Часть II. В круге втором - виртуальном? Роза Вити

ТАЙНА МЕБИУСА
Продолжение

ЧАСТЬ II. В КРУГЕ ВТОРОМ - ВИРТУАЛЬНОМ?
 
РОЗА ВИТИ РИНАРА ПОД РУЧКУ С ТЁТЕЙ АСЕЙ

У Саши была такая редкость, как компьютер.

- Наташечка, иди сюда, я тебя просвещать буду. Ты уже знаешь, что такое «Интернет». Я тебе про «тетю Асю» расскажу.
- Это еще кто? Заместитель Соломона Филимоновича?
- Почти что.

Саша оставил карьеру массажиста и устроился разработчиком и модификатором компьютерных технологий, потому что по образованию был программистом. Он был временно невостребован, как почти все в образовавшейся стране, а потому в студенчестве занимался массажами ради добывания хлеба насущного. Пришло время, - и он вернулся к родной стихии, в которую стремился погрузить и меня.

Саша включил компьютер. Экран почему-то замелькал. Саша осмотрел свое сокровище с внимательностью врача:

- Монитор полетел. Менять надо.

Экран вдруг перестал мелькать, и на нем появился какой-то мост через реку, а потом дверь. Но тут же картинка исчезла, и экран замелькал снова. На миг я почему-то ощутила себя мужчиной и подошла к компьютеру, наугад нажала несколько кнопок - экран успокоился, и на нем появилось изображение, напоминающее дверь с ручкой, похожей на мягкий знак. Я поднесла к экрану гребень и неожиданно ручка-мягкий знак размножилась, превратившись в текст из сплошных мягких знаков. Через мгновение этот текст сделался обычным, вполне читаемым.

- Ведьма! - сказал изумленный Саша и собирался начать работу, как вдруг мне в глаза бросился заголовок этого текста: «Роза Вити Ринара».

Я поразилась. Когда-то, очень давно, мы с Адрианом гуляли по лесу и сочиняли вместе сказку, которую я так и озаглавила «Роза Вити Ринара». Один из героев сказки - как раз тот Витя Серебряшечкин, в бане которого я гадала на старый Новый год. Мы шли по лесу, буквально устраивая театр, принимая разные роли, потом меняясь ими: то я была Розой, то Клёном Квебековичем, то наоборот.

- Чудеса! Откуда, Сашечка, у тебя здесь моя сказка?!
Саша пожал плечами.
- А-а-а!.. Догадываюсь! Помнишь, ты набирала ее у меня? Ну, тогда ты пришла ко мне, родители мои были на даче. Вспомнила? Летом это было...
- Сашенька, то была статья для газеты «Кот и пес». И называлась она иначе: «Роза в жизни кота Пафнутия».
- Да какая разница, какая роза?

Хорошо помню, что та статья называлась «Роза в жизни кота Пафнутия». Я писала в ней о связи растительного и животного мира, о магии деревьев и животных, о том, какими гребнями и как надо расчесывать кошек и собак. У каждой моей кошки была такая расческа, сделанная Дорогомиловым из древесных пород, соответствующих гороскопу друидов. В кармашки зубцов этих гребешков я заливала, по совету Дорогомилова, бальзам для повышения «пушистости» шерстяного покрова и профилактическую жидкость от блох и других насекомых-паразитов. Статью, помнится, напечатали, а гонорар мои любимцы давно проели. Я им тогда много мойвы купила, «вискасов»-то они не признают, отвергают цивилизацию, как и хозяйка.
- Сашулька, - обняла я его за шею, - а распечатай мне, пожалуйста, эту сказку.
-  33 поцелуя!
- Идет.
- А про «тетю Асю» слушать будешь?
- Буду. Только позже, ладно? Ты не обидишься? Я чуть-чуть поработать должна. Ко мне сейчас клиентка придет.
- Ну вот, всегда так, когда дело касается компьютера. Ты, наконец, хочешь им овладеть или нет?
- Да хочу, хочу. Только не могу же я клиентку бросить! Вон уже в дверь звонят!

Пришла женщина. Умное, интеллигентное лицо. Редкое, одухотворенное.

- Входите, пожалуйста.

Анастасия Романовна жаловалась на здоровье. Все остальные проблемы привыкла решать сама.

В отличие от многих Анастасий, она предпочитает именно полную форму своего имени. Младшая дочь Адриана Настя терпеть не могла своего полного имени, потому что где-то вычитала, что Анастасия с греческого переводится как «оживший мертвец». Она называла себя только усеченной формой Настя. Жизнь её получилась какая-то усеченная, Настя погибла очень глупо.  Она с компанией сверстников отдыхала в Париже. Они шли с группой по обочине дороги. Анастасия была одета в сабо на высоких каблуках. На спине несла рюкзак. Мимо ехала одна-единственная машина. Настя случайно подвернула ногу и пошатнулась. Непостижимым образом лямка рюкзака зацепилась за зеркало машины, Настю подбросило. И насмерть.  Мне вспомнилось явление Адриана и меня охватило потусторонним холодом, однако я быстро перевела мысли на клиентку, на события здесь и сейчас.

Вообще-то многим нравятся как раз сокращенные формы имени, что сродни модным вкусам на несовершенные подростковые фигуры - та же незавершенность и неуклюжая угловатость.

Святочное имя, по мнению Анастасии Романовны, призвано возвысить его носителя и приблизить к образу ангела-хранителя. Красота своего имени развернулась перед Анастасией Романовной в его полноте, оно как бы повторяет весь строй алфавита, эту Богом данную гармонию.

- Уж если сокращать мое имя, то, скорее всего как Ася. Эта «триада» более созвучна полному имени Анастасия. Да и мне более подходит, отвечает моему отчасти восточному происхождению. Один из моих предков был Осадул. Он вел свой род из Касимовского царства. Вам известно об этом царстве?
- Его, кажется, разрешено было образовать татарским ханам под Рязанью?
- Да. Так вот, мой прапрапрадед Осадул имел эти татарские, касимовские, корни и жил на Рязанщине в большом селе Морозовы-Борки. Он принял православие. Был чудесным кузнецом. Я вам как-нибудь покажу подкову его работы, которая до сих пор хранится в нашем семейном музее.
- Эта подкова висит у вас над дверью как оберег, наверное?
- Скорее как память о предке. Этой подкове уже больше 150 лет. От каждого предшественника у нас в семье что-то осталось. Приходите, я поведаю вам нашу семейную историю и покажу наш домашний музей. Это весьма любопытно.
- С удовольствием.

Работать с Анастасией Романовной было легко и приятно, потому что моя имятерапия лишь подтолкнула ее к тем самоисцеляющим истокам, о которых эта женщина давно размышляла и знала об их живительной силе.
- Не обошли мою семью сталинские репрессии. Пришлось пережить утрату близких и родных мне людей. Много болела сама. И серьезно болела, не было никакой надежды на выздоровление. Но всегда «воскресала». Мое имя переводится «воскресшая» - и оно подходит мне, как никакое другое.

Образ своего имени Анастасии Романовне представляется похожим на раннюю византийскую икону, какие бывали на Руси в XI - XII веках. Это вечное материнство, яйцо - символ начала жизни. Взор изображенной моей клиенткой Матери на этой «иконе» был обращен к ищущим Бога и обретшим его. Вся икона пронизана солнцем, светом.

- Божьим светом, - пояснила Анастасия Романовна.

Он-то, этот Божий свет, и был исцеляющим началом.

- Какая у вас старая квартира. Дореволюционная, наверное? - поинтересовалась Анастасия Романовна, когда я проводила ее в коридор.

- Дореволюционные - три первых этажа. А выше - сталинская надстройка. Видите, какой у нас причудливый коридор - только в надстройке такие лабиринты и бывают. И кухня-щель: рассчитывали, наверное, что благосостояние народа будет расти, кухня со временем отомрет, а люди будут питаться в ресторанах. Так, видимо, замышлялось.
- Да, в этом была какая-то задумка. В самом деле, в то время работали домовые кухни. Надо сказать, готовили там вполне прилично. Люди покупали уже готовые комплексные обеды, оставалось только подогреть... Интересная, интересная постройка.
- Настолько интересная, что у нас тут привидения поселяются.

Я рассказала Анастасии Романовне о загадочных явлениях блондинки в соседней квартире.

Анастасия Романовна читала лекции по истории России и состояла членом клуба любителей старины.

- Что ж, Библия эти вещи допускает. Вы, наверное, знаете, что фантом Екатерины Второй после ее смерти многие видели. Приводят исторические факты из жизни некоторых знаменитых людей. Один и тот же человек мог в одно и то же время находиться в разных местах, - поддержала разговор Анастасия Романовна.
- А на Руси жило поверье о так называемой белой бабе. Знаете, наверное? Она была вестницей судьбы, предсказывала будущее. Иногда умирающие видели смерть в образе женщины, одетой в белое. Может, блондинка и белая баба, - схожие образы?
- В самом деле, мы еще очень мало знаем об этом мире. Все может быть. Я уже ничему не удивляюсь.

Я вспомнила: по поверьям, втыкали над матицей можжевеловую ветку, чтобы избавить себя от видения белой бабы. Кстати, подкова над порогом (Анастасия Романовна мне своим рассказом о предке напомнила) - прекрасный оберег! Надо посоветовать соседке. Над нашим порогом подкова висела, хоть и самая обычная, из магазина, но белая баба нас не пугала.

- Ася и впрямь привлекательное сокращение, - сказала я, провожая Анастасию Романовну, - вот и компьютерщики его облюбовали.
- От чего я далека, так это от компьютера.
- Я тоже. Зато к природе близки!

Я почувствовала страшную усталость. Меня потянуло в сон. Легла пораньше, но заснуть что-то мешало. Я поняла, что меня так и тянет к распечатке сказки, которую мне сделал Саша. Саша не ложился, сидел за компьютером. Я включила ночник и принялась читать:

«Старичок с бугроватым носом, опускавшимся чуть ли не до нижней губы, продавал пучки колючих прутиков, перевязанных розовыми ленточками. Был он одет в добротный тулуп, лицо его словно поросло седым мхом, на носу красовались очки, из-под которых смотрели строгие глаза - синий и желтый.

Люди, спешившие в подземном переходе, не обращали внимания на продавца колючек, но Витя Серебряшечкин сразу перед ним остановился. Витя - голенастый парень с рыжеватой бородкой и усами, растущими клочьями в разные стороны. Взгляд у него пристальный, немного насмешливый. Он долго служил ветеринарным врачом в лесном заповеднике, ставил градусники оленям, делал клизмы лисицам, заставлял ежей принимать горькие порошки - дел у него хватало.

В то же время Виктор в душе был художником. Какой-нибудь нарост на ольхе он несколькими движениями острого ножичка превращал в забавную рожицу. Сухая березовая веточка оборачивалась пляшущим чертиком. Из лесных походов Витя приносил тяжелый рюкзак, набитый шишками, кусками коры, ветками. Художественные поделки Серебряшечкин щедро дарил знакомым и незнакомым.

Одна ехидная ведьмочка наградила Витю Серебряшечкина прозвищем Витя Ринар. Прозвище в заповеднике не привилось, поскольку работники его не слыхивали о французском художнике Ренуаре. Витю же это прозвище потянуло на подвиги, он оставил своё пахнущее карболкой, лизолом основное ремесло и поехал в Москву художничать. В заброшенном подвале ветхого дома он оборудовал мастерскую с набором пил и пилок, топоров и топориков, буравов и буравчиков, шил и шилец. В старой часовенке Серебряшечкин поместил свою первую персональную выставку картин.

Человек, несведущий в живописи, попав на выставку, приходил в недоумение: на одном полотне голые трехногие розовые дамы гонялись за испуганным фиолетовым ангелом, на другой - громадная зеленая крыса грызла оранжевую пятку желтого скелета, на третьей, - задрав в красное небо шесть голубых ног, летела в небеса кобыла с золотым нимбом вокруг головы. Большинство же полотен изображало мужчину, напоминающего самого Витю, конечно же, обнаженного, с крестиком, болтающимся на груди и непомерно большой пипишкой.

Вслед за любителями авангардной живописи на выставку потянулись иностранцы. Американец в ковбойской шляпе, белых брюках и красном пиджаке подолгу любовался каждым из творений Серебряшечкина и на прощанье выложил за шестиногую лошадь целых триста долларов, что очень обрадовало Витю. Но это было только начало, вскоре стала сбываться заветная Витина мечта - построить себе собственный терем на опушке леса, в тех самых местах, где он лечил зверей, - Витя был мастер на все руки.

На краю березовой рощи Серебряшечкин расчистил кусок земли, заложил фундамент своего терема, разбил грядки и выкопал колодец, в котором чуть не утонул. И в один из дней, когда он спешил за город к своей стройке, он и натолкнулся в подземном переходе на продавца колючек. Витя остановился. Старичок взыскательно смотрел на него разноцветными глазами: оценивал - настоящий ли это покупатель.

- Розы? - спросил Витя Ринар.
- О, да! - ответил старичок, и его синий глаз слегка улыбнулся: продавец смекнул, что покупатель настоящий.
- Почем?
- Пучок - рубль.
- Всего-то? - удивился Серебряшечкин и хотел еще что-то спросить. Но едва он отдал рубль и получил связку колючек, как старичок исчез, словно шестиногая голубая лошадь в красном небе.
- Вот это да! - пробормотал Витя Ринар, и ему мгновенно представилась другая картина: длинноносый старичок летит в облака, держа в руках по розе. Но это полотно он так и не написал, потому что наяву стали твориться еще более удивительные вещи.

Застилая крышу своего терема жестью, Витя скатился вниз, хлопнулся оземь и сломал два ребра, как определил живший неподалеку доктор Здоров. Это был далеко не старый врач, обладатель компьютеров для диагностики и старый Витин приятель. Доктор наставил на художника самый хитрый компьютер, напоил его настоем из секретной лесной травы, и через неделю Виктор снова сидел на крыше и завершал покрытие своего терема.

Еще через некоторое время, распиливая бревно на доски, Витя отхватил циркулярной пилой средний палец правой руки. Витя и тут не растерялся, завернул палец в чистый носовой платок и поспешил к волшебному доктору.

- Палец? - сразу спросил Здоров.
- Угу, - удивленно отвечал Витя.
- Средний, на правой руке, - уточнил врач.
- Точно, - отвечал Витя. - А как ты догадался?
- Компьютер! - весело пояснил Здоров. - Приставил отрезанный палец к его кровоточащему корешку, поколдовал над ним картинкой из компьютера, туго перебинтовал и напоил художника настоем из таинственной лесной травы. Через пять суток Витя Ринар изящно ковырял поврежденным пальцем в носу, хотя это занятие не вполне подходит живописцу со столь красивым прозвищем.

Однако ковыряние в левой ноздре средним пальцем означало, что художник что-то вспоминает. Вспомнил! О пучке колючек, оставленном в рюкзаке.

Шла середина мая. Зацветал шиповник. Высаживать розы было поздновато. Не пропадать же добру. Две колючих веточки Витя сунул в грядку среди хвостиков морковки, а самую длинную воткнул рядом с тощим пеньком, имевшим загнутый книзу сучок. И надо же - наметанным лесным глазом Серебряшечкин тотчас приметил сходство пенька с физиономией старичка из подземного перехода: сучок, загнутый книзу, напоминал тянувшийся к нижней губе нос продавца; седовато-зеленоватый мошок на пеньке был совсем как растительность на его щеках; два безымянных округлых гриба над подобием переносицы казались очками торговца колючками.

Впрочем, это сходство лишь мимолетно скользнуло в Витином сознании - он спешил настилать полы в жилой комнате своего терема. Между тем, оказавшись в непосредственной близости от колючего черенка, старый пень не мог не проявить присущей ему галантности.

- Ради Бога, простите, что обращаюсь к Вам, но ввиду того, что нам, очевидно, предстоит долгое соседство, считаю нужным Вам представиться, - сказал пенек. - Мое имя Клен Квебекович. Как ни странно, мои предки происходят из Средней Канады, что станет понятным, если вслушаться в мое отчество.
- Пардон, мне очень неловко, что вынуждена явиться перед Вами в обнаженном виде, - ответствовал черенок. - Но мой род тоже из знатных. Меня зовут Роза Филициатовна Горделивая.
- Ну, я так и полагал, так и полагал, - зашептал Клён Квебекович. Едва Вы коснулись меня своей верхней колючкой, по моему телу пробежал электрический ток, что является несомненным признаком Вашей родовитости.

Никакие родословные баронов, графов и даже королей не идут ни в какое сравнение с родословной какого-нибудь лютика, незабудки и даже заячьей капусты. Правда, цветы куда скромнее людей, цветы не хвастают своим древним происхождением. А если к каждой травинке и почке относиться бережно, они поблагодарят куда щедрее, чем самый богатый король.

Прошел май, в конце июня произошло важное событие. Из кончика носа Клена Квебековича появилась маленькая веточка, а на ней - коричневатый листочек, похожий на детскую ладошку с растопыренными пальчиками.

- О, это великий знак, - прошептал Клен Квебекович. - я молодею. Ведь именно такими листьями одевались мои предки - клены, да и сам я когда-то облачался в такой же наряд. Сначала он был нежно-зеленым, потом красно-коричневым, а когда наступала осень, моя листва окрашивалась в желтый, красный, оранжевый цвета...
- Но и со мной происходит нечто странное, - молвил колючий черенок, известный нам под именем Розы Филициатовны. - Вы посмотрите на эти острые коричневые бутончики, покрывшие мое тело. Из каждого выглядывает зеленый язычок. Выходит, я тоже молодею.
- В моих глазах Вы всегда молоды и прекрасны - от души воскликнул Клен Квебекович.

Миновало еще несколько солнечных дней. Окрестные березы вовсю шумели листвой, местный соловей устал петь и лишь изредка пускал раскаты своего голоса под самые белые облака, а мальчик Димка, сын художника Вити Ринара, уже не раз выдергивал пышные хвостики морковок и с хрустом поедал бледно-розовые корешки. И вот этот Димка, у которого глаза были далеко не такими зоркими, как у его отца, однажды утром заметил, что на ветке Розы Фелициатовны, кроме зеленых листиков наливается толстенький, багровый остроконечный бутон.

- Ур-ра! - завопил Димка. Наша роза собирается расцвести! - он поспешил к отцу, который в ту минуту головою вниз, свесившись с острого конька крыши, приколачивал очередной виток деревянного узора, и рот его был набит мелкими гвоздями.
- Папа, где у нас пила? - крикнул Димка.

Папа в ответ пробурчал нечто маловыразительное - гвозди мешали говорить, а мчаться в очередной раз к доктору Здорову с гвоздями в желудке ему совсем не хотелось. Лишь заняв на крыше позицию вверх головой и выплюнув гвозди в кулак, Витя Ринар спросил:

- Зачем тебе ножовка?

Дима, сбиваясь от восторга, сообщил отцу о примечательном событии на огороде и добавил, что необходимо срочно спилить старый уродливый пенек, чтобы не мешал любоваться расцветающей розой.

- Ну, это еще надо исследовать, что чему мешает, - Виктор съехал на пузе вниз по крыше. Он подошел к Клену Квебековичу и Розе Фелициатовне, оглядел их со всех сторон и многозначительно свистнул. Во-первых, он окончательно узнал в старом пеньке странного старичка, исчезнувшего в подземном переходе, тем более что в кольцах грибных наростов на коре пенька уселись два мотылька - синий и желтый - и это был точь-в-точь строгий взгляд продавца колючек. Во-вторых, Витя Ринар увидел, что от подножья Клена Квебековича поднялся к небу добрый десяток прутиков с нежно-багровыми листиками, напоминавших детские ладошки. В-третьих же, и на колючих стебельках розы, слегка трепетали теперь продолговатые округлые листики, отороченные коричневатыми зубчиками. Тут папа Витя нанес сыну Диме легкий, но обидный подзатыльник.

- Ты чего дереш-шься?- проверещал Димка. - Чего я такого сделал?
- Учись смотреть! - сказал Витя Ринар. - В прошлом году был пенек, как пенек. Я и сам хотел его выкорчевать. А теперь смотри, как он возрадовался. Значит, ожило его старое сердце, значит, снова жить захотелось.
- Какое у него сердце, - все еще обидчиво верещал Димка. - Пенек и пенек.

За это высказывание Серебряшечкин-младший заработал второй, более ощутимый подзатыльник и шмыгнул носом, что означало, что он вот-вот побежит жаловаться маме, нередко награждавшей Диму шлепками, но не разрешавшей отцу обижать маленького.

Тут Витя сбегал в терем, вытащил из гвоздя розовую шелковую ленту и соединил ею макушку Клена Квебековича с верхушкой розового куста.

- Ты понимаешь? - весело спросил он сына, - ты понимаешь, что произошло? Корни старого пенька срослись под землей с корнями розы. Это значит, что они теперь неразлучны. Между ними возникла любовь! Любовь!
- Гы, - сказал Димка. - Гы. Он слишком часто рассматривал пипишки на отцовых картинах и уже не верил в любовь. Но в любовь верил художник Витя Ринар, твердо верили его мудрая жена Анна и тихая дочка Дарья. Верили белые березы, обступившие терем Серебряшечкина, верили даже хвостики петрушек на грядках.

Поэтому еще через три дня произошло чудо. Расцвела роза. Огромная. Теперь она полностью заслуживала свое имя - Роза Фелициатовна Горделивая. Она была похожа на удивительную музыку и благоухала так, что запах ее долетал до недалекого шоссе, по которому сновали автомобили, а удивленные шоферы останавливались и открывали дверцы машин, стараясь угадать, откуда исходит божественный запах.

Когда стало темнеть, и люди ушли, к грядке, где высились пенек и роза, слетелись три тысячи ночных бабочек, пять тысяч комаров-долгоножек и семь тысяч безымянных мошек. На противоположной грядке уселись тридцать семь лягушек, пять ящериц и три жабы. И все говорили, шептали, пищали:

- Они сплелись корнями... Но у них же огромная разница в возрасте... Эротика! Секс!... Погодите, у них пойдут дети!..

Это было похоже на свадьбу, только гораздо красивее. А утром, когда взошло солнце, на ветвях розового куста появились еще шесть бутонов. И Клен Квебекович восхищенно вскричал:
- Посмотри, любимая, это наши дети!

Бутоны стали розами. Не такими, как Роза Фелициатовна, но все же чудными розами. Через полмесяца, стало, увы, заметно, что наружные лепестки главной Розы стали жухнуть и опадать. Потом пожелтел передний листок на носу Клёна. То же стало твориться с листьями березок.

Витя Ринар устроил персональную выставку в одном из престижных московских салонов. Одни посетители смущенно пожимали плечами, другие восхищались, тем более что в прихожей было бесплатное шампанское и вафли. Одна старенькая искусствоведьма - божий одуванчик - произнесла речь о том, что живопись Серебряшечкина люди начнут глубоко понимать лет через сто. Ибо ей присуща перфиртиально-кульфюдерлиальная фалибердность. Из-за океана прилетел ковбой в красном пиджаке, привез с собой брокеров, менеджеров, спонсоров, дистрибьюторов, и Виктор получил необходимую сумму для завершения терема и постройки бани.

А за окном кружились снежинки. Снег засыпал грядки. Только уродливые останки напоминали то место, где сплелись корнями Роза и Клен. Они спали. Снился им лес, где клены шевелили красными и оранжевыми листьями, а под ними цвели сотни роз...».

Меня охватила мучительная грусть. Я глянула на Адрианову фигурку из корня. Она заулыбалась, подмигнула, как мне показалось, голубым глазом, похожим на глаз нашего Луиски и глаз продавца колючек, и исчезла. Я дотронулась до того места, где она лежала, рукой, почувствовала, будто дотронулась до кленового листочка, но это было обманчивое ощущение, которое вскоре сменилось холодом. Какой может быть сон?.. Вот тебе и здрасьте, я ваша тетя! Ася. Высокая блондинка с бурым носом.

***
Был уже полдень, когда я первый раз проснулась. Уснула поздно, под утро. Я обнимала что-то острое. Это была фигурка Адриановой головы из корня. Саша давно ушел на работу, и я снова закрыла глаза.

***
Много незнакомых людей. Нам дают задание нарисовать психологический рисунок моря (!). Люди рисуют море, похожее на аквариум, с яркой голубой водой и разноцветными рыбками, напоминающими леденцы. Я нарисовала два крутых обрыва. Море у меня получалось какое-то темное и трагическое. Смертоносная стихия, готовая в любой момент разыграться.

Пришел автобус, стали собирать рисунки. Я не успела дорисовать своего моря. Листок с рисунком выхватили прямо из моих рук, как контрольную работу в школьные годы, когда звонок уже прозвенел.

Проснулась. Испытываю сильную фрустрацию. Это от незавершенности действия. Психологи проделали эксперимент. Посадили нескольких мужиков нанизывать на нитку бисер. Мотивировали тем, что проверяют внимание. Работу было предложено оставить незадолго до того, как нитку бисера каждый почти что собрал. Испытуемые старались доделать работу до конца даже после того, как им было объявлено, что сейчас придет другая группа, поэтому бессмысленно продолжать это пустое занятие: через несколько минут весь бисер снова будет снят с нитки. Однако испытуемые, здоровые дяди немалых габаритов, просили экспериментатора не мешать им доделать дело, которое до этого им казалось глупым и зряшным. Те, которым так и не удалось завершить работу, испытывали жуткую фрустрацию. Доказали, что фрустрация вызвана незавершенностью действия и всегда возникает в аналогичных случаях, каким бы бессмысленным это действие ни было.

Стало быть, надо было снова погрузиться в свое сновидение и дорисовать море. Фигурки на подушке рядом уже не было. Я замерзла и встала. Завтра мы с Сашей уезжали в Болгарию проводить медовый месяц, где нарисовалось море реальное...

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ С ОБОРОТНЕМ

В Болгарии мы попали на свадьбу моей подруги. Люба выходила замуж за Эмила. Мать Эмила - болгарка, отец - испанский еврей.

- Наташа, ты знаешь, я случайно услышала, как переговаривались сестры Эмила.
- Ну и что? Ты чем-то обеспокоена?
- Про меня было сказано, что я «страхотна булка». Я, конечно, отъелась на свекровиных харчах: банницы, баклава, штрудел... Все такое вкусное. Но не до булочного же состояния! Я измеряла талию и остальное - все в порядке!
- Чакай малко! - кому-то кричал вошедший в комнату Эмил.
- Эмил, как переводится «страхотна булка»? - спросила я Эмила.
- Это кому такой комплимент сделали? Саше? Что у него страхотна булка?
- Да как тебе сказать?..
- Это переводится, - размеренно проговорил с акцентом Эмил, сильно округляя «о», - «красивая молодая жена». Одним словом, «красивая молодожёнка». А! Кажется, лучше сказать: «только что вышедшая замуж», почти что еще невеста. Поняла? Ты ведь у нас только что замуж вышла.

Эмил собирался стать свидетелем нашего с Сашей брачного союза.

- Это твоей Любе сделали комплимент.
- Да?! Я рад! Любашечка, перчик ты мой! - поцеловал он свою «молодожёнку».
- Не перчик, а персик! - закапризничала Любашечка. - Сколько раз я тебе буду повторять?
- Ну ладно, перчик, меня там зовут. Мне еще, знаешь, куда надо пендюрить?
- Ха-ха-ха! Эмил, ты где такие слова выучил?
- Так Любашечка моя говорит.

Он убежал.

- Ты знаешь, он так меня опозорил! Мы ехали в машине с его партнерами по бизнесу. Он ка-а-ак выругается по-русски. А партнеры русские, смеются, спрашивают, где он таких слов набрался. А он им говорит, что это Любашечка научила. Представляешь, стыд какой? Можно подумать, что я только словами ненормативной лексики объясняюсь! - Люба была филологом. - Хорошее он трудно запоминает, а тут... Когда мог такое услышать? Или подшутить решил?
- Да ладно, Любонька, зато ты у нас страхотна булка! А спасительные русские слова мы все употребляем, когда прижмет, это наши старинные воззвания к языческим богам. Ничего страшного, - успокоила я подругу.

Я вспомнила Сониху и поделилась с Любой текстом заговора на счастье в браке, которому меня выучила бабка. А позднее мы узнали, что у болгар есть даже имя Страхил. И означает оно совсем не то, что у нас, а совсем наоборот: привлекательный, симпатичный.

***
Мы шли вдоль моря, в направлении бывшей правительственной дачи Живкова. Вдруг на Сашу надвинулся огромный коричневый медведь. Это была необъятных размеров загорелая, как лесной орех, пожилая женщина. Она была в евином костюме и поигрывала своими огромными, будто мячи, грудями.

- Саш, тебя чуть титьками не задавили.
- Да...уж...

За «медведем» телепался «медведин муж». Маленький, плюгавенький, слюнявенький. Был он, как видно, белокож, но, повсюду следуя за титьками своей жены, совершенно сгорел от солнца, и сделался красным, как выползший из воды вареный рак. Он робко прикрывал свой, возможно, обгоревший пенчик.

К слову, вспомнился смешной простодушный Матвей Федорович, которого я встретила в одной из командировок по деревням, когда работала в этнографическом музее. В деревне все уже давно забыли, какое имя-отчество было у мужика. Для всех он был просто Мотей. В войну попал Мотя в плен к немцам, работал у богатого крестьянина батраком. Мотю страшно поразили немецкие коровы. Он то и дело рассказывал, вернувшись в родную деревню:

- У них коровы знашь каки? Бока - во! Рога - во! А титьки-то, титьки! Титьки - ВО!!! - изображал Мотя своими лапищами огромные объемы, как в рыбацком анекдоте о размерах рыбьего глаза. Попал Мотя в тюрьму аж на пять лет за низкопоклонство перед Западом. Но про титьки до сих пор вспоминал...

Этот нудистский пляж нам очень понравился. Людей на нем было мало. Иногда рядом предавались медитации йоги. Иногда приходили молодые парни, поглазеть сквозь темные очки на голеньких женщин. В основном же здесь обитали философы и натуралисты-любители. Весь сезон мы купались только там. Фотографировались всласть.

- Теперь найдем свои фотографии где-нибудь в порножурнале, - высказала я опасения.

Обожали купания под луной. Тогда пляж был вовсе пустой, для нас двоих. Выбирались из воды, - на столе нас ждала свежеприготовленная в маленьком прибрежном ресторанчике цаца - жареная килька. Ужин был тоже на двоих. Есть рай на Земле!

- Вам кофе приготовить?
- Если можно - чай.
- Чай? Хорошо. Русские любят чай!

Болгарский билков чай (чай из трав) мы обыкновенно гоняли под русские эмигрантские и блатные песни, которые проигрывали ресторанные работники. Должно быть, в их представлении, это тоже любят русские. Наверное, это представление им помогли составить разъезжающие "по заграницам" «новые русские».

- А тыквички есть? - спросили мы у официанта.

Он помотал головой в стороны.

- А салат по-шопски?

Официант повторил жест головой.

- А суп таратор?

Снова этот жест.

- Так что же есть, наконец?
- Все, что вы перечислили есть. Еще есть гювеч, печено сирене... Много, что есть.

Мы долго смеялись, когда разобрались, что жест головой, означающий для русских «нет», для болгар означал «да».

Ездили верхом на лошади. У меня долго не получалось говорить «тп-р-р-р». Конь Арап не выдержал и после моего очередного неудачного произнесения, сам поправил меня на своем лошадином языке: «тпр-р-у-у!». Зато у меня замечательно выходило: «Айдэ, Арап, айдэ!» Это по-цыгански. Арап был конем Киро, цыгана. Я вообще чуть было не ушла с табором, потому что кроме симпатичных лошадей, с цыганами ходили изумительные мишки.

Однажды мы попали в ресторан, где исполнялся болгарский танец на углях. Его обычно танцуют в честь святых Елены и Константина, наиболее почитаемых у болгар, покровителей здоровья и плодородия. Мужчина и женщина ступили босыми ногами на пышущие жаром угли и под национальную музыку, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее стали танцевать. Они совершенно вошли в экстаз. Женщина взяла на руки ребенка, которого вывела из зрительского круга, и продолжала танцевать уже с ребенком на руках. Это было здорово.

- А ты знаешь, Сашуля, английский физик Прайс пытался разгадать загадку «ходящих по огню». Он доказал, что для этого не требуется каких-либо сверхъестественных способностей. Любой человек решительный и уверенный может без всякого вреда для себя пройти по поверхности, нагретой до 800 градусов по Цельсию. Весь секрет - в чрезвычайно кратковременном соприкосновении ноги с раскаленными углями... Может, рискнем здоровьем, попробуем?

После дегустации прекрасного виноградного вина мы уже были в том состоянии, когда никакие тлеющие угли не страшны и море по колено. Мы забрались на площадку и повторили движения болгарских танцоров. Перед танцем танцоры читали молитву, утверждая, что совершать опасное действо им помогают святые Константин да Елена. А мы с Сашей прогулялись круг-другой без всяких молитв. Не порядок! Болгарский мужчина толкнул Сашу: ведь мы отбирали у них хлеб. Продолжать танец стало небезопасно - мы могли быть биты. Поэтому мы пошли доедать третий торт, рассуждая, почему не происходит ожогов от этого танца.

Говорят, что ноги защищает от огня пот, который в это время обильно выделяется из пор кожи. Другие утверждают, что это связано с самовнушением, которое может воздействовать на определенные нервные центры. Усилием воли можно, вероятно, затормозить передачу нервных импульсов от болевых точек мозга. Еще при быстром танце ноги едва касаются углей. Интересно, что, когда я протанцевала несколько кругов, никаких признаков ожога не было и в помине, а вот когда уходила с площадки, наступила на изолированный уголек - и обожгла в месте соприкосновения с ним пятку. Возможно, мои защитные механизмы уже перестали действовать, я расслабилась, поэтому так и произошло.

Некоторые сидящие в ресторане люди подошли после «огненного» танца с нами познакомиться. Какая-то украинка произнесла тост в нашу честь:

- Хоть они и москали, все равно, давайте выпьем за г\хероев нашег\хо вечера!

Я сплясала польку с немецким дедушкой, а Саша пригласил на танец фрау. Привели медведя, он сделал всем желающим массаж. Для этого «клиент» ложился под покрывалом на пол, - и мишка усердно топтался на спине смельчака.
- Перенимай опыт, - пошутила я над Сашей, намекая на его недавние занятия массажем.

***
Я стою у подъезда. Я - негритянка. Однако такой себя вполне принимаю. За стеклянной дверью подъезда два парня, по серьге в ухе у каждого. По какой-то причине они показывают на меня пальцем полицейскому.

Полицейский направляется ко мне. Я просыпаюсь от возмущения...

Негритянка в моем сне олицетворяет подсознание, теневые стороны психики. Вероятно, я принимаю себя такой, какая есть, со всеми теневыми сторонами, но возмущена тем, что другие не желают понимать каких-то моих подсознательных мыслей и поведения.

***
Место, где мы отдыхали в Болгарии, было расположено совсем близко от берегов Турции. Поэтому захотелось глянуть краешком глаза на сказочный восток. В лобовое стекло автобуса мы увидели, как дорогу перебежал олень. Мы проезжали болгарский заповедник. Была ночь, но дорога хорошо освещалась. Неожиданно ее проскочил еще и заяц.

Я знала, что перебежавший дорогу заяц - плохая примета. Когда ссыльному Пушкину, направляющемуся из Михайловского в Петербург, пересек дорогу заяц, он повернул назад и таким образом уберег себя от участия в восстании на Сенатской площади и от страшных последствий этого события. Каретный мир имел свои преимущества. Экскурсионный автобус сам бы перевернулся, но обратно с середины дороги бы не повернул: за все заплачено.

Мы продолжали путь с предощущением несчастья. Вскоре дорогу быстро пересекла мышка. К чему были олень и мышка, - я не знаю, но сердце чувствовало: зря мы едем в Турцию. Я уже ощущала признаки начинающейся простуды от автобусных кондиционеров. Когда мы утром прибыли, наконец, в султанский дворец - я уже ничему не радовалась. И хотя из последних сил сфотографировалась, по-турецки сложив ноги крестом, изображая из себя султана, - у меня начинался сильный жар. Султанский дворец мне показался серым и ободранным, я ни за что не захотела бы остаться в гареме султана.

- Любаша! Что ты делаешь?!

Люба мыла руки рядом с мечетью, там, где по мусульманским законам, женщинам мыть руки, оказывается, запрещалось, чем и навлекла гнев подошедшего к ней мужика в тюбетейке. Он что-то говорил на одном из тюркских языков, и по всему было видно, что сильно раздражен. Не лезь со своими законами в чужой монастырь - это надо помнить всегда. Хорошо, что подоспел Эмил. Мужчины-мусульмане, проснувшись, каждое утро благодарят Аллаха, создавшего их не женщинами; об этом, кажется, где-то замечал опять-таки Александр Сергеевич...

Я хотя и пожила в Казахстане, - с мусульманскими законами знакома не была совершенно, потому что в городе жило очень мало казахов, исторически сложилось, что они кочевали вокруг Беловодья в поисках многообещающей страны Жер-Уюк (подобной Беловодью). Издавна образовывали селения в Восточном Казахстане люди других национальностей, те, которые по культуре своей были оседлыми. Казахи-кочевники пришли в селения позднее, поэтому их было числом поменьше.

По причине своей кочевой жизни казахи - мусульмане далеко непоследовательные, они более язычники. Однажды я брала интервью у имама, он сетовал на то, что казахами не соблюдаются мусульманские обычаи. Множится число «бродячих мулл», чем-то напоминающих православных «халтурных попов», зачастую невежественных лиц, знающих лишь несколько сур Корана и Сунны, но устраивающих культовые обряды, в которых нуждаются жители аулов - чтение заупокойных молитв, джаназу (поминки), строительство надгробных мавзолеев - мазаров, обрезание. Нарушаются при этом заповеди Магомета и воскрешаются древние языческие ритуалы.

О некоторых мусульманских обычаях я слышала в городе Ош, который населяют узбеки и киргизы. Есть там священная гора Сулейманка, на вершину которой стремится забраться каждый местный мусульманин. Раньше это было почти равносильно тому, что мусульманин достиг Мекки. Исстари таких желающих было много, однако, до вершины горы мало кто добирался. Свидетельством тому являлось кладбище у подножия горы.

На Сулейманке мусульмане исцелялись от разных недугов. Для этого надо было посидеть в том или ином месте горы с молитвами. Сейчас правоверные мусульмане вниз не летят, даже люди прочих вероисповеданий благополучно доходят до самой вершины: всюду установлены поручни. Вот и сидит старый опа в горной выемке типа ванны, молитву читает, - лечит радикулит.

А еще в горе есть отверстие, где раньше жен на верность проверяли. Женщин заставляли вставлять в это отверстие голову. Если голова не входила в него - жена подозревалась в неверности, и ее скидывали с горы вниз. Такова была женская участь. Видимо, надо было делать скромную прическу, чтобы результат теста получился удовлетворительным.

Прошел турецкий мужчина с тремя женами, у которых видны только глаза. На турецких рекламах - тоже только таинственные женские глаза показаны.

Наш гид решил, что самая привлекательная для русских достопримечательность в Стамбуле - магазин дубленок, откуда мы с Сашей сбежали. Мы сильно проголодались, и зашли в какое-то летнее кафе.

- Невкусно будет, - деньги с вас не возьму, - заверил нас официант.

Нам подали какое-то национальное мясное блюдо. На память пришли путевые заметки Марка Твена. Он писал, что, находясь в Стамбуле, посетил с другом местное кафе. Для них готовили мясо. Внезапно подбежала бродячая собака и схватила кусок мяса, предназначавшийся им. Официант погнался за собакой, отобрал мясо и положил его обратно на блюдо. Марк Твен с другом любезно поблагодарили турецкого повара, расплатились и ушли, так и не откушав стряпни. Мы с Сашей были голодны до такой степени, что съели бы все приготовленное для нас блюдо даже за компанию с целой сворой бродячих собак.

До вечера мы бесцельно бродили по Истанбулу. Я ощутила себя послереволюционной эмигранткой в Константинополе. Те же узкие улочки - весь город как один большой базар. Ничего общего этот базар не имел с виденным мною ранее восточным среднеазиатским базаром. Тот базар был ярким зрелищем из сказок с обилием фруктов, с приготовлением плова, мантов, дунганской лапши, с канатоходцами и акынами. От турецкого базара, занимающего весь город, пахло барахлом, было тесно и неуютно.

- Девушка, вас к Черному морю не подвезти?
- А вас не подвести туда за ручку? Ведь это за поворотом? - отвечала я нахальным проводникам местного значения.
- Мадам, зайдите в наш маркет!
- Девушка! Джинсы, кожа, - что вас интересует?

Мраморное море нас интересовало больше, чем джинсы, и мы отправились его смотреть. Район, прилежащий к набережной, должно быть, являлся жилым бедным кварталом. Подросток-турок сидел прямо на тротуаре, демонстрируя свои ноги, покрытые безобразными язвами. То ли он ждал, что всякий проходящий будет давать советы по поводу лечения, как это делалось в старину у некоторых восточных народов, то ли наоборот, задался целью запугать видом страшной проказы проходящих. Дряхлый старик продавал носки, которые никто не брал, настолько они были дороги, и трясущимися сморщенными руками гладил кошку. Нам стало жаль его, но больше всего меня взволновало его трогательное отношение к кошке - и мы купили у него носки.

Мы заметили, что в Болгарии очень мало кошек и болгары не очень-то внимательны к этим милым домашним животным. В Турции к кошкам было совсем другое отношение. Может, это объясняется какими-нибудь религиозными соображениями? Я когда-то читала, что белые кошки считаются в Турции священными, их держат в мечетях. Предполагаю, что нашему ангорскому котику Луису тут бы оказали больше чести, чем нам. К тому же он на Ататюрка похож своими разного цвета глазами!

Мы уже возвращались назад, в гостиницу, как кто-то сзади схватился за Сашину руку. Мы обернулись. Только что никого кругом не было. Наступил вечер и базар сворачивался. Откуда ни возьмись, нас обступило множество людей. Кто-то выбил сумочку из Сашиных рук. В ней находились все деньги, рассчитанные на отдых до конца сезона и обратную дорогу в Москву, ключи от нашего гостиничного номера и визитки. Саша побежал за ворами. Это была целая шайка турецких парней подросткового возраста и старше. Он почти догонял их, но на ногах у Саши были шлепанцы, бежать в которых по мощенным кривым улочкам неудобно. Сначала я видела, куда побежали хулиганы, а вслед за ними и Саша. Потом они повернули раз, два - и скрылись из виду в узких стамбульских лабиринтах. Вместе с ними исчез из моего поля зрения и Саша.

Я осталась одна посреди темной улицы. Быстро упала на город южная черная ночь. Откуда-то выходили турецкие мужики и дергали меня за руку:

- Пойдем со мной, красавица.
- Я ищу мужа. Вы не видели, куда...
- Зачем он тебе?

Молниеносно вспомнились турецкие «Наташки», о которых пишут наши газеты. Это проститутки из бывшего СССР, которые наводнили города и курорты Турции. Имя перестает самовыражать человека и превращается в свою противоположность - символ обезличивания, штампа, униформы определенной массы населения. Милицейские палки, дубинки тоже иногда называют «наташками». Если применить их к проституцким «Наташкам» - получается и вовсе страшная диалектика: «наташки» побивают «Наташек». Противоположности превращаются одна в другую. Имя поглощается и делает человека безымянным. Страшно.

Еще больше я испугалась за Сашу, ведь он где-то исчез. Надо бежать в гостиницу, заявлять в полицию. Но где она? У кого не спрошу, - никто по-русски не понимает, хотя спустя полчаса очень даже понимали, когда тапочки «впаривали». Удивительно, что не белые.

Наконец я решила брести наугад, хоть куда-нибудь, полагаясь на свое древнее природное чутье. Когда человек еще не был испорчен цивилизацией, ему было присуще особое чувство, позволявшее безошибочно ориентироваться в пространстве, как это умеют делать перелетные птицы. Я надеялась, что мое имя, подпитываемое природным чувством, не подведет меня в этой критической ситуации. И не ошиблась. Лоб в лоб мы столкнулись с... Сашей!!!

- Наташа, мы остались без копейки.
- Больше всего я боялась потерять тебя. Ты жив - и все прекрасно.

Мы вернулись в гостиницу и рассказали о случившемся сопровождающему нашу группу гиду. Она испугалась, что мы пойдем в посольство. Полицию тоже не вызвали - «от нее не будет толку; все равно ничего не найдут». Чтобы не случилось скандала, нам сразу вручили новые ключи от номера, повздыхали, рассказали несколько историй, какие здесь часто случались, - на том и разошлись.

Моя болезнь достигла пика: поднялась жуткая температура и открылась рвота то ли из-за простуды, то ли от стресса, то ли от ресторанной пищи, от которой следовало бы отказаться, как это сделал Марк Твен. Сон не шел.

В дверь неожиданно постучались.

- Открывайте, а то замочим, - произнес за дверью мужской голос с турецким акцентом.

Судя по голосам, с ним была целая компания. Все стоящие за дверью турки расхохотались. Я обвела замок двери тунгусским гребнем. Они еще немного постучали. Потом голоса стихли, непрошеные гости незаметно растворились.

Саша спустился вниз и предупредил дежурного администратора, ведь в сумочке находились ключи от номера. Возможно, ворам, укравшим сумочку, захотелось еще чем-нибудь поживиться. Пока Саша ходил, я стояла у распахнутой двери. Три здоровенных турка прошли в один из номеров напротив. Мне показалось, что я уже этих бугаев где-то видела.

- «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую!..» - пропел строчки из русского шлягера один из турков, обращая их ко мне.

Вот-вот должен появиться Саша. Турок, который напевал, вышел из номера, куда все трое только что вошли, и стал стучать в двери соседних номеров. Одну дверь открыл заспанный мужчина.

- Что нужно?
- Я, наверное, не туда попал, - извиняющимся голосом сказал турок.
- Наверное.

Открывший дверь мужик почему-то точь-в-точь был похож на «самого бедного армянина», который передавал мне привет от Адриана. Может, это все одна и та же компания? Продолжение детектива, начатого в Москве?

Я вспомнила, где я видела этих трех турков. Сначала я увидела их в кафе за соседним столиком, а позже они стояли рядом, когда воры выхватили сумочку. Я тогда не придала значения этому факту. «Точно, все одна и та же шайка, - подумала я. - Простукивают номера, выясняют обстановку». Я прикрыла дверь. Мой взгляд упал на кровать. На ней лежала фигурка Адриановой головы...  Я протянула к ней руку. Кроме леденящего холода ничего не почувствовала. Фигурка исчезла. Вернулся Саша. Его проинструктировали, на какие кнопки нужно нажимать в случае тревоги.

Неожиданно на меня накатила какая-то злость. Тяжелая, тягучая, особенная духота обволакивала все мое тело. Черная дыра безлунного неба всасывала меня в себя своей раскрытой неживой пастью, пробудив какие-то неясные мне самой чувства. Моя привычка подвергать все анализу куда-то ушла.

На мгновенье я представила себе образ турецкого вора. Он чем-то напомнил мне другого вора, того, который лез ко мне в квартиру давно, в Казахстане... Вдруг его образ начал распадаться на кусочки, кусочки приклеивались к другому месту, снова возвращались, снова менялась конфигурация образа, как будто кто-то проделывал скульптурный эксперимент на экране монитора, играл мозайкой. Агрессия моя нарастала, превратившись в какую-то самостоятельную неуемную сущность, с которой я уже справиться не могла.

Я встала, надела тапочки и прошла в ванную комнату. Один тапочек почему-то был на платформе, и я прихрамывала. Не надо было зажигать света, я отчетливо могла рассмотреть себя в зеркале. Лицо было бледным и таяло на глазах. Я дотронулась до щеки, она поразила меня необыкновенной гладкостью и мертвенным холодом. Голова болела. Я попробовала помассировать волосы гребнем, - они сделались колючими и толстыми, как колья. Кажется, в этот раз я нарушила правила пользования гребнем и расчесала волосы перпендикулярно силовым линиям своего поля.

Я снова глянула в зеркало - и своего отражения испугалась. Моя голова все более приобретала вид корневой головы Адриана. Тени и полутени стали казаться мне важными знаками Судьбы. «Встану я, перекрестясь, пойду, благословясь, из двери - в двери, из ворот - в ворота, под восток, в подвосточну сторону, где стоит бел горюч камень Алатырь. На том белом горючем камне Алатыре сидят три зарницы, родные сестрицы. Подойду я к ним поближе, поклонюсь пониже...», - произнесла я заклинание, которому выучилась у бабки Сонихи.

Я вышла в коридор и постучала в дверь номера, где остановились три турка. Никто не открыл. Я не сразу поняла, что изменение моего подобия изменило и мои возможности. В двери появилась какая-то кнопка, нажав которую я без труда отворила дверь и вошла к спящим туркам. Выбрала среди них самого здорового, который напевал песенку, подошла к нему и дотронулась гребнем до его головы. Мужик не просыпался.

Камень на гребне вдруг стал кнопкой. Я нажала на нее. Гребень вдруг превратился в лапу хищника, зубья его сделались когтями. Теперь мужик не казался именно турком, национальность его трудно было определить, потому что черты его лица менялись каждое мгновение и напоминали мне то Дениса, с которым я когда-то встречалась, то Костьку из Голубого залива, то Виталия с «Птичьим молоком», то еще кого-то до боли знакомого, но неузнаваемого, этакий вселенский символ мужского агрессивного мира.

Странно, но ухо мужика, которого касался мой гребень, исчезло. Мне стало смешно. Я смеялась, но вместо смеха раздавался кошачий вопль, похожий на тот, который можно слышать, когда у кошек начинается мартовская похоть: «Мяу-рика!!!»

Ни один из мужиков даже не пошевельнулся. Я баловалась, как хотела, проводя гребнем-лапой по разным частям тела своей жертвы. Я расчесала его своими коготками, и мужик сделался лыс. Что происходило под покрывалом, - я не видела.

Вскоре вся эта комедия мне наскучила, и я решила вернуться к себе в номер. Голова стала совершенно дубовая, хотя вырезана была не из дубового корня. А вдруг я такая останусь? Что делать?! Я подошла к зеркалу, Адриан в зеркале выпучил на себя свои деревянные глаза. Он дотронулся до своих деревянных волос лапой-гребнем, повернув его когтями вдоль силовых линий своего тела. Запричитала, заплакала какая-то музыка, похожая на восточную. Обличье мое все так же криво улыбалось зеркалу деревянной улыбкой. Оживились только глаза, при этом один сделался голубым, а другой желтым. Я потянулась, выгнула по-кошачьи дугой спину и легла под Сашин бок.

Едва я стала засыпать, как меня разбудил голос муллы, всех приглашали к молитве. Интересно, бандиты, которые нас обокрали, тоже пойдут молиться?

Да, со мной ночью что-то было... Кажется, снились кошмары. Голова сделалась тяжелой, прямо-таки чугунной. Я встряхнула шевелюрой, нет, кажется это моя голова, а не Адрианова...

День я пролежала в номере, который сняли, чтобы туда поставить вещи туристов нашей группы. Меня тошнило, температура почти не снижалась. Сашенька сидел со мной. Я предлагала ему одному отправиться осмотреть стамбульские достопримечательности, но ему совершенно не хотелось, да и меня боялся оставить одну.

Дверь открыла ключом уборщица. Мы ей объяснили, что уборка до вечера здесь не требуется, потому что все занято вещами. Выяснили у нее, что аптека находится рядом с гостиницей, и уже собрались сходить за лекарствами, как дверь снова отперли. Это была уборщица с двумя из трех вчерашних мужиков, которые мне показались подозрительными. Похоже, что тут действовала целая шайка. Хорошо, что мы оказались на месте, иначе вся группа не досчиталась бы своих покупок.

- Мы же сказали, здесь не нужна уборка!

Туристы один за другим возвращались с прогулки по городу, и каждый рассказывал, как то там, то здесь покушались то на их кошелек, то на золотой браслет с руки; у кого-то из сумочки или из кармана что-то исчезло. Местным жителям надо было с рассвета молиться, чтобы оставшуюся часть суток проводить в грехах!

 Безусловно, в Турции, как в любой другой стране, живут разные люди, думаю, много хороших: гладил же старик кошку, но туда я больше не ездец, не ездун и т.д., и т.п.

Где-то в Турции жила Дора, Адрианова дочь, но ее адреса я не знала, да и не добрались бы мы до нее с этими происшествиями. Люба с Эмилом нам дали денег, и мы возвращались в Болгарию.

Когда мы выходили с чемоданами из гостиницы, перед нами провезли на каталке, на каких возят на операцию, мужчину. Наш гид рассказала нам леденящую душу историю, случившуюся ночью. Один из постояльцев гостиницы в припадке какой-то душевной болезни отрезал себе детородный член. Он истекал кровью, пока это не заметили его вернувшиеся из казино приятели, оставившие его с уличной женщиной, высокой блондинкой. За каталкой шли полицейские. Они приехали расследовать этот случай. Блондинка куда-то исчезла, не оставив и следа, а в номере пострадавшего обнаружили много, как потом выяснилось, краденых, вещей. В общем, совершенно детективная история.

Мы не успели спросить, был ли найден наш кошелек, потому что запрыгнули в уже отходивший автобус. Из окна автобуса я еще раз глянула на лежащего на каталке мужика. С его головы свесилась длинная прядь рыжих волос. Точно такая же прядь была и у мужика, везущего каталку.

- Должно быть, панки, - предположил Саша.

До конца нашего медового месяца оставались считанные дни. Нас больше не тянуло в путешествия, и мы кайфовали на пляже. Обнимались с упругими волнами, лакомились сочным желтоватым виноградом. В последний день мы получили фотографии с цыганами, лошадьми и медведем и хотели их вручить Киро. Но шел ливень, и цыган на месте не оказалось. Тогда я обратилась к первой попавшейся цыганке, которая гадала в ресторане, и попросила ее передать Киро наши фотографии по цыганской почте. А «цыган кучерявый» оказался совсем не страшным, как мне утверждала в детстве соседская Людка.

[Наталья Менщикова.Тайна Мёбиуса. - М.: Издательство "Азбука", 2000. - ISBN 5-8012-0003-7; М50.(С) Наталья Менщикова]
 
Продолжение следует

Фото автора. (С)Наталья Менщикова