Визуально, мы все клопы...

Визуально мы все клопы. Многослойный пирог из клопов покрыл землю на несколько сажень в глубь. Нет это не оптический обман. Это реальность. Люди на циферблате, на стрелке секундомера сделав оборот уходят в никуда. А пыжатся –будто они вечные. Закон инерции двигает нами. Скоро и наш черед. Горемиха закончила речь. Закусила смачно капустным квашенным листом. Продолжила свой начатый диалог… видимо уже с богом. Раньше мы контактировали друг с другом, а теперь и тебя не дождешься. Все черти мерещатся. Свеча горит, надежда есть, что вы придете, навестите. Свеча погасла и все, поле деятельности дьявола и чертей. Гришу в огне часто вижу. Не уж-то он там в аду. А он пальцем никого не обидел. Курицу не мог под топор положить. От крови сознание терял. А теперь там. Правда однажды мне во сне приснился. Стоит на фундаменте. Как памятник, лицо правда с налетом времени. Сед, не стрижен. А костюм на нем ну прямо от Версаче. И сам он как будто в других сферах. И мне говорит. Нюра, пока не спеши сюда, здесь холодно… поживи для себя. Вот я и живу для себя. Вчера Квиту баранку гнула. Сегодня с тобой Пятровна , как Зорька капусту уминаю. А самогон, ух какой аж пар из-под меня прет. Я вот зачем к тебе пришла. Одолжи пять сотен. Хочу у Гриши на памятнике звезду снять. а дубовый крест Грушенке поставить. Я и с Молдаванином договорилась. Это ему задаток. Остальное с пенсии. Тебе долг верну и ему доплачу. Растиков выкопала в воде стоят… хочу на могилке посадить. Гриша ох как любил цветы. Он мне все упоминал, как в сорок втором контуженный очнулся, а вокруг красота такая, растики белые… подснежники. А у меня в голове говорит: - все кругом. Я умирать уж собрался. Думаю, какое счастье умереть средь цветов. Хотя после войны он не мог терпеть белый цвет. Даже простыни я заменила на зеленые. Он цвета белого пужался. А от крови сознание терял. Я допытывалась. Как так, войну прошел, а крови как дитя боялся. Он как-то изрядно был в подвыпитье… хотя врачи ему запрещали алкоголь… он мне все и проведал. Друг у него был… вместе начинали воевать. Под Харьковом минометы их немецкие накрыли. Я говорит успел в воронку сползти. А друг его не успел, его на двое разорвало… а он боли не чувствует, в горячке кричит: - Гриша заряжай! И умер. Там столько крови было, что ему глаза застило на всю оставшуюся жизнь. А что эти молодые единороссы знают о войне? Что у немцев все было лучшее.  И воевали немцы лучше и народ культурней. Я-то, войну плохо помню, но ров тот помню. Мы с мамой ездили на опознание. Полон ров смерзших тел женщин, детей и стариков. Месиво из человеческих тел.  Мама после этого и свалилась, заболела и умерла. Сердце не выдержало. А наши сейчас суки детей своих россиян лечить не хотят. Немцы опыты проделывали … может что и для науки пригодилось. А наши бездействуют. Убивают с ухмылкой. Смотрю в телевизор и что вижу. Одни ничтожества. Как так можно было сделать, конституционный суд глава государства превратил в ничтожество. Думу в ничтожество. А конституцию в туалетную бумажку. Хорошо Гриша, ты ветеран, там, и не ведаешь что здесь сучье поганое творит. Это вашей кровью, твоего друга кровью полита эта земля. А они ее продают за кусок дерьма и сыр с маслом. Землей торгуют, как навозом. Горемиха от своих слов разрыдалась. Прости Пятровна… нет, не буду я звезду менять. Крест сейчас у Гапона… мне с ним не по пути. А звезда, она на небе. Пусть мне и Грише, там, путь освещает. Пятровна наливай! Я корону снимаю. Беда и самогон удовольствие взрослых. Помянем Гришу.  Средь кнопок и завязок нас с тобой компьютерный геморрой уж не тревожит.  Мы с тобой полуфабрикат в стране ноу- хау. Страна большая, как ****а безразмерна.  А человеку места нет. Россия баба на сносях, ей постоянно делают кесарево сечение. Спасают дитя. А выходит спасали урода. Вот так и живем. Не человек, клопы и сплошная синтетика. И президент у нас синтетический, а аппетит правда волчий. Народ беснуется. А детям нравится. А я Пятровна постоянно живу с душевной травмой. Верная примета, после слез бывает и радость. И сморщив лоб она запела: «Солнце села на закате, баба едет на лопате. Подпоясана мешком, манду чешет гребешком…»  Я как японская статуэтка … у меня Пятровна видишь морщина во весь лоб как тугой резинкой мозг давит. Иногда невтерпёж, а иногда от боли даже интересно…мозг в гофр превращается, и я как фарфоровая статуэтка подвержена иным формам. Есть две одинаковые, но разные вещи…
-Это какие?
Жизнь и смерть. Они равны по значимости.  Важны как таковые. В этом безумном, пошлом мире.  И мы как на острове Пасхи
Каменные или полу каменные изваяния. Скоро вся страна превратиться в каменных монстров  без души и сердца.