Мятежный дух революции

История, о которой хочу поведать, случилась не со мной, её рассказал один мой приятель. Всё произошло в период распада великого и могучего Союза республик свободных. Тогда все эти младшие братья по Марксу стали решительно отвергать навязанные Москвою директивы. Повсеместно запрещали язык титульной нации. Антагонизм превысил всякие разумные пределы. В результате раздуваемой межнациональной розни запылали горячими точками регионы. Погромы и убийства лиц славянской принадлежности стали реальной обыденностью.
И вот, на одном из киргизских предприятий народного хозяйства по окончании рабочего дня появился вдруг незнакомый субъект весьма представительной наружности, по всем параметрам явно принадлежащий к привилегированному сословию вырождающейся партноменклатуры. И принялся страстно взывать к пролетарской сознательности оттарабанивших смену работяг, чтобы те сплочённой организованной массой двинули бы в столицу, где уже который день местные сепаратисты раскачивают устои державы. Этот упорный тип убеждал, будто в интересах самих же законопослушных граждан необходимо усмирить распоясавшихся погромщиков. Пылкая речь оратора на кое-кого возымела надлежащее действие, пробудив в них мятежный дух революции, и они выказали похвальную решимость не пожалеть живота своего ради блага отчизны. Только до бунтующей столицы нужно было ещё добраться, ибо располагалась она не менее, чем в ста верстах от них. Однако пассионарий тут же нашёл выход. Он призвал захватить вахтовый автобус и на нём комфортно добраться до места назначения. Водитель же транспортного средства на такое предложение категорически заартачился. Он не собирался примыкать к активистам. Пришлось вразумлять строптивца. Завязалась потасовка, где наибольшую прыть проявил сам горластый трибун, разбив до крови нос бедолаге шофёру. Крепкими тумаками он убедил автомобилиста, что в его случае безопаснее подчиниться воле большинства. Выбора тому не оставалось.
Пока погружались в автобус, добрая половина ополчения разбежалась, вспомнив об ответственности перед семьями. Короче, решительность проявило наиболее стойкое меньшинство, коего набралось четыре десятка. И вот, едет, значит, отважная дружина волонтёров в полной готовности духа к самопожертвованию, а снаружи вечер всё ниже опускает покров, наводя на резонные размышления о пропущенном домашнем ужине, о предстоящем побоище с канальями, о дальнейших последствиях за несанкционированный захват транспорта…
Чем ближе оставалось ехать до столицы, тем больше охладевал воинствующий дух в добровольцах. А за окном совсем сгустился мрак. И тут среди сосредоточенной тишины вдруг прозвучал рассудительный глас разума:
- А кто нас на месте встретит?
И вторил ему другой:
- Уж очень кушать охота.
На что притихший организатор совсем никак не отозвался. И это вопрошающими воспринято было неодобрительно. Тогда другой голос прозвенел тревожным фальцетом в наступившей темноте:
- Говорят, там толпа протестующих собралась не меньше 200 тысяч!..
Повисло тягостное молчание. Чувствовалось, что мужики глубоко погрузились в сомненья. Через долгий промежуток неуверенно откликнулся первый голос:
- А нас-то всего сорок лбов…
И снова воцарилась глубокомысленная тишина. А затем…
- Эй, предводитель! Ответь, что будем делать?
Ответственный товарищ понимал, что дальше не получится отмолчаться. Масса ждёт немедленного ответа. И он последовал, определённый и энергичный:
- Там найдутся ещё кроме вас патриоты!
Зазвучали наперебой другие здравомыслящие возгласы:
- И сколько таких наберётся? Пять… десять похожих автобусов? Это четыреста душ. А тех - 200 тысяч толпа…
Ответом опять – тишина. Затем решительный окрик:
- Водила, разворачивай колымагу! Поедем до хаты…
Пассажиры резво повскакивали с мест и тоже в унисон загалдели:
- Стой! Тормози машину! Хотим ехать назад…
В возникшей суматохе шофёр охотно свернул на обочину и остановил автобус. И что тут началось! Ругань, претензии, разборки. Крайнего быстро нашли. Оказался им низвергнутый с постамента подстрекатель. Ох уж и досталось ему. Били старательно и усердно. Особенно преуспел в этом деле водитель. В нём выплеснулись кипятком накопившиеся чувства. Прекратил лишь когда утомился. Принялись рассаживаться по местам. Побитый с измазанным кровью лицом тоже сунулся было со всеми, но его живо отпихнули прочь. Вдогонку неслось:
- Изыди вон, иуда! Провокаторам с нами не по пути.
И удалялись огни уходящего транспорта, а вдогонку неслись проклятия пострадавшего карбонария, зажёгшего в неразумных люмпенских душах мятежный огонь революции. Неведомо ведь никому куда повернёт его неукротимое пламя.