу, смахивании излишних капелек чернил, чтобы они не попали на бумагу в виде клякс. Поэтому мысли, изложенные на бумаге, были хорошо продуманными, а не такими сумбурными, какими они мелькают в мозгу при рождении их или при скомканном разговоре на улице.

Далее было ещё интереснее. Главная ценность интеллектуального интерфейса Стент заключалась в том, что для общения с ним человеку не нужно было долго изучать навязываемый ему язык общения, как учат естественные языки или языки программирования. Человек сам конструировал, по ходу дела, удобный для него язык, а система Стент обучалась его распознавать. Другими словами, не человек опускался до изучения примитивного языка вычислительных машин, а машина – точнее её программное обеспечение – брало на себя заботы по изучению человеческого языка.

– Зачем и кому это нужно? – продолжал удивляться я. – Если каждый будет изобретать свои нелепые и примитивные языки, машины перегреются их расшифровывать.

– Это удобно для проекта, – пояснял Андрей. – Для каждого проекта нужен свой, наиболее адекватный проекту язык. Да, по существу, и не нужно каждый раз изобретать совершенно новый язык. Стоит взять наиболее подходящий из уже известных тебе языков и пополнить его нужными новыми терминами, которые в программировании называют макросами или макрокомандами. Аккорд на гитаре – это и есть готовый макрос, который выражает часто встречающуюся  фразу. Это сильно упрощает общение и, тем самым, сокращает время выполнения проекта.

– Я что, проект? – поразился я.

– Нет, ты – Решатель. Проект – это временная группа специалистов, в которой есть администраторы, техники и другие исполнители, но главный в нём – Решатель.

«Те, кто способны заниматься наукой, сидят в лабораториях. Кто неспособны, руководят ими», – вспомнил я популярную в научной среде мысль и высказал её вслух.

– Именно, – подтвердил Андрей. – Ты тридцать лет занимался совершенно разными задачами, от стохастического охлаждения мюонных пучков до роста сверхчистых кристаллов полупроводников в условиях невесомости. Потому и выбран Решателем в данном проекте.

Я поразился осведомлённостью Андрея элементами моей научной биографии, хотя, если подумать,  эту информацию получить достаточно просто, скачав из интернета список моих статей и монографий.

– Что за проект, и почему для участия в нём меня нужно было без моего согласия перемещать на необитаемый остров? – решительно потребовал я объяснений.

– Я всего лишь программер, – ответил Андрей, – моя роль в нём – лишь ознакомить тебя со Стентом, инициировать твою активность. Содержания проекта я не знаю, а если бы и знал, то мало что понял бы. Что касается перемещения, в этом никакого нарушения прав личности практически нет. Остров слишком похож на курорт: тёплый климат, захотел отдохнуть – искупался в море и спи себе под пальмой. Все эти шезлонги и кондиционеры только отвлекают от дела. Лёгкие алкогольные коктейли размягчают мозг, а глупые девушки вовсе мешают делу. Потому и выбраны такие условия. Впрочем, если проект не заинтересует тебя, или ты покажешь свою неспособность решить поставленные задачи, тебя тут же переместят обратно в ту среду, где нужно будет отсиживать с девяти до пяти в комнате на четырёх сотрудников, стоять в очередях за маслом и колбасой и ругаться с ЖЭКом из-за отсутствия горячей воды в кранах.

– А как же пожрать? – спросил я. – Что-то здесь я не заметил ни бананов, свисающих над головой, ни кофеварок.

– Это совсем не проблема. Всё появится, как только ты освоишь Стент настолько, чтобы смог попросить, чего тебе надо. Всё зависит только от тебя. Просто, в этой обстановке на виду нет ничего лишнего, что могло бы тебя отвлекать от работы в Проекте.

...утренняя боль в спине, мышцы совсем затекли. Пора вставать и делать разминку. Окончательно проснувшись, я в течение следующих пятнадцати минут лежу, размышляю, почему нам иногда снятся столь странные сны, о чём они нас информируют, от чего предостерегают?

13 декабря 2020 г.