Зыряне на Тоболе. Отрывки

ДЕМОБИЛИЗАЦИЯ

Небольшой колёсный пароходик отвалился от пристани Ялуторовска и не спеша пошёл вниз по течению, выбирая фарватер. Извилистая река, ещё не полностью спавшая после наводнения, обнажила крутые, обрывистые берега с выстроившимися тополями. С дорожным чемоданчиком, в военной матросской форме, Василий, стоя на корме, вглядывался в становившуюся всё более знакомой местность сквозь  ряды тополей и заросли краснотала. Матрос возвращался домой, в Ивановку, после пяти лет службы во флоте, чем был чрезвычайно доволен, доволен тем,  что возвращается домой к родным, что снова встретится с Аграфеной и они, наконец, поженятся. Письмо с извещением он отослал перед демобилизацией и надеялся, что его ждут.  Почти однообразные картины берегов за изгибами реки навеяли воспоминания об отъезде, тогда ещё совсем молодого парня, их прощание с Аграфеной и её обещание ждать. Прошло пять лет – как там дома? Письма приходили  ему не часто – далеко от Тобола до Тихого океана.  Душу грела мысль о том, что не с пустыми руками он возвращался – уже перед отъездом  зашли с провожающими товарищами в кабачак да и сел в одну компанию в карты играть, скопилось немного за годы  службы.
И надо же, выиграл сто рублей. Заблестели было глаза азартно, но товарищи оттащили от стола и деньги сохранились, купил подарков родне и платок цветастый Аграфене, Грапе. Вскоре по левому борту остались крыши домов юрт Ново-Атьяловских – плыли к Ивановской пристани.
Дома, после радостных восклицаний, объятий и слёз матери, как всегда бывает после долгой разлуки с родным человеком, после раздачи подарков и за быстро накрытым по случаю столом, мать, сочувственно глядя на Васю, сказала,
- Вась, а Грапу на Красой горке в Тюмень увезли, в дом аркирейской(архиерейский) служить взяли.
Зыряне не знали и не произносили букв «ф» и »х», соответственно и слова русские произносили на свой манер. Отвыкшему от этого Василию не сразу и смысл сказанного дошёл, но поняв, наконец,  он поперхнулся, оправился и выскочил из-за стола.
- Да как же это…
- Дак веть, Васенька, попы-то прознали, что у нас воровством не балуются, вот и берут в услужение.
Радостное настроение мигом улетучилось. Василий вышел во двор и закурил свою трубку, мысли мешались в голове, но долго раздумывать не пришлось – брякнула щеколда на калитке, пришли с поля отец, Яков, с братом Гришкой. Обнялись по- мужски. Отстранившись, отец оглядел  Василия в форменке.
- А ничего, ладный стал на службе, заматерел, небось  и силёнка есть… Ну, пойдем в избу.
Мать уже убежала с хлопотами к летней печке, Гришка топил баню, на столе стоял глиняный жбанчик с домашним пивом и глиняные же кружки. Отец расспрашивал о службе, о земле тамошней, о людях – Василий рассказывал. Рассказывал о порядках на корабле, о плавании по океану, о драках с иностранными матросами, случавшимися иногда в портах, и том, что они же и научили его боксу, чтоб руками не размахивать. Мать, между тем поставила чашки с горячим супом и Василий достал из чемодана ложки металлические, купленные на выигранные деньги. Пришлось и об этом рассказать. Доставая, коснулся и чуть придержал руку на цветастом платке для Аграфены. От Якова не скрылось это движение. Он понимающе кивнул головой,
- Не тужись, Вася, вернём мы твою Грапу. Вернём и поженим вас.
Василий повеселел – раз отец одобряет, значит, так тому и быть. Вечером, после работы, вся родня собралась повидаться с бравым матросом и разговорам не было конца.
Через день, собравшись и уговорив отца Аграфены, отправились в Тюмень. Уладив все дела в доме архиерея, привезли девушку, а перед покосом, не затягивая и обвенчались в Ивановской церкви Василий и Аграфена Болотовы.
13.12.2020

ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Зимним вечером четырнадцатого года Василий, при свете керосиновой лампы-семилинейки, прошивал сыромятью хомут, Грапа пряла веретеном шерсть на рукавицы, Дочка Варенька, трёх лет, спала на печке, раскинувшись на старом полушубке. Семья жила в своём доме, отделившись от отца.
 Вася, - подала голос Грапа, - а ты не пойдёшь к Грише Подорову?
Григорий на днях вернулся с приисков золотых, куда ушёл ещё в одиннадцатом, неурожайном году. Многие тогда уходили из села на заработки.
- Вон, у Анны Николай собирался, да и Ваня Борисов тоже. Сходил бы, Вася, послушал.
- Ладно, - поднялся Василий и вынес хомут в сени.
У Григория уже сидело несколько мужиков, а сам он, отмахиваясь от махорочного дыма, обстоятельно рассказывал о своих приключениях вдали от дома. Василий слушал, набивая свою матросскую трубку. Григорию повезло, смог заработать деньги и вернуться с ними целым и невредимым, можно было снова поднимать хозяйство. А ещё он рассказал, как в двенадцатом году взбунтовались рабочие на приисках и как их солдаты расстреляли.
- Дак, а чо поднялись-то?
- Как чо? Кормить совсем дерьмом стали, а высчитывать – высчитывали. А ты попробуй землю с камнями весь день ворочать, не жрамши ладом. Там и наш, Чернин –то Андрей, был. Пропал со всеми.
- И чо, недоверчиво хмыкнул Николай, - по ним стреляют, а они стоят?
- А куда ты денешься, окружили их в казармах. В тайге-то не все умеют жить. Там и александровские были кто-то.
 Александровка – село соседнее.
 Зыряне, всегда промышлявшие охотой, даже если и хозяйство было, неодобрительно молчали.  Василий, ещё во флоте, слышал и листовки читал (во флот неграмотных не брали), как в пятом году восстали рабочие Питера и Москвы, как крестьяне жгли помещиков. Действительно, куда ты денешься, если намертво привязан к работе или земле. Разошлись ближе к полуночи. Проходя мимо школы, Министерского училища, Василий вспомнил про хомут, про то, что завтра надо будет везти тёс на ремонт крыши её. Дома, не зажигая лампы и стараясь не шуметь, разделся и нырнул под одеяло к Грапе. Она, не просыпаясь, повернулась к нему, прижавшись, и положила руку на грудь.
- Вот и хорошо, - подумал Василий, согреваясь и мирно засыпая.
Весна и лето, за трудами да заботами, прошли быстро. Дочка, помощница, росла – то цыплят покормит, то грядки с мамой полет,  то и дома прибирается, подвязав платочек, а то - с куклами играется. Зимой Василий для них и посуды деревянной нарезал.
К концу лета известие пришло – Россия в войну вступила с Австрией. Ну, в войну, так в войну. На то и армия есть у царя-батюшки, чтобы воевать. Не знали зыряне, да и знать не могли, какие силы и страны втянутся в это многолетнее побоище и как капитализм проявит себя во всей животной свирепости. Конечно, лучше, легче стало жить в Ивановке, как железная дорога прошла через Ялуторовск: и мануфактура появилась в продаже, и скобяные товары, и свои изделия лучше расходились.
Утюги да жнейки, самовары да косилки конные, грёбки да машинки швейные. Пароходы по Тоболу пошли – опять приработок. Но о монополиях, грызущихся за рынки сбыта и дешёвой рабочей силы, только по своей винной лавке знали, которая закрылась – не казённая.
Война оказалась затяжной и кровавой. Осенью стали запасников призывать. Под призыв попал и Василий, направили его под Мурманск, подводником служить.

СОРОКОВЫЕ

Казалось бы,  привыкли к новым условиям, приспособились – живи, учись, работай, но – нет, снова войны, не обошедшие стороной и Ивановку: и Халхин-Гол, и финская,  и Великая Отечественная – везде довелось участвовать воинам из Ивановки. Великая Отечественная – самая кровопролитная и долгая, о ней сохранилось много свидетельств, как  официальных, так и воспоминаний самих участников. 190 человек ушли на фронт и 70 из них не вернулись, погибли. Неимоверно трудно выживало и село, все силы напрягая для фронта, для победы – всё как у всех, но была одна особенность, о которой нельзя не сказать.
РАЕВСКИЙ СТЕПАН ВАСИЛЬЕВИЧ
1936 – 1950 г.г.
 Эта коротенькая надпись обозначена на могильном камне. Он стоит на Ивановском кладбище. За ней короткая, но заметная судьба. Жил он, собственно, на хуторе Трисан, что в трёх километрах от села Ивановка, но жители его являлись выходцами из села, поэтому и кладбище было у них одно. Впрочем, и с противоположной стороны, из другой деревни, людей хоронили здесь же. А всё потому, что ещё в девятнадцатом веке, зыряне, переселенцы из Вологодчины, образовали здесь, на реке Тобол, небольшой анклав. С самого раннего детства Степан отличался необыкновенной физической силой. Уже в пятилетнем возрасте способен был выполнять тяжёлую мужскую работу. В те годы основной тягловой силой у сельчан была лошадь. На телеге, перед вспашкой огорода, вывозили скопившийся навоз – необходимое для картофеля удобрение. И вот этот мальчик по возрасту самостоятельно нагружал телегу, вывозил в огород, заворачивал лошадь в оглоблях перпендикулярно телеге и переворачивал её, вываливая навоз. Затем лошадь снова поворачивали по ходу телеги и она, начиная движение, вставала на колёса. Работа на весь день. Двор ли расчистить зимой от снега, семена ли грузить в мешках для посева – он уже справлялся с этой работой. Став старше, в трудные военные и послевоенные годы, Степан работал на лесозаготовке. Конечно, это вызывало восхищение и удивление у односельчан. Уж слишком рано проявились его мужские качества.
Вечерело. Летние дни длинные и солнце надолго зависало над тополями, обозначавшими берега Тобола., луга и озёра под горой хутора и стену соснового бора, начинавшегося невдалеке о т него. Зной постепенно рассеивался и под горой оживилась мелкая домашняя живность: выводки гусей заплескались на глади озерца, притулившегося к горе хутора, похрюкивали свиньи, рылом выдирая корни камыша, другие нежились в тёплых, илистых лужицах у берега. Во дворе, гордо выпятив в пёстрых перьях грудь и задрав голову, прокричал петух, нашедший червяка и призывающий кур. Пеструшки заинтересованно повернули головы. А две из них, ближние, побежали к нему. Пушинка, кошка сибирской породы, легонько пошевеливая хвостом, высматривала напрягшись что-то в траве. Вздрогнув и припав к земле от петушиного крика, кошка, недовольно оглянувшись, скрылась в траве. Василий Яковлевич (Як Вась) собирался сходить на Длинное озеро (Кузь ты) поменять и переставить снасти, да и рыбы свежей не мешало бы принести домой. В колхозе, после посевной, готовились к сенокосу. Год прошёл, как война кончилась, а многие мужики ещё не были демобилизованы. Вернулись израненные да искалеченные, а почти половина ушедших на фронт и не вернулись – кто без вести пропал, кто погиб, похоронки пришли. На посевной слесарь из Бердюгинского МТС приезжал к тракторам, разделся по пояс перед обедом умыться, так смотреть больно – правая рука вся перебита, кисть не разгибается, под рёбрами след от осколка, вмятина всю кожу стянула. Уж так-то жалостливо смотрела на него Клавка дочка, подросток ещё, которая к отцу, Василию прибегала. И ведь хорошо работал парень, не придерёшься, все неисправности устранил, как и умудрялся с искалеченной рукой. Конечно, зять свой, муж Анны из Больше-Тихвино, тоже инвалидом был,   пальцев на правой руке не было, а на гармошке научился играть, но  он с рождения был таким. Отец его, Иван, что за бандами гонялся после Гражданской, в первых призывах ушёл на войну и погиб на Ленинградском фронте.Мысли прервал появившийся в калитке сосед,
- Здорово, дядь Вась. Слышал, что Стёпка –то наш учудил?
- Нет. А чо?
- Дак он цыганку у Тобола подловил видно, завалил её да и попользовался…
Василий недоумённо смотрел на соседа.
- Ну, пошла она видно одна, то ли травы собирать, то ли ещё чо, а Стёпка и заприметил её..
- Будь ты неладен… И чо теперь будет?
Да чо, чо… ничего не будет, понравилось ей, бабы вон от смеха укатываются – прибежала, говорят, встрёпанная вся, ругается на чём свет стоит, муж так, кричит, никогда не пользовал.
Хохотнув, сосед вышел из калитки, а Василий направился к озеру, размышляя о Стёпке. Десяти лет от роду, он был хорошим помощником в колхозе, выполняя вполне мужскую работу – силёнок хватало, да и деревенским он был насквозь. В городе, другой, выучится на машиниста и ездит всю жизнь по рельсам, на вправо, ни влево сворачивать не надо, но – уважаемый человек, специалист. Правда, механизмы знать надо, так сейчас ими сильно никого не удивишь. Это бабка Анисья упала на колени и « Свят, свят, - закричала, - нечистая сила», когда первый аэроплан над Ивановкой пролетел в двадцать четвёртом году. А деревенскому всё надо знать и о погоде, и о земледелии, и о животине всякой, и уметь мастерить всё своими руками. Вот недавно кросна (ткацкий станок) Варваре, дочери, в Ивановку отдали – без единого гвоздя сделан. Кузня, конечно, есть в колхозе, да чего на неё надеяться. Муж, Горчагов Николай, раскулаченный, вернулся из ссылки и конюхом работает. Детей вот бог им не даёт… А Стёпка с любой работой справляется, зимой и на лесоповале наравне с мужиками работать начал. С этими  мыслями Василий дошёл до озера.
Жизнь Степана Раевского закончилась  трагически. Катаясь на коньках по первому осеннему льду, Степан провалился и утонул. Говорили, что цирковое училище Свердловска было готово взять его на обучение, но родительская жалость возобладала, кто бы мог предвидеть. Но память о нём осталась , очень уж необычным человеком был.
18.12.2020

ПЯТИДЕСЯТЫЕ

Пятого марта 1953 года на Ближней даче скончался Сталин, довольно долго находившийся на вершине власти и сосредоточивший значительную её  часть в своих руках. Ему приписывают построение социализма в СССР, под его руководством свершилась победа в самой кровопролитной войне двадцатого века. Однако, надо понимать, что Джугашвили(Сталин) был выходцем из Кавказского региона, где прошли его детство и юность и где он впитал все присущие этому региону традиции – то, что сейчас обозначается термином менталитет, который весьма устойчив в людях, складывающийся из образа жизни в конкретных природно-климатических условиях. Традиции набегов с целью грабежей, существовавших у всех горцев мира, сочетались с традициями безусловного подчинения интересам клана и лично его предводителю, что мы совсем недавно наблюдали в Чечне. Поэтому, по мнению автора, Сталин направил все свои усилия на достижение личной власти в правящей верхушке страны, позиционировав себя, как «верного ленинца», авторитет которого был чрезвычайно высок в партии, создав перед этим культ его, чему очень поспособствовали средства массовой информации, деятели искусств и кино. Ну и, конечно же, чиновничество. Как всякий живой организм, оно всегда, в любой системе, стремится к размножению, захватывая всё новые и новые позиции, особенно в строго вертикальных структурах, и всегда его отличали преданность и преклонение перед вышестоящим. Наивысшим достижением  его можно считать и должность Сталина – Генеральный секретарь. Обычно, секретарь в аппаратах – это технический служащий, но дух чиновничества пробился на самый верх. Да и как по другому – огромная территория, разноконфессиональность и разноязычие требовали контроля партии, диктатура которой уже подменила диктатуру пролетариата. На кавказский менталитет(скажем так) Сталина наложился и менталитет бессменного правителя, опасающегося возможных рисков лично для себя. Опора на НКВД, которая взяла на себя функции царской жандармерии, создала в стране атмосферу страха и недоверия, которая охватила и дальние сёла, подобные Ивановке. Перестановки, посадки и расстрелы свели на ноль инициативу масс, осталось только неукоснительное исполнение спускаемых сверху указаний.
Может быть, поэтому  врачи не смогли помочь умирающему Сталину, боясь даже прикоснуться к нему, он получил то, что посеял. По сути дела, Сталин строил  кавказский социализм, или , говоря мягче -  южнорусский, не зря же в былинах старший богатырь Святогор всю жизнь скакал по горам Араратским и копыто его коня не ступало на землю русскую, но тост Сталина на праздновании победы был посвящён всему русскому народу за его доверие власти.
Сразу после смерти Сталина, в верхнем эшелоне, началась борьба за власть, которая затянулась на годы. Вначале её оспаривали между собой Берия и Маленков – оба они пришли к пониманию, что власть должна быть в государственных структурах, но позднее в борьбу включился и Н. Хрущёв, секретарь ЦК партии, предпочитающий, чтобы власть была в партии, в  надгосударственной структуре, управляющей и советами, и исполкомами. Партия, вычищенная в сталинский период от большевиков ленинской закваски, имеющих собственное представление о пути развития и формирующего его в дискуссиях, эта выхолощенная партия поддержала Хрущёва, вкупе с авторитетными военачальниками, игнорируя полноценную демократию – одну из составляющих социализма. Довод, с момента образования СССР,  всегда приводился один – мы находимся в окружении недружественных капиталистических стран и мобилизационная политика - это единственное, что может сохранить независимость страны. Вся эта катавасия вверху безусловно доходила и до низов. Наконец, в 1956 году, на двадцатом съезде КПСС, был осуждён «культ личности» Сталина, началась реабилитация незаконно осужденных, многих – уже посмертно.
А в Ивановке, между тем, приспособившись к новым, послевоенным, условиям, зыряне жили, работали, рожали детей.. Зимним днём, после обеда, Василий Болотов, уже в годах, подходил к дому, где жил зять Александр Иванович Шешуков, учитель сельской школы – Санко, как по свойски  называл его Василий. Около дома возился в снегу мальчонка, очередной внук Василия.
- Сергунь, - окликнул его Василий, - мать дома ли?
- Не… она у Волковых…
- Ну сходи, позови её.
/Мальчонка посмотрел на деда, одетого в телогрейку, в кушаке и с берестяным коробом за плечами, шмыгнул носом и пошёл звать маму. У дочери Анны этот был  пятым ребёнком, четырёх лет от роду, дома ковылял на слабеньких ножках ещё один, Женька, да в зыбке качался последыш - девочка Люда.
 - Ничего, вырастут, советская власть не даст пропасть, подумал Василий, сам поднявший большую семью. Вышла Анна и отец выгрузил ей часть замороженной рыбы, добытой в Тоболе. У Анны была самая большая семья из своих отпрысков, да и жила недалеко от хутора, не ленился иногда круг дать – проведать, помочь чем может. Санко – хороший зять, на гармони играет – любил Василий послушать и подпеть иногда.  Гулеватый немного – так музыкант, в школе детей пению учит, военруком стал, даром что инвалид, пальцев нет на руке. Зимой вот зайцев стреляют со старшеньким, Витькой. Двенадцать лет уж ему, а брать его с собой на охоту с шести лет стал. Второй-то, Юрка, к ружью так и не пристрастился.
Шагая по зимней дороге, ведущей через Кыром, береговую глубокую промоину, и вдоль реки на хутор, размышляя о жизни, Василий невольно сравнивал прошлое с настоящим. Женился он на Аграфене, забрав её из архиерейского дома, в десятом году, в одиннадцатом Варвара родилась - неурожайным был год, а под Омском люди вообще голодали, писали в газетах и слухи доходили. Как построили железную дорогу, Тюмень стала воротами в Сибирь, через Ялуторовск поезда шли. Тогда, с девятого года переселенцев много ехало на свободные земли, государство им помогало. Помогать – помогало, а голод всё равно был. Потом хозяйства поднялись, окрепли и разбогатели некоторые. А потом и революция пришла с Гражданской – сбросили и Колчака с чехами, и япошек, опять крестьянство силу набирать стало. Не так, конечно, как до революции, но всё же…
Колхозы появились с техникой – труду крестьянскому облегчение, но зачем было середняков раскулачивать, хоть убей, непонятно. Зятя раскулачили, Николая Горчагова, а за что? Отродясь они богатеями на дармовщину не были. В достатке были – так и работали сами, не покладая рук, сроду батраков не держали… и не один он такой был. Вернулись из ссылки, в колхозе так же работают, хорошо и ответственно. А вот интересно – смогли бы те, кто богато жили трактора с комбайнами купить? Василий усмехнулся – вряд ли.  Государство, оно хоть и за народ, да только за какой народ – за рабочих больше, а крестьян сильно не поважало. В тридцатом потому и поднялись мужики, что зерно в казну по дешёвке брали, а инвентарь нужный втридорога продавали. Где же тут справедливость – вот и поднялись, да что толку, плетью обуха не перешибёшь. Государство на то и государство - что ему нужно, то и делает, а с ним не потягаешься. Так что, купить трактор и смогли бы богатеи, да уж слишком дорого бы это обошлось для них, проще на лошадках работать. Ничего,  в колхозах тоже живут: и электричество есть у всех, и радио. Телефоны в конторе, школе. медпункте, на молзаводе.
Во двор Василий вошёл уже в сумерках.
Сергунька, меж тем, давно уже грелся в избе у печки. Изба была старой и местами прохудившейся -  крестовый дом, поделённый на два хозяина. Когда-то в нём жила семья Болотовых, одна из многих в Ивановке, затем постепенно разъехавшаяся из него. В войну туда сельский совет заселил высланных калмыков, а потом отдали школе для учителей. Так и жили – в одной половине учитель Шабаев с семьёй, а в другой – учитель Шешуков с семьёй. Сергунька, конечно, не знал ничего об этом, принимая за должное всё как есть.  Он только знал, что здесь родилась младшая сестрёнка Людка.  Тогда их, всех детей, увела к себе ночевать  тётя Валя, как привыкли называть Варвару, старшую сестру мамы. На следующий день, дома в постели рядом с мамой, они увидели малышку в пелёнках и им , малышне, пояснили, как эту малышку нашли в стогу сена за огородом. Теперь он грелся, вспоминая деда в пимах и в телогрейке – наверное дошёл уже до хутора. Таким он и остался у Сергуньки в памяти. Весной, на рыбалке, сердце его прихватила острая боль. Прижав руки к груди, Василий без сил опустился на выступ берега, там его и нашли хуторские.
Гроб с телом повезли на телеге через лес на Ивановское кладбище, одно на три деревни. Рядом сидел зять Санко, Александр Иванович, и всю дорогу играл на гармони плясовые и просто весёлые мелодии – таков был наказ покойного.
- Я умру, Санко, - говорил он зятю, - ты мне плясовые играй, люблю я весёлую музыку, привык во флоте и нечего плакать обо мне.
В хуторском доме остались жить дочь Мария с мужем и дочкой, а мать, Аграфену, увёз к себе сын Евграф, председатель сельсовета в Больше-Тихвино.
26.12.2020

ОСЕННЕЕ В ДЕТСТВЕ


Пришла осень, в октябре уже летали «белые мухи» и в один из дней, когда пашня стала белеть от снега, Сергунька, сговорившись с братьями Гошкой и Федькой, решили отправиться на Политовское озеро в километре от села. Гошка, которого старшие уже звали Ёгор, так как он ходил в школу в первый класс(от имени Егор, но с ударением на первом слоге, как принято у зырян), рассказал, что подслушал разговор своего дядьки с товарищем про землянку, которую они, старшеклассники с их конца улицы, выкопали и оборудовали около озера. Надо было достать стекло, чтобы вставить в окошечко. Любимой игрой у послевоенного поколения мальчишек была игра в войну. Самый старший брат Сергуньки, Витя, тоже участвовал в этих играх и так наловчился делать разное оружие из дерева, что к нему прилипла кличка « Гитлер», на которую он сильно обижался – какой же он Гитлер, если всегда за «наших». Землянку надо было осмотреть и троица, не раздумывая долго, отправилась к озеру. Было холодно, подмораживало и, одетые не по-зимнему, в фуфайках, сапожках резиновых и без варежек, мальчишки стали мёрзнуть.
- Ничё, - сказал Гошка, шмыгая носом, - уже близко, в землянке согреемся. Там ветра нет и печка вроде стоит железная, кустов-то много.
Землянка, однако, оказалась запертой. Молча и растерянно они смотрели на дверцу. На их счастье, дома быстро спохватились родители, не видя их на улице. Санко, дядя погодков, тоже быстро сообразил, куда они могли податься. Дядя Паша тут же отвязал дедову, запряжённую в сани кобылу Машку  и, настёгивая её, помчался к озеру.
- Ну, паразиты, ну, вояки хреновы, -  подъезжая, громко выкрикивал он, - а ну быстро валитесь в сани, - и не дожидаясь, пока они начнут шевелиться, схватив Сергуньку с Федькой за шиворот, рывком бросил их в сани. Гошка сидел уже там.
- Ну, получите вы у меня дома, вояки, - пообещал дядя Паша.
Сергуньку дома тоже ждала воспитательная экзекуция.
29.12.2020

ВЕСНА 61-ГО

Весной, 12  апреля, весь мир облетела новость – советский космонавт Юрий Гагарин на корабле «Восток» совершил космический полёт. Эта новость взбудоражила всех, отец не отходил от тарелки, радиоприёмника, слушая все новости, а они вращались вокруг полёта. Гордость наполнила народ, а через неделю на Тоболе начался ледоход и вся ребятня побежала на берег.
 Льдины, глухо шумя и потрескивая, шли плотной массой. На изгибе реки, где  течение  становилось сильнее, льдины наползали друг на друга, становились на ребро, выказывая зеленоватую нижнюю часть, и с громким треском ломались. У самого берега деловито сновали трясогузки.
- Вишь, - показывали маленьким подростки, - синичка прилетела и лёд хвостиком разбила.
Самые отчаянные мальчишки пытались спуститься с берега вниз, чтобы покататься, но их одёргивали старшие – не дай бог, если что случится. Иногда поток льдин прерывался и показывалась тёмная вода.
В мае Сергуньке исполнилось семь лет и его всё чаще называли, на зырянский манер, Серож или Сергей, но с обязательным ударением на первый слог. Язык такой. Почему Сергунька – непонятно, но на соседней улице, мальчишка с другим именем, на всю жизнь остался с кличкой Гунька. Вода в Тоболе, к этому времени, подпёртая на севере льдами, поднялась выше берегов и залила всю пойму – море разливанное. Рыбаки ставили снасти прямо за огородами, а то и в самих огородах, где было пониже. Гривы с селом стали островом, окружёном водой, которая понемногу уже спадала
День с утра был солнечным, но прохладным, образуя рябь на воде, тянул ветерок. Мужики готовили большую лодку, пыж, чтобы отправиться на хутор – кто по делам, а кто просто навестить родных. С ними увязались и дети. Сергею тоже хотелось навестить тётю Машу, мамину сестру, и посмотреть с хуторской горки на разлив. Когда всё было готово, лодка отчалила от берега.
 Проплыв развесистые тополя у Кырома, лодка вышла на открытое место и тут же на неё навалились волны, гонимые усилившимся ветром от русла реки. Лодку стало раскачивать с боку на бок, и рулевой вывернул её против волны. Теперь волны били в нос лодки. Дети испуганно молчали, сбившись в кучку и держась друг за друга, мужики, зло матерясь, боролись с волнами, пытаясь выгрести к кустам, в затишье. С треском сломалось одно гребное  весло. Положение стало критическим, но им повезло – течение загнало их в эти самые кусты. Напряжение спадало.
- За детей нас убили бы наверно, - проговорил один из мужиков, устало вытирая потное, посеревшее лицо. Переждав волну и стараясь не отрываться от кустарников, на двух вёслах добрались до хутора. Обратно детей отправили пешком через лес и со старшим, через Королёвский мост.


НА КОЛХОЗНОМ УЧАСТКЕ

Колхозный участок Тёмное находился в километрах двенадцати от села, за государственным лесом. Там были пашенные и сенокосные угодья, там же выпасали гурт телят.Колхоз ориентировался на мясо-молочное направление. Туда и отправили Сергея, паренька, устроившегося на лето пасти конный молодняк. Две избы из кругляка, летняя кухня да два загона - всё, чем располагал участок.
Рядом с загоном телят была устроена весовая, где время от времени их перевешивали. Пастухи получали зарплату с привеса, а у Сергея был оклад – шестьдесят рублей в месяц. Это была и помощь семье, и себе на обновки хватало.
Однажды на участок приехала целая бригада работников с ветеринаром. Телятам, в один приём, навешивали металлические бирки на ухо, как пломбу, ставили укол от бруцелёза и кастрировали бычков. Немного поглядев на действия подручных ветеринара, Сергей тоже включился в работу. Нужно было взять бычка за рога и ноздри одновременно и, подставив подножку, свалить его на землю. Прихватив ноги, чтобы не брыкался, проделывали нужные операции. Один из работников, что постарше, собирал удалённые яичники в чистое ведро.
- Зачем? – спросил непонимающе Сергей.
- Как это, зачем. Пожарим потом на кухне.
После сделанной работы, на летней кухне, под водочку, работники поели жареных бычьих яиц. Сергей поел с ними.
Исподволь, пастух телят дядя Егор, посвящал юношу и во взрослую мужскую жизнь, теоретически  разумеется, но Сергей не имел склонности распространяться о своих пристрастиях и симпатиях к девчатам -  полуотшельнический образ жизни стал сказываться. Не то, чтобы он стал замкнутым, но меньше стал говорить, больше наблюдая за природой, за животными и птицами. Раз в неделю Сергей отправлялся домой помыться в бане, сменить бельё и сходить вечером в клуб, пообщаться с молодёжью, узнать их новости. По накатанной дороге расстояние от участка до села составляло примерно двенадцать километров, но потом старики подсказали ему более короткий путь, примерно вдвое, через болота и однажды, двигаясь неторопливо по болотной жиже верхом на Валете, Сергей услышал недалеко от себя шум воды и отфыркивание. Вздрогнув от неожиданности вначале, он увидел лося. Это был самец с огромными рогами. Самку с телёнком Сергей видел и раньше, она доверчиво выходила к ним, когда они литовками косили сено для себя, но этот был – богатырь. Большие рога, длинная горбоносая морда и вращающиеся круглые глаза сразу нарисовались в голове Лешим из детских сказок.
А потом начался сенокос. Трактористы быстро выкосили большие площади, конные косилки прошлись между кустарниками. Бригаду, прибирать скошенное сено, привозили на грузовиках, оборудованных сидениями. Поварихи, на оборудованном стане, готовили горячий обед, на который старался подгадать и Сергей. Приготовленного хватало, поварихи сами предлагали поесть, подшучивая одновременно над тем, что конь Валет не отходит от него.
- Чисто, собака какая, - удивлялись они, а Сергею нравилось чувствовать себя своим среди людей. Накормить прибывшего человека – это была норма, так должно было быть, и так было . Много позже, в армии, голодным среди людей он никогда не оставался. Даже тогда, когда в ГДР их оркестр  участвовал в каких- либо мероприятиях, немцы старались накормить военных и, как минимум, кофе предлагали всегда. Нормальные человеческие отношения. Но, увы, время изменило в России людей. Совсем недавно, сопровождая жену, учительницу, на Всероссийский конкурс педагогов в Санкт-Петербург, оказалось, что все булочки на перекус подсчитаны, о чём недвусмысленно заявили Сергею организаторы. Была растерянность и непонимание вначале, а потом и осмысление того, что произошло. Город, который спасал, как мог, весь Советский союз во время войны, а главное – их детей, внутренне стал настолько прагматичным, что о гостеприимстве здесь забыли. За всё нужно платить, и платить вовремя в центре Российской педагогики. Век живи – век учись. Но это - потом, а пока Сергей с удовольствием поедал наваристый суп среди сельчан и жизнь казалась удивительно хорошей.
12.01.2021