Собор

Собор. Тоже выделенный в отдельный рассказ отрывок из "Гирты".

***

Раз они стояли на площади перед герцогским дворцом, спиной к воротам парка. Задрав головы, смотрели на серое небо и черный шпиль Собора Последних Дней.
Сизые и хмурые, как штормовое море, облака бежали низко над крышами ратуши и счетной палаты Гирты. Это был тот редкий час, когда дождь уже закончился, а мощный, порывистый, дующий над городом, раскачивающий кроны дубов, стучащий флюгерами и ставнями, ветер еще не успел нагнать с моря новых туч, принести на побережье очередной, уже почти что по-сентябрьски холодный и темный ливень. Чайки, что залетали в поисках еды к Рыночной площади, облетали колокольню Собора, в молчаливой торжественности очерчивали вокруг нее широкие круги. Говор голосов и цокот лошадиных подков эхом отдавались от каменных фасадов. Прошедший здесь еще совсем недавно фестиваль, кровавые поединки и потешное сражение, убийство генерала Кибуцци и зловещая ночь – все исчезло, как будто все это было когда-то совсем давно, как будто где-то очень далеко, в каком-то завораживающем, чудесном и небывалом сне. Остались только грязно-рыжая стена ратуши с торжественными, укрытыми цветными витражами окнами, высокая ограда перед герцогским парком и мрачные в своем величии темные, увенчанные мансардами и башенками, плотно стоящие вокруг дома. Люди, пешие и верховые, спешили от одного к другому концу площади, сутулились, вжимали головы в плечи, словно пригибались под гнетом холодных и пасмурных туч, низко нависших над ней.
Со стороны реки за высокой, украшенной литыми венками и кошками, чугунной изгородью, темнела сумрачная каменная арка. В ее глубине просматривались плотно запертые двери, ведущие в Собор. Высокие и узкие, глубоко посаженные в бойницы в черных стенах матовые окна, не позволяли заглянуть, узнать, что там, за ними внутри.
- Он стоит тут уже три тысячи лет – подняв взор на фасад, медленно, словно нехотя, как будто что-то заставило ее говорить против ее воли, произнесла Мариса – Собор Последних Дней. Он был тут еще до того как люди поселились на побережье. В архивах нет никаких записей, когда его построили и кто его архитектор. Есть история, что некий падший ангел, что раскаялся в своем мятеже, возвел его, в те времена, когда на земле не осталось ни одного человека, в знак того, что когда люди перестают служить Богу, то ангелы продолжают исполнять молитвенный чин. Господь помиловал его и остановил для него время до тех пор, пока не наступят Последние Дни. А когда мир будет рушиться, погрузится во тьму, и лишившиеся своего царства обреченные падшие духи пойдут на приступ Небесного Иерусалима, чтобы не остаться во внешнем небытии, его врата откроются, и другие падшие ангелы, кто ранее отрекся от своего князя, сатаны, будут служить в нем самую последнюю литургию… - Мариса тяжело вздохнула – конечно можно сказать, что все это ерунда, но вокруг него действительно какая-то аномалия. Собор постоянно кто-то пытается исследовать, но никакие машины, ни люди до сих пор не смогли в него войти. Если смотреть по фотографиям, видно только черный, не отражающий свет контур, а то, что мы видим, все эти двери, стены и арки, это просто наше видение, как будто бы все они существуют, хотя на самом деле, наверное, их нет… Лео тоже смотрел его. Часто ходил сюда со своими приборами, проверял, каждый раз что-то записывал... Он говорит, что никакой логики или физики здесь нету, и это просто чудо, оставленное в назидание нам Господом, как звезды, которые видно, но на самом деле их нельзя достичь, потому что там, за границей видимого нам мира, за морем, за краем земли, тоже ничего нет. Только пустота и чернота… - она отпустила локоть Вертуры, стуча каблуками, отошла от него на пару шагов, раскинула руки в своих широких черных рукавах и сделала круговое движение, как будто танцуя в такт какой-то слышимой только ей одной музыке. Ветер подхватил ее темный длиннополый плащ, черные с багровым полы мантии и перевитую скорбными белыми и синими лентами косу. На миг сделал ее похожей на расправившую крылья большую темную птицу.
- Я вот думала… – попыталась улыбнуться она, печально глядя в серую пасмурную вышину – читала книги, слышала от Лео, что звезды, солнце и луна, они как лампочки в далеких окнах, как фонари или свечи на другом берегу реки... И до них никогда не дотянуться, не достать, не долететь, потому что это просто отсветы движущихся в эфире, лишенных всякого обоснования и каких бы то ни было осязаемых форм, квантовых возмущений, которые отчего-то воспринимают некоторые наши измерительные приборы, чувствуют наши души, видят наши глаза... Что Господь Бог нарочно создал их, как камни, как деревья, как ветер и снег, чтобы мы не были одиноки, не жили во тьме и пустоте. А леди Хельга не видит их. Для нее весь мир – глухая и немая пустота и чернота. Да, она чувствует солнечную, звездную и лунную энергию, слышит нашу речь, шелест ветра и шум города, но совсем по-другому, не так как мы. Наверное, как ангелы и демоны... Если бы я не знала кто она, я бы думала что она спустившийся на землю огненный ангел Божий с мечом. Но это не так. Как грустно, какое разочарование, когда еще одна сказка истаивает пылью… А еще в какой-то книге было что звезды – это глаза небесных ангелов, которых Бог поставил присматривать за нами и за землей, и раньше их было намного больше, потому что со временем и они тоже умирают, ломаются, гаснут, падают с небосвода в ад, становятся черными и обгоревшими. И когда упадет последний из них, когда закатится последняя звезда, все погрузится во тьму и наступит Страшный Суд…
- Да, я видел как-то иллюстрацию, гравюру, в одной книге – глядя на Собор, поймал ее тонкие пальцы, взял за ладонь, согласился детектив – кто-то пытался представить себе мир как огромное дерево под грозовым звездным небом, которое посадил Бог, и на этом дереве множество яблок и каждое из них это целый мир. Бог стоит с топором и ждет, а когда яблоки созреют, он соберет их все, срубит его и бросит в огонь, а потом посадит семечки и вырастит целый сад. Мы придумываем аллегории, потому что есть вещи неподвластные нашему уму и, когда он не способен осмыслить что-то, чтобы не сломаться, он рождает вот такие причудливые картины. Быть может в этом и есть парадокс нашей веры. В попытке осознания безграничности и холодности вселенной, и нашей ничтожности перед этой, возведенной в бесконечную степень пустотой. Если бы Бога не было, даже полностью познав все вокруг, мы бы все равно придумали его, чтобы не сойти с ума в этих неизмеримых массивах формул, закономерностей и цифр... Но нам не надо ничего придумывать или прятаться, потому что Он есть.
Дослушав его, Мариса на миг замерла и тут же, резко обернувшись к нему, отпустила, бросила, его ладонь. Ее губы скривились в презрительной высокомерной усмешке, взгляд черно-карих глаз на миг полыхнул каким-то злым и страшным, необузданным огнем. Наверное, она хотела сказать что-то что беспокоило ее, несомненно, нечто очень важное, возразить, быть может, даже крикнуть, но в последний миг удержалась, ничего не сказала ему в ответ.
- Пойдем – скривив щеку, сгорбившись, бросила она Вертуре, цепляя рукой его локоть. Потащила его под арку ратуши, молча дойдя до которой прибавила как бы в оправдание – скоро дождь.
Детектив согласно кивнул, последовал за ней.
- Зачем тебе все это? – с горьким надрывом упрекнула она его, когда они уходили с площади – ты читал много книг, ты знаешь все обо всем, почти как Лео, витаешь в облаках, постоянно рассуждаешь о чем-то… Но здесь на земле все иначе. Хлебом духовным сыт не будешь, разве ты еще не понял этого? Здесь грязно и холодно, здесь всем все равно, что будет завтра, а уж тем более, когда-нибудь там потом, после смерти. Какая кому разница? Завтра все изменится, а может и не наступит вообще. Не все ли тогда равно? Главное что сейчас, главное сегодня, сию минуту быть одетым, довольным и сытым…
- Но смерть это не конец – твердо ответил детектив, его глаза блеснули, взгляд стал суровым, непреклонным и застывшим – и мне не все равно. На словах, в мире обиженных, обозленных, разочаровавшихся во всем людей, да, все это, возможно и так. Но и Апостолам ведь тоже говорили: зачем вы это делаете, зачем говорите так. Все бесполезно, один в поле не воин, кто вы такие, вас не будут слушать, у вас ничего не выйдет, вы не сможете ничего изменить…
Мариса остановилась, внимательно посмотрела ему в лицо. В ее глазах промелькнула едкая, жгучая и завистливая злость.
- Это все глупые иллюзии! Обман! Как эти ваши звезды, как ваша Божья милость! – резко возразила она, презрительно крикнула – нашел пример, Апостолов! А что толку-то? Даже святых распинали на крестах и бросали на съедение дикому зверью. И почему Бог не помог им? Хотя бы в качестве чуда, проповеди, чтоб другим неповадно было, чтоб все знали, что Он Творец и Он на самом деле велик, а не просто так. Только не рассказывай мне о свободной воле. Все только и твердят…
- Нет. Вопрос тогда был не в том, чтобы сойти с креста в славе, а в том, чтобы явить подвиг… - попытался Вертура – и к тому же…
- Подвиг значит? – с обидой упрекнула его, начала распаляться Мариса – пусть явили бы его лучше, убив всех язычников, иноверцев, воров, развратников, насильников, продажных чиновников и убийц. Вот это был бы настоящий подвиг веры! А они все в монастырь, в тайгу, от нас, людей, подальше, или на крест. Что мне с такого-то подвига? Свидетельства того, что Бог не просто картинка с икон, немой жестокий наблюдатель, нужны не в житиях каких-то там святых, что творят какие-то чудеса, которых никто никогда и в глаза не видел. И не тем, кто и так наслаждается молитвой и постоянно ходит в церковь, а таким грешникам, как я, и не тысячу лет назад, а сию минуту, здесь, как в том псалме. Но нет же. Как все пишут в вашей слащавой умильной макулатуре, ангелам и Богу от нашей грязи внезапно омерзительно! Не снизойдут они до нас жалких и никчемных, но зато очень хотят нас ткнуть мордой в навоз, чтобы у нас где-то что-то вздрогнуло. А где они все были, спрашивается, когда вокруг творились беззаконие и беспредел? Когда надо было как следует наказать предателя и подлеца так, чтобы другим неповадно было и все поняли: вот это оно, назидание свыше, что за все придется ответить вдесятеро, а не просто так упал там когда-нибудь через двадцать лет, оступился, голову о камни разбил. Где падающие огненные звезды, где праведное христианское воинство, где творящие истинные чудеса святые, которые реально помогают людям, а не просто призывают тихо помолиться о спасении души? Зачем мне такой Бог, от которого гадам, вором и убийцам одни попущения и прощения, а мне только испытания и «гореть тебе в аду!». Да, конечно, как вы все говорите, им когда-нибудь потом будет очень плохо, если конечно они не покаются, не исповедуются… Ага, когда я сама буду в аду, мне уже будет не нужно, чтобы они горели там, рядом со мной. Легче мне от этого уже не будет. Мне нужно, чтобы они мучились за свои злодеяния сейчас, прямо здесь. А я бы смотрела, смеялась и подбрасывала бы им дров в костер. И вот тогда бы я точно знала, что вот Он: Бог, и вот Его истинная справедливость, а не эти ваши, прощающие любое зло, те самые, от которых безнаказанные мрази наглеют еще больше, ваши глупые человеколюбие и милосердие. Вот это была бы вера! Без этого вашего соплежуйства и сказок о свободе воли и любви. И жили бы все по Евангелию, потому что боялись бы, и мир был бы намного лучше. Раз Бог все равно требует от нас, чтобы мы все жили по заповедям, где все это, а? Раз ты такой благочестивый и умный, давай, ответь мне!
- Не знаю – ответил Вертура, окончательно растерявшись от ее агрессивных напористых слов.
- Ну вот и все! – мстительно и злобно заключила Мариса и отвернулась. Встала в позу, приняла мрачный, ликующий и победный вид.
Они спустились к мосту. Молча стояли на перекрестке проспектов Булле и Рыцарей под навесом «Сосисочной», как гласила крикливая надпись над входной дверью. Приторные ароматы сдобной булки, жареных колбас и пережженного кофе навевали мыли о том, что пора домой, ужинать и спать. За высокой решеткой двора церкви, за раскрытым, теплящимся огнями свечей окном трапезной, на столе стоял старый, но хорошо вычищенный самовар. Неторопливо и певуче проговаривал какой-то отрывок из жития Святых чтец. Несколько человек: аккуратно подстриженный длинноволосый городской священник, дьякон и два тощих, сухих монаха из лесной тайги, сидели за столом. Обсуждали какие-то свои дела, пили чай, иногда поглядывали на улицу и проходящих мимо ограды и кустов шиповника под окнами людей.
Снова начался дождь. Редкие неубранные после фестиваля флажки и вымпелы печальными мокрыми тряпками свешивались из окон вдоль фасадов домов, прибитые дождем, некрасиво липли к стенам. От черных туч на улицах и в тесных дворах стало почти темно. Над рекой забил колокол. Ему ответил собрат с соседней колокольни. За ним запел еще один. Сумрачные узкие улички, проспекты, небо и дождь – все наполнилось этим густым всепоглощающим чистым медным гулом. Прохожие останавливались, скидывали с голов капюшоны, повинуясь его пульсирующему непреклонному напору, осеняли себя крестным знамением.
Также поступил и детектив.
Священник, монахи и дьякон из озаренной теплыми огнями трапезной с отрытым на улицу окном, поднялись со скамьи. Осеняя себя крестами, деловито направились в ризницу: в храмах начиналась служба, что продлится весь вечер субботы и будет идти всю ночь. Ее сменит заутренняя, а почти сразу же за ней, после небольшого отдыха, с самым рассветом, начнется торжественная воскресная литургия.

Доктор Эф.


Рецензии
Чудесный рассказ...

Олег Михайлишин   25.02.2021 21:04     Заявить о нарушении
Спасибо за отзывы на самом деле. Я бы с радостью оставил бы коммент у вас, но, к сожалению по некоторым веским причинам не пишу ничего, кроме творчества. Еще раз спасибо за комменты!

Михаил Фиреон   06.03.2021 02:00   Заявить о нарушении